Текст книги "100 великих авантюристов"

Судьба убийцы неизвестна. Неясной осталась и причина убийства…

Елена Петровна Блаватская
(1831–1891)

Писательница и теософ. Путешествовала по Тибету и Индии. Под влиянием индийской философии основала в Нью-Йорке Теософическое общество (1875). Автор историко-этнографических очерков «Из пещер и дебрей Индостана» (1883, под псевдонимом Радда-Бай). Автор многочисленных трудов. Прославилась своими «чудесными» способностями и не менее чудесными приключениями.

Елена Блаватская родилась в южнорусском городе Екатеринославле в семье артиллерийского полковника из давно обрусевшей фамилии Ган и писательницы Елены фон Ган, урожденной Фадеевой, издававшей романы под псевдонимом «Зенеида Р-ва» (В.Г. Белинский называл ее «русской Жорж Санд»). Когда матери не стало, девочке было всего одиннадцать лет. Вместе со своей сестрой Верой (впоследствии – Желеховская, писательница и биограф Блаватской) она была передана на попечение родственников. Хотя родные и относились к ней хорошо, но внимания ей уделяли мало. О девочке заботилась только няня, неграмотная, суеверная женщина, разбудившая неуемную фантазию и воображение будущей основательницы теософии страшными сказками о колдунах, ведьмах, нечистой силе. Ко всему прочему, Лене внушили веру в то, что она, будучи «воскресным дитятком», может видеть духов и общаться с ними. Девочка росла очень нервная, впечатлительная, часто впадала в истерическое состояние, нередкими были припадки, судороги, корчи. Тетка Елены впоследствии в своих мемуарах вспоминала, что в детстве у Блаватской «бывали галлюцинации, доводившие ее до припадков. Ей казалось, будто за ней повсюду следуют “жуткие, горящие глаза”, но никто, кроме нее, их не видел… Порой на нее нападал смех: она объясняла, что смеется над проказами каких-то существ, не видимых чужому глазу». Сестра Вера вспоминала, что в детстве Лена свои фантазии переживала как реальность.

Особая впечатлительность Елены с возрастом прогрессировала. У нее часто случались видения, связанные с трагическими событиями в ее жизни, в жизни близких.

В 1878 году весной она, внезапно испугавшись, упала в глубокий обморок, длившийся несколько дней. Ее уже считали мертвой и собирались хоронить. Однако она внезапно для всех на пятые сутки пришла в себя и встала с постели, здоровая и бодрая.

С юных лет Блаватская стеснялась своей нелепой, мужеподобной фигуры, некрасивого лица, глубокого, утробного голоса. Ее биографы вспоминают случай, когда ей было всего 16 лет и она жила у дедушки с бабушкой. Однажды они заявили категоричным тоном, что Елена обязана поехать с ними на бал. И тогда молоденькая девушка нарочно ошпарила себе ногу кипятком, в результате чего целых полгода потом пролежала в постели, но своего добилась – на бал не поехала.

Невозможность обычного для женщины счастья – любви вылилась у Блаватской в проповедь аскетизма, в осуждение самой любви. Земная любовь заменялась у нее духовными узами с потусторонними существами. В ее «правилах» сохранения духовной чистоты сердца важнейшим условием являлось требование избегать телесных контактов с лицами противоположного пола. В своей записной книжке она отмечала: «Счастье женщины – в обретении власти над потусторонними силами. Любовь – всего лишь кошмарный сон».

Правда, следует заметить, что замужем Елена все-таки побывала. В 16 лет совершенно неожиданно она заявила, что в целях обретения полной независимости выходит замуж за шестидесятилетнего генерала Н.В. Блаватского. Однако сразу же после венчания невеста сбежала от своего мужа, чтобы «у него и в мыслях не было, что она ему жена».

