Текст книги "Социология политических партий"

Период конца XIX – начала XX в. характеризовался определенным признанием политических партий. Именно в это время появились работы «Американская республика» Джеймса Брайса [23], «Правительства и политические партии в государствах Западной Европы» Аббота Лоуэлла [116] и др. Эти исследователи уже не представляли современное им общество без политических партий. В своих работах ученые основное внимание уделяли организационной структуре партий, методологии их изучения и методам партийной борьбы. Они утверждали, что политические партии – это необходимый и очень важный элемент демократической системы. Общество уже не только признает политические партии, но и не мыслит своего существования без них; анализировали создание, формирование, функционирование, развитие политических партий в тот исторический период, демонстрируя как положительные, так и отрицательные их качества; рассматривали явления, сопровождающие деятельность политических структур. Дж. Брайс отмечал, что партии являются главными движущими силами Америки. Он предоставил исследователям партий новую методологию, новый инструментарий – системный подход.

Один из основателей классической политической социологии, немецкий политолог и социолог Роберт Михельс также активно изучал проблемы деятельности политических партий. В своем главном труде «Социология политической партии в условиях демократии» он сделал вывод, что организация политических партий – это естественное средство для реализации комплекса идеальных целей, формирования коллективной воли. Организация, полагал он, основанная, как это бывает, на принципе наименьшего усилия, т. е. на возможно большей экономии энергии, является оружием слабых в борьбе с сильными. В то же время, изучая политические партии, Р. Михельс утверждал, «что большинство человеческих жизней попадет под влияние незначительного меньшинства». Он выразил свои взгляды в «железном законе олигархических тенденций». Согласно этому закону деятельность демократии строго ограничивается в связи с необходимостью существования социальных организаций и профессиональных союзов, политических партий и массовых движений, опирающихся на «активное меньшинство» (элиту), так как «прямое господство масс технически невозможно».

Р. Михельс исследовал внутреннюю организацию политических партий и сделал вывод, что сначала в партию вступают на равных основаниях. Однако в связи с ростом массовости партий, усложнением задач и требований политической борьбы (индивидуального умения, ораторского таланта, обширных социальных знаний и т. п.), для эффективного выполнения партийных функций требуются определенные личностные качества, которыми обладает далеко не каждый член партии. Оказывается, рядовые члены партии не способны к эффективному управлению и избирают партийных лидеров. Однако даже самые демократические вожди со временем «антидемократизуются». Р. Михельс писал: «Там, где вожди (все равно, вышли ли они из буржуазии или рабочего класса) сами включены в партийный организм в качестве чиновников, их экономический интерес, как правило, совпадает с интересом партии как таковой. Но тем самым устраняется только одна из опасностей. Другая, более серьезная, заключается в появлении вместе с развитием партии противоположности между членами партии и ее вождями. Партия как внешнее образование, механизм, машина вовсе не тождественна с партийными массами и уж тем более классом. Партия – это только средство достижения цели. Если же партия становится самоцелью, с собственными, особыми целями и интересами, то она целенаправленно отделяется от класса, который представляет» [475, с. 546].

Аппарат партии постепенно отрывается от рядовых членов, приобретает самодовлеющее значение, превращается в «партийную элиту». В итоге лидеры партии становятся полностью оторванными от основной массы ее членов. Происходит олигархизациия и бюрократизация партии, окончательное разделение ее на руководящее меньшинство и руководимое большинство. Р. Михельс отмечал, что отношения между правящим меньшинством и управляемым большинством меняются, с усилением организации демократия начинает исчезать. «Вожди, являясь первоначально творением масс, постепенно становятся их властелинами – это истина, которую познал еще Гете, вложивший в уста Мефистофеля слова о том, что человек всегда позволяет властвовать над собой своему творению» [475, с. 548]. Партийные массы постепенно сталкиваются с явлением, которое Р. Михельс назвал парадоксом демократии. С одной стороны, без партийных организаций практическое осуществление демократии невозможно, так как массовая воля, возникающая как результат общих интересов определенных людей или социальных групп, должна быть организована и объединена. Но, с другой стороны, партийная организация ограничивает и даже отрицает внутрипартийную демократию. На определенном этапе демократия обязательно оборачивается олигархией. «Характерно, – подчеркивал мыслитель, – что социал-демократические вожди в Германии признают существование явно выраженной олигархии в профсоюзном движении, а профсоюзные вожди – существование олигархии в социалистической партии. Но о себе каждая заявляет, что она-то обладает иммунитетом против всех бацилл олигархии» [там же].

