Текст книги "Ритуальные принадлежности"
Автор книги: Игорь Литвиненко
Жанр: Литература 20 века, Классика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
– Ну мама, ну я не хочу, – захныкал Дениска и отбежал за спину старухи.
– Не надо, не обижайся на маму, – сказала ему Таисья Макаровна. – Федя, пусть они идут, если так надо. Что ж теперь делать…
Нина Петровна схватила за руку сына, потянула за собой. Они удалялись по набережной. Дениска оглядывался на каждом шагу, потом вырвал свою руку и пошел рядом с матерью, опустив голову. Он, наверное, плакал сейчас, и старуха горько вздохнула, глядя вслед уходящему внуку.
Федор Васильевич отвернулся и закурил папиросу.
* * *
Вдвоем они дошли до конца набережной, повернули обратно. Солнце поднялось выше, ветер немного утих, стало теплее. Таисья Макаровна расстегнула на пальто верхнюю пуговицу. Вода в реке была по-осеннему темная и холодная, но яркое солнце отражалось в ней и горячо слепило глаза. Большой теплоход погудел, медленно отошел от причала. На палубе стояли вдоль борта улыбающиеся люди и махали руками, прощаясь с кем-то на берегу. Федор Васильевич, заложив руки за спину, шел по набережной и молчал. Старухе тоже было неловко. Она винила себя, не понимая за что.
– Ну ладно, – сказал Федор Васильевич и бросил в урну окурок. – Пойдемте, мама. Уже через двадцать минут начало сеанса, а нам еще надо три билета продать.
Таисья Макаровна остановилась.
– А давай продадим все билеты? – предложила она. – И ни в какое кино не пойдем.
Федор Васильевич помолчал и ответил:
– Можно и не ходить… А что мы тогда будем делать?
– Ну… мы просто так погуляем с тобой. Поразговариваем.
Сын долго смотрел на старуху, глаза его понемногу теплели.
– Ну что ж, – сказал он и поправил теплый платок, выбившийся у матери из-под воротника пальто. Потом достал из кармана билеты, посмотрел на них, скомкал в кулаке и бросил в урну.
– Вот так, – с улыбкой вздохнула Таисья Макаровна. – А на что нам это кино, правда же? Нам и так с тобой хорошо.
Они поднялись по широкой каменной лестнице в парк, сели на скамейку. Федор Васильевич опять закурил, а старуха сказала вдруг:
– Ведь ты же не любишь ее, Федя. И она тебя тоже. Я это вижу, я тебе мать.
– Не знаю, – ответил ей сын. – Может быть и так. Раньше любили, а теперь… – Он тяжко вздохнул. – Да и зачем она теперь нам, эта любовь. Ведь мы уже не молодые. У нас дети есть.
– Ну и что же, что дети? – возразила старуха. – Детям тоже любовь-то ваша нужна, они всё понимают. Аленка у вас какая-то дикая, разве не видно? И Дениска скоро будет большой, тоже догадается.
– Дети как дети, мам. Не хуже чем у других. И семья наша самая обыкновенная, сейчас все так живут, вы просто не знаете.
– Да что же тут знать? – удивилась Таисья Макаровна. – У меня за других-то душа не болит. Я хочу, чтобы тебе хорошо было, и жене твоей, и детям твоим.
– Нет, мама, ну что вы, – успокоил ее Федор Васильевич. – Мы ведь даже почти никогда и не ссоримся. Это просто так получилось, случайно. Я думал, в кино сходим, побудем все вместе…
– Вот видишь, – сказала старуха. – Разве ж это ладно, вот так-то? В одном доме живете, а все равно как чужие, у каждого свой интерес.
Федор Васильевич посмотрел на мать пристально, с болью. И отвернулся.
– Вот у нас-то в деревне, – продолжала Таисья Макаровна. – Кто мы друг дружке? Соседи и больше ничего. У кого семья, тому легше. А мы, старики одинокие да старухи, что нам делать? Дудина Варя ведь мне как родная была, уж как я за нею ходила, как я жалела ее… И многие ко мне приходили, кто в огороде чего поделает, кто принесет чего… Стороженко-то Иван, через улицу живут, помнишь его или нет? Они когда корову зарезали, всем по куску по хорошему отнесли, и мне дали. Я Варю тогда хорошо накормила… И другие же, тоже они… Хоть картошку копать или хату новую ставить, всегда спросят, чего тебе трудно, чтобы помочь как-нибудь…
Таисья Макаровна помнила, что не все было так, как она говорит. Но сейчас было надо, чтобы сын ей поверил. Федор Васильевич понимал хитрость матери, и ему было грустно.
