Текст книги "Легенды древнего Крыма"

Смерть Митридата

Митридат был одним из самых могущественных властителей древности. Он подчинил себе многие народы Востока, он завоевал богатый Херсонес, а затем и великое Боспорское царство и утвердил свое господство на Понте Эвксинском.

Митридат был одним из самых образованных людей своего времени. Он знал двадцать два языка, так что мог свободно изъясняться с подвластными ему племенами и творить суд над ними, не обращаясь за помощью к толмачам.

Митридат, как ни один из смертных, был крепко привязан к жизни. Он ежедневно на протяжении многих лет принимал ядовитые снадобья и так приспособил к ним свой организм, что, когда захотел умереть, смерть не пришла к нему.

Но, как и каждый властелин, Митридат был жестоким, несправедливым и самоуверенным. Это и погубило его.

Народы, находившиеся под владычеством Митридата, не раз восставали против тирана и пытались освободиться от невыносимого гнета. А с другой стороны Митридату все время угрожал могущественный Рим, который стремился заполучить такие прекрасные земли, как Таврия и Колхида. Не имея поддержки со стороны тавров, скифов, савроматов и других народов, Митридат терпел от римских легионов поражение за поражением.

Митридат VI Евпатор

Последний сокрушительный удар нанес Митридату римский полководец Помпей. Окончательно разгромленный, потерявший свое войско, Митридат еле спасся бегством и не успел даже забрать с собой свою больную дочь Дрипетину. Она осталась в крепости Сингория на попечении евнуха Минофила, который лечил ее от тяжкого недуга.

Вскоре римляне подошли к крепости Сингория и окружили ее. Видя, что защитники крепости собираются сдаваться и что благородная дочь Митридата будет отдана на потеху жестоким врагам, Минофил одним ударом ножа убил ее, а другим покончил с собой.

А тем временем Митридат, достигнув Пантикапея, начал лихорадочно готовиться к новому сражению с римлянами. Он решил бороться до последнего. Но трудно было старому, израненному волку в одиночку отбиваться от стаи шакалов. Понял Митридат, что военачальники его ненадежные, что друзья от него отшатнулись и что довериться никому нельзя.

Собрав новое войско, Митридат обратился к своему сыну Фарнаку:

– Сын мой, на тебя одного надежда. Бери войско и иди на врага. Тебе вверяю я мою судьбу и судьбу моего государства. Иди же и возвращайся с победой.

Не знал старый полководец, что сын его тоже недоволен им и давно помышляет об измене. Решив, что подходящий момент настал, Фарнак не повел войско навстречу римлянам, а повернул его против отца. В городах Боспора, в Херсонесе вспыхнули восстания, на сторону восставших перешли многие военачальники.

Великим гневом воспылал Митридат, услышав об этом. Не помня себя, не веря больше никому и ничему, он казнил несколько своих верных друзей и вместе с ними сына Эксиподра. Потом он велел запереть все ворота крепости, а сам взобрался на высокую стену и стал уговаривать Фарнака:

– Опомнись, сын мой! Подумай, что ты делаешь! Ты погубишь и меня, и себя, и государство!

Но неумолим был Фарнак, и Митридат с гневом продолжал:

– Что ж, пусть свершится то, что ты желаешь: я умру… Но перед смертью своею я проклинаю тебя… И еще прошу богов, если они существуют, чтобы ты услышал когда-нибудь такие же слова от сына своего…

Митридат быстро сошел с крепостной стены и заперся во дворце. Он собрал всех своих жен, наложниц, дочерей, наполнил чаши отравленным вином и приказал:

– Пейте за победу!

Потом он переоделся в одежды простого воина и сам принял яд…

(«Известия древних писателей…»)

Как возникла Ялта

В далекие времена из Константинополя, столицы Византийской империи, отправилось несколько кораблей на поиски новых плодородных земель. Нелегким было плавание, потому что штормами и бурями встретил мореплавателей Понт Эвксинский – Черное море. Но не стало людям легче и тогда, когда утихла буря. На волны опустился густой туман, он закрыл и горизонт и море.

Много дней блуждали в неизвестности моряки. На судах уже кончилась пресная вода и пища. Люди, ослабевшие и утомленные, пали духом и покорно ждали гибели.

