Текст книги "Смерть обывателям, или Топорная работа"

Глава 12

Кунцевич раскланивался в дверях со Степаном Ивановичем, когда на лестнице послышались глухие шаги. Бывший околоточный надзиратель проживал во втором этаже.

– Доброго дня, – поздоровался остановившийся на лестничной площадке Лунащук, порядком удивлённый.

Степан Иванович окинул его насмешливым взглядом.

– Из ваших? – спросил он с улыбкой.

– Из ихних, – подтвердил Михаил Александрович и добавил: – И, видимо, по тому же самому вопросу.

– А это, господа, увольте! Я рассказал всё, что знал, поэтому разрешите вас покинуть. Простите, но старику, – он наклонил голову, – пора на покой.

Чиновники для поручений спускались по лестнице плечом к плечу.

– Шустёр ты, Слава, – Лунащук покачал головой, – ой, как шустёр. И когда ты успеваешь дома бывать?

– Волка, Миша, ноги, как известно, кормят. Вот и приходится савраской по городу летать, иначе такие молодцы, как ты, опередят.

– Тебя опередишь, – иронически заметил Лунащук и уже серьёзным тоном поинтересовался: – И что поведал наш ветеран Крымской кампании?

– Что, он на самом деле в Крымскую воевал? – так же серьёзно спросил Кунцевич.

– Честно говоря, не знаю, это я так, к слову.

Мечислав Николаевич улыбнулся и выдержал паузу, подобную той, что держат в театре именитые артисты, многозначительно и пафосно.

– Слава, не томи, – Михаил Александрович даже остановился на лестнице, едва не притопнув ногой.

– Нету у тебя, Миша, терпения. Всё хочешь сразу и до самого донышка.

– А ты норовишь по ложке в час выдавать. Одно же дело дознаём.

– Одно-то одно, но с разных сторон.

– Ладно, не томи.

Вышли из дома и пошли по тротуару, Кунцевич рассказал всё, что поведал ему бывший околоточный надзиратель.

– Вот и всё, – подытожил Мечислав Николаевич.

– Не густо, – резюмировал Лунащук.

– Поблагодари за это, иначе ничего бы не узнали.

– Куда сейчас?

– По соседям, а ты?

– Вначале к зятю Андреева, там надо составить список пропавших драгоценностей. Может быть, что-то есть особенное.

– Как тебе зять убитых? – перевёл разговор на другую тему Кунцевич.

– Мутная личность, с первого взгляда он мне не понравился. Какой-то нелюдимый и сам в себе. Есть в нём что-то отталкивающее.

– Возможно, – согласился Мечислав Николаевич, – я с ним не разговаривал, так что судить не могу, а вид… Вот на тебя посмотришь, так сразу профессора видишь.

Лунащук фыркнул, сдерживая смех.

– Я к зятю, потом к соседям. – И направился в сторону трактира убиенного господина Андреева.

Хождение по соседям чиновникам для поручений ничего не дало. Никто ничего не видел, ночью спали, посторонние не появлялись. Даже в ответ на наводящие вопросы – мол, ведь рядом трактир и в нём не только местные столуются, но и чужаки, – только пожимали плечами: ничего не видели.

– Вот что, Катерина, – обратился к кухарке Лунащук, – сейчас будем нужным для дознания делом заниматься – составлением списка драгоценностей Авдотьи Ивановны и, если не ошибаюсь, Марии. – И приготовился записывать.

– Так не помню я ничего, – кухарка заалела лицом и отвела взгляд.

– Как так?

Женщина сжала губы.

– Катерина, как так? Ты ж начальнику сыскной полиции сказала иное, а теперь в кусты.

– Не помню ничего, а при мне Авдотья Ивановна ничего не носила. Я ж всё при кухне и ничего не вижу, да и какая мне радость, если брошь замечу или серьги. Не помню. – Взгляд её был устремлен в стену, словно там появилось что-то интересное. Даже Михаил Александрович туда посмотрел.

– Катерина, так мы быстрей, может быть, убийц отыщем.

– Не знаю я ничего. Ну, были у Авдотьи Ивановны кольца, серьги, брошки какие-то, но я не присматривалась к ним. Мне какое дело до хозяйского добра?

– Значит, ничего не припомнишь?

– Ничего.

