Текст книги "След на песке"

…Жена, однополчане, представители общественности не смирились с решением военного суда. Было решено, что Надин вместе с представителями штата поедет в Вашингтон и будет добиваться встречи с президентом Линкольном.

Президент без проволочек принял её в Вашингтоне и, получив прошение общественности Чикаго и генералов Севера с просьбой восстановить Дж. Турчина в армии, оперативно принял решение. 17 июля 1862 года он подписал указ, произведя полковника Турчина в бригадные генералы армии Севера и поручил ему командование новой бригадой. Генерал Дон Карлос Бьюэлл, главный обвинитель на суде, был отстранён от должности и покинул армию. Так состоялось возвращение Дж. Турчина на военную службу и его победный путь в войне.

Президент также восстановил Надин Турчин в должности сестры милосердия и, хотя женщинам и запрещалось находиться в боевых частях, в виде исключения разрешил ей быть в одном из подразделений её мужа. Надежда Антоновна Турчанинова стала первой в истории США сестрой милосердия, оказывавшей медицинскую помощь на поле боя.

В американской печати немало писалось о смелости и умении русской медсестры. О ней ходили легенды даже среди солдат. В армии вспоминали, что однажды, во время стремительного наступления в Алабаме в 1862 году, она, увидев, что наступление северян захлебнулось, взяла ружьё и сама повела солдат-северян 19-го Иллинойского полка в атаку на противника…

Опыт и знания генерала Дж. Турчина не раз помогли армии Севера осуществлять прорывы и вести успешные наступательные операции. К примеру, он впервые использовал передовую и эффективную тактику стремительных ударов вдоль железных дорог, по ключевым объектам и железнодорожным узлам и мостам. Для этих целей он использовал железнодорожные платформы, на которых размещал артиллерийские орудия. Такие бронепоезда, стремительно прорываясь в авангарде и обстреливая позиции противника, позволяли в короткий срок захватывать укрепления противника, освобождать от армии южан города.

В одном из боёв кавалерийская бригада армии Юга, успешного генерала Бедфорда Форреста, попыталась захватить один из таких бронепоездов генерала Турчина. В ходе сражения, потеряв почти треть бригады, южане вынуждены были отступить. Сам Б. Форрест после Гражданской войны не раз вспоминал этот бой. Этот генерал-южанин войдёт в историю тем, что, оставшись сторонником рабовладения и реакционером, позже возглавит расистскую организацию ку-клукс-клан, выступая против равенства белых и чёрных в Америке.

А бронепоезда продолжат активно использовать в боевой практике в различных странах мира вплоть до окончания Второй мировой войны. Но сегодня мало кто помнит, что создал их русский полковник и генерал американской армии Севера.

Особенно большой успех бригада генерала Дж. Турчина добилась в битвах при Чаттануге по захвату стратегически важного Миссионерского хребта. 19–20 сентября 1863 года армия северян под командованием генерала Роузкранса, которая действовала на западном театре боевых действий, потерпела тяжёлое поражение от южан-конфедератов в битве при Чикамоге. Отступая, они были блокированы в районе Чаттануга (штат Теннесси). Нависла угроза голода и плена. В окружении оказалась и бригада Дж. Турчина. Генерал после детального изучения обстановки приказал прорываться с боем к своим. Тренировки и обучение солдат не прошли даром: все солдаты знали, как вести себя в этой критической ситуации. Атака северян была столь решительной и скоординированной, что они смогли успешно вырваться из окружения, взяв в плен ещё и 300 южан и несколько пушек. В исторические хроники Гражданской войны она вошла как «Турчинская атака в тылу врага».

Но война есть война, и в этой атаке погиб Александр Смирнов, русский доброволец, который специально приехал сражался солдатом на стороне северян под командованием Турчина.