Но однажды ранним утром подул легкий спасительный ветерок. Молочная пелена тумана заколебалась и медленно начала расплываться. Сверкающие солнечные лучи ударили в глаза людям, и совсем неподалеку они увидели зелено-лиловые горы.

– Ялос! Ялос! Берег! Берег! – закричал дозорный.

То была прекрасная Таврида, сказочная страна, где не бывает зимы, где воздух, наполненный морской влагой и ароматом трав, легок и целебен, где зреет чудесный виноград и благоухают розы.

Уставшие путешественники воспрянули духом, налегли на весла и направили свои корабли к манящему берегу.

На благодатной земле греки по соседству с местными жителями они основали свое поселение и назвали столь дорогим для себя и долгожданным словом «ялос», что означает по-гречески – берег.

С тех пор, говорят, город и называется Ялтой.

(«Легенды Крыма»)

Девичья башня в Судаке

На самой вершине горы возле Судака стоит одинокая башня. К ней ведет крутая тропинка со следами выбитых в скале ступенек. В те древние времена, когда Судаком владели греки, в этой башне жила дочь архонта, гордая красавица, равной которой не было в Тавриде.

Говорят, Диофант, лучший полководец Митридата, царя Понтийского, тщетно добивался ее руки, а местная знатная молодежь не смела поднять на нее глаза.

Никто не знал, что девушка уже любила – любила простого деревенского пастуха.

И вот как это случилось.

Любимая прислужница дочери архонта сорвалась с кручи и погибла. По обычаю, несчастную девушку похоронили там, где она умерла, и на могильной плите сделали углубление, чтобы в нем собиралась роса, и птицы, утоляя жажду, порхали над могилой и пели умершей свои песни.

Однажды дочь архонта пошла на могилу своей рабыни покормить птиц и тогда впервые увидела у могильной плиты пастуха. Юноша сидел, задумавшись. Красивое смуглое лицо его выражало грусть, а пышные кудри рассыпались по плечам и шевелились под ветром.

Знатная девушка спросила юношу, кто он, откуда родом.

– Как видишь – пастух, а родом… Мать нашла меня в огороде.

Она улыбнулась:

– А почему ты грустный?

– Потому что некому смотреть на меня.

И засмеялся, да так хорошо, что ей показалось, будто никто никогда так не смеялся.

Болтая, они не заметили, как бежало время. Обоим было легко и радостно, и ничто не напоминало, что она – дочь архонта, а он – пастух. Разве для сердец это важно?

С тех пор только мечтами о пастухе и жила прекрасная девушка, а пастух считал, что среди богов и людей не было его счастливей.

Но как-то увидели их вместе и донесли об этом архонту. Приказал архонт схватить пастуха и бросить его в каменный колодец, холодный и тесный, как могила.

Прошло несколько дней, пока узнала обезумевшая от горя девушка, где ее возлюбленный. Лаской, подкупом, хитростью, но она сумела освободить узника из темницы и привести к себе.

Без сознания лежал пастух в комнате девушки, когда открылась дверь и вошел архонт. Он гневно поднял руку, хотел что-то сказать людям, которые пришли с ним, но, увидев смертельно бледную дочь, ее горящий решимостью взгляд, отступил. Легкая усмешка скользнула по его лицу.

– Позовите лекаря, – велел он.

Когда пришел врач, архонт сказал ему громко, чтобы все слышали:

– Я не хочу омрачать печалью добрые чувства моей дочери. Ты должен спасти его ради ее счастья.

И юноша был спасен.

Но архонт вовсе не думал согласиться с выбором дочери. Один вид пастуха вызывал в нем глухую злобу. Он решил хитростью разъединить их, а затем как можно быстрей выдать дочь замуж.

Вскоре уходил корабль в Милет. С этим кораблем архонт хотел отправить пастуха в Грецию якобы с важным поручением.

Генуэзская крепость в Судаке

Архонт велел юноше готовиться в путь.