На Офицерскую чиновники для поручений вернулись почти одновременно. Оба злые и недовольные: день прошёл впустую, почти ничего нового не удалось узнать. Складывалось впечатление, что горожане оглохли и ослепли.

Хорошо хоть радовала погода. По небу если и пробежит кучерявое облачко, то тут же скроется вдалеке, поджидая одиноких соседей по бесконечному голубому полю. Солнце светило ярко, но не обдавало жаром землю, да и лёгкий ветерок словно ласковыми пальцами перебирал одежду, волосы и зелёные, как изумрудная россыпь, листья.

– Прошу, – Кунцевич артистично поклонился и открыл дверь перед Михаилом Александровичем.

Лунащук хотел было сказать что-то едкое, но не стал, а только высокомерно качнул головой – мол, благодарствую.

Начальник сыскной полиции Филиппов положил в верхний ящик стола рассматриваемые ранее бумаги и теперь сидел, не решаясь подняться с места. Протёр глаза носовым платком. Хотел всё-таки пойти домой и попить чаю, когда раздался стук в дверь.

Вошли чиновники для поручений Кунцевич и Лунащук.

– Владимир Гаврилович, разрешите? – спросил один из них. Голос был немного хрипловат, и Филиппов так и не понял, чей он.

– Проходите, господа, проходите. Надеюсь, появились подвижки в делах?

– Кое-какие, – сказал Мечислав Николаевич.

– Давайте выкладывайте, господа. Кто первый? – начальник сыскной полиции посмотрел вначале на Кунцевича, потом на Лунащука.

– Пусть Мечислав Николаевич, – кивнул на коллегу Михаил Александрович.

– Начинай.

Кунцевич не стал кивать на Лунащука и принялся докладывать, какую беседу провёл с бывшим околоточным надзирателем. Потом перешёл к отчёту об опросах соседей. Под конец Мечислав Николаевич немного стушевался.

– В чём дело? – спросил Филиппов.

– Не знаю, как сказать…

– Да в чём дело, чёрт возьми?

– Пристав Васильев негласно предупредил полицейских Охтинского участка, чтобы нам в дознании не помогали, но в то же время его приказ не афишировали.

– Ох уж этот двуликий Янус, – улыбнулся Филиппов. – А мне телефонировал с утра о трёх приезжих, появившихся недели за три и уехавших за несколько дней до первых убийств.

– Верное сравнение, – сквозь зубы процедил Кунцевич.

Потом Михаил Александрович поведал о разговоре с кухаркой Катериной.

– Как? – изумился Владимир Гаврилович. – Так и сказала, что ничего не помнит?

– В том-то и дело, что заявила: за хозяйкой не следила, и до того, что она там надевала, ей не было никакого дела.

– Странно, даже очень странно, – провёл большим пальцем по усам Филиппов. – Надо мне наведаться к Андреевым. Ведь она мне уже начала перечислять, что имела хозяйка.

– Может быть, Катерина причастна к делу? Могла быть наводчицей, а сейчас не имеет желания говорить об украшениях. Либо кто-то подсказал, что по ним есть вероятность найти убийц, либо… – Лунащук запнулся.

– Договаривайте, Михаил Александрович, – на чиновника для поручений смотрел начальник.

– Либо она сама убийца, – досказал пришедшую мысль Лунащук.

– Вы сами верите собственным словам?

– Не знаю, – искренне признался обескураженный Михаил Александрович.

– Если мы пошлём телеграммы в Тверскую и Псковскую губернии, допустим, полицейское колесо придёт в движение, дойдёт по инстанции из уездного города до сельского стана, потом в обратном порядке, – то не только неделя, месяц пройдёт. Поэтому, господа, пакуйте вещи и сегодняшним – вечерним ли, ночным ли – поездом в путь. Вы, Мечислав Николаевич, – в Тверскую губернию, вы, Михаил Александрович, – в Псковскую. Я не вижу иного выхода.

– Мы и сами хотели предложить такой вариант, – признался Кунцевич, – только…

– Договаривайте, – на лбу Филиппова появились глубокие морщины.

– Дознание здесь, в столице, приостановится.

– Вот об этом вам беспокоиться не след. Дознание идёт и будет идти. Осталось трое убийц, оставивших следы у Анциферовых. Постараюсь проследить их дальнейший путь в столице, если представится возможность. А сейчас, господа, готовьтесь в дорогу. Время, к сожалению, не ждёт.