В историю Гражданской войны в США бригада генерала Турчина вошла своими успехами в боях по захвату стратегически важного Миссионерского хребта. Президент Линкольн принял срочные меры, чтобы деблокировать всю армию северян в районе Чаттануга. С восточного направления было переброшено 20 тысяч опытных солдат и офицеров для помощи осаждённым. Общее командование возглавил генерал Улисс Грант. Кровопролитное сражение началось 24 ноября 1863 года. На третий день битвы бригада генерала Джона Турчина начала мощную атаку на позиции конфедератов на Миссионерском хребте, с которого южане вели артиллерийский огонь. Генерал в числе первых ворвался на вершину хребта, и враг был выбит с узловых позиций.

В Америке в те месяцы Россию много раз вспоминали не только в связи с героизмом генерала Джона Турчина, но и восхищённо обсуждалась весть о пришедших в Америку российских военно-морских эскадрах. Россия в Гражданской войне поддержала Север и президента Линкольна. 24 сентября 1863 года эскадра российских кораблей под командованием контр-адмирала С.С. Лесовского вошла в порт Нью-Йорка. 27 сентября на рейд Сан-Франциско встала Тихоокеанская эскадра из России под командованием контр-адмирала А.А. Попова. Не имея своего военно-морского флота, Север получил важную поддержку на море.

Впервые в истории по Бродвею прошли строем русские моряки. В американской прессе появились сообщения, что контр-адмирал Лесовский имеет запечатанный пакет, который он будет обязан вскрыть в случае вмешательства одной из европейских держав в гражданский конфликт на стороне рабовладельческого Юга.

Трудно представить чувство гордости тех русских, которые принимали участие в боевых действиях Гражданской войны.

Российское государство не забыло о помощи своего союзника в Крымской войне и заняло позицию Севера. В свою очередь Юг поддерживался Британией и Францией – стратегическими врагами России. Генерал Дж. Турчин был горд и рад, что его родина оказала помощь президенту Линкольну в кровавом гражданском конфликте.

В феврале 1864 года начался знаменитый «рейд к морю» армии северян генерала Уильяма Шермана, во время которого произошла важная битва за крупнейший военно-промышленный центр Юга Атланту.

Бригада генерала Турчина приняла активное участие и в этой битве. 25 февраля его солдаты попали под сильный артиллерийский огонь, который вели южане со стратегически важной позиции на холме. Турчин приказал провести стремительный штурм этой позиции, которая была вскоре захвачена. Бригада потеряла всего 10 человек убитыми и около 80 ранеными. После этой битвы генерала Дж. Турчина в армии северян стали величать «Русская гроза» (Russian Thunderstorm).

При осаде Петерсберга генерал вновь применил тактику мобильного бронепоезда. Дж. Турчин приказал установить на железнодорожные платформы мощные 13-дюймовые орудия, которые наносили по укреплениям врага сокрушающие удары 100-килограммовыми снарядами.

В жаркие дни июня 1864 года бригада с боями успешно двигалась к Атлантическому океану. Но неожиданно произошло непоправимое: когда оставалось всего два десятка километров до побережья, Джон Турчин потерял сознание. Его не ранило пулей или осколком снаряда, ему не нанесли удар шашкой или саблей. Случилось то, чего меньше всего ожидает воин на поле боя. Человека могучего физического здоровья и силы неожиданно поразил… тяжёлый солнечный удар. Жара и суровые военные условия сыграли роковую роль. Острый сердечный приступ и перегрев головного мозга сильно сказались на здоровье боевого генерала. Мнение врачей было единодушным: Дж. Турчин должен прекратить службу, и ему срочно необходимы лечение и отдых. Вскоре кровопролитная Гражданская война в США завершилась победой Севера.

Закончив службу, Иван Турчанинов, полковник русской армии и генерал американской, написал прошение на имя русского императора Александра II, в котором испрашивал августейшего разрешения царя вернуться на Родину.