– Через год, – сказал он дочери, – корабль вернется назад. Если твой возлюбленный не изменит тебе, ты увидишь на мачте белый знак. И тогда я не буду противиться твоему счастью. Но если на корабле не будет этого знака, ты не должна отчаиваться: значит, он не достоин тебя. И ты должна будешь согласиться, чтобы твоим мужем стал Диофант.

А мореходам архонт приказал умертвить пастуха по дороге в Милет.

Для девушки потянулись серые дни, время ползло, как черепаха. Целыми днями проводила дочь архонта в башне и только изредка спускалась к могиле, где впервые встретила пастуха.

Прошел год. Все тревожнее становилась девушка, все чаще выходила смотреть, не появился ли корабль с белым знаком.

Однажды все население города собралось на пристани: прибыл корабль из далекого Милета. Но ожидаемого знака дочь архонта не нашла на мачте.

Позвала она рабынь и велела подать себе самую лучшую тунику и диадему из сапфира и опала. Потом девушка поднялась на вершину башни, туда, где ее опоясывают зубцы.

– Позовите Диофанта, – попросила девушка.

Вскоре на вершину башни взбежал влюбленный полководец и кинулся к дочери архонта. Она остановила его жестом.

– Ты домогался меня, не спрашивая, нужен ли ты мне, – сказала она. – А ты ведь знал, что я люблю другого – пастуха, который где-то погиб или убит. Что же ты хотел взять у меня, если тебе не нужно было мое сердце? Я должна была стать твоей наложницей, называясь твоей женой. Ничтожные люди! И ты, и отец мой! Вы не знаете, что такое сердце и любовь. А я покажу вам.

Дочь архонта быстро подошла к просвету между зубцами и бросилась вниз.

С той поры башню на скале называют Девичьей.

(Из собрания Н. Маркса)

Прекрасная Феодора

Память народная много веков хранит легенду о прекрасной Феодоре, славной царевне сугдейской.

Доброта, ясный ум, непоколебимая воля и мужество Феодоры снискали ей добрую славу. А красота Феодоры соперничала с красотой южной страны, которой она управляла.

Многие знатные вожди желали назвать красавицу Феодору своей женой. Одни предлагали ей свои богатства, другие славу, добытую в сражениях, третьи – молодость и красоту. Но всем отказывала царевна, ибо она дала обет безбрачия.

Замок, где жила Феодора, находился на вершине высокой скалы. Отсюда Феодора видела, как горными дорогами тянулись в Сугдею караваны верблюдов, навьюченных товарами, как к берегу причаливали иноземные суда.

Сугдея в то время была большим торговым городом и главным портом крымского побережья. Товары, шедшие с севера, востока и с юга, проходили через Сугдею. Здесь, на великом торжище, можно было услышать разноязычный говор, увидеть венецианские тонкие сукна, китайские шелка, индийские ковры. Русские привозили в богатый и цветущий Сурож, как они называли Сугдею, горностаевые и другие драгоценные меха, чтобы обменять их у купцов восточных на бумажные и шелковые ткани и на пряные коренья.

Смотрела Феодора с высоты замка на свою страну, растянувшуюся вдоль побережья до самой Медведь-горы, и тревожные думы овладевали ею. С севера к границам Сугдеи подступали орды татар, а на востоке, в Кафе, притаились коварные генуэзцы, которые так и ждут случая напасть на богатых своих соседей. Да и в самой Сугдее неспокойно. Ссорятся между собой приближенные, беду накликают.

С детских лет Феодора росла и воспитывалась вместе с двумя мальчиками-близнецами – Ираклием и Константином. Она разделяла с ними детские игры, не уступала им ни в чем – ни в плавании, ни в скачках на коне, ни в стрельбе из лука, ни в фехтовании. Крепко подружились Ираклий и Константин с Феодорой. А когда братья выросли и превратились в стройных, красивых юношей, их детская дружба к Феодоре переросла в пламенную любовь. Каждый из них предлагал красавице руку и сердце, и каждый в глубине души надеялся, что она изберет именно его. Но царевна отказывала и тому и другому, ссылаясь на данный ею обет безбрачия.

Однажды Ираклий, оставшись наедине с Феодорой, решительно сказал ей:

– Феодора, забудь свой суровый обет, позволь мне назвать тебя своей женой!