В несовместимости демократии и принципа партийной организации заключается один из главных выводов исследования Р. Михельса. По его мнению, проявление демократии в партийной жизни есть ни что иное, как свежеиспеченная тирания. Некоторые современные исследователи весьма своеобразно понимают железный закон олигархических тенденций Р. Михельса.

Относительно роли народных масс в политической жизни Михельс подчеркивал: «Функция масс заключается в том, чтобы заслуживать управителей. Чем больше масса, тем больше власть вождей над ней… Вожди, как правило, невысоко ставят массы (хотя среди них находятся и такие, кто восторгается массами и платит им за оказанное себе уважение сторицей). Но все-таки в большинстве случаев эта любовь не взаимна, и прежде всего потому, что в течение срока своего правления у вождя была возможность в непосредственной близости познакомиться с нищетой масс» [475, с. 548].

Теоретический процесс образования современных политических партий отражен в моделях, разработанных известными французскими мыслителями – историком и политическим деятелем, лидером консервативной Партии порядка, министром иностранных дел Франции Алексисом де Токвилем в работе «Демократия в Америке» и политологом и социологом Морисом Дюверже в знаменитом исследовании «Политические партии». Алексис де Токвиль, характеризуя этапы формирования политических партий, отмечал, что «вначале людей объединяют общие взгляды, общее мировоззрение, между ними возникают чисто духовные связи. Затем, на втором этапе, эти же люди образуют небольшие объединения, представляющие собой фракцию партии. И, наконец, на третьем этапе они как бы формируют отдельную нацию внутри всей нации, свое правление внутри государственного правления» [189, с. 156].

Морис Дюверже выделял два пути образования политических партий. Электорально-парламентский путь связан с объединением парламентских групп и комитетов по поддержке кандидатов в политические структуры. Причем М. Дюверже утверждал, что формирование и развитие политических партий шло параллельно со становлением парламентаризма, более того, оно было детерминировано парламентскими процедурами. «Общий механизм генезиса прост, – утверждал социолог, – сперва создаются парламентские объединения, затем возникают избирательные комитеты, наконец, устанавливается постоянная связь этих двух образований. Разумеется, на практике чистота этой теоретической схемы оказывается нарушенной самыми различными способами. Парламентские группы обычно появлялись раньше избирательных комитетов: ведь политические ассамблеи существовали еще до всяких выборов. Парламентские же объединения с равным успехом зарождаются в лоне как автократических, так и выборных палат: действительно, борьба «группировок» обычно обнаруживается во всех наследственных или кооптируемых ассамблеях, идет ли речь о Сенате античного Рима или Сейме Речи Посполитой» [53, с. 22–23].

Процесс формирования политических партий Дюверже представил следующим образом: духовенство, учителя, профессора, адвокаты, врачи, аптекари, состоятельные сельские хозяева, фабриканты образовывали сначала нерегулярные политические союзы, самое большее – локальные политические клубы. Сплоченность обеспечивают только парламентарии; решающую роль при выдвижении кандидатов играют люди, уважаемые на местах. В мирное время руководство клубами или совершенно бесформенным политическим предприятием осуществляется со стороны небольшого числа постоянно заинтересованных в этом лиц, для которых подобное руководство – почетная должность. И лишь в больших городах постоянно имеются партийные союзы с умеренными членскими взносами, периодическими встречами и публичными собраниями для отчета депутатов [53].