С этого времени и начались странствия Блаватской. Вплоть до 1873 года она скиталась по странам Азии, Америки, Африки. Из своих странствий Блаватская вернулась ревностной поклонницей магии и оккультизма, «тайны» которых она познала на Востоке. Помимо знания подобного рода «тайн», она вывезла с Востока и умение чревовещать, выполнять различные фокусы, требующие ловкости рук и сложной иллюзионной техники, простейшие навыки гипнотизера-любителя, а также подробные сценарии церемониалов древних религиозных обрядов – словом, все то, с помощью чего можно было совершать «чудеса».

По словам Блаватской, во время странствий ей довелось пережить незабываемое приключение: путешествуя по Индии, она встретилась в Гималаях со сверхчеловеческими существами – махатмами, у которых и провела целых семь лет (1863–1870). Эти мифические махатмы представляют, по словам Блаватской, общество мудрейших из мудрейших людей, проживающих в самых недоступных горных районах и своей жизнью и прилежным изучением тайн Вселенной достигших божественной прозорливости и сверхъестественной мощи. Махатмы обладают способностью читать чужие мысли и внушать свои другим людям, разлагать вещи на составные части и с помощью тайных сил перемещать эти части в любое место, чтобы там снова придать им их первоначальную форму. Махатмы могут приводить материальные тела в движение, не касаясь их, и, напротив, с помощью невидимых сил препятствовать их перемещению в пространстве. Они способны понимать язык животных и растений, перевоплощаться, принимать любую материальную форму, в их власти материализовать свои образы и мысли, перемещаться в пространстве и во времени, отделять на некоторое время душу от тела, посылая ее в любую точку времени и пространства, в том числе в самые отдаленные точки Вселенной. Это мифическое братство сверхлюдей существует много тысяч лет и в течение всего этого времени неустанно печется о благе человечества, исподволь посредством таинственных сил направляя его в верное русло развития, предостерегая и предохраняя от всевозможных опасностей, в том числе опасности самоуничтожения.

В этом братстве, по утверждению Блаватской, она провела семь лет жизни, во время которых была посвящена во все тайны и тем самым стала первой махатмой женского рода. Ей же выпала честь первой известить человечество о тайне, до сих скрываемой махатмами от людей. Приняв решение обнаружить свое существование, махатмы отправили хелу – женщину (то есть ученицу Блаватскую) в мир, чтобы она до всех людей донесла «учение посвященных». С этой придуманной ею самой миссией посланница мифических махатм, или Радда-Бай, как она себя окрестила, и отправилась в дальнейшие странствия. В Каире неудачей закончились ее попытки сформировать группу своих последователей. Столь же плачевны были ее результаты в Европе. И только в Америке – родине спиритизма – ее ждал успех. В 1873 году, когда Блаватская оказалась в США, там было более десяти миллионов спиритов, существовали целые спиритические церкви, общества и союзы, издававшие массовыми тиражами свои газеты и журналы. С этими газетами и журналами и установила Блаватская первые контакты, печатая на их страницах статьи по спиритизму. Из-за нехватки средств Блаватская в Нью-Йорке поселилась в трущобах.

Бывали дни, когда она оставалась без гроша в кармане. В Нью-Йорке, как прежде в других городах и странах, с ней продолжали случаться чудеса. Както утром она не спустилась к завтраку. Не могла подняться с кровати без помощи, так как духи пришили ее ночную сорочку к матрацу. В другой раз один из духов написал ночью маслом автопортрет и потребовал, чтобы Блаватская украсила рамку цветочками.

Блаватская окончательно порвала со своей родиной и приняла американское подданство. Она начала борьбу с местными спиритами, утверждая, что те вызывают с того света не духов, а только тени. Настоящие, подлинно высокие духи снисходят лишь к ней, только она владеет настоящей – божественной – магией. Черная же и белая магия – это не подлинное колдовство.

«Чувственные души подчиняются воле как корыстных, мстительных, так и бескорыстных, великодушных; дух же вверяет себя лишь чистому сердцем – это и есть божественная магия», – писала Блаватская в книге «Изыскания в оккультных науках».