Девушка, как и прежде, ответила:

– Нет, Ираклий, не женой, а сестрой я буду для тебя.

– О прекрасная Феодора, сжалься надо мной! – взмолился Ираклий.

– Успокойся, Ираклий. Ты мне дорог, как брат, я всегда буду ценить твою дружбу. Но знай, что я никогда не нарушу обет, я никогда не расстанусь со свободной девичьей судьбой.

Отвергнутый юноша молча повернулся и ушел, навеки затаив злобу в своем сердце на красавицу Феодору и на своего брата Константина, которого он считал своим соперником. «Что ж, Феодора, – размышлял Ираклий, – не хочешь добровольно, я силой тебя возьму. Я стану царем сугдейским, а ты будешь моей рабой».

Константин, в противоположность своему брату Ираклию, был добрым, честным и скромным. Страстно любя Феодору, он помнил данный ею обет и не навязывался ей в мужья. Он хорошо понимал Феодору, ибо сам прежде всего ценил свободу и независимость. «Что ж, Феодора, – думал Константин, – будь по-твоему. Но до конца дней своих я останусь верен тебе, буду любить тебя и оберегать от всяческих опасностей».

Тем временем Ираклий решил осуществить свои коварные замыслы. Пробравшись в Кафу, он убедил генуэзцев напасть на Сугдею, обещая помочь им при взятии города. В награду за помощь предатель потребовал немного – пленницу Феодору.

И вскоре генуэзцы, как черные коршуны, облепили крепкие стены Сугдеи. Несмотря на численное превосходство, они все же не смогли с ходу взять город. Сугдейцы во главе с Константином и Феодорой стойко и мужественно отбивали натиск врагов на протяжении двух месяцев.

Тогда Ираклий, пользуясь своим сходством с Константином, под покровом ночи проник в осажденную Сугдею. Зная все ходы и выходы, он беспрепятственно, никем не замеченный, подошел к главным городским воротам. Два воина, сторожившие ворота, приняв Ираклия за Константина, подпустили его близко к себе. В один момент они оба упали замертво, сраженные метким мечом предателя. Ираклий открыл ворота и впустил в город генуэзцев.

С криком и воем ворвались враги в спящую Сугдею. Началась кровавая битва на улицах, во дворах, в домах. Застигнутые врасплох, сугдейцы не смогли оказать захватчикам достойного сопротивления, и к утру Сугдея была взята.

Напрасно Ираклий предвкушал радость победы, напрасно ожидал, что вот-вот приведут ему связанную Феодору, которая упадет перед ним на колени и будет молить о пощаде. Как громом поразила его весть о том, что и Феодора и Константин вместе с группой защитников бежали на запад и укрылись в крепости Алустон. Посылая проклятия на головы беглецов, Ираклий поклялся схватить их живыми или мертвыми.

Через два дня генуэзские галеры показались у Алустона. Началась осада крепости. Войска генуэзцев бесчисленное количество раз шли на приступ, но безуспешно. На головы осаждающих сыпались камни, летели стрелы, лилась кипящая смола. Тогда генуэзцы подвезли стенобитные орудия, под ударами которых начали разрушаться стены.

Видя, что Алустон не удержать, Феодора приказала воинам и жителям уйти из крепости и спрятаться на горе Кастель.

Казалось, сама природа позаботилась о том, чтобы сделать куполообразную Кастель-гору неприступной. Редкий смельчак смог бы одолеть ее почти отвесные скалы. Кроме того, Кастель была дважды опоясана крепостными стенами, сложенными из крепкого, звонкого камня. К плоской вершине горы, где находился замок и другие строения, вела одна-единственная тропинка, заросшая густым лесом. По этой тропинке и повел Ираклий генуэзцев.

Подойдя к первому поясу укреплений, генуэзцы поняли, что силой им не овладеть крепостью. Тогда они окружили Кастель и стали выжидать, когда голод и жажда заставят беглецов сдаться.

Выжидание не входило в расчеты Ираклия, желавшего как можно скорее заполучить Феодору и расправиться с братом. Он снова предложил генуэзцам свои услуги.

