Текст книги "Цугцванг по-русски. Книга 1. 96 отделение милиции г. Москвы"

– Встать! – рявкнул в открытый проём Старостин, – и, повернувшись в Шелестову, и изображая рвение в службе, доложил, – Антон Генрихович! Выбирайте любого.

– Не спиши, они мне оба сгодятся.

Стоявшие пред ним задержанные тревожно переглянулись.

Шелестов стоял перед ними, заложив руки за спину, и по привычке качнувшись с каблука на носок и обратно.

– Значит так! Я – Шелестов Антон Генрихович, оперуполномоченный уголовного розыска этого, 96 отделения милиции города Москвы. У меня есть пара блоков явской «Явы» и я думаю вот, кому бы их отдать.

Сидельцы расслабились.

– Ладно, начальник, мы поняли, говори, что надо, только без «кидалово»2424
  «Кидалово» (слэнг) – мошенничество.


[Закрыть]!

– Принято! Слушайте! Через пол – часа я приведу к вам в камеру шестнадцатилетнего пацана, который слегка проворовался, и я хочу, чтобы вы ему показали, что его ждёт здесь, если он будет арестован.

– Спектакль организуешь, начальник?

– Да! Хочу, чтобы он не стал такими, как вы.

– Потом ты его отпустишь?

– Отпущу, конечно! Я хочу, чтобы он урок запомнил, на всю оставшуюся жизнь.

– Годится, мы подписываемся, но только без обмана!

– Мне этого не надо.

– Саша! – Антон вернулся в дежурку. – Надо всех сидельцев собрать во – вторую камеру, кроме путаны, и заставь их разуться, особенно узбеков.

– Да без проблем, сделаем! А для чего?

– Слушай, вот что я хочу сделать…

Через пятнадцать минут после окончания подготовительных мероприятий, в кабинет Шелестова вошли участковый Уваров, за ним мать и сын Стечкины. Парень был одет в просторную теплую куртку, джинсы и высокие зимние ботинки со шнуровкой. Он оказался высок, худ и узкогруд. Мать же была в длинном, тёмно – синем зимнем пальто с воротником из неизвестного зверя, с гладко зачёсанными назад волосами мышиного цвета.

Антон встал со своего стула, за руку поздоровался с Уваровым.

– Нина Николаевна, здравствуйте! Прошу вас, присаживайтесь на диван вместе с вашим участковым, а Павел сядет вот на этот стул у моего стола, лицом ко мне. Договорились? Но сначала, прошу раздеться, молодой человек! Куртку повесьте в шкаф, что за вашей спиной. Разговор у нас предстоит долгий и нудный.

Женщина обречённо кивнула головой, судорожно закусив нижнюю губу.

– Ну, что же Павел! Давай знакомиться. Я – оперуполномоченный уголовного розыска 96 отделения милиции города Москвы, Шелестов Антон Генрихович. А тебя как величать?

– Вы же знаете, я – Павел!

– Это не ответ. Тебе сколько лет?

– Уже шестнадцать!

– Вот! Ты уже взрослый, молодой человек. Давай полностью фамилию, имя, отчество.

– Стечкин Павел Фёдорович.

– Ого! Знаменитая фамилия. А известный конструктор стрелкового оружия Игорь Яковлевич Стечкин, чаем не твой родственник?

Парень отрицательно мотнул головой, держа руки на коленях и опустив голову вниз.

– Что-то ты сегодня не очень разговорчивый, а?

Павел равнодушно повёл худыми плечами.

– Хорошо! Знаешь, почему мы все здесь собрались? – прихлопнув правой рукой стопку объяснений.

– Не знаю.

– Отлично! Я тебя понял, и понял очень хорошо!

Он поднял голову, равнодушно посмотрел Антону прямо в глаза и принялся рассматривать ногти на своих руках.

Разговор явно не клеился, и пора надо было заниматься парнем всерьёз.

– Ну, что – же, тогда давай сделаем вот что. Я тебе расскажу, как, по – моему мнению, всё было, а ты скажешь мне, где я ошибся. Идёт?

– Я ничего не брал.