Себя она, естественно, причисляла к избранным с «чистым сердцем». Чтобы пребывать в чистоте, надо, учила она, выполнять известные на Востоке требования и правила: избегать половых сношений, не есть мясного, не употреблять спиртное и наркотики, отречься от суеты мира земного, как можно чаще уделять время медитации (молитве). Все это – во имя познания вечных истин.

К этому времени Блаватская познакомилась с ревностным поклонником спиритизма и магнетизма полковником Генри Олькоттом, в то время находившимся в крайней нужде, поскольку на последние свои средства он издал спиритический трактат «Люди с того света». Трактат этот был написан столь непонятным языком, что даже в период спиритического бума весь тираж его издания осел на складах книжных магазинов.

Блаватской импонировали энергия и внешний вид полковника, которому никак нельзя было дать его шестьдесят лет. Олькотт выглядел респектабельно: в темных очках, с блестящей ученой лысиной в дополнение к солидной окладистой бородке.

Полковника же в Блаватской привлекли ее уверенность в своей избранности, одержимость. Поразил Олькотта и ее облик. «Меня сразу же привлекла, – вспоминал он впоследствии, – ярко-красная гарибальдийская рубаха, которую в то время носила мадам Блаватская. На общем сером фоне этот цвет особенно ярко выделялся. У мадам Блаватской тогда была пышная светлая шевелюра: шелковистые вьющиеся волосы спускались на плечи, напоминая собой тончайшее руно… Мадам Блаватская набила папиросу, и я, ради знакомства, зажег ей огонь».

По обоюдному признанию, после первой же встречи их охватила «внезапная и взаимная любовь». Правда, любовь эта была необычная, что, впрочем, было для них естественным, ведь они принадлежали к тому миру, где и любовь была не такая, как у простых смертных.

Несмотря на то, что Блаватская причисляла себя к обществу избранных, праведников, сердца и тела которых пребывали в постоянной чистоте, ее тем не менее отличал исключительный цинизм по отношению к тому, что она проповедовала, а точнее сказать, к тем, кому она проповедовала свои идеи. Известному русскому литератору B.C. Соловьеву, вначале увлеченному теософу, она говорила: «Что же делать, когда для того, чтобы владеть людьми, необходимо их обманывать, когда для того, чтобы их увлечь и заставить идти за кем бы то ни было, нужно им обещать и показывать игрушечки… Но я давно уже, давно поняла этих душек-людей, и глупость их доставляет мне громадное иногда удовольствие… Вот вы так не удовлетворены моими феноменами, а знаете ли, что почти всегда, чем проще, чем глупее и грубее феномен, тем он вернее удается».

В 1875 году Елена Петровна Блаватская и Генри С. Олькотт основали Теософское общество, которое вскоре объединило десятки тысяч фанатиков. Теософия превратилась в настоящую теософскую церковь. Ныне ее прихожанами являются несколько миллионов человек, значительная часть которых проживают в Америке. К теософским учениям обычно относят ряд мистических учений, возникших в XVI–XVIII веках и находящихся вне прямой церковной христианской традиции. Теософы, как и спириты, признают реальность загробного мира, возможность контакта с существами, его населяющими, возможность перенесения материальных тел в пространстве и во времени посредством психических усилий, проникновения через стены, чтения мыслей, запечатанных писем и т. п. Важнейшим элементом теософии является тауматургия, то есть совершение невероятных чудес. На это способны те, кто посвящен в тайны теософии, достиг сверхъестественных возможностей в познании и практической деятельности.