Глава 13

Лунащук, в отличие от коллеги по сыскному цеху Кунцевича, был более лёгок на подъем. Поэтому уже на Офицерской знал, что поезд на Псков отправляется через час с четвертью. Он сразу же сорвался, заехал домой, чтобы взять небольшой баул со сменным бельём и немного денег и предупредить супругу, что в ближайшие несколько дней пробудет в пути. Прибыл за пять минут до отправления, приобрёл билет и даже успел выкурить папиросу.

Кунцевич не был так расторопен, как Михаил Александрович, но и он знал, что в Москву (а добираться в Тверь придётся через старую столицу) поезд отбывает после полуночи, и тогда через час после приезда он устроится в вагоне, который дымящийся монстр потащит к конечному пункту назначения.

Глава 14

В восьмом часу вечера Филиппов остановил экипаж и приказал отвезти себя на Мало-Охтинский проспект, к трактиру господина Андреева. Предстоял разговор с кухаркой Катериной и новоиспечённым хозяином Михаилом Семёновичем.

Город шумел приглушенным гамом. Чувствовалось, что вечер взял права в свои руки – отправил на покой горожан, разогнал с улиц коробейников и мальчишек с кипами газет. Отовсюду доносились запахи приготовленной пищи. Обыватели вернулись со службы и с работы за обеденные столы, а кто не за обеденный, тот всё равно за стол.

В течение получаса Владимир Гаврилович обозревал мерное движение свинцовых вод Невы – вначале по левую руку, потом по правую. Сновали с берега на берег лодки всевозможных размеров: от маленьких, для двух человек, до больших, в десять-двенадцать саженей, перевозивших не только пассажиров, но и грузы.

Расплатившись с извозчиком, Филиппов спустился на тротуар и направился к дому. На площадке второго этажа он остановился и постучал латунным, висящим на цепочке молоточком по отведённому для этого месту на двери.

Через несколько минут дверь отворилась, и на пороге перед начальником сыскной полиции предстала племянница кухарки, исподлобья взглянувшая на пришедшего.

– Здравствуй! Узнаёшь меня?

Девочка кивнула.

– Как тебя зовут?

– Марфа.

– Вот что, Марфа, где твоя тётя?

– В дровяник пошла.

– Разве ей никто из работников дрова не носит?

– Почему же? Каждое утро Василий носит, – девочка вновь покосилась на Филиппова. – Всегда хватает, но сегодня… Не знаю, мне сказала, что в дровяник пошла.

– Ладно, – нейтральным тоном произнёс Владимир Гаврилович, но у самого заныло в груди, и предчувствие захлёстывающей волной настигающей беды начало заполнять сознание.

– Скажи, Марфа, давно Катерина туда ушла?

– С полчаса.

– Стало быть, с полчаса. И где дровяник находится?

– Так во дворе, – у девочки расширились серые глаза. – Вас проводить? – неожиданно вызвалась она.

– Да.

Девочка прикрыла дверь и пошла впереди Филиппова. Стройная, не по возрасту развитая фигура; длинная толстая коса при каждом шаге покачивалась то вправо, то влево, словно часовой маятник.

Вышли во двор. Из дальнего угла наплывали неприятные запахи отходов, в другом углу стоял дровяник с приоткрытой дверью.

– Тёть Кать, – позвала Марфа и быстрым шагом пошла к хозяйственной постройке. – Тёть Кать!

Владимир Гаврилович шёл за ней и уже догадывался, что там обнаружит.

Предчувствия начальника сыскной полиции не подвели.

Катерина лежала посреди дровяника, раскинув в стороны руки, и смотрела в потолок голубыми безжизненными глазами. Губы оставались полуоткрытыми, словно она что-то говорила и лишилась жизни на полуслове.

Марфа прикрыла рот рукою и закусила платок, чтобы не закричать.