– Хорошо! Итак, сегодня четверг, а в субботу у Костика Чкалова был день рождения, парню исполнялось пятнадцать лет. В двенадцать часов дня гости, в том числе и ты, как лучший друг, собрались у него на квартире, то есть этажом ниже. Ты живешь на девятом этаже, а Костик на восьмом. Гостей было двенадцать человек, восемь ребят и четыре девочки, вы все учитесь в десятых классах одной школы №53 нашего района, и все друг друга хорошо знаете. Родители Чкалова уехали, оставив вас для праздника в трёхкомнатной квартире одних. Вы там слегка подпили шампанского, потом сухим вином добавили, и Костик, мягко говоря, слегка отъехал от количества выпитого. Ты взял его ключи от квартиры и быстренько сгонял в «Металлоремонт», где тебе сделали дубликаты ключей. Затем ты вернулся и положил ключи на место, под зеркало на столик, что стоит в холле у входной двери Чкаловых. Где ты их сначала взял. Тебе надо было придумать причину, по которой бы ты отлучился от вашей компании на время. И ты придумал: ты пошёл к себе домой за гитарой. Итак, что делаю я? Во – первых, я беру твоё фото, а оно у меня есть, и иду, или еду, в «Металлоремонт», где делают дубликаты ключей. В нашем районе, таких кантор всего четыре. Перечислить адреса, где они находятся? А? Павел? Они все в пределах досягаемости, самый дальний на Черёмушкинском рынке. И там, Павел, я показываю твоё фото, и спрашиваю у приёмщика заказов, что ты там делал? А, Павел? Была суббота, выходной, заказов было мало и тебя должны были запомнить. Тебя по любому там запомнили. Вот в чём дело! А почему я тебя сразу не арестовываю, так это из жалости. Но не к тебе, потому что ты мелкий вор – недотёпа, а к твоей матери. Она на двух работах горбатится, чтобы ты нормально жил, нормально питался и мягко спал. Ей всего сорок лет, а выглядит она на все пятьдесят. Ты эти несчастные 200 рублей украл у лучшего друга, с которым дружите с детского сада, тебя в семье Чкаловых всегда принимали как родного, а ты что наделал? А?… Ладно, на чём это я остановился? Ах, да. Так вот, тебя долго не было, и твоя одноклассница Машка Свиридова поднялась к тебе в квартиру, чтобы ты взял с собою ещё и карты, чтобы сыграть в «подкидного дурака», но тебя там не было. Она стояла у дверей твоей квартиры и минут десять звонила. А ты в это время мчался уже с готовыми ключами к Чкаловым. Маша вернулась и сказала своей подружке, Насте Геворгян, что тебя дома нет и, видимо, ты попросту сбежал. Мать твоя в это время была на работе, в гостинице «Южная». Все на том и успокоились. А через сорок минут появляешься ты с гитарой. Это, Павел, во – вторых.

Теперь, в – третьих. Бабушка Костика, мать твоего отца, один раз в неделю, строго в понедельник, с восьми тридцати утра до половины четвёртого, навещает свою сестру, которая живёт в доме №72, по Ленинскому проспекту, следовательно, в этот день ты и открыл дверь Чкаловых, сделанными дубликатами ключей и забрал эти двести рублей Костика. Сигнализации у них нет. Занятия в вашей школе начинаются тоже в половине девятого утра, и у тебя была математика, а ты опоздал на первый урок ровно на пятнадцать минут. Почему?

– Я уже сказал, я забыл дома учебник по математике, и пришлось возвращаться.

– А я думаю, что ты ждал, пока бабуся Чкаловых выйдет из квартиры и пойдёт на троллейбусную остановку. Потом ты забрал деньги и побежал в школу, именно побежал, потому что в класс ты вошёл раскрасневшийся и вспотевший. Вот эти пятнадцать минут и появляются.

– Правильно! Я же торопился!

– Ясно!

Парень сидел, опустив голову.

– А в – четвёртых, я сейчас тебе кое – что покажу! – Шелестов поднял трубку внутреннего телефона, стоявшего у него на столе.

– Дежурный 96 отделения милиции…

– Саш, угомонись, пришли – ка ко мне своего помощника, сержанта Лагутина. А то у меня тут малец один, хочет в камеру на экскурсию, а я вот его отговариваю, не надо мол, лучше иди домой, к маме. А он, стервец, ну, ни в какую! Взрослым себя считает, самым хитрым и умным.