По известному ему одному подземному ходу Ираклий пробрался на Кастель. И на этот раз воины были обмануты поразительным сходством братьев-близнецов. Приняв Ираклия за Константина, они пропустили его к воротам.

И тут Ираклий вдруг увидел своего брата, стоявшего у бойницы. Не задумываясь, Ираклий нанес ему в спину смертельный удар. Константин повернулся, посмотрел на брата помутневшими глазами, что-то прошептал и повалился на землю.

Находившиеся недалеко воины, учуяв неладное, бросились к Ираклию, но было уже поздно. Тот успел отодвинуть засов, и враги хлынули в открытые ворота.

На шум битвы из замка выбежала Феодора. Дорогу ей преградил Ираклий.

– Что случилось? – спросила она, приняв его за Константина.

– Враги на Кастели! – закричал Ираклий. – Ты моя, Феодора, я спасу тебя!

Узнав Ираклия, Феодора в одно мгновение занесла над его головой меч.

– Будь проклят, предатель! – проговорила она, и отсеченная голова Ираклия упала к ее ногам.

Взошла луна и осветила ночное сражение на Кастель-горе. Сверкали под лунным светом щиты, звенели мечи, тут и там раздавались стоны раненых. В первых рядах воинов сражалась Феодора. Вся израненная, с решительным, пылавшим гневом лицом, она была и страшна и прекрасна. Враги пятились от нее, как от грозного привидения…

На юго-западной стороне Кастели, где нет растительности, видны темные полосы. Как передает народная молва, это следы кровавых ручьев, стекавших по скалам, следы жестокой битвы, в которой полегли все до единого защитники Кастель-горы вместе с девушкой-воином Феодорой.

(«Очерки Крыма»)

О колыбели, спрятанной на горе Басман

Когда-то в Крыму существовали два сильных княжества. Одно из них, расположенное на побережье, именовалось генуэзским. Другое находилось в горах и потому называлось горским.

Княжества эти вели между собой беспрерывную войну. Генуэзцы угоняли стада горцев и разоряли селения. Горцы в ответ нападали на генуэзские крепости и уводили в горы пленных.

Такое положение не могло длиться бесконечно, надо было решить споры. Но как? Вопрос этот враждующие князья задали своим советникам.

Некоторое время спустя генуэзский посол явился со свитой к горскому князю и предложил вечную дружбу. И если горцы действительно искренне желают дружбы, то пусть выдадут генуэзцам золотую колыбель – священную реликвию горского народа, которая изображена на его знамени.

– Мы требуем этого только потому, – сказал генуэзец, – что знаем, как высоко цените вы колыбель. Передайте ее нам – и мы убедимся, что вы дорожите миром больше всего на свете.

Услышав это требование, горский князь обнажил саблю и ответил:

– Твои слова так оскорбительны, что я готов тебя убить. Неужели ты не знаешь, что в этой колыбели вскормлены все мы и что у нее клялись в верности своему народу наши предки?

Посол генуэзцев настаивал на своем и добавил:

– Мы жаждем согласия с вами и готовы тоже дать вам в залог самое дорогое, что имеем.

Вождь горского народа немедленно собрал своих советников, рассказал о предложении генуэзцев. Долго думали горские советники. Они ни за что не хотели расстаться со святыней своего народа, ибо это значило, что они добровольно согласны лишить себя своего имени, свободы и независимости.

– Надо попросить у генуэзцев ту бумагу, по которой они владеют землей в Крыму, – решил совет горцев. – Нечего думать, что они на это согласятся. А тогда начнем переговоры о мире на иных условиях.

Генуэзскому послу передали ответ горского князя. Посол молча повернулся и со своей свитой отправился на побережье. Прошла еще неделя, и от генуэзского князя явился новый гонец.

– Возьмите у нас все что угодно, – говорил он, – но только не эту бумагу.

– А что же дороже ее есть у вас? Ведь осмелились же вы говорить с нами о нашей святыне!

– Мы – это другое дело, – сказал посол. – Вы известны как народ гордый, неустрашимый, и вас можно заставить помириться с нами, только отняв вашу святыню.

– Спасибо за доброе слово! – усмехнулся горский князь. – Но почему вы держитесь за клочок бумаги? Что он вам дает?