Фамилия полковника Дж. Турчина упоминалась в письме русского посла в САСШ Эдуарда Стекля. Канцлер Российской империи А.М. Горчаков, готовя документы императору Александру II о службе в американской армии генерала Ивана Васильевича Турчанинова, в прошении императору написал свою резолюцию: «Имевший счастье служить императору России и отрёкшийся добровольно от этого счастья недостоин милости Вашего Величества». Император Александр II, с которым полковник Турчанинов был знаком, когда тот ещё был цесаревичем, написал резолюцию на его обращении рядом с резолюцией канцлера: «Согласен с Вами».

В офицерской среде в России причина отказа была объяснена тем, что полковник И.В. Турчанинов превысил сроки непрерывного пребывания за границей, нарушил воинскую присягу, традицию казаков служить Родине, поступив без высочайшего разрешения на иностранную военную службу. По указу правительственного Сената полковник И.В. Турчанинов «исторгнут из звания и прав подданного Российской империи, не имеет дозволения в Отечество возвращаться». Тем самым его признали дезертиром и предателем.

Конечно, воинские традиции и дисциплина – это необходимые для безопасности государства правила. Но как известно, нет правил без исключений. Император России послал две морские эскадры, чтобы представлять интересы России за океаном и поддерживать своих союзников на Севере САСШ. Но в армии союзника служил российский офицер, который был отмечен генеральским званием в Америке, который внёс значительный вклад в победу над южанами-конфедератами, которых поддерживали враги Российской империи. Своей деятельностью и воинской службой он внёс вклад в укрепление российско-американских отношений. Генерал Джон Турчин своими военными успехами прославил русскую военную школу и умение в Америке. Он и его жена явились для многих воплощением русского духа и русской культуры, которая для многих американцев стала неожиданностью и важным в те годы фактором для понимания России. И, конечно, они могли рассчитывать на снисхождение и понимание их случая императором и его приближёнными…

Сегодня трудно понять, чем точно руководствовались в Санкт-Петербурге при вынесении такого вердикта. Не исключено, что в России стали известны его антимонархические заявления, связи с польскими оппозиционерами и знакомство с Герценом.

После военных будней Турчин вернулся к мирной жизни в Чикаго. Он пытался издавать военно-публицистический ежемесячник «Военные прогулки» (Military Rambles).

После недолгого отдыха и лечения он вновь приступил к работе инженером на Иллинойской центральной железной дороге. Помимо работы Джон Турчин продолжал писать и осмысливать американскую политику и действительность, свой военный опыт.

Оказывая помощь польским эмигрантам, приехавшим в Америку после Польского восстания 1863 года, отставной герой Гражданской войны встретился с руководством штата Иллинойс и смог выхлопотать землю для поселения 500 польских семей. Это город стал называться Радом (Radom), в память об одноимённом городке в Польше. Поселение создавалось примерно в 350 километрах от Чикаго. Усилиями Турчина недалеко от него были построены железнодорожная станция, школа и костёл. В тот период у отставного генерала возникла идея создать из польских иммигрантов трудовую коммуну, своего рода общественно-трудовое объединение жителей поселения. Но эти социалистические идеи не нашли поддержки среди иммигрировавших поляков. Основная масса людей жила мыслью обретения богатства и построения своего бизнеса в Америке. К отставному генералу Турчину в польском поселении относились двойственно: в нём видели уважаемого и влиятельного благодетеля, но многие считали его городским чудаком.

Турчины жили скромно и с трудом нашли деньги для покупки небольшой фермы вблизи Радома. Ситуация усугублялась тем, что болезнь не проходила и всё чаще напоминала о себе отставному офицеру. Не имея возможности много работать, Иван Васильевич всё же пытался писать и опубликовал книги: «Опыт и впечатления Гражданской войны», «Битва у Миссионерского хребта», «Сражение Федерации во время Гражданской войны в Соединенных Штатах в 1861–1865 годах». В них он честно давал оценки и писал правду о реальных событиях минувшей войны. Возможно, не все в Америке были заинтересованы в такой правдивой и честной оценке Гражданской войны: его книги не имели большого успеха у читателей и плохо продавались.