Политики, как и простые граждане, обосновывают свои интересы, как правило, в политических доктринах или идеологиях. Но все же начало политического объединения дает географическое соседство депутатских округов и близость интересов избирателей, желание совместно защищать профессиональные или корпоративные интересы, лишь потом появляются идеалы, которые подкрепляют эти интересы.

М. Дюверже приводит типичный пример: «В апреле 1789 г. депутаты Генеральных Штатов от провинций начинают прибывать в Версаль, где они чувствуют себя как бы вырванными из родной почвы. Совершенно естественно, что посланцы одной и той же провинции стараются держаться вместе, дабы освободиться от преследующего их ощущения изолированности, а заодно и подготовиться к защите своих местных интересов. Инициатива принадлежала депутатам-бретонцам, которые снимают зал кафе и организуют там свои регулярные встречи. Тогда-то они и обнаруживают, что общность их взглядов распространяется не только на региональные вопросы, но и в равной степени на основные проблемы общенациональной политики. Они ищут контактов с депутатами других провинций, которые разделяют их воззрения, – так “бретонский клуб” принимает форму идеологического объединения» [53, с. 23].

М. Острогорский, Р. Михельс, М. Дюверже в своих исследованиях доказали, что партии – необходимый институт любого общества и социальный механизм, где идеи, ценности и организационная структура служат достижению конкретных политических целей.

Итак, политические партии возникли как объединения граждан, стремящихся выдвинуть своих кандидатов в государственные органы. Затем сформировавшиеся в обществе социальные слои, группы и классы стали воспринимать политические партии как выразителей своих интересов. Сами политические партии предпринимали значительные усилия по привлечению в свои ряды новых членов, а также по организации поддержки этих групп. Такой путь проделала Консервативная партия Великобритании, сформировавшаяся уже в структурах парламента. В настоящее время невозможно представить западные политические партии без парламентских дебатов, избирательных кампаний, газетной и журнальной полемики, в ходе которых выдвигались и приобретали популярность их политические лидеры, поднимались сложнейшие проблемы, отыскивались многочисленные варианты их решения. Не случайно парламентские фракции часто были руководящими центрами политических партий, которые стали принимать более или менее современный вид в XIX в. – во времена расцвета парламентаризма, когда во многих странах интенсивно формировалось гражданское общество.

«Когда в европейских государствах, – писал М. Дюверже, – в основном сложились парламентские системы, наиболее распространенным стал “внешний ” способ формирования политических партий. Такие политические структуры первоначально представляли собой кружки, клубы единомышленников, профсоюзы, философские общества, различные группировки – промышленные, крестьянские, финансовые и другие, исповедующие определенные взгляды, ценности, принципы, идеи, доктрины, идеологические концепции. Они не считали главной задачей своей деятельности участие в избирательных кампаниях или приобщение к власти. Включение таких партий в систему парламентаризма произошло значительно позднее, когда у них возникла потребность в проведении собственной политики. Лейбористская партия Великобритании первоначально сложилась как внепарламентская организация в недрах английского рабочего движения и лишь позже стала парламентской партией. В других европейских странах, где традиции конституционной оппозиции привились сравнительно позже, большинство политических партий возникли вне парламента – первоначально из различного рода клубов, студенческих организаций, профсоюзов, крестьянских кооперативов». К этой группе М. Дюверже относил большинство социалистических и конфессиональных партий [53, с. 29–37].

В государствах, которые переживают период становления парламентаризма и подлинно демократической избирательной системы, по М. Дюверже, доминирует электоральный тип образования партий. Чтобы провести своих кандидатов в парламент, требуется хорошая организация предвыборной кампании. Да и избиратели, впервые получившие реальную возможность выбора, должны иметь конкретную информацию о кандидатах, их программах, которую могут предоставить только специально созданные для этого организации – политические партии. Однако по мере совершенствования парламентской системы, приобретения необходимых навыков участия в избирательных кампаниях на первое место в партийном строительстве будут выходить идеологическая близость, единство идеалов и принципов, взглядов и убеждений. «Первый тип, – считал Дюверже, – соответствует периоду создания политических партий в стране, где еще не сложилась система организованных партий. Как только такая система начнет функционировать, преобладающим станет второй способ создания партий» [53, с. 37].