– Бегом за хозяином! – скомандовал Филиппов, не давая девочке разрыдаться, и добавил: – Одна нога здесь…

Владимир Гаврилович остановился у порога и стал осматривать внутренность дровяника со стороны, не заходя вовнутрь. Следов борьбы было не заметно. Да и откуда им взяться, если под рёбрами женщины торчала деревянная рукоять ножа, а на лице застыло безмятежное выражение. Филиппов сделал два шага вперёд и дотронулся до её руки. Катерина была мертва уже какое-то время. Помочь ей было ничем нельзя. Филиппов вернулся к двери, чтобы не затоптать возможные следы, осмотрелся. Вокруг хозяйственного двора стоял крепостной стеной забор в три аршина, без щелей. Убийца мог либо перелезть через ограждение, либо прийти из дома, откуда вели наружу два выхода. Один, как догадался Филиппов, трактирный, второй – непосредственно для жителей.

Прибежал нынешний хозяин, запыхавшийся, хотя ходу было с десяток шагов. Красный, щёки раздуваются, грудь ходит, как меха в кузнице. На лице не только удивление, но и неспособность поверить, что в его уже вотчине совершено новое преступление.

– Что? Что стряслось? – скороговоркой произнёс он и попытался войти в дровяник.

– Туда нельзя, – Владимир Гаврилович перегородил дорогу Михаилу Семёновичу. – Туда пока нельзя. А сейчас отправьте кого-нибудь в участок сообщить, что совершено убийство. Пусть телефонируют дежурному чиновнику. Хотя… – Филиппов задумался на миг. – Зовите пока городового, и живо, – последнее слово вылетело, как приказ солдату.

– Да что ж это деется!.. – шептал новоиспечённый хозяин и тряс головой.

Позади, в двух шагах, стояла, скрестив руки на груди, Марфа. Её лицо не выражало ни скорби, ни горечи утраты. Видимо, смерть казалась ей игрой, такой же, как и в часы досуга с дочкой теперешнего хозяина.

Полицейский прибежал, грохоча сапогами, приложил руку к околышу фуражки и представился:

– Городовой Иванов, ваше высокородие!

– Владимир Гаврилович.

– Простите, ваше высокородие!

– Меня зовут Владимиром Гавриловичем. Теперь слушай внимательно. Вот в эту дверь, – он ткнул пальцем в дровяник, – не должна зайти ни одна живая душа, пока я не позволю. Стой, как на часах. И смотри мне, отвечаешь за место преступления, как за самого себя. Понял?

– Так точно, ваше высокородие, – городовой вытянулся по стойке «смирно» и замер истуканом.

Владимир Гаврилович махнул рукой, потом добавил:

– Неси службу, пока я не вернусь назад. Вот только телефонирую в сыскное.

Дорогою Филиппов и самому себе не мог объяснить, почему городового не сделал посыльным, а направился в участок сам. Возможно, хотел обдумать сложившуюся ситуацию. Таких трагических происшествий на одной улице в течение нескольких дней никогда не происходило. И как ни крути, все преступления связаны между собой невидимыми нитями. Две семьи убиты из-за денег и драгоценностей, а Катерина? Неужели наводчица? Кто из двоих высказал такое предположение? Кунцевич или Лунащук? Но разве важно, кто? Важен сам факт, что дознание идёт в нужном направлении. И тогда получается, что преступники не сразу покинули столицу, а вначале оборвали ниточку, ведущую к ним. Зачем? Кухарка же ничего толком не сказала. Может быть… Филиппов даже чуть было не споткнулся, вспомнив об описании драгоценных вещей, которое она хотела дать, но потом отказалась, сославшись на то, что ничего не видела и не помнит. Только теперь Владимир Гаврилович понял и покрылся липким потом – нельзя было покидать место преступления, надо было послать городового. Но что сделано, того сейчас уже не исправить. И он ускорил шаг.

Из участка начальник сыскной полиции телефонировал на Офицерскую и непререкаемым тоном отдал приказ, куда приехать сыскным агентам, доктору и фотографу.

Полицейские успели вызвать пристава, который не замедлил явиться, застёгивая на ходу пуговицы у ворота.

– Что стряслось? – глухим голосом поинтересовался Дмитрий Дмитриевич. Щёки его дрожали, в глазах полыхал ужас. – Неужто новое… – он боялся вымолвить, но всё же решился: – Убийство?

– Новое, – коротко бросил Филиппов и вышел из участка на улицу. Там вздохнул полной грудью и почувствовал, что дёргается левый глаз, хотя нервическое состояние уже покинуло его.

Следом вышел Васильев, лицо которого продолжало пылать то ли от возмущения, что кто-то опять посмел нарушить его личную безмятежность, то ли от переживаний за должность.