Еще долго старуха учила сына, как правильно могут жить люди между собой. Ей уже и самой поверилось в эту мечту, и она даже всплеснула руками, когда новая догадка пришла ей на ум.
– Ой, ну как же это я забыла! И ты не напомнил мне…
– Не знаю, – удивился Федор Васильевич. – Вы о чем говорите, мама?
– Да письмо-то я обещалась прислать! Соседу, ты же знаешь его, на одной ноге-то который. Буряк его фамилия, Петр Филиппович, ну! А ведь он, поди-ка, ждет. Конечно, ждет. Уехала и молчу себе, вот как! А человек беспокоится.
– Ничего, – улыбнулся Федор Васильевич. – Сегодня напишем ему. Прямо сейчас пойдем домой и напишем. А завтра я его авиапочтой отправлю. Оно быстро дойдет, за три дня.
Старуха кивнула и поднялась со скамейки.
* * *
Когда они пришли, никого еще не было дома. Федор Васильевич помог матери снять пальто и проводил в большую комнату. Он взял чистую тетрадку из школьных запасов Аленки, аккуратно вырвал из середины двойной листок, достал авторучку и пригласил мать к столу.
– Начинаем, – сказал он. – Диктуйте, мама.
Таисья Макаровна села напротив сына и задумалась.
– Как его по имени-отчеству? – подсказал Зозуля.
– Петр Филиппович.
– Значит, так… Здравствуйте, Петр Филиппович. Правильно?
– Да, – сказала старуха. – Пиши дальше: доехала хорошо, всё слава богу.
– Ну, бога мы не будем поминать… Доехала я хорошо, сначала на поезде, потом в самолете. Так… Что дальше?
– Пиши: живу хорошо.
– М-м, – сказал Федор Васильевич и потер пальцем переносицу. Подумал немного и начал писать – быстро и молча. Таисья Макаровна следила за тем, как ложатся на бумагу прямые строчки. Ей хотелось узнать, о чем пишет сын человеку, который ему незнаком, но она ничего не сказала пока, чтобы не мешать.
Федор Васильевич исписал страницу и перевернул листок. Старуха вздохнула, подперла щеку рукой.
В середине третьей страницы Федор Васильевич поставил последнюю точку, подписал: «Ваша бывшая соседка Таисья Зозуля». Отложил авторучку, глянул на мать и прочитал ей готовое письмо.
Старуха сообщала соседу, что в городе ей интересно, но она пока не привыкла и немного страшится ходить на улицу, а больше сидит дома, играет с внуками, рассказывает им всякие истории, а вечерами смотрит телевизор. В письме говорилось, что все ее любят и заботятся о ней, она не болеет и не тоскует. А сегодня ходили в кино всей семьей, гуляли в парке, катались на большом и высоком колесе, и она видела сверху весь город. В конце письма интересовалась здоровьем Петра Филипповича, просила передать привет всем соседям и сообщала адрес своего нового жительства… Таисья Макаровна слушала сына и согласно кивала.
– Вот так, – закончил чтение Федор Васильевич. – Все правильно?
– Да, – сказала старуха. – Только ты еще напиши, что я, мол, не просто так с вами живу, а помогаю вам, работаю тоже, и от меня польза есть. Чего говорят мне поделать, всё делаю… – голос ее задрожал. – Готовлю покушать, стираю, мол… Напиши…
Федор Васильевич покраснел, письмо замерло у него в руке. Старуха посмотрела ему прямо в глаза, потом опустила лицо и концом головного платка убрала со щеки единственную слезинку.
– Ладно, мама, – промолвил Федор Васильевич. – Мы про это в следующий раз напишем. А сегодня я с Ниной посоветуюсь… мы придумаем что-нибудь. Обязательно что-нибудь придумаем.
Таисья Макаровна встала из-за стола и прошла к себе в комнату.
5.
Вечером, когда за ужином собралась вся семья, Нина Петровна сказала:
– Знаете что, Таисья Макаровна? – и посмотрела на мужа, тот кивнул незаметно. – Понимаете, у нас мусорка очень рано приезжает, в семь часов утра, это надо специально вставать, а мы поспать любим.