Во многих странах с парламентской системой правления стремление получить министерский пост было эффективным фактором повышения политической активности парламентариев. Многие объединения во французских парламентах это были коалиции «министериалов», которые в иных случаях так бы и не смогли превратиться в настоящие политические партии [53].

М. Дюверже приводит ряд примеров, как из политического «мусора» формировались партии, которые в настоящее время занимают ведущие позиции в развитых современных государствах мира. В превращении многих парламентских групп в политические партии, убеждены М. Острогорский и М. Дюверже, значительную роль сыграла коррупция. «В течение длительного времени английские министры обеспечивали себе прочное большинство, покупая голоса, иначе говоря, – совесть депутатов. Это явление получило чуть ли не официальный статус: в Палате даже существовало окошечко, где парламентарии могли узнать цену своего голоса в момент баллотировки. В 1714 г. в Англии был учрежден пост политического секретаря казначейства, ответственного за эти финансовые операции; так называемый секретарь вскоре… был переименован в the Patronage seсretary (секретаря-покровителя), поскольку устраивал выдвижение на правительственные должности с помощью подкупа. Распределяя таким образом правительственную манну среди депутатов большинства, секретарь-покровитель неусыпно контролировал их голоса и речи: он становился для них “человеком с кнутом”, “загонялой” – “The whip” (этимологически англ. “whip” означает “кнут”; на жаргоне псовой охоты – это псари, вооруженные хлыстами и направляющие свору к загоняемому животному). Таким образом, в партии большинства постепенно устанавливается строгая дисциплина. По логике вещей, меньшинство приходит к необходимости ввести в целях самообороны аналогичную, хотя и основанную на других методах дисциплину. Хотя позднее парламентские нравы постепенно цивилизовались, структура парламентских групп с их жесткой организацией и властью их whips пережили те основания, которые их когда-то породили» [53, с. 25].

Следует особо подчеркнуть, что при рабовладельческом и феодальном строе и на первоначальном этапе формирования буржуазного общества, деятельность политических группировок, несмотря на то, что они вели постоянную борьбу за власть, носила временный характер, а сами группировки по своей структуре были непрочными, аморфными и после успешного решения краткосрочных задач распадались. Эти группы людей, объединенных вокруг своих лидеров, не являлись политическими партиями в полном смысле этого слова. У них не было оформленной программы действий, четкой внутренней организации, их деятельность не регламентировалась никакими законодательными актами. Все, что их объединяло в каждый конкретный период времени, – это общность интересов и личности лидеров.

Главной социальной причиной создания в Европе в XVII–XVIII вв. первых политических партий как особых, отличающихся высокой степенью институционализации политических структур, явилось становление буржуазии как класса. Это новая мощная сила, обладающая деньгами, энергией, авторитетом, но не имеющая реальной политической силы и места в политической системе. Стремление буржуазии к власти разрушило единство правящих кругов и вызвало острую идейную и политическую борьбу. Первоначально политическая борьба была тесно связана с религиозной борьбой, а политические группы формировались по религиозным убеждениям. Реформация во многом стала выражением политических устремлений и была непосредственно связана с политическими интересами новой буржуазии. Лютеране в Германии, гугеноты во Франции, кальвинисты в Швейцарии и Нидерландах – это не только религиозные течения, но и политические структуры, ставшие мощной силой, а в целом ряде стран пришедшие к власти.