Они жили всё беднее. Для Турчина наступили тяжёлые времена. Иногда он выходил к реке и, сидя на берегу, тихо напевал слова песен своей молодости:

 
Под ракитою зелёной
Русский раненый лежал,
Ко груди, штыком пронзённой,
Крест свой медный прижимал.
Ты не вейся, чёрный ворон,
Над моею головой!
Ты добычи не дождёшься,
Я солдат ещё живой!
 

Бывший офицер часто вспоминал боевые будни в Севастополе и дни осады, когда его батарея отражала атаки врага, и слова казацкой песни:

 
В Севастополе бывал,
В чистом поле, в ратном бое,
Каждый день и каждый час,
В чистом поле в ратном бое,
Каждый день и каждый час…
Море Чёрное шумит,
В кораблях огонь горит.
Огонь тушим, турок душим.
Слава донским казакам!
Огонь тушим, турок душим.
Слава донским казакам!
 

Пытаясь хоть как-то решить финансовые проблемы, он однажды опрометчиво заключил сделку, в результате которой потерял ферму, которая вскоре была продана с торгов. Но даже купивший её американец не решился выселить из дома героя Гражданской войны. Иван Васильевич за несколько месяцев с трудом смог построить небольшой дом рядом с фермой, куда и переехал с Надин и со своими нехитрыми пожитками.

Снова бедность и лишения пришли в их дом. Когда было нечего есть, Турчин брал старую скрипку и шёл играть на одну из главных улиц Радома или ехал в соседние посёлки.

О бедствиях семьи бывшего генерала американской армии узнали и в Вашингтоне. И хотя в Америке тех лет федеральной пенсионной системы не существовало, Конгресс США вынес решение выплачивать генералу Джону Турчину ежегодно 50 долларов специальной пенсии.

К тому времени возраст, а ему было за 70 лет, не давал возможности работать. Состояние бывшего генерала быстро ухудшалось. Надин обратила внимание, что у мужа появились проблемы с психикой и памятью. Так, однажды он сжёг свои записи и библиотеку, которую собирал многие годы.

В начале июня 1901 года его отправили в тяжёлом состоянии в госпиталь. 17 июня Иван Васильевич Турчанинов умер в госпитале города Энн (Иллинойс), за много тысяч километров от России, которую часто вспоминал перед смертью. Ему было 79 лет. Похоронили генерала Дж. Турчина за счёт государства на кладбище павших в Гражданской войне в Маунд-Сити, недалеко от впадения реки Огайо в Миссисипи. Проститься с ним приехали сослуживцы, представители общественности и правительства США.

Через три года, в 1904 году, в возрасте 78 лет скончалась его верная помощница и любимая жена Надежда Турчанинова.

Они лежат вместе, вдали от России, под одним скромным высоким гранитным памятником, на котором по-английски выгравировано: «Джон Б. Турчин, бригадный генерал американских волонтёров. 24 декабря 1822 года – 18 июня 1901 года. Надин А., его жена, 26 ноября 1826 года – 17 июля 1904 года.

5351 5325».

Смерть в Баденвайлере

1 мая 1904 года известный русский писатель Антон Павлович Чехов выехал из Крыма в Москву. Врачи и жена настояли на необходимости срочного лечения и консультаций в Москве и в Берлине.

В курьерском поезде в вагоне пассажиров было немного. Писатель не встретил знакомых и, задумавшись, с грустью смотрел в окно. У него было двойственное чувство от предстоящей поездки: как врач, он понимал правоту своих коллег, что ему срочно необходимо лечение и консультации известных врачей за границей.

Последние месяцы одышка и сильный кашель с каплями крови изматывали писателя и днём, и ночью. К этим проблемам весной прибавилась боль в желудке. Он надеялся на лечение и смену климата, на спокойный, позитивный режим, но хорошо сознавал, что здоровье уходит и сил остается мало.