«Какая мусорка?» – хотела спросить старуха, но постеснялась.
– Вот… а потом еще вечером, в пять часов машина бывает, но мы как раз на работе, и ребятишек еще дома нет в это время. Я прямо не знаю, уж не могут как-нибудь приезжать, чтобы людям удобнее было, только о себе думают, честное слово.
– Я помогу, – сказала старуха. – А что надо делать?
– Да вот в пять-то часов… вы же дома всегда. Если вам не трудно, конечно. Мусорное ведро вынести к машине. На лифте спуститься, потом обратно подняться. Федя вам покажет, как лифтом пользоваться.
– Да мы ведь уже ездили в лифте, я знаю! – обрадовалась старуха. – Там надо кнопку нажать, и всё.
– Ну вот, хорошо, – сказала невестка. – Тогда мы один ключ вам оставим, он будет вот здесь, на тумбочке под зеркалом. А из вашей комнаты видно в окно, где она останавливается, мусорка. В пять часов, не забудете?
– Не забуду, – обещала старуха. – В пять часов, чего ж я забуду-то.
– Только знаете, машина недолго стоит, минут десять всего, и мусорщик такой грубый человек, никогда лишнего не подождет, а только обругает всяко, и поехал… Уж вы не опаздывайте как-нибудь, ладно?
* * *
Назавтра с утра старуха ни на минуту не забыла о своем поручении. Заранее сняла с вешалки пальто, принесла к себе в комнату и положила на кровать, чтобы оно было в нужный момент под рукой. После обеда приготовила мусор – умяла его в ведре, закрыла газетой и вынесла ведро из кухни, поставила к самой двери.
До пяти оставалось еще полчаса времени, но старуха не вытерпела больше ждать, надела пальто, взяла в руки будильник и встала к окну, считая в уме оставшиеся минуты.
Во дворе сушилось белье на веревке, мальчишки гоняли мяч. Мужчина вынес из подъезда детскую коляску и покатил перед собой не спеша… Вдруг старуха увидела женщину, которая вышла из того же подъезда с мусорным ведром, поставила его на крыльце и стала снимать с веревки белье. Еще одна женщина появилась, и тоже с ведром. Таисья Макаровна заволновалась возле окна, застегнула пальто на все пуговицы. Недоверчиво приложила к уху будильник, послушала… Было уже без пяти. Старуха вспомнила про ключ, испугалась. Вышла в комнату, взяла с тумбочки ключ, положила в карман, а когда возвратилась к окну, увидела, что мусорная машина уже медленно едет и разворачивается в дальнем конце двора. Старуха выбежала в прихожую, торопливо обулась, подхватила ведро.
– Лифт не работает, поломался! – крикнул мальчик с ведром и промчался мимо нее вниз по лестнице.
Таисья Макаровна быстро пошла по ступенькам, почти побежала, споткнулась и чуть не упала.
На нижнем этаже ей встретилась пожилая женщина с маленькой тощей собачкой на поводке. Собачка звонко загавкала и потянулась к старухе, перебирая тонкими лапками. Таисья Макаровна замерла.
– Здравствуйте, – тихо сказала она женщине.
Та не ответила, наклонилась, взяла собачку на руки, глянула на старуху и успокоила ее грубым, мужским голосом:
– Не бойтесь, она не кусается. Да проходите же, что вы стоите?
Старуха проскользнула мимо них, толкнула дверь, вышла на улицу и побежала впритруску к машине, обеими руками держа перед собою ведро.
Люди сыпали мусор в бункер, швыряли туда мятые газетные свертки, громко колотили ведрами, выбивая из них прилипшие остатки. Мужик в телогрейке и с папиросой в зубах пошуровал мусор лопатой, дернул какой-то рычаг, тотчас там загудело, нижняя стенка бункера поползла вверх, мусор зашевелился, тоже пополз вверх и начал с грохотом сваливаться внутрь фургона. Люди расступились, Таисья Макаровна торопливо приблизилась к бункеру, подняла ведро, а мужик в телогрейке зыркнул на нее и прохрипел:
– Ты что, мать? Не видишь? Погоди, не лезь! – выхватил ведро у нее из рук и поставил на землю.
Старуха с бьющимся сердцем ожидала, что он еще будет кричать на нее, но мужик промолчал и только запыхтел своей папиросой.
Механизм сработал, подвижная стенка вернулась на прежнее место, открыв пустой бункер для новой порции мусора.