Распад в результате буржуазных революций феодальной политической системы, основанной на неизменности титулов по рождению или дарованных монархом, ограничение власти правителей, образование новых властных представительных органов детерминировали появление соответствующего сложившимся условиям политического механизма, в центре которого находился парламент – выборный орган, представляющий интересы буржуазии. Это потребовало принципиально новой системы выборов и создало определенные предпосылки более тесного единения депутатов для более эффективного решения политических задач, формирования новых политических структур, заставивших избирателей придти на выборы и проголосовать за конкретного кандидата. Ими и стали политические партии, под которыми понимались организации, преследующие цель завоевания постов в государственных органах в конкурентной борьбе за голоса избирателей. «По мере того, – подчеркивал Моисей Острогорский в работе «Демократия и политические партии», – как ограниченное избирательное право расширялось и потребность в создании особой организации для выборов делалась все более необходимой, на сцену выступили свободные организации, созданные на партийной основе» [139, с. 543].

По мнению М. Дюверже, «история подлинных партий едва ли насчитывает век. Еще в 1850 г. ни одна страна мира (за исключением Соединенных Штатов) не знает политических партий в современном значении этого термина: мы обнаруживаем течения общественного мнения, народные клубы, философские общества, но отнюдь не партии в собственном смысле слова. В 1850 г. они функционируют в большинстве цивилизованных стран, все прочие стремятся им подражать. Как же всего за сто лет совершился этот переход? Данный вопрос представляет не один только исторический интерес: все партии испытывают сильнейшее влияние своего происхождения, подобно тому, как люди всю жизнь несут на себе печать своего детства. Невозможно, к примеру, понять структурное отличие, разделяющее британскую лейбористскую и французскую социалистическую партии, не зная обстоятельств их рождения. Нельзя серьезно анализировать французскую или нидерландскую многопартийную и американскую двухпартийную системы, не обращаясь к происхождению партий в каждой из этих стран – именно здесь мы найдем объяснение тому факту, что в одних странах они множились, а в другой – сокращались» [53, с. 21–22]. Попробуем дать ответ на вопрос М. Дюверже.

Как утверждает Моисей Острогорский в своей знаменитой книге «Демократия и политические партии», первые попытки создания политических структур наблюдались в конце XVII в. «Общественное мнение, – пишет мыслитель, – возмущенное коррумпированным парламентом, попыталось свободно организоваться, чтобы изложить свои жалобы и пожелания. Негодование, вызванное делом Уилкса, этого лондонского депутата, изгнанного из парламента, несмотря на законное избрание, послужило к основанию в 1769 г. первой политической ассоциации под именем “Общества поддержки билля о правах”» [139, с. 78]. С большой натяжкой данную организацию можно считать первой политической партией в нынешнем понимании данной дефиниции.

По мнению М. Острогорского, Р. Михельса, Д. Иловайского, некоторых других исследователей, основные политические партии Великобритании возникли в результате споров о наследовании трона. Со смертью Елизаветы I прекратилась династия Тюдоров. Преемником своим она назначила сына Марии Стюарт, Якова, который соединил под одной короной оба соседних государства – Англию и Шотландию. Яков показал полную неспособность решить острые социальные и политические проблемы, стоящие перед государством. Сын Якова Карл развязал войны с Испанией и Францией и, нуждаясь в деньгах, несколько раз созывал и распускал парламенты, чтобы те утверждали налоги. Чтобы в очередной раз получить денежные средства на содержание армии, Карл I был вынужден вновь созвать парламент. Но на этот раз парламент, опираясь на простой народ, захватил в свои руки верховную власть. В истории он получил название Долгого парламента. Не имея постоянной армии, Карл I покинул Лондон и призвал на службу всех верных ему вассалов. К королю примкнула большая часть знатного дворянства, которая опасалась за свои привилегии. Королевская партия, или роялисты, получила название кавалеров, а парламентская партия, из-за коротко остриженных волос, – круглоголовых. В начале гражданской войны перевес был на стороне более привычных к оружию кавалеров, но Карл I так и не сумел воспользоваться первыми успехами. Между тем парламентские войска, состоявшие преимущественно из горожан и мелкого дворянства, постепенно усиливались, приобретая опытность в военном деле. Победа окончательно перешла на сторону парламента, когда во главе его армии стали индепенденты. Так называлась протестантская партия, которая не признавала никакого духовного сана и стремилась к республиканскому образу правления. Вождем индепендентов был Оливер Кромвель. В результате гражданской войны была создана деспотическая республика, король Карл I был казнен [70; 139].