– Я в трактир, – кинул, не оборачиваясь, Владимир Гаврилович.

– Как в трактир? – Брови пристава вздёрнулись, его охватило возмущение. Он не понял до конца слов начальника сыскной полиции и повторил: – Как в трактир?

Филиппов обернулся.

– Пройдусь пешком до трактира Андреева, в котором произошло новое преступление.

– Я… – стушевался пристав. – Владимир Гаврилович, может, в экипаже? – Понял, что подумал совсем не то.

– Нет, я пройдусь. Пока подъедут из сыскного, я уже буду на месте.

Васильев не знал, что ему делать – следовать пешком с Филипповым или доехать на экипаже до трактира и уже там ждать начальника сыскной полиции. Второе взяло верх.

Владимир Гаврилович шёл по улице, под туфлями скрипели маленькие камешки, и как ни странно, но именно этот тихий мерный хруст успокаивал. Думать попросту не хотелось.

Расстояние до трактира сокращалось. Филиппов видел, что у дверей, как всегда, толпятся любопытные, строящие фантастические версии случившегося и создающие новые бредовые слухи, которые скоро понесутся по улицам города, словно ураганный ветер. Издалека начальник сыскной полиции заметил, что нынешний хозяин выставил из заведения посетителей и теперь никого не пускает. Расставил своих половых, и те несли службу вместо полицейских, которые прибыли с приставом и приступили к охране места преступления.

Когда Владимир Гаврилович проходил между собравшимися людьми, к трактиру подъехали сыскные агенты, среди которых он увидел Власкова. Спустя несколько минут подкатил экипаж, из которого вышел доктор Стеценко с саквояжем в левой руке и, заметив начальника сыскной полиции, направился к нему.

– Здравствуйте, Владимир Гаврилович, – протянул руку Пётр Назарович. – Снова встречаемся по трагическому поводу?

– Когда б мы свиделись по иному случаю? – вопросом ответил Филиппов.

– Ваша правда, – произнёс с какой-то обречённостью Стеценко и, посмотрев на любопытствующих, сквозь зубы процедил: – А народ, как во все времена, требует хлеба и кровавых зрелищ. Ведите уж туда, где наше с вами тело. – В последней фразе чувствовалась неприкрытая ирония.

У дровяника прохаживался поставленный Филипповым для охраны городовой. Заметив приближающихся начальника сыскной полиции, неизвестных господ и среди них пристава Охтинского участка, Иванов остановился и вытянулся во фрунт.

– Вы его тут поставили? – Дмитрий Дмитриевич тяжело дышал, зыркая прищуренными глазами.

– Надо же было место преступления оградить от нашествия любопытствующих, – произнёс спокойным тоном Владимир Гаврилович.

– Начальник мне, – неслышно прошептал одними губами Васильев.

– Господа, – напутствовал Филиппов сыскных агентов, – обращайте внимание на всякие мелочи. Преступник мог зацепиться за стены, дрова, оставить нитку, клок материи. Ищите и подмечайте всё. А вы, господин Генэ, запечатлейте на фотографических карточках не только тело, но и само место. Может быть, камера покажет то, что мы не заметили глазами.

– Вы полагаете, что фотографический аппарат надёжнее человека? – насмешливо спросил пристав, настроение которого менялось каждую минуту.

– Поверьте, господин Васильев, – с полной серьёзностью ответил Филиппов, – когда-нибудь в сыскном деле технике будет больше доверия, нежели нам, смертным.

– Вы, голубчик, фантазёр, – Дмитрий Дмитриевич не воспринимал настоящим образом слова начальника сыскной полиции.

– Ваше право думать иначе, – Владимир Гаврилович наблюдал через проём двери за действиями сыскных агентов и за тем, как устанавливал фотографический аппарат бывший французский подданный Генэ.

Через некоторое время к начальнику сыскной полиции подошёл Пётр Назарович.

– Как я понимаю, Владимир Гаврилович, вас интересует время убийства?

– Приблизительно мне оно известно.

Стеценко вскинул брови, но не стал уточнять, откуда.

– Если так, то не смею вам больше досаждать, – всё же обида пробилась сквозь невозмутимость.

– Везите труп ко мне на вскрытие, хотя могу сказать и так: женщине нанесён один удар ножом под нижнее ребро с левой стороны. Лезвие довольно длинное, оно попало в сердце.