– …

– Ну, спасибо! – Антон опустил трубку на телефон. – Нина Николаевна! Вы здесь посидите вместе с Уваровым, а я с вашим сыном пройду в дежурную часть, покажу ему кое – что. Так сказать, небольшая экскурсия в его возможное будущее! Не беспокойтесь, это интересно и познавательно, что-то похожее на урок «каким не надо быть», так сказать!

Женщина согласно кивнула головой и судорожно достала из дамской сумочки носовой платок.

– Она всё поняла и приготовилась плакать! – с сочувствием подумал Шелестов.

Раздался стук в дверь и на пороге вырос помощник дежурного.

– Павел! На выход! – сказал Антон и поднялся со своего места.

– С вещами! – хохотнул сержант.

Когда Шелестов последним вышел из своего кабинета, то предусмотрительно плотно закрыл за собою дверь.

Они втроём вошли в дежурную часть отделения и повернули налево мимо дежурного, равнодушно посмотревшего на них, вошли в узкий коридор, где располагались четыре камеры временно задержанных.

– Открывай! – Антон ткнул пальцем в камеру №2.

– Есть! – зазвенев связкой ключей, Лагутин приоткрыл дверь.

Антон взял за плечо Павла Стечкина, привлёк его к открытой камере.

– А теперь, смотри!

Из приоткрытой двери ударил плотно спрессованный, тошнотворный запах перегара и курева, запах немытых тел, тяжёлый дух застарелого пота, кислых человеческих испарений, грязной одежды. Вонь была настолько концентрированная, что у него даже вызвала тошноту и резь в глазах. Если нужно найти применение пословице: «Хоть топор вешай!», то это сюда.

На полу на корточках сидели задержанные, все в одних носках, а прямо у самой двери два узбека. Над ними, на полуметровом возвышении над полом, стояли двое мужчин, голые тела которых по пояс были густо покрыты татуировками и блестели от пота.

– Опаньки! Свежачок прибыл! – весело сказал один из них.

– Начальник! Это ты для нас молодого петушка приволок? – вторил ему другой.

Парень, тут же, хотел было рвануться назад, но его сзади железной хваткой держал за левую руку сержант, а за правую – Шелестов.

Один из узбеков вдруг схватил Павла за штанину брюк и визгливо засмеялся.

– Карашо, начальника! Я в карты играть буду, штаны теперь моя!

– А новая батинка – моя! – завизжал вдруг второй узбек, и, упав на карачки, вцепился обеими руками в правый ботинок Стечкина.

Павел повернул голову в сторону Антона, и он увидел его полные животного ужаса остекленевшие глаза. Затем парень собрался было закричать от испуга, но Шелестов, закрыв ему рот ладонью левой руки, рванул от приоткрытой двери и прижал спиной к противоположной от камеры стене.

– Всё! Хватит! Закрывай! – скомандовал он сержанту.

– Ты что, сучёнок, решил со мною в игрушки поиграть? А? – прошипел Антон в самое ухо Павлу, крепко зажимая ему рот. – У меня, подонок, нет времени заниматься такими малолетними пидерастами как ты! Я тебя, тварь, сейчас оставлю у этих уголовников на пару минут, и твою свежую, молодую жопу они порвут в мелкие лоскуты! Ты будешь здесь очень популярен! А за десять дней, что я тебе по «сотке» обеспечу, и которые ты проведёшь в этой камере, её вонючие, волосатые обитатели станут тебе почти родными. Ты привыкнешь к зловонию, шуму, тесноте, ночам без темноты, очереди в сортир, и тюремному быту. Ты скоро сам будешь вонять, как эта камера. Хочешь этого, тварь? А? Я ночами не досыпаю, ищу убийц по одному делу на моей земле, а ты, гадёныш, возомнил себя крутым агентом «007»? Да? Книжек начитался, сволочь! – и, сделав страшные глаза, Шелестов почти выкрикнул ему прямо в ухо, – где деньги спрятал? Отвечать, живо?

Стечкин истерично забился в его руках и что-то замычал.

Старостин, закрыв дверь камеры на ключ и, увидев такой расклад, быстро ретировался в дежурную часть.

– Ладно! Я сейчас уберу руку, и ты чётко и внятно мне скажешь, где они? Ты понял? Если издашь хоть писк – в камеру!

Парень энергично быстро закивал головой в знак согласья.

– Раз, два, три! – Антон убрал руку.