Англия долгое время была в стороне от религиозных войн, охвативших всю Европу. Однако постепенно именно в Англию проникает наиболее радикальный вариант протестантизма – пуританство. Именно пуритане, выражавшие интересы буржуазии и средних землевладельцев, становятся главной оппозицией королевскому двору. Благодаря их целенаправленности и упорству английский парламент, орган до этого совершенно не замечаемый широкими народными массами, оказался в центре политической борьбы и стал катализатором образования новых политических структур [157].

После смерти Оливера Кромвеля в Англии образовались две главные политические партии: тори (первоначально – презрительная кличка ирландских католиков) и виги (от «виггаморы» – так называли шотландских протестантов), продолжившие уже возникшее в стране размежевание на кавалеров и круглоголовых. Тори выступали за монархическую власть, их поддерживала часть аристократии и большинство сельских дворян. Виги отстаивали интересы предпринимательских и финансовых кругов, народные права и старались ограничить власть короля в пользу парламента. На их стороне находилась другая часть аристократии и население больших городов. Партию тори многие исследователи называли консервативной, а вигов – прогрессивной. По мнению известного немецкого социолога Вальтера Зульцбаха, «либералы – партия отчаянного прогресса, консерваторы – партия осторожного статус-кво» [67, с. 54].

Формирование политических партий и первой партийной системы в Англии, по мнению известного российского исследователя политических партий Бориса Исаева, совпало с переходом британского общества от доиндустриальных отношений, основанных на владении земельной собственностью, к эпохе индустриализма, под которой обычно понимают ускоренное, интенсивное развитие производительных сил и вызванное им изменение всех общественных отношений. Начало индустриализации обычно связывают с переходом от мануфактурного и ручного к промышленному и машинному производству. Промышленный переворот, с которого началась эта эпоха, впервые в мире произошел в Великобритании в 1760–1820 гг.

Эпоха индустриализма изменила внешний вид, организацию и образ действия британских партий [75, с. 167–169]. Основные движущие силы и результаты этих перемен заключались в следующем:

а) в изменении характера труда, в направлении массового производства, все большей рационализации и эффективности, все большей зависимости от рыночного спроса;

б) в изменении характера всех социальных отношений в сторону демократизации, равенства, расширения прав человека, роли общественных организаций и политических партий, вообще увеличения возможностей общества воздействовать на власть;

в) в изменении социальной структуры общества и усилении социальной мобильности (за счет увеличения рождаемости и снижения смертности, а также за счет перемещения массы сельчан в города в эпоху индустриализма начался устойчивый рост численности населения в целом и особенно в индустриальных районах Англии и Уэльса);

г) в количественном росте (за счет увеличения населения) электората, который требовал от партий ориентации не на элиту, а на широкие массы избирателей (в то же время архаичный избирательный закон, действовавший в начале XVIII в., допускал к урнам для голосования только 250–300 тыс. избирателей, что составляло 5,5 % населения) [168, с. 48–57];

д) в демократизации политической системы, которая помимо государственных структур стала включать такие акторы, как партии, СМИ, общественные организации, профсоюзы, другие группы интересов;

е) в становлении и росте гражданского общества;

ж) в изменении внешней политики, которая заключалась в поддержке внешней торговли, колониальной деятельности и в ведении войн. Все четыре войны, которые вела Великобритания в течение 1739–1783 гг., преследовали в основном коммерческие цели. С 1679 по 1867 г. была создана Британская империя, включавшая такие обширные колонии, как Индия, Канада, Вест-Индия, Южная и Центральная Африка, Австралия и Новая Зеландия [75].