– Смерть была мгновенной?

– Да, – кивнул доктор, – женщина скончалась, как только лезвие вонзилось в сердце.

– Что ж, буду ждать отчёт по вскрытию, – произнёс Филиппов.

Глава 15

После осмотра места убийства, который затянулся до первого часа ночи, один из агентов, участвовавших в процедуре, подошёл к Филиппову.

– Владимир Гаврилович…

– Что-то обнаружили? – очень спокойно спросил начальник сыскной полиции.

– Посмотрите сами.

Филиппов кивнул и направился к дровянику вслед за агентом.

Тело увезли, и можно было довольно свободно ходить по хозяйственному помещению.

– Вот здесь, – указал рукой полицейский и убрал в сторону несколько поленьев. Под ними обнаружился кусок светлой материи, напоминающей полотенце, из-под которого выглядывало топорище.

– Владимир Гаврилович, при прошлом осмотре этого здесь не было, – чуть ли не извиняющимся тоном выдавил из себя агент.

– Топор, – задумчиво произнёс Филиппов. – Отразите в протоколе и покажите… Лучше я сам. Фотограф здесь?

Полицейский огляделся.

– Да.

– Зовите.

После того как Генэ установил аппарат и зафиксировал на фотографической пластине находку. Владимир Гаврилович распорядился, чтобы привели новоиспечённого хозяина трактира.

Михаил Семёнович появился довольно быстро.

– Вам знаком этот предмет?

Щека у хозяина дёрнулась.

– Полотенце вроде наше, – сказал он.

Из-за спины Михаила Семёновича, вытирая сухие глаза, выглядывала Марфа.

– Наше, – подала она голос, – вон и метка наша.

Филиппов откинул в стороны края материи. в самом деле оказавшейся полотенцем.

– Топор знаком вам?

– Знаком, – глухо выдавил хозяин. – Моисей Андреич на всём метки ставил. – Михаил Семёнович сглотнул скопившуюся слюну. – Там на обухе должны быть буквы «М» и «А».

Владимир Гаврилович поднял топор, посмотрел – на металле действительно были вырезаны две буквы, наполовину заполненные запёкшейся кровью.

Стоявшая за спиной хозяина Марфа ойкнула и лишилась чувств. Не успела упасть, как её подхватил на руки Михаил Семёнович. Девушка тут же очнулась и отстранилась от хозяина. Теперь она стояла сама и, не отнимая от глаз платка, приговаривала:

– Как же я теперь? Как же? Что со мною будет?

– и украдкой бросала взгляды на спину хозяина, от которого теперь зависела её дальнейшая судьба.

Михаил Семёнович ходил потерянный, словно у него отняли что-то важное и нужное для жизни. Вначале лишился родителей жены, а сейчас кухарки, которая с юных лет проживала в семье Андреевых. И недоумевал, кому надо было её убивать.

Владимир Гаврилович наблюдал за новым хозяином и не мог понять его поведения. Вроде бы удручён, но в то же время казался чем-то обрадованным.

– Всё, господа, – подытожил дознание Филиппов. – Завтра с новыми силами займёмся, а сейчас по домам, пока не начали падать от усталости и размышлений.

В восемь часов Филиппов сидел за рабочим столом своего кабинета. Через несколько минут явился Власков.

– Разрешите, Владимир Гаврилович?

Начальник сыскной полиции указал жестом на стул.

– Ну, пока новостей как таковых нет, но… – Николай Семёнович смутился, густо покраснел и торопливо добавил: – Сегодня непременно будут.

– Будут, так будут. Главное, чтобы были.

– Непременно, – немного стушевался Власков. – Может быть, это важно, может, нет, но…

– Николай Семёнович, вы рассказывайте, а я решу, что важно, а что нет.

Дмитрий Дмитриевич с состояния досады и своей никчемности выпил штоф водки без закуски, хотя никогда не злоупотреблял «зелёным змием». Он наблюдал за действиями начальника сыскной полиции – тот вёл себя спокойно и отдавал такие распоряжения сотрудникам, которые и в голову не пришли бы приставу, действовавшему прямолинейно и бездумно. Главное – не найти преступника, а объявить таковым подходящего человека, которого можно заставить себя оговорить, или, в крайнем случае, найти липовых свидетелей. А здесь, страшно подумать, – следы, фотографические карточки, опрос всех и вся, выискивание убийцы по принципу «кому выгодно?».