– Давай, бабуля! Сыпь свою гниль! – мужик посторонился и оперся грудью на черенок грязной лопаты.
* * *
С пустым ведром она добрела до подъезда. Села на скамеечку, отдышалась. Теперь она выполнила поручение и могла не спешить. Девочка в яркой курточке с капюшоном подошла и молча села рядом с ней на скамейку. Она была маленькая, лет пяти. Старуха на нее посмотрела.
– Ты почему одна гуляешь? Где твоя мама?
– Она в магазине, – ответила девочка. – Я ее подожду.
– А где ты живешь? В этом доме?
– Да, – кивнула девочка. – На девятом этаже. Мы сейчас на лифте поедем.
– Вот хорошо, – сказала старуха. – А я на восьмом живу. Значит, соседи… Можно, я с вами поеду?
– Можно, – ответила девочка и замолчала.
Таисье Макаровне захотелось сказать ей еще что-нибудь. Она спросила:
– Ты знаешь Дениску?
– Знаю.
– А дядю Федю и тетю Нину?
Девочка нахмурилась, пнула ногой мелкий камешек на тротуаре.
– Тетя Нина плохая, она мою маму не любит.
– Почему не любит? – удивилась старуха.
– Она злая, она моей маме плохие слова говорила. Мама плакала, а я ее пожалела, и она перестала… Ничего, как-нибудь проживем, – закончила девочка взрослыми, не своими словами.
Старуха огорченно поджала губы. Она насторожилась, увидев, что к ним приближается женщина с тяжелой хозяйственной сумкой.
– Твоя мама идет?
– Да, моя мама.
Женщина коротко глянула на Таисью Макаровну и поздоровалась первой. Втроем они вошли в подъезд. Кабина лифта опустилась к ним, женщина пропустила вперед свою дочку и повернулась к старухе.
– Пожалуйста, проходите. Вам на какой?
– На восьмой. Я у сына живу, в пятьдесят четвертой квартире, недавно приехала.
– А, в пятьдесят четвертой… Федор Матвеевич ваш сын?
– Ну да, – подтвердила старуха. – Федор Васильевич.
– Ох, я забыла… извините.
Лифт вздрогнул, пошел вверх.
– Ну и как вам живется у сына? – спросила попутчица.
– Хорошо, – произнесла старуха привычное слово и торопливо добавила: – Вы заходите ко мне, я варенье клубничное привезла, дочке вашей понравится… Меня Таисья Макаровна звать, а можно просто так, баба Тася. Давайте уж познакомимся.
– Я Надежда, – улыбнулась ей женщина. – А дочку мою Ольгой зовут.
– Вот и ладно, – обрадовалась Таисья Макаровна. – Так вы приходите, у нас до самого вечера никого дома нет, я одна. Посидим просто так, по-соседски.
– Хорошо, – сказала женщина и запнулась. – Зайдем… как-нибудь.
Кабина лифта остановилась. Дверные створки загудели, раздвинулись.
– Ой, быстро как, – огорчилась старуха, – ничего не успеешь сказать… Ну, до свидания вам. Приходите!
– До свидания, баба Тася! – звонко крикнула девочка. Дверь кабины опять загудела, и старуха осталась одна на своем этаже.
* * *
– Да это Самойлова. У нас на заводе работает, – ответил в этот же вечер на вопрос матери Федор Васильевич. – Она одинокая, вечно ей не везет.
– Ну да, как же, не везет! – неожиданно громко сказала Нина Петровна. – Вон какую квартиру отхватила, мадонна! Стерва она и больше никто.
– Перестань, – поморщился Федор Васильевич, а старуха не вытерпела и впервые строго возразила невестке:
– За что же вы так человека ругаете? У нее дочка такая хорошая, Оленька.
Нина Петровна махнула рукой.
– От святого духа та дочка, – сказала она и скривилась презрительно. – Вы не представляете, какие сейчас бабы пошли. Ни стыда ни совести, честное слово. Нагуляют ребенка с любовником, а папашу никто в глаза не видал. Вот устроились! И еще им квартиры дают, проституткам.
– Нина! – упрекнул ее Федор Васильевич. – Ну не стыдно тебе?
– Мне стыдно? – возмутилась невестка. – Это тебе должно быть стыдно, что ты ее защищаешь! Вот еще дева Мария нашлась!
– Она живет и никому не мешает. Чего ты?