Чехов всё чаще в своем доме в Ялте ощущал одиночество и необходимость в человеческом тепле и приятных для него знакомых лицах. Он соскучился по Москве, где его ждали жена Ольга Леонардовна – актриса Художественного театра, приятные люди и московская атмосфера встреч, дискуссий, споров и новостей, в которой его болезнь затихала и он чувствовал себя лучше…

Антон Павлович вспомнил, как 17 января, в его день рождения (по старому стилю. – Прим, автора), состоялась премьера «Вишнёвого сада», а позже его попросили выйти на сцену и поздравляли с 25-летием творчества, отчего он чувствовал неловкость и, устав, при первом удобном случае уехал из Художественного театра.

Стук колёс скорого поезда обычно успокаивал Антона Павловича. Но тревога и волнения не проходили. Он сознавал, что болезнь на этот раз взялась за него серьёзно, и неизвестно, вернётся ли он вновь сюда, в Крым, и сможет ли ещё реализовать план, который задумал в начале весны. С самого начала Русско-японской войны он внимательно следил за событиями и вырезал наиболее интересные сообщения. С этого момента он каждый день следил за событиями на Дальнем Востоке. Победных реляций от командования не приходило. Война затягивалась, повергая российское общество в тревогу и рождая всё чаще тревожные слухи.

В 1890 году Чехов побывал на Дальнем Востоке, на Сахалине, острове каторжников. Он многое узнал о жизни в этих далёких краях. Во время встреч и бесед с военными и гражданскими чиновниками писатель ни разу не слышал, что Япония превращается в угрозу российским интересам. Проехав всю Россию за 81 день, он сумел увидеть масштабы могущественной империи. Но увидел он и то, как много ещё предстоит сделать в этом огромном государстве и для народа, чтобы люди жили лучше.

Покидая Сахалин, писатель планировал возвращение через Азию морем, где одной из первых остановок была Япония. Но когда он оказался на борту парохода «Петербург», выяснилось, что на судне побывали больные холерой, от которой умирали тысячи людей, и на флагштоке был поднят жёлтый карантинный флаг, означавший, что заходить данное судно сможет только в разрешённые порты. Капитан сообщил, что «Петербургу» разрешили сделать остановки только в Гонконге, Сингапуре, Коломбо и Порт-Саиде.

В письме писателю и издателю Алексею Сергеевичу Суворину он написал: «Я здоров, хотя со всех сторон глядит на меня зелёными глазами холера, которая устроила мне ловушку Во Владивостоке, Японии, Шанхае, Чифу, Суэце и, кажется, на Луне – всюду холера, везде карантины и страх…» Знакомство с Японией и изучение Азии пришлось тогда отложить. И вот известие: Япония, о которой было принято говорить, что это отсталое азиатское государство, напала на могущественную Российскую империю. Шли месяцы, война продолжалась, и тревога за войска и флот росла, а информация не приносила ясности и надежд на победу.

Поезд мчался, и Антон Павлович обдумывал, что, если он сможет поправиться, то обязательно уедет в конце лета в действующую армию врачом. В письме публицисту и критику А.В. Амфитеатрову он уже признался: «Если буду здоров, то в июле или августе поеду на Дальний Восток не корреспондентом, а врачом».

Колёса стучали, постепенно успокаивая и убаюкивая, писатель задремал с приятной мыслью, что вскоре он окажется в московской атмосфере, рядом с женой и друзьями…

Но приехав в Москву, Чехов вынужден был отменить многие встречи: кашель, одышка и поднявшаяся температура вновь уложили его в постель. За ним ухаживала жена Ольга, которая готовила их поездку в Германию. Консультации с известными московскими профессорами привели к тому, что они настаивали на срочном лечении и встречах с профессорами в Берлине. Было принято решение побывать на курорте в Баденвайлере, в Шварцвальде, на юге Германии, у границы со Швейцарией и Францией.