Эпоха индустриализма, по мнению Б. Исаева, – это время становления совершенно определенных политических партий, время, когда происходит изменение условий деятельности, структуры и организации партий-фракций и трансформация их в современные политические партии. Именно отсутствие современных партий с развитой внутренней структурой, т. е. постепенное формирование этой структуры, и является главной отличительной чертой первой партийной системы, формирование которой связано с парламентской деятельностью первых английских партий. Для английской партийной системы характерно доминирование в парламенте двух и только двух партий, одна из которых в результате выборов получает большинство мест в парламенте. Для первой партийной системы Англии было характерно чередование у власти фракций вигов и тори. Подобное чередование прослеживается во всех бипартийных системах. Вообще, режим бипартизма часто сравнивают с движением маятника, который после отклонения в одну сторону неизбежно отклонится в другую. Действительно, сколько бы ни длилось правление одной партии при двухпартийном режиме, неизбежен переход власти к другой, конкурирующей, партии. «Маятниковое» функционирование бипартийных систем наглядно прослеживается на примере всех трех партийных систем Великобритании [322].

В политической науке широкое распространение получила предложенная немецким социологом и политологом М. Вебером классификация этапов становления политических партий: аристократические кружки (котерии); политические клубы; массовые партии. Правда, следует отметить, что эти три стадии прошли только две английские партии: консервативная (тори) и либеральная (виги) [53].

Аристократическая группировка. Радикальные представители наиболее известных семей Англии в тесном кругу обсуждали проблемы дальнейшего совершенствования общества, пути решения сложнейших общественных проблем, создавали проекты будущего. Тогда только ограниченное количество граждан государства имело право голосовать, обладатели этого права стали объединяться вокруг ведущих представителей аристократии для получения поддержки и продвижения своих кандидатур на ведущие политические посты. Однако подобная организация может считаться прообразом политической партии только в том случае, если она действовала в рамках парламентской системы и ставила задачи создания политической системы более высокого порядка.

Следующим этапом образования политических партий в Западной Европе стали политические клубы. Они обычно возникали как центры формирования и пропаганды буржуазной идеологии. Именно Великая Французская революция, ставшая переломным этапом в переходе от феодализма к капитализму, образование парламента (конвента) дали сильнейший толчок созданию на европейском пространстве разнородных группировок, именовавших себя «аристократами», «роялистами», «придворными партиями». Правда, как утверждает Моисей Острогорский, «их шумные театральные приемы дискредитируют их и побуждают правительство к репрессиям. Обширная тайная организация в форме клубов возобновляет свою деятельность, несмотря на правительственные строгости» [139, с. 78].

Постепенно эти группировки преобразовались в политические клубы. В Великобритании политические клубы сформировались в 30-е гг. XIX в.: тори основали «Чарлтон Клаб», виги – «Реформ Клаб». М. Острогорский писал: «…политические клубы существовали в Англии и раньше. Их происхождение восходит к XVII веку. Но довольно долго они не оформлялись официально. Это были более-менее открытые собрания в кафе или тавернах, где беседовали о политике, предаваясь чревоугодию с обильными возлияниями. Настоящие клубы, как мы их понимаем теперь, т. е. имеющие собственное помещение и официально зарегистрированных членов, появились только в девятнадцатом веке. Основанные с целью постоянного удовлетворения потребности в общении и комфорте, клубы, в их новой форме, вскоре должны были стать оперативной базой для политиков» [139, с. 84–85]. В Англии клуб тори первоначально был связан с традиционно земельной аристократией, а клуб вигов – с либеральной буржуазией. Но эта прямая зависимость скоро существенно ослабла, так как английская земельная аристократия в относительно короткий период времени без серьезных конфликтов и потрясений трансформировалась в земельную буржуазию, ориентированную на рынок.