– Это кажется, что не мешает! Ничего себе… Да если все будут делать как она, что же получится? Ты считаешь, что это нормально?
– Во-первых, все так делать не будут, и ты это прекрасно сама понимаешь. И я не считаю, что это нормально. Человеку не повезло в личной жизни, так что же теперь, грязью его на каждом шагу поливать? Ты поставь-ка себя на ее место, прежде чем осуждать.
– Ну, спасибо… – медленно проговорила Нина Петровна. – Ты, значит, предлагаешь мне местами с ней поменяться? Очень хорошо… Просто замечательно.
– Да при чем тут! Подумай, что ты говоришь!
– Все ясно… Теперь мне все ясно.
Таисья Макаровна вышла из кухни, плотно закрыла дверь за собой и ушла в комнату к детям. Она преднамеренно выбрала минуту, когда взрослые остались одни, чтобы спросить о своей новой знакомой, – старуха догадывалась, что разговор получится нехороший.
Аленка сидела за столом и зубрила на завтра уроки, а Дениска смотрел кино по телевизору. Таисья Макаровна пожалела, что ему слышно здесь, как родители ругаются в кухне. Она подошла к внуку, склонилась над ним и шепнула на ухо:
– А что у тебя телевизор так тихо работает? Ты сделай погромче. И я тут с тобой посижу.
6.
Выпал снег, в городе стало холодней и светлее. Но ненадолго, вскоре опять потеплело, белое вновь стало серым… Таисья Макаровна уже не смотрела, как прежде, подолгу в окно. Ей вспоминались цветы в палисаднике – астры, гладиолусы, георгины – она жалела их яркие краски, которые, наверное, уже потускнели под мокрым ветром или вовсе ушли под снег…
Начинался еще один день, похожий на те, что уже миновали.
Она проснулась и полежала в постели, ожидая, когда в последний раз хлопнет наружная дверь… Наконец все ушли. Она встала, оделась. Съела свой завтрак, помыла стакан и тарелку.
В большой комнате лежал на столе свежий детский журнал. Тут же валялись ножницы и разбросанные листки разноцветной бумаги, из которой Денис вырезал вчера маленькие фигурки – деревья, грибы, автомобили, солнце и месяц – а потом приклеивал их в альбоме, и получались картинки: автомобиль едет на зеленый сигнал светофора, лодка плывет по реке, под березой растет мухомор, – это было задание на дом по рисованию.
Таисья Макаровна села к столу, перелистала журнал, отложила его. Собрала в аккуратную стопку листки разноцветной бумаги. Взяла ножницы, пошевелила длинными лезвиями… Потом – просто так, чтобы занять мысли и руки – выстригла из бумаги красный цветок и несколько зеленых листьев. Вспомнила, что в туалетном шкафчике лежит моток тонкой проволоки – сходила за ним. Примотала к листьям головку цветка. Получилось не очень красиво…
Она долго смотрела на свой самодельный цветок. Отложила его и взялась делать новый. Обмотала проволоку зеленой полоской, приготовила стебелек. Выстригла несколько желтых кружочков, проколола в них дырочки и надрезала по краям, постаралась немного завить лепестки. Из конфетной обертки получилась круглая цветочная сердцевина, к ней добавились зеленые листья с мелкими зубчиками по краям… Старуха скрепила нитками свой новый цветок и улыбнулась: это была настоящая желтая астра.
Скоро у Таисьи Макаровны было уже несколько желтых и белых астр, три одуванчика и один красный мак. Она принесла из кухни стакан и собрала в нем небольшой разноцветный букет.
* * *
Первым домой прибежал Дениска. Он не сразу увидел цветы, а когда заметил их, взял в руки стакан и долго разглядывал букет, осторожно трогал пальцами, даже понюхал. Старуха обрадовалась и предложила внуку:
– Давай мы с тобой еще сделаем цветочков? А мама с работы придет, и мы ей подарим.
– Ага, – сказал мальчик. – Только надо сирень! Я знаю, какая она.
– Ну, сирень-то у нас, поди, не получится. Давай лучше розочку сделаем. Или ромашку. Где у нас вторые ножницы?..
Дениска сидит рядом с бабушкой, смотрит внимательно.
– Вот, гляди, – показывает она. – Видишь, как надо?