– Вввв ст… ст… старом учебникекекеке, по мааааатематикекекеке, зазаза девятый класс.

– Хорошо!

– А учебник где?

– Вввв шкафууууууууу!

У Павла начиналась истерика.

– Пошли! – Шелестов вывел его из дежурной части в коридор, и они подошли к закрытой двери кабинета.

– Так, быстро истерику прекратить, вытри сопли, и держись молодцом! Ты получил урок, я думаю надолго. И если когда-нибудь, я тебя увижу здесь по очередному заявлению, не будет уроков, а начнётся суровая жизнь. Носовой платок есть?

Павел достал чистый, аккуратно сложенный платок из нагрудного кармана рубашки, вытер слёзы, лицо, высморкался и также аккуратно положил его в карман брюк.

– Молодец! Готов?

– Да!

Антон вошёл в свой кабинет, ведя впереди себя парня, который дрожал мелкой дрожью.

– Присаживайся! – Антон указал ему на стул, где он сидел раньше.

Его мать тревожно посмотрела на сына, а потом на Шелестова.

– Не волнуйтесь, Нина Николаевна! Я показал «вживую», кто и как у нас содержаться в камере и Павел разволновался! Бывает с непривычки, знаете ли. Потом он вам всё расскажет, что увидел. Верно, Павел?

– Да.

– Теперь давайте заканчивать! Нина Николаевна, вы втроём сейчас идёте к вам домой, где Павел отдаст участковому двести рублей!

Мать Павла охнула и закрыла лицо руками.

– Алексей! – обратился он к участковому. – У них дома, возьмёшь у Павла чистосердечное признание и передашь его мне. Далее, заберёшь деньги и сходи, отдай их Чкаловым и возьми расписку, но только тем числом, каким написано заявление! Идея ясна? Нашли, мол, потерю!

Участковый согласно кивнул.

– Я думаю, что материал отработан, в общем, с остальным разберёшься, не мне тебя учить! На, забирай весь материал и вперёд. Всё, все свободны!

Отдав бумаги Уварову, и наклонившись к ещё сидящему напротив Павлу, Антон тихо спросил:

– А деньги то, для чего нужны были?

– Мне Маша Свиридова очень нравится. У неё день рождения после Нового Года, десятого февраля! Хотел подарок хороший подарить и в кафе с ней посидеть. Не думал ни о чём.

– Ясно! Всё, иди!

А мать Павла вдруг бухнулась на колени у стола Шелестова и запричитала в голос.

– Горе то, какое! Опозорил стервец, меняяяяя! Был бы жив Феденька мой, не было бы такого! Прости меня Господи, простите меня Антон Генрихович, не доглядела я, всё для Павлуши старалась, работала с утра до вечера, всё для него делала, чтобы учился, чтобы образован был. Как же теперь мне жиииить?

Не ожидавший таких эмоций, Антон вскочил и стал поднимать женщину, чтобы посадить на стул.

– Что здесь происходит? – в проёме открытой двери стояли Калинов, Меньшиков и Русиков, – крик по всему отделению!

– Провожу разъяснительную работу среди населения! – сходу выпалил Шелестов.

Не обращая внимание на вошедших, Стечкина схватила руку Антона двумя руками и попыталась поцеловать. – Спасибо, спасибо, храни вас Бог! Век не забуду!

Осторожно, но резко вырвав руку из рук женщины, Шелестов помог ей подняться с колен и с трудом усадил на стул, на котором только что сидел её сын.

– Шелестов!

– Я, Анатолий Иванович!

– Как только закончишь, тут, ммм, развлекаться, сразу к начальнику своему в кабинет!

– Есть!

Начальство, видимо, решило, что и без него Антон разберётся, убыло дальше по коридору в штаб, в ленинскую комнату.

– Нина Николаевна! Что – же вы меня так подводите, а?

– Вот, возьмите, пожалуйста! – неожиданно рядом оказался сержант Лагутин. Он протягивал ей стакан с водой.

– Спасибо, спасибо, извините меня! – она взяла его дрожавшей рукой и сделала пару глотков. – Всё, всё, я пошла!

Она встала со стула и сделала широкий крест перед лицом Антона и поклонилась.

– Храни вас Бог! – сказала она и вышла.

– Что за день сегодня? А? – Шелестов плюхнулся на диван.