Накануне их отъезда к Антону Павловичу заезжал писатель Н.Д. Телешов, который позже вспоминал: «Хотя я был подготовлен к тому, что увижу, но то, что я увидел, превосходило все мои ожидания, самые мрачные. На диване, обложенный подушками, не то в пальто, не то в халате, с пледом на ногах сидел тоненький, как будто маленький, человек с узкими плечами, с узким бескровным лицом – до того был худ, изнурён и неузнаваем Антон Павлович. Никогда не поверил бы, что возможно так измениться. А он протягивает слабую восковую руку, на которую страшно взглянуть, смотрит своими ласковыми, но уже не улыбающимися глазами и говорит: “…Прощайте. Еду умирать… Поклонитеся от меня товарищам… пожелайте им от меня счастья и успехов. Больше уже мы не встретимся”».

Но даже в том состоянии, несмотря на болезнь и подготовку к отъезду, Чехов пытался работать и помогать людям. В те дни в Крыму и Москве рассказывали историю, как к нему в Ялте пришёл учитель из Мухалатки. Он с горечью поведал известному писателю, что школу, где работает, хотят закрыть из-за нехватки средств. Антон Павлович собрал все деньги в доме, около 500 рублей, и передал их учителю. По тем временам это была немалая сумма.

3 июня, за несколько часов до отъезда на вокзал, писатель отправил письмо редактору «Русской мысли» В. А. Гольцеву с просьбой помочь его знакомому дьякону перевести его сына, студента Юрьевского университета (Эстония), в Московский: «Милый Виктор Александрович, как раз перед отъездом я получил прилагаемое письмо. Это пишет дьякон Любимов, учитель нескольких городских училищ, очень хороший, превосходный человек. Нельзя ли сделать что-нибудь? Подумай, голубчик. Дьякон беден, а теперь приходится посылать в Дерпт сыну».

Перед отъездом в Берлин он ещё успевает отправить из Москвы партию книг для библиотеки его родного Таганрога…

3 июня 1904 года Антон Павлович и Ольга Леонардовна выехали на скором поезде в Берлин.

Возможно, смена обстановки, общение и беседы с женой, новые впечатления в дороге положительно повлияли на улучшение состояния здоровья писателя.

Когда прибыли в Берлин и разместились в гостинице, по просьбе Антона Павловича они вскоре поехали в местный зоологический сад.

7 июня Чехова принял известный немецкий профессор Эвальд, специалист по внутренним заболеваниям. Осмотрев писателя, он развёл руки и, молча повернувшись к выходной двери, решил попрощаться и уйти. Он не понял, зачем надо было везти и мучить тяжелобольного, обречённого человека за тысячи километров в Берлин. Неловкость момента смог преодолеть сам Антон Павлович и продолжил с ним беседу, уже не имевшую отношения к его состоянию.

Активную помощь писателю и его жене оказал в Берлине Г.Б. Йоллос, корреспондент газеты «Русские ведомости» в Германии. Писатель с большой благодарностью позже написал о нём редактору этой газеты В.М. Соболевскому: «Это превосходный человек, в высшей степени интересный, любезный и бесконечно обязательный».

Антон Павлович отправил из Берлина несколько писем, в том числе 8 июня 1904 года своей сестре, Марии Чеховой. Оно интересно тем, что, несмотря на болезнь, Чехов продолжал подмечать в окружающих такие детали жизни, которые ему могли бы пригодиться в его творчестве: «Милая Маша, мы сегодня уезжаем из Берлина на своё длительное местопребывание, на границу Швейцарии, где, вероятно, будет и очень скучно, и очень жарко. Мой адрес: Германия, Badenweiler Herrn Anton Tschechow.