Таисья Макаровна действует неторопливо, чтобы внук поспевал за ней. Ножницы у нее в руках выстригают цветные бумажные лоскутки. Потом лоскутки в морщинистых пальцах шевелятся, соединяются и раздвигаются, нитка с мягким хрустом вьется вокруг стебелька… Бабушка наклоняет голову, придвигает стакан и опускает в него новый цветок. Поправляет его, разглядывает, улыбается.
– Дениска, у тебя больше нету зеленой бумажки?
* * *
Вернулась из школы Аленка. Постояла возле стола, посмотрела, чем занимаются братец и бабушка. Наверное, ей стало завидно, она хмыкнула и произнесла такой приговор:
– Это бумажные. Они неживые.
– Ну так и что же, бумажные? – отозвалась Таисья Макаровна. – Зато они зимой расцвели у нас. Теперь нам зима не страшна. Ты глянь, какую Денис ромашку придумал! Прямо как настоящая.
– И совсем не похоже, – возразила Аленка. – Я-то могу и получше.
– А ну-ка! – Таисья Макаровна подала внучке ножницы.
Аленка успела прибавить к букету две ромашки, и тут послышался в прихожей голос Нины Петровны:
– Ну и погода сегодня! Такой ветер, просто кошмар!
– Беги, милый, встречай маму-то, – шепнула Дениске старуха и подала ему стакан с букетом. А сама притянула к себе Аленку, обняла ее и прислушалась.
– Ах ты мой хороший! – воскликнула Нина Петровна, принимая от сына подарок. – Дай-ка я тебя поцелую… Ты сам это сделал?
– Нет, мы с бабушкой! И Аленка нам помогала.
– Ну, молодцы-то какие. Спасибо… – Нина Петровна появилась в дверях и повторила уже для свекрови. – Спасибо, Таисья Макаровна. Вот уж какое спасибо, я просто не знаю что и сказать.
Старуха улыбнулась невестке, в глазах у нее защипало. Она подумала, что теперь будет знать свою роль в этом доме: делать цветы, приносящие радость.
* * *
Назавтра Федор Васильевич выполнил просьбу матери, купил в «Детском мире» несколько пачек цветной бумаги. Ему тоже хотелось, чтобы мать не скучала одна целыми днями, а занималась нетрудной работой, которая всем по душе.
Старуха, счастливая от собственной пользы, за несколько дней украсила квартиру цветами. Теперь у нее получались даже пионы и гладиолусы. Цветов стало много, и старуха вспомнила о Надежде Самойловой с девятого этажа, отнесла ей самый лучший букет… Потом еще несколько раз она поднималась к ним в гости. Но не задерживалась, всегда успевала вернуться домой до прихода невестки и сына.
Но однажды так получилось, что она не успела…
В пять часов, как обычно, она вынесла мусор к машине, а когда возвращалась, встретилась возле подъезда с Надеждой и маленькой Ольгой – случайно, как в первый раз. Ольга обрадовалась, позвала бабу Тасю в гости, и старуха даже домой не зашла, прямо в пальто и с ведром поднялась с ними в лифте на девятый этаж.
Надежда Самойлова уже привыкла к доброй старухе. В этот вечер она по-женски доверилась ей и рассказала свою невеселую историю. Таисья Макаровна постаралась утешить молодую соседку. Она засиделась в гостях допоздна.
7.
В почтовом ящике лежал одинокий конверт. Федор Васильевич взял его, поглядел. Почерк был незнакомый, и он не сразу понял, что это письмо из деревни, от Петра Филипповича Буряка. Ну правильно, вот же написано: «Зозуле Таисье М.» Он снял перчатку, надорвал конверт, извлек письмо, адресованное матери: все равно ведь она сама прочесть его не сумеет. Федор Васильевич пошел не спеша вверх по лестнице, чтобы успеть до восьмого этажа закончить чтение.
Письмо было большое, подробное. Петр Филиппович пересказывал бывшей соседке деревенские новости, и даже поведал, как поживает коза, принадлежавшая когда-то покойнице Варваре Дудиной, перешедшая затем к старухе, а теперь зимующая вместе с коровой Петра Филипповича в скотском сарайчике. «Я ваши цветы прибрал, взял из них семена, весной посею у вас возле дома. И в огороде посажу что-нибудь, зачем он будет пустой, это не по-хозяйски. Если вы до нас обратно приедете, то уже будет у вас и картошка, и лук, и капуста, помидоры и укроп с огурцами, я чего себе посажу, то и для вас. Вы скучаете в городе, мы уже старики. Приезжайте, никто не осудит…»
«Чудак человек, – подумал о нем Федор Васильевич. – Зачем же она обратно поедет? Ей и с нами теперь хорошо».