Именно с тауматургии и начала свою деятельность Блаватская. Она по-прежнему выдавала себя за посланницу махатм, которые, для того чтобы люди ей поверили, наделили ее сверхъестественными способностями. Если же и ей не удавалось добиться желаемого чуда, тогда на помощь приходили сами махатмы, для которых нет ничего невозможного. Человек, который удостоился доверия и поддержки махатм, превращается в божество. В подтверждение своих слов Блаватская ссылалась на так называемые феномены, которые она будто бы могла производить. По ее знаку непонятно откуда в помещении раздавались звуки колокольчиков, звучали гитары, присутствовавших на «магических сеансах» хватала за нос невидимая рука. С потолка комнаты, где находилась Блаватская, падали письма от ее друзей – махатм, чаще всего от ее учителя Кута Хуми. В них содержались подробные ответы на те вопросы, речь о которых только что шла в этой комнате. Предметы, которые она только что держала в руке, исчезали и оказывались в карманах других людей. Был у Блаватской и «магический ковчег», некий «священный шкаф», которым она очень гордилась. Разбитые предметы, разорванные книги, сломанные расчески, помещенные в него, исчезали и заменялись новыми того же рода. Точно так же в шкафу исчезали письма, содержавшие вопросы к махатмам, а через некоторое время на их месте оказывались пространные ответы на них.

Все эти сверхъестественные деяния и чудеса возбудили большой интерес к Блаватской и ее организации. Причем среди тех, кто увлекся произведениями новоявленного пророка, были люди, занимавшие высокое положение в обществе, получившие хорошее образование и считавшие себя до знакомства с Блаватской и ее трудами даже вольнодумцами и атеистами.

Что же их привлекало в учении Блаватской? В упрощенном виде ее идеи нашли свое отражение в программе Теософского общества. Во-первых, заложить основы всеобщего братства без различия пола, народности, расы и веры. Во-вторых, содействовать изучению арийских и других учений и сочинений по религии и науке, прежде всего древнеазиатской, и главным образом брахманской, буддийской и зороастрийской, философии. В-третьих, исследовать сокровенные тайны Вселенной, особенно же психические силы, дремлющие в человеке.

Все это Блаватская изложила в своей основной книге «Раскрытая Исида» (1877), где доказывала, что теософия – внутренняя сущность религиозных и философских систем древности, магии, спиритизма, то есть представляет своего рода экстракт из самых лучших учений прошлого. Тому, кто отважится отведать этот экстракт, Блаватская обещала после периода ученичества достижение сверхъестественных способностей и приобщение к вечному и Священному.

Блаватской и Олькотту удалось привлечь в организацию ряд состоятельных людей, на деньги которых они развернули бурную пропаганду идей посланницы загадочных махатм. Число поклонников Блаватской стремительно росло. Росли и финансовые возможности новой религиозно-мистической церкви. Но и этого Блаватской и Олькотту казалось мало. Они переселились в Индию. В Бомбее Блаватская устроила штаб-квартиру общества, привлекала к себе «посвященных» в тайны секретного искусства (йогов, факиров, браминов), развернула энергичную деятельность по пропаганде своего учения среди местного населения, а также представителей английской колониальной администрации. Ей сопутствовал успех. Однако растущая популярность Блаватской стала беспокоить официальный Лондон, теософку заподозрили в том, что она – русский агент. Спасло Блаватскую и ее спутников от высылки из страны только покровительство недавно вступивших в Теософское общество влиятельных лиц из состава английской колониальной администрации. Штабквартиру тем не менее пришлось перенести в окрестности Мадраса, в местечко Адияр. С этого времени индийское отделение Теософского общества стало называться Адиярской резиденцией.

В 1883 году Блаватская заболела. Врачи посоветовали сменить климат. Блаватская и Олькотт переехали в Париж. Их квартира на улице Верт стала центром парижского Теософского общества. В помещении царил ориенталистский стиль, отовсюду благоухало восточными ароматами, а гостей в дверях встречал слуга-индус Бабула, ранее – помощник фокусника. Внешне он напоминал изображение индийского бога Шивы.

Этот антураж производил впечатление на любопытных французов, спешивших познакомиться с новым чудом из далеких краев, о котором так много писали подкупленные Блаватской и Олькоттом за большие деньги парижские корреспонденты массовых газет и журналов. Известность Блаватской росла как в Европе, так и в Америке. Сто тысяч последователей Блаватской к тому времени составляли паству теософской церкви. И вдруг грянули события в Адиярской резиденции.