– Ну, вы даёте, Антон Генрихович! – уважительно сказал сержант, так и оставшийся стоять со стаканом в руке. – Сразу раскололся?

– А куда он денется! Не наш он клиент, Александр, не наш. Молод и глуп. Ну, ничего, главное, чтобы пошло на пользу!

– Ладно! Я пойду! – Дмитрий ушёл в дежурную часть.

Шелестов подошёл к зеркалу, достал из куртки расчёску, привёл себя в порядок, взял со своего рабочего стола папку, затем, закрыв дверь кабинета, направился к Русикову.

– Владимир Николаевич! Разрешите войти?

– Давай Шелестов, заходи! Ты чего это начальство своё так пугаешь? Старушка у тебя в кабинете смотрела на тебя, как на икону!

– Она не старушка, просто выглядит так, годы, да сынок – мудозвон, довели. А так, я занимался профилактикой правонарушений среди населения, проживающего на вверенной мне территории.

– Да? Ну, если так дальше пойдут дела, мы останемся без работы! – хохотнул зампорозыску.

– Не останемся, Владимир Николаевич! Это единичный случай.

– В самом деле? Хорошо, Калинов сказал у тебя забрать протокол допроса вдовы.

– Да, я принёс.

– Давай сюда и рассказывай, что видел!

– Ничего, то есть никого! Дома была она одна.

– Ясно! А схему квартиры можешь нарисовать?

– Да, могу. Обычная квартира, четырёхкомнатная, с маленькой кухней. Я в таких бывал.

– Значит, она тебя ждала и всех отправила из квартиры.

– Конечно, я же звонил ей, договаривался!

– Понятно! А мы думали, что дружная семейка будет в сборе.

– А чтобы это дало?

– Не знаю, но Качан, наш важняк, хочет их заставить нервничать. Мы собираемся у них провести обыск, и тогда, когда они будут все в сборе.

– Как? – ахнул Шелестов, – они же семья дипломата, у них и паспорта, и иммунитет!

– Вот! Мы тоже так думали, а оказывается, ещё в октябре Антонио Гонгора через наш Московский городской суд расторг брак с Маргаритой. Так что теперь они всего лишь граждане с двойным гражданством, кроме Хуана и Мануэля, которые родились в Мексике.

– Ясно!

– Ну, хорошо, нарисуй мне план квартиры. Вот тебе бумага и карандаш. А вот тебе адрес театра им. Моссовета и имя, записываешь?

– Да, конечно!

– Дарницкая Вера Всеволодовна, актриса, номер телефона домой и в театр.

– Записал?

– Да!

– Узнай расписание её спектакля на завтра, и с утра, чтобы был у неё. Она последнее время часто с Антонио Гонгора время проводила. Ладно, не мне тебя учить! Выясни там всё, что она знает, возьми объяснение и назад. Приедешь – доложись! Понял?

– Так точно!

– Вот – вот! А сейчас давай, рисуй, вундеркинд ты наш!

Дарницкая.

С утра, в воскресенье, в Москве установилась солнечная морозная погода.

Антон проснулся в начале одиннадцатого, солнечный луч давно и настойчиво светил в правый глаз. Отбросив одеяло, не вставая с постели, сделал пару разминочных упражнений для позвоночника и шеи. Затем рывком поднялся, надел любимый халат и домашние тапочки.

– Мааааам! – пропел Шелестов, выходя из своей комнаты в коридор.

Квартира была просто насыщена вкусными запахами жареной картошки, жареного мяса и свеженарезанных овощей.

– Антон, все готово, все на столе, иди завтракать! Мы с отцом через час уезжаем к моей сестре!

– Мама, ты как всегда! – Шелестов зашел в туалет, потом забрался в ванную, сделал себе контрастный душ, побрился, почистил зубы. Затем двадцать минут силовых упражнений с гирями и полчаса рукопашного боя с воображаемым противником. Потом снова душ, но теплый, и теперь можно идти завтракать. В общем, он повторил ежедневный ритуал, неукоснительно им соблюдаемый в течение многих лет. Это поддерживало спортивную форму, да и для здоровья, вообще! Кстати, Борька Гудков тоже был фанатом этого дела.

Антон зашел в большую комнату, где жили родители, сейчас они сидели в мягких креслах и смотрели телевизор.

– Привет Па, привет Ма! Давно не виделись!