Он отпер дверь своим ключом, вошел домой и сразу же громко позвал, чтобы обрадовать:
– Мама, идите сюда! Вам сюрприз!
– Бабушки дома нет! – крикнула из комнаты Аленка.
– Что значит нет? А где она?
– Я не знаю, у мамы спроси!
Нина Петровна вышла из кухни.
– Ума не приложу, – развела она руками. – Я-то сама пришла только что. Алена говорит, что уже давно дома сидит, а бабушки не было и до сих пор нет… Что это у тебя? Письмо? От кого?
Федор Васильевич глянул на вешалку, пошевелил висящую одежду и не нашел того, что искал: пальто матери. Он встревожился, протянул письмо:
– Слушай… ну-ка прочти. Не нравятся мне эти дела.
Нина Петровна прочла, ахнула и посмотрела на мужа округлившимися глазами. Он сказал озабоченно:
– Сходи, глянь, вещи на месте?
Вещи были на месте. Нина Петровна медленным шагом возвратилась из старухиной комнаты в прихожую и проговорила с недоумением:
– Что же она, без вещей умотала? А деньги на билет? У нее разве были?
– Не знаю. Может, и были.
– Ой, Федя… что делать? Беги на вокзал!
– Ерунда какая-то, – сказал Федор Васильевич, надевая шапку и застегивая пуговицы на пальто. – Неужели она и правда сбежала от нас?
– Как девчонка несмышленая, честное слово! Я знала, я чувствовала… Слушай, а может позвонить? На вокзале всегда милиционер дежурит, ее быстро найдут.
– Да не выдумывай! Кто будет искать?.. А если поезд уже ушел?
– Ой, не знаю… – прошептала Нина Петровна. – Ну и бабуля у нас… вот ведь какая, а? Да что ты стоишь-то? Ну!
Федор Васильевич вышел за дверь и, не дожидаясь лифта, побежал вниз по лестнице. Нина Петровна крикнула ему вдогонку:
– Такси возьми!
Она постояла в прихожей, покусала губу. Прошла в кухню, опустилась на табуретку.
– Мама, – подошла к ней Аленка. – Почему бабушка от нас уехала?
– Ты-то хоть помолчи! – прикрикнула мать на нее. – Тебя не касается!
Федор Васильевич домчался в такси до вокзала, протолкался без очереди к окошечку справочного бюро и узнал, что скорый поезд Москва-Хабаровск стоит на третьем пути, отправление через пятнадцать минут. Стараясь не очень спешить, Федор Васильевич дважды, в ту и в другую сторону, прошел через все вагоны, вышел из поезда на людный перрон, закурил папиросу.
– Поберегись! – крикнул носильщик и прокатил мимо него тележку, наполненную чемоданами.
* * *
Таисья Макаровна попрощалась с Надеждой Самойловой, обещала зайти еще завтра. Она спустилась по лестнице и, стараясь не зашуметь пустым ведром из-под мусора, проскользнула в квартиру.
– Вы где пропадали! – закричала, увидев ее, Нина Петровна. – Вы что, на помойку ходили?
– Нет, не ходила… – растерялась Таисья Макаровна от этакой встречи. – Я тут, у соседки была.
– У какой соседки? Вы что?
– Да у Нади-то, у Самойловой. Посидели с ней.
– Ну ты подумай! – возмутилась Нина Петровна. – Вот уж подружку себе нашли, поздравляю!
– Да она ведь хорошая, Надя-то. Зря ты так на нее говоришь.
– Как вам только не стыдно! – еще громче сказала невестка. – Федя на вокзал побежал вас искать!
– Почему на вокзал? – удивилась старуха.
– А кто же вас знает! Может, вам что-нибудь не понравилось, и вы сбежали от нас. И даже не попрощались.
– Зачем же я буду прощаться? Я и не думала…
– Вот Федя придет, вы ему объясняйте! Он там носится где-то, разыскивает вас. А она сидит себе, с этой лахудрой беседует. Нехорошо, Таисья Макаровна. Просто очень нехорошо.
– А ты, доченька, меня не стыди, – тихо сказала старуха. – Я перед вами не провинилась. Если так надо, я и правда уеду. Это ваша догадка, а не моя.