Оставленные Блаватской ее верные помощники по производству «чудес» в Адиярской резиденции супруги Кулом поссорились с новым руководством местного Теософского общества, за что их лишили всех теософских постов. Обиженные Кулом опубликовали в индийских газетах разоблачительное письмо по поводу деятельности Блаватской, в котором рассказали, как вместе с двумя индийскими факирами участвовали в устройстве ее якобы сверхъестественных «феноменов».

Новость возбудила столь большой интерес, что лондонское Общество психических исследований (организация мистиков, претендовавшая на объективность своих методов изучения сверхъестественного мира) послало одного из крупных своих специалистов – мистера Ходжсона – в Индию. Опытный в различного рода мистификациях, Ходжсон быстро разобрался и в механизме трюков Блаватской. О результате своей поездки он рассказал в отчете, опубликованном в трудах Общества, которое с радостью расправилось со своим опасным конкурентом.

Ходжсон начал в Индии с мнимых посланий махатм. Он собрал их и сравнил с письмами, написанными Блаватской. Его вывод, подтвержденный позднее лондонской графологической экспертизой, был следующим: послания махатм написаны рукой мадам Блаватской. В шкаф-ковчег можно было проникнуть через потайную дверь, находившуюся в стене спальни Блаватской. Остальные «чудеса» были того же рода. Мелодичные сигналы, которые подавал Блаватской ее наставник Кут Хуми, исходили из маленького серебряного колокольчика, спрятанного у главной теософки в накидке. Когда она поправляла рукой прическу, раздавались поражающие всех звуки золотой арфы. А письма, которые падали сверху, попадали в комнату через специальные отверстия в потолке и стенах.

Ходжсон, посвятив подробному анализу трюков Блаватской 200 печатных страниц своего отчета, заключил его следующим образом: «Госпожа Блаватская – самая образованная, остроумная и интересная обманщица, какую только знает история, так что ее имя заслуживает по этой причине быть переданным потомству».

После сокрушительного разоблачения начался массовый выход обманутых людей из Теософского общества в разных странах. С ней остались лишь наиболее преданные друзья и наиболее фанатичные теософы. Через несколько лет Блаватская возобновила кипучую деятельность. Тем более что в ряде стран усилился интерес к ее учению. Снова стало расти число ее последователей. В 1887 году она покинула Париж и переехала в Лондон, где ее восторженно встречали новые почитатели. Последующие годы Блаватская активно пропагандировала теософское учение. Помимо публичных выступлений и лекций, многочисленных статей в газетах и журналах, писем к знакомым и незнакомым людям в различные уголки мира, она за это время написала также и уйму теософских трудов. Часть из них была опубликована 1990-х годах в России, где учение Блаватской нашло своих приверженцев.

Е.П. Блаватская скончалась в самом расцвете своих творческих сил и планов. Это произошло 8 мая 1891 года. Прах Блаватской после кремации был разделен на три части и сегодня покоится в Нью-Йорке, в Адияре и в Лондоне, в ее апартаментах, сохраненных английскими теософами в неприкосновенности.

Каролина Собаньская
(XIX век)

Польская авантюристка. Правнучка королевы Франции Марии Лещинской. Была любовницей генерала И.О. Витта, начальника военных поселений на юге России. Выполняла его задания. В Каролину были влюблены поэты А. Мицкевич, А. Пушкин. Ее называли «Одесская Клеопатра».

В один из знойных дней в одесской гавани появилась ослепительно белая яхта. Рядом с торговыми судами она походила на молодую красавицу невесту, облаченную в белоснежную фату парусов.

На пристани возле причала собрались несколько мужчин. Судя по багажу, который прислуга и матросы переносили в шлюпку, и дорожному платью, можно было с уверенностью сказать, что компания собирается совершить морское путешествие.