Утром, с раскалывающейся головой и совсем не здоровым видом, пристав появился в участке, заперся в кабинете и там заснул на стуле, положив голову на стол, заваленный пришедшими бумагами.

– Мой секретный сотрудник, – начал докладывать Власков, – намекнул, что для проворачивания одного дела из Выборгской губернии вызвали троих мазуриков с липовыми паспортами. Сегодня, видимо, я смогу узнать их фамилии.

– Настоящие? – обрадовался Филиппов.

– Увы, только паспортные.

– Паспорта у них липовые или украденные?

– Пока не знаю.

– Это уже кое-что. Значит, говорите, из Выборгской? Сведения точные?

– Могу ручаться за них головой, – посерьёзнел Власков.

– И когда вы получите от своих агентов нужные сведения? – заинтересованно спросил Филиппов.

– Сегодня вечером, – уверенно заявил Николай Семёнович.

– Значит, хотя бы поездки Кунцевича и Лунащука не пройдут впустую. Там тоже, мне кажется, выяснятся довольно интересные подробности, которые помогут в дознании.

– Будут указания на сегодня?

– Пока нет, но мне нужно всё, что вы сумеете сегодня узнать по делам в Охтинском участке.

– Понял, – поднялся со стула Власков, – разрешите идти?

– Да-да, пожалуйста. Жду вечером с докладом.

После того как чиновник для поручений покинул кабинет, Филиппов придвинул к себе журнал происшествий. Ежедневно в сыскное отделение поступали из участковых управлений сообщения обо всех совершенных за истекший день преступлениях. Вот эти сообщения Владимир Гаврилович, как начальник сыскной полиции, рассматривал лично и затем давал по ним поручения чиновникам и сыскным надзирателям о производстве дознания, если преступления не касались убийств. В этом случае Филиппов самолично выезжал на место, где людей постигла кровавая трагедия, и там вникал в детали, если таковые имелись, а специалисты фиксировали следы, делали фотографические карточки.

Владимир Гаврилович внимательно читал журнал:

«– …Сыскной полицией задержан вор-рецидивист Ястребов, ранее судимый за кражи в доме Дрохинева на Косой линии Васильевского острова;

– из коридора барака Мариинской больницы были украдены личные вещи больного крестьянина Шлиссельбургского уезда Пафнутия Рыбакова стоимостью 20 рублей. Задержан сторож больницы Степан Гаврилов. В краже сознался и показал, что вещи продал разным лицам на Сенном рынке и вспомнить их не может. Агенты полиции сумели найти только украденные кожаные калоши;

– раскрыта кража, произошедшая у присяжного поверенного Ф. П. Владимирова, – у него украли 10 серебряных ложек. Агенты полиции установили, что кражу совершила воровка-рецидивистка Анна Гашкова, она заложила 8 ложек в ссудной кассе Ильина, а одну продала в трактир на Съезжинской улице. Ложки изъяты и возвращены владельцу;

– сыскной полицией на Английской набережной задержан бежавший из колонии для малолетних преступников Алексей Михайлович Жиров, который уже неоднократно совершал оттуда побеги;

– на городового Осипова, когда он проходил в 10 часов вечера по Звенигородской улице, напали неизвестные. Сначала ему нанесли удар камнем или гирькой по голове, отчего сыщик упал на землю и потерял сознание. Нападавшие нанесли ему в спину ножом 11 ран. Раненый городовой отправлен в больницу. Раны весьма серьёзные, его привезли в бессознательном состоянии;

– кража на Киевской улице в доме Петрова – у домовладельца похищено платьев на 70 рублей;

– кража на Курляндской улице в доме, бывшем Бухвалова, украдены самовар и платье;

– на Введенской улице у Попова украден будильник;

– в гостинице Никанорова на Знаменской площади у господина Сатова похищена гармоника стоимостью 21 рубль;

– на Курляндской улице в доме Бухвалова у Ворошиловой украдены серебряные вещи».

Филиппов отметил, что на Курляндскую желательно было бы послать Власкова. Тот быстро бы разобрался с двумя кражами, совершёнными в один день. И стоило бы заняться делом о нападении на городового. Спуску нельзя давать преступникам, нападающим на стражей закона. Кто ж тогда соблюдать порядок будет?