– Да что ж такое! – всплеснула руками невестка. – Вы же сами просили, чтобы жить у нас. Ну и живите! Только надо по-человечески делать, зачем же так говорить? Никто вас не гонит!
– Да я уже вижу, – прошептала старуха.
Она сняла молча пальто, отнесла ведро в кухню, прошла к себе в комнату и закрылась.
* * *
Федор Васильевич вернулся домой поздно вечером. Он был выпивши, но жена ничего ему не сказала на это, а только предложила не трогать старуху, пусть она успокоится, и лучше никогда не напоминать ей о том, что случилось сегодня.
– Я ее уже отругала как следует. Хватит с нее.
– Где письмо? – спросил Федор Васильевич.
– Зачем тебе? Что ты хочешь с ним делать?
– Ничего не хочу. Ты его спрячь-ка подальше, и матери не говори. Так будет лучше.
И он и она рассердились на Таисью Макаровну почти одинаково – это сблизило их, и когда легли ночевать, они долго не спали, перешептывались, обсуждая событие. Федор Васильевич говорил жене, что за ними здесь тоже есть грех, и немалый, а Нина Петровна отказывалась:
– Ты сам-то подумай, ну чем ей мы не угодили? Живет, горя не знает… Я уж и так и этак стараюсь, чтобы ей поспокойнее было. Разве не так?
– Так-то оно так, – соглашался Федор Васильевич. – Но все-таки ей у нас не хватает чего-то.
– Да господи, Федя! У нее же всё есть – и в тепле, и в покое. Комнату отдельную освободили ей… Чего еще надо старухе-то?
– Да как же ты не понимаешь? Ей хочется в нашей жизни участвовать, а не просто так. Она мне однажды сказала об этом… Вот бы ей дело какое найти. А то кроме помойного ведра у нее никакого занятия нет, смешно даже.
– Ну вот еще цветы она свои лепит, тоже работа, – неуверенно предположила Нина Петровна.
– При чем тут цветы? Надо как-нибудь сделать, чтобы она у нас была не лишняя в доме. Я не знаю…
– Ой, Феденька, слушай… придумала!
– Что ты придумала?
– Да вот эти цветочки-то… У нашей одной продавщицы мать точно таким же делом занимается. И не просто для удовольствия, а по заказу! Она их делает, цветочки, а потом сдает, и ей даже деньги платят за это. Деньги не ахти какие, но все-таки… ведь не в этом же дело, правда?
– А куда она сдает их?
– Да есть тут одна контора… Мы давай вот что. Я завтра все разузнаю, посоветуюсь с этой продавщицей, спрошу у ней, как и что. И тогда уж тебе расскажу, ладно?.. А теперь давай спать.
8.
Всюду были цветы. В хрустальных вазочках и тонких стаканах, на столе и серванте, в большой комнате и в супружеской спальне. Даже к шторам приколоты несколько хризантем. Старуха бродила по квартире, подолгу разглядывала яркие сухие букеты, и за два дня не прибавила к ним ни цветочка. Сын и невестка стали ласковы и внимательны, заговаривали с ней, задавали вопросы, но старуха отмалчивалась.
На третий день, когда она уже пообедала, в дверь позвонили.
– Здесь живет Зозуля Таисья Макаровна? – спросила улыбающаяся приветливая женщина, держащая в одной руке объемистый саквояж, а в другой книжечку с записанным адресом.
– Это я, – сказала старуха.
– Здравствуйте, очень приятно! – женщина решительно посторонила Таисью Макаровну и вошла.
– Вам, наверное, Федор Васильевич нужен или Нина Петровна? Так они на работе и не скоро придут, – торопливо проговорила старуха.
– Да зачем они мне? – засмеялась нежданная гостья. – Ведь это ваши изделия? – она указала на бумажный букет, украшающий тумбочку с зеркалом.
– Это? – удивилась Таисья Макаровна. – Да, это мои.
– Ну вот! Значит, все правильно! – женщина резким движением расстегнула «молнии» своих зимних сапог, сбросила их и осталась в чулках. – Ну, что же мы стоим здесь? Ведите меня, показывайте вашу работу. И будем оформлять соглашение. – Она подхватила саквояж и проследовала за Таисьей Макаровной в комнату, не снимая пальто.
– Замечательно! Просто чудесно! – высказалась она, быстрым взглядом окинув многочисленные цветы, украшающие богатую мебель. – Как раз то что нам нужно!
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?