Двое из мужчин, одним из них был И.О. Витт, другой – И. Собаньский, поспешили к экипажу. Третий, помоложе, тоже направился было вслед за ними, но вовремя остановился, поняв, что его помощь запоздает да и вряд ли будет уместна. Мужчины, бросившиеся навстречу даме, имели на то свои права. Более пожилой из них был ее мужем, а другой пользовался особой благосклонностью.

Опираясь на руки сразу двух кавалеров, дама вышла из экипажа, улыбнулась и произнесла низким чарующим голосом: «Благодарю вас, друзья мои». Величавой походкой направилась она к причалу, где стояли остальные. Роскошное платье из английского ситца подчеркивало линии ее великолепной фигуры, улыбка не покидала лица, глаза смотрели ласково, и вся она излучала, казалось, необыкновенную доброту и покой. Трудно было представить, что эта обольстительная женщина обладала сильным характером, отличалась незаурядной волей и умением подчинять себе. Так началась эта поездка по морю, одним из участников которой был польский поэт Адам Мицкевич, отбывавший ссылку в Одессе. Следует назвать других основных участников этой поездки, состоявшейся в августе-октябре 1825 года.

Самым старшим из них был граф Иероним Собаньский, престарелый помещик, успешно торговавший зерном, вложивший в это дело все свои капиталы. В Одессе, куда он перебрался в самом начале двадцатых годов, у него были богатый дом и хлебный магазин, иначе говоря, склад зерна.

Незлобливый, можно сказать, даже радушный, он то и дело шутил, впрочем, часто неудачно. Да и что ему оставалось делать в роли отвергнутого мужа? Жена его, Каролина Адамовна Собаньская, всюду, где приходилось ей жить и бывать, слыла красавицей, ее называли одной из самых блестящих дам светского общества. Среди ее поклонников были люди незаурядные, в том числе поэты Пушкин и Мицкевич. В жизни и творчестве обоих она оставила след, вдохновив на создание прекрасных стихов, ей посвященных.

Юной девушкой Каролину выдали замуж за Иеронима Собаньского, который был на тридцать с лишним лет старше. Отныне ее стали называть «пани Иеронимова из Баланувки», где в имении мужа она прозябала некоторое время. Но скучная провинциальная жизнь и роль жены предводителя дворянства – маршалковой Ольгополевского повята, ее никак не устраивала. Она не желала похоронить себя в глуши на Подолии. Не для того получила она прекрасное образование и воспитание в доме отца – Адама Лаврентия Ржевуского, занимавшего пост предводителя дворянства Киевской губернии, впоследствии ставшего сенатором.

Как и вся семья, Каролина кичилась своим происхождением, любила напоминать, что она правнучка королевы Франции Марии Лещинской. Мать ее Юстина происходила из старинного рода Рдултовских, а по отцу она являлась родственницей княгини Любомирской, которую казнили на Гревской площади в Париже вместе с королевой Марией Антуанеттой.

Ветви генеалогического древа Каролины восходили и по отцовской, и по материнской линиям к известным в истории гетманам, воеводам и фельдмаршалам, вели чуть ли не к королю Яну Собесскому.

В воспитании Лолины (так называли Каролину близкие) немалую роль сыграла ее тетка графиня Розалия, дочь той самой княгини, которая погибла на эшафоте в Париже.

Лолина была очень красива, но иметь красоту без разума, наставляла тетка племянницу, все равно что родиться без состояния. Красота только тогда имеет цену, когда ее увенчивают две драгоценности: искусство жить и ловкость.

Впоследствии Лолина часто вспоминала свою тетку, преподавшую ей первые уроки «искусства жить». Племянница оказалась вполне достойной ученицей.

На яхте среди путешественников находился очень красивый, похожий на Каролину, сравнительно молодой человек. Это был старший из ее братьев, Генрих Ржевуский. Впоследствии он стал известным романистом, автором «Воспоминаний Соплицы» и других книг, воспевавших старосветскую шляхту былых времен.