– А какие же права на землю останутся у нас, если мы лишимся этой бумаги?

– Не договоримся мы, наверное, – сказал князь.

– Смотри, не озлоби нас. Мы силой заберем вашу святыню, раз вы сами не хотите отдать ее нам.

– Ты угрожаешь, – ответил горец, – но легче говорить, чем сделать. Народ наш не боится никого и скорее весь до последнего ляжет в битве, чем продаст свою честь!

– Другого ответа я не дождусь?

– Нет!

Разгорелась новая война между генуэзцами и горцами. Редели ряды славных защитников знамени с изображением золотой колыбели. Княжеству грозила гибель. Генуэзцы требовали золотую колыбель, обещая прекратить войну. Тогда горский князь собрал народ и спросил, не лучше ли согласиться с такими условиями.

– Мы не хотим этого! – закричали воины. – Не допустим позора, пока жив хоть один из нас!

– Друзья мои! – воскликнул князь. – Пока цела наша святыня, народ живет, хотя бы осталась от него только горстка людей. Поэтому я спрячу святыню так, чтобы ее не нашел никто из врагов. И наложу на нее заклятие, чтобы далась она в руки только тем, кто приблизится к ней с чистыми побуждениями…

Сказав это, князь с небольшой группой близких людей направился к пещере на горе Басман, близ Биюк-Узенбаша. Только им одним известными тропами они добрались до нее.

Воины внесли золотую колыбель в глубь извилистой пещеры и оставили князя одного. Став на колени, он тихо произнес:

– Могучие духи! Я и народ мой вверяем вам самое дорогое, чем мы обладаем. Его хотят отнять алчные соседи – генуэзцы, чтобы лишить нас имени, чести и свободы. Горские воины бьются с ними сейчас не на жизнь, а на смерть. Если они не сумеют одолеть жестокого врага и погибнут, прошу вас: примите под свою охрану нашу святыню и сохраните ее для грядущих поколений.

– Так будет! – раздалось в мрачной пустоте пещеры.

– Заклинаю вас покарать того, кто захочет взять эту колыбель ради порабощения другого народа или ради какого-нибудь иного злого умысла.

– Так будет! – опять донеслось из мрачной пустоты.

– Могучие духи! Я прошу вас открыть место, где хранится колыбель нашего народа, тем людям, которые будут искать ее для возрождения моего народа, его славного имени, его непокорного духа. И помогите мне в битве за жизнь моей семьи, жен и детей моих воинов, за нашу землю, горы, за наши поля и жилища!

В этот момент перед князем появился старец в белой одежде и сказал ему:

– Не отчаивайся! Тяжелые дни переживает твой народ, но наступят для него и лучшие времена. Это будет не скоро, немало горя испытает он. Однако, смотря вдаль, я вижу его возрожденные поля, шумные города, счастливых людей. Не отчаивайся, если даже потерпишь поражение…

– А что будет с генуэзцами, нашими врагами?

– Судьба их несчастна, как и всех захватчиков. Они навсегда исчезнут с этой земли.

Старец медленно ушел в глубину пещеры, а князь выбрался из нее и поспешил к своим воинам.

Долго еще длилась война между двумя народами. И каких бы побед ни достигали генуэзцы, они не добивались своего, не могли захватить золотую колыбель.

Ушли последние отряды горцев с родной земли, уступили злобной силе. Но и ряды их врагов ослабли. И когда неожиданно орды новых захватчиков нагрянули на генуэзцев, они с позором бежали, чтобы никогда больше не появляться на крымской земле. А бумагу, которая давала им право владеть ею, унес ветер в далекое море, и исчезла она навеки.

Столетие за столетием кипели битвы за горскую землю, а в пещере на горе Басман хранилась чудесная золотая колыбель.

Много смельчаков пыталось завладеть ею, но им не удавалось добраться до нее. Они возвращались изуродованные, с помутившимся разумом.

Однако наступило время, и раскрыли горы свои богатства. Живущий сегодня в Крыму народ добыл эту колыбель. В его сердце – беззаветная любовь к родине, как у горцев, на знамени которых была когда-то изображена золотая колыбель.

(Из собрания В. Кондараки)