Так мою фамилию печатают здесь на моих книжках, стало быть, и я так должен писать её. В Берлине немножко холодно, но хорошо. Самое нехорошее здесь, резко бросающееся в глаза, – это костюмы местных дам. Страшная безвкусица, нигде не одеваются так мерзко, с совершенным отсутствием вкуса. Не видел ни одной красивой и ни одной, которая не была бы обшита какой-нибудь нелепой тесьмой. Теперь я понимаю, почему московским немцам так туго прививается вкус. Зато здесь, в Берлине, живут очень удобно, едят вкусно, берут за всё недорого, лошади сытые, собаки, которые здесь запрягаются в тележки, тоже сытые, на улицах чистота, порядок.

Здесь проездом Екатерина Павловна (жена М. Горького), у неё дети заболели корью, она в отчаянии. Вчера виделся с ней.

Ноги у меня уже не болят… катаюсь по Берлину; только вот беда: одышка…

…Живите и, если можно, не хандрите. Крепко жму руку и целую.

Твой А.».

Вскоре состояние короткой ремиссии у Чехова сменилось резким ухудшением самочувствия. Он вновь стал задыхаться и ощущал слабость. Журналист Иоллос в своей статье о здоровье писателя перед его отъездом написал: «В Берлине ему было трудно подняться на маленькую лестницу Потсдамского вокзала; несколько минут он сидел обессиленный и тяжело дышал».

Проехав 600 километров на юго-запад Германии, до окрестностей Фрайбурга, они приехали в Баденвайлер. Перед их глазами предстал утопающий в зелени небольшой ухоженный курортный городок Шварцвальда. С древности это место было известно своими термальными источниками, которые оценили ещё римские легионеры. Город известен своим уникальным микроклиматом, который обеспечивали высокие холмы, на ближайшем из которых находились величественные руины древней крепости Баден.

Поселились в напоминавшем дворец отеле «Ремербаден». Несмотря на усталость после дороги, Чехов чувствовал себя лучше и смог с супругой гулять по аллеям уютного парка. Писатель пытался заниматься творчеством и сообщил жене, что у него родился план: если будет себя хорошо чувствовать, они смогут съездить ещё и в Италию и после отдыха там смогут вернуться в Крым через Константинополь на пароходе.

Но оптимизм первых дней вскоре сменился очередным ухудшением состояния и грустью. Через неделю Чехов настоял на переезде в другой отель. Они решили поселиться в небольшом уютном отеле, на окраине парка у пруда «Вилле Фредерика». Но и там писатель через два дня заговорил о поиске нового, более уютного номера. Ольге Леонардовне понравилась гостиница «Зоммер» на главной улице городка, где на третьем этаже ей предложили удобную светлую комнату с балконом.

Сидя на этом балконе, Чехов с интересом наблюдал за проходившими по улице людьми.

В комнате стояли две кровати, стол, кресло и рядом с выходом на балкон диван, на котором часто сидела Ольга Леонардовна и они могли вести беседы. Рядом находилась почта, которая и до сих пор существует в Баденвайлере. Туда каждый день спешили местные обыватели и приезжие отдыхающие, за которыми с интересом наблюдал писатель.

Там же, на почте, жена покупала свежие немецкие газеты и, вернувшись, тщательно переводила вслух статьи, которые интересовали писателя, особенно сообщения с фронтов Русско-японской войны.

Благодатный климат Шварцвальда, сосны и секвойи, сухой целебный воздух вначале улучшили самочувствие писателя. Лечением Антона Павловича занимался в Баденвайлере опытный доктор Шверер. Вскоре врач с удовлетворением отметил положительную динамику состояния здоровья у пациента. Но воспалительные процессы в кишечнике и лёгких продолжались. 27 июня (по старому стилю) болезнь нанесла неожиданный удар – у Чехова начался тяжёлый сердечный приступ. Шверер и его ассистент Винтер, оперативно действуя, впрыснули больному камфору и дали для приёма наперстянку. Им удалось купировать приступ. Но на следующий день он повторился, причём в более тяжёлой форме.

Ольга Леонардовна, устав от бессонницы, тяжело переживала ухудшение состояния мужа. Она и сама чувствовала недомогание: врачи сообщили ей, что у неё поднимается температура.