– Привет, привет! Ты уже завтракал? Если нет, то сначала поешь, а потом поговорим!

Трудно спорить!

Быстро перекусив, Шелестов уселся за секретер и достал свою записную книжку. Сегодня он запланировал посещение актрисы, в рамках уголовного дела по убийству мексиканского военного атташе, она значилась у него в списке под номером «4». Антон зябко поежился: у японцев это число означает смерть. Пододвинув к себе телефон, позвонил в театр и договорился о встрече. Затем, пролистав почти всю книжку, нашёл телефон Вовки Сидорова, своего однокашника, который работал в ОУР, в Кунцево, и попросил его «пробить»2525
  «Пробить» (милиц. проф. слэнг) – получить или проверить конфиденциальную информацию о человеке, его прописку, семейное положение, место работы, наличии судимостей, связей и т. д.


[Закрыть] человека, по старой дружбе.

Вера Всеволодовна Дарницкая, двадцати пяти лет от роду, не замужем, русская, проживает с родителями в отдельной трехкомнатной квартире в Кунцево, никаких проблем с законом не имела. Всю эту и другую второстепенную информацию он получил еще дома от Сидорова. Что значат связи, правда? Один звонок, и все!

Через час, Антон уже выходил из метро «Маяковская», а через десять минут уже предъявлял на входе театра им. Моссовета служебное удостоверение.

– Бог ты мой! Когда я был в театре последний раз? – с этими словами Антон без стука вошёл в гримёрную, куда его препроводила администратор театра, предварительно позвонив Дарницкой и предупредив о визите сотрудника милиции.

Она, молодая, начинающая актриса театра, была поразительно красива. Высокая, с осиной талией, длинными стройными ногами, прекрасно сочетавшимися с элегантными дорогими туфлями на высоком каблуке, и с ослепительной улыбкой.

Вера стояла у гримёрного столика, заложив руки за спину, и улыбалась.

– Как провинившаяся школьница! – подумал Шелестов и представился, – Антон Генрихович Шелестов, уголовный розыск!

– Вот как! Ну, хорошо, прошу вас, присаживайтесь! – лёгким движением руки девушка указала на стул, стоящий справа от столика, а сама села на стул перед ним лицом к Антону.

– Так в чём я провинилась перед нашими доблестными органами? – весело поинтересовалась Дарницкая, с откровенным интересом рассматривая Шелестова.

– Зачем так сразу! Провинилась! Я к вам по делу, Вера! – Антон посмотрел Дарницкой прямо в глаза. – Неделю назад был убит Антонио Гонгора, подданный Мексики. В его записной книжке значится ваш домашний телефон. Поскольку дело серьёзное, как вы понимаете, я хочу, чтобы вы мне рассказали о том, где и как вы с ним познакомились, о ваших отношениях, о его знакомых, если таковых вы знали.

По мере того, как Антон это всё говорил, глаза девушки наливались слезами. Она закрыла лицо ладонями, наклонила голову и застонала.

– Боже мой! Боже мой! Как же так! – Вера заплакала уже навзрыд, совершенно не стесняясь Шелестова.

– Так! Спокойно! – начал уговаривать Антон скорее себя, чем девушку.

Осмотревшись в гримерной, он заметил две полные бутылки минеральной воды «Боржоми», стоявших на подоконнике, на круглом металлическом подносе. Рядом были и два высоких красивых бокала.

Наполнив один из бокалов шипящей минералкой, Шелестов протянул его Дарницкой.

– Спасибо! – давясь слезами, произнесла она, и судорожно сделала пару глотков.

Антон не спешил начинать с девушкой работу, сначала она должна была прийти в себя.

Актриса протянула стакан с остатками воды Шелестову, видимо не понимала, куда его надо поставить. Антон аккуратно взял его из её руки и поставил опять на поднос.

– Вера, я понимаю ваше состояние, но и вы должны понять, что без вашей помощи мне будет трудно справиться с этим делом. Вы же не хотите, чтобы убийца Антонио остался безнаказанным?

– Нет, нет, что вы! Я сейчас, извините! – она встала и подошла к своей дамской сумочке, которая почему-то висела на крючке, на стене рядом со столиком. Достав платок, вытерла им слёзы и вернулась к Антону.

– Всё, я готова, спрашивайте! – она судорожно сжала мокрый платок в кулачке и изо всех своих девичьих сил старалась не впасть в истерику.

Шелестов это видел и понимал.

– Вера, давайте тогда с самого начала, где и как вы познакомились?

– Это было три года назад. Мы давали тогда «Царскую охоту», в которой я была занята во втором действии. Ещё во время спектакля я обратила внимание на высокого черноволосого мужчину, который сидел в первом ряду. Он был молод, хорош собою, в хорошем костюме, а его смуглый цвет лица я сначала приняла за загар. Я знала, что первые три ряда будут заняты сотрудниками МИД СССР, нас об этом предупреждали. Нас всегда предупреждают, когда на спектакле будут присутствовать иностранные гости, делегации или кто-то из важных руководителей Москвы.

– Понятно!

– И вот, когда спектакль закончился, он подошёл к сцене и бросил к моим ногам букет великолепных чайных роз, точнее не букет, а целую охапку, так будет правильнее. В общем-то, он поступил не правильно, потому что цветы предназначаются тем, кто солирует, то есть, кто на первых ролях. А остальным можно цветы прислать в гримёрную, указав имя актёра на визитке или просто написав записку. Так принято во всём мире. Но этот, видимо, решил так, как он хотел. Меня это впечатлило. А потом, он меня просто дождался, когда я переоденусь и выйду на улицу. Подошёл ко мне, улыбнулся и сказал, хотите, мол, я вас подвезу, красивая леди, мне всё равно по пути. Мужчина в самом расцвете сил, на «Мерседесе», приятный в общении, правда, несколько горячий, как кавказцы. А я тогда была вся в растрёпанных чувствах, потому как месяц назад рассталась со своим молодым человеком и очень переживала, а тут появился Антонио. Как в сказке! Иноземный принц на тёмно – зелёном «Мерседесе». В общем – я растаяла. Мы встречались обычно раза три – четыре в месяц, иногда чаще, иногда реже. Я знала, что у него есть семья, что он военный атташе Мексики, он этого не скрывал никогда, а мне было всё равно. Мне с ним было хорошо. Он был хороший человек! Он был нужным для меня и влиятельным для окружающих его друзей! А друзей у него было много. Иногда мы бывали с ним в разных компаниях, и он всегда меня знакомил со всеми. И ещё, он не был жадным до денег, а у него их было много. Почти всё, что сейчас есть у меня из моих вещей, одежда, обувь, косметика – всё его подарки. Он не спрашивал меня, нужно мне это или нет, он просто шёл, покупал и дарил мне, сколько бы эта вещь не стоила. Если понравившейся вещи не было в Москве, как вот это золотое кольцо с изумрудом, – она протянула левую руку, на среднем пальце которой красовалось необычной формы кольцо с большим огранённым изумрудом в центре, – ему её привозили из – за границы, или он привозил сам, когда туда летал по своим делам. Человек, который решал мои проблемы, быстро и эффективно. Вот таким был Антонио.

– Так, ясно! – Антон аккуратно дописал в объяснении последнее слово и поставил точку.

– Вера, а скажите мне, он часом вас не знакомил с кем – либо из членов своей семьи? С детьми, например! – задал провокационный вопрос Шелестов.

– Извините, можно я закурю, я очень нервничаю! – она поднялась и подошла к своей сумочке снова, взяла сигареты и вернулась к Антону.

Открыв пачку «Мальборо», аккуратно двумя пальцами, точнее, ухоженными ногтями двух пальцев, достала сигарету, вставила её себе в губы, и – «щёлк», – изящная серебряная зажигалка выдала узкое голубое пламя и девушка затянувшись, закрыла глаза. – «Щёлк», язычок огня исчез, и она положила зажигалку с пачкой сигарет на гримёрный столик.

– Оп – па! А это уже интересно! – Шелестову уже стала нравиться эта актриса.

Подождав, пока Вера насладится первыми затяжками хорошей сигареты, он осторожно продолжил тему.

– Итак, Вера, что там с сыном Гонгора? – он невинно задал вопрос.