После повторного приступа, проведя ночь, сидя в кровати, чтобы легче было откашливаться и дышать, утром Антон Павлович попросил написать письмо журналисту Иоллосу в Берлин. Отвечая на вопрос жены, он уставшим голосом, стараясь улыбнуться, объяснил: «Надо, чтобы он связался с Мендельсоном (владельцем банка, где был счёт у Чехова). Необходимо, чтобы на твоё имя выслали деньги… на всякий случай».

Как врач, Чехов сознавал, что ему остались считаные часы. Тяжёлая усталость охватила его. Словно запоминая, он смотрел в те часы на жену, врачей, на этот симпатичный курортный городок с прекрасным парком и древними развалинами…

По инерции он продолжал придумывать сюжеты рассказов и даже неожиданно задумал написать пьесу с необычным, почти фантастическим сюжетом. Об одном из сюжетов он рассказал Ольге Леонардовне: на модный курорт приехали богатые банкиры, краснощёкие американцы и англичане. Все они, проведя день в экскурсиях, прогулках, путешествиях на лошадях, вернулись довольные собой в отель, предвкушая сытный ужин. А повар ресторана отеля неожиданно сбежал, оставив всех без любимой еды… Они посмеялись над этим сюжетом, не подозревая, что это были их последние весёлые минуты, когда они были вместе.

Через несколько часов, ночью 2 июля, Чехову стало плохо. Он едва мог дышать. Послали за врачом. Состояние быстро ухудшалось. Вскоре он впал в забытьё и начал бредить:

– Матрос уехал?

– Какой матрос?

– Матрос, уехал он?..

Когда Антон Павлович пришёл в себя, пожаловался на жёсткую постель…

Ольга Леонардовна положила на грудь мужа лёд. Чехов открыл глаза и с грустной улыбкой произнёс: «На пустое сердце лёд не кладут…»

Пришедший в два часа ночи доктор Шверер с трудом нащупал пульс у больного. Чехов спросил его по-немецки:

– Смерть?

Пытаясь вернуть надежду, тот энергично ответил: «О, нет, нет…»

Врач послал находившегося в комнате русского студента срочно принести баллон с кислородом. Услышав это, Чехов произнёс устало: «Не надо, коллега. Пока принесут кислород, я уже умру!»

Шверер понимал, что Чехов, будучи врачом, оценивает лучше других своё состояние. Доктор попросил принести шампанское и протянул бокал умирающему коллеге. Писатель, взяв бокал, с грустью сказал: «Давно я не пил шампанского…»

Чехов выпил и, повернувшись к жене, негромко произнёс по-русски: «Я умираю…»

И увидев вопросительный взгляд Шверера, сказал по-немецки:

– Ich sterbe.

Чехов повернулся на левый бок, и через несколько секунд его сердце остановилось.

Неожиданно, как позже вспоминала О.Л. Книппер-Чехова, скорбную тишину нарушила вихрем крыльев прилетевшая в комнату на свет большая чёрная бабочка, которая начала биться об электрические лампочки…

Через несколько часов журналисты мировых информационных агентств и газет сообщили, что в немецком Баденвайлере на 45-м году жизни умер великий русский писатель А.П. Чехов.

Православной церкви в городке не было. Отпевали Чехова в небольшой католической часовне Мариенкапелле, которая размещается на въезде в Баденвайлер.

Из Германии вагон с прахом писателя был отправлен в столицу, в Петербург, где его… не ждали. Несмотря на несколько телеграмм Ольги Леонардовны Книппер-Чеховой, на вокзал проститься с великим писателем пришли несколько репортёров и около ста человек, в основном случайной публики.

Амфитеатров написал о разочаровании российской интеллигенции поведением петербургской общественности: «А мы-то, мы-то ждали, как покроется трауром петербургский Капитолий, и печаль столицы подтвердит вновь русскому интеллигентному обществу, что она культурный центр его, и плач на Неве разольётся по всем русским рекам, давая им свой тон и силу…»