– В августе этого года, было жарко, и меня Антонио пригласил покататься на своей яхте под названием «Афина» на Клязьме, покупаться, попить хорошего вина, он обещал его взять с собой. Он там является членом клуба, там стоит его яхта, там за ней ухаживают, в общем – это дело стоит кучу денег. Яхт – клуб называется «Капитан Немо» и принадлежит ДОСААФ, там ещё сборная СССР тренируется и держит свои парусные яхты. Так, вот! Когда мы приехали в клуб, то у причала нас встретил его сын, его звали Марио, но он просил называть его Анатолием, и с ним была девушка по имени Даша, Дарья. Мы познакомились, они оказались очень интересными собеседниками. Мы пошли на остров на яхте, там разожгли костёр, делали шашлык, пили вино, купались, стреляли из ракетницы. До самого вечера классно проводили время, пока Антонио с сыном не затеял какой-то спор. Разговор шёл на не знакомом мне языке, вероятно, на их родном, на испанском. Только начало вечереть, они пошли вдоль берега, постоянно разговаривая на повышенных тонах, пока не зашли за небольшую горку. Даша сразу ушла в кают – компанию, а я, посидев немного у костра, решила пойти помирить их. Я просто поднялась на берег и увидела, что они стоят вплотную друг напротив друга и машут руками, как ветряные мельницы. Потом, вдруг, Антонио наотмашь, бьёт правой рукой по лицу Марио. Тот отшатнулся, но не упал, и тут же, как-то подпрыгнул на месте, развернулся в воздухе вокруг своей оси, и врезал Антонио ногой в голову! Он аж отлетел метров на пять. Я такого никогда не видела, испугалась, и быстро вернулась к костру. Они вернулись по отдельности, сначала Марио, а минут через десять и Антонио. У него на лице был большой кровоподтёк, а левая бровь сильно рассечена. Мне пришлось ему промыть рану и наложить ему повязку на голову. Но он смеялся, сказал, что упал с обрыва, и нет никаких проблем. Больше с сыном он не разговаривал, и мы скоро вернулись в яхт – клуб. Там он сдал яхту, и в травмпункте ему сделали перевязку. Я думала, что надо будет даже бровь зашивать, но всё обошлось.

– Понятно! Бывает! А скажите, Вера, только честно, вы говорили с ним о возможном вашем будущем? Ваших совместных планах?

– Я поняла, поняла! Да, говорили. Он хотел, чтобы я родила ему дочь! А я хотела за, это естественно. Мне уже 25 лет, мне нужна семья. Как только я заводила разговор на эту тему, он сразу менялся в лице и тащил меня в «Берёзку» за шмотками. Так что, особо я не рассчитывала, что у меня с ним что-то получится серьёзное, а теперь и его не стало. Теперь я опять одна.

Она наклонила вниз голову и, уже не стесняясь Антона, заплакала навзрыд, закрыв лицо ладонями.

Анна.

Когда Шелестов, прижимая локтём заветную папочку, вошёл в отделение, часы у него на руке показывали ровно шесть вечера. Проходя по коридору к себе, заглянул в дежурку.

– Привет, Кирилл!

– Привет, Антон! Зайди к Алевтине, она тебе целую кучу бумаг заготовила!

– Хорошо, зайду, будет время!

Капитан Кирилл Мазурин, ныне дежурный 96 о/м отделения милиции, ранее долго работал опером 114 отделения Октябрьского района, но во время одного из задержаний группы ночных грабителей, получил удар ножом. Группа была обезврежена, её участники получили достаточно большие сроки, Кириллу дали медаль и перевели в дежурные. Поэтому, среди оперов он пользовался большим уважением, и всячески старался помочь ребятам, так как кухню уголовного розыска знал «от и до».

Торопиться было некуда, поэтому Шелестов медленно разделся, причесался перед зеркалом, и уселся за свой стол. Достал из папки объяснение, полученное от Веры Дарницкой и начал его заново перечитывать, фиксируя при этом, в своём специальном блокноте основные факты, которые, как ему казалось, требуют тщательной проверке и пристального внимания.

В закрытую дверь кабинета осторожно поскреблись. Такая привычка заявлять о своём приходе была только у Бориса Акимовича Шур, майора милиции, старшего опера по делам несовершеннолетних 96 отделения милиции. В отделении он работал всего лишь на три года меньше «Деда». Решением Русикова, он занимался проверкой выполнения сыщиками оперативных планов и т. д.

– Да, заходи, заходи!

В приоткрытую дверь просунулась его лохматая голова. Он внимательно осмотрел кабинет Антона и, вытянув вперёд указательный палец, погрозил им Шелестову.