Другие братья Собаньской, Эрнест и Адам, были военными. Последний дослужился до звания генерал-адъютанта при царском дворе. Сестра Алина вышла замуж за брата композитора Монюшко и стала жить в Минске. Сестра Паулина не без помощи Каролины стала супругой Ивана Семеновича Ризнича, богатого одесского негоцианта, первая жена которого, рано умершая красавица Амалия Ризнич, поразила сердце Пушкина и была им воспета. Но наибольшую известность приобрела сестра Эвелина, в замужестве Ганская, впоследствии жена Бальзака.

Но вернемся к пассажирам яхты. На борту находился еще один путешественник – не очень приметный внешне, но игравший далеко не последнюю роль. Держался он скромно и чаще хранил молчание, предпочитая слушать других. Александр Карлович Бошняк появился в одесских гостиных всего несколько месяцев назад. До этого он жил в своем херсонском имении, близ Елисаветграда, незадолго перед тем полученном по наследству. Жил уединенно, проводя дни в занятиях сельским хозяйством и увлекаясь ботаникой и энтомологией.

Компания собралась своеобразная. Назовем вещи своими именами: рядом с поэтом находились двое – руководитель сыска и его ближайший помощник, агент номер один. Оба они могли предполагать, что поэт-вольнодумец, еще недавно находившийся под следствием и высланный под надзор полиции, поддерживал связь с теми, кто их особенно тогда интересовал.

Получалось, что его хитростью заманили в поездку, а Каролина, сама того не ведая, сыграла роль приманки, на которую он клюнул. Насчет Витта он был предупрежден, а насчет Бошняка у него возникли справедливые подозрения. Каролину он считал обманутой, как и он сам: она и не подозревает, кто ее окружает, среди каких опасных людей находится.

Мицкевич знал, что Каролина – любовница Витта, чего она не скрывала и чем иногда даже бравировала. Но она не любила генерала и говорила, что союз этот ей в тягость, ведь он был женат и надеяться на развод не приходилось. Однако и порвать с ним она не решалась – одной возвышенной любовью сыт не будешь…

Когда-то, еще в Вене, желая во всем подражать тетке Розалии, Каролина мечтала иметь такой же, как у нее, салон. Теперь мечта ее осуществилась. В роскошно обставленном доме Собаньской можно было видеть заезжих примадонн из Неаполя и Рима, скрипачей из Вены, пианистов из Парижа. В ее салоне слышалась гортанная восточная речь, мелькали белые чалмы и шоколадные лица. Бывали здесь и те, кого не шокировала хозяйка, открыто пренебрегавшая законами света. Она знала, что ее называют наложницей, но умела и в этом унизительном положении проявлять выдержку, не замечать осуждающего шепота за своей спиной.

День начинался и заканчивался посещением ее дома почитателями и гостями. Всякий раз, бывая у Собаньской, Мицкевич заставал там чуть ли не всю мужскую часть польской колонии города. Граф А. Потоцкий, граф Г. Олизар, наезжавший в Одессу, князь А. Яблоновский – всех не перечтешь – были завсегдатаями ее салона.

Что можно сказать об отношениях Мицкевича и Собаньской?

Польские исследователи в один голос заявляют, что поэт был страстно влюблен в Каролину. Точные данные на этот счет, однако, отсутствуют. Но есть прекрасные стихи, большей частью написанные в Одессе, и поныне очаровывающие свежестью чувства. Они – лучшее свидетельство. В них и восторг любви, и пылкие признания, и радость встреч, и наслаждение, и благодарность за то, что она «счастьем снизошла в печальный мир певца».

А какие чувства испытывала Каролина к молодому человеку, который был на пять лет моложе ее? Ей, конечно, льстило, что модный поэт, желанный гость в одесских гостиных, пленился ею и сходит с ума. Почему бы, в самом деле, не позволить этому симпатичному и пылкому Алкею ухаживать за ней? Ее женское тщеславие жаждало поэтического восхваления, она мечтала быть прославленной, как когда-то Лаура Петраркой. Кому, как не Мицкевичу, восходящей звезде на Парнасе польской поэзии, воспеть ее в стихах и своей рукой вписать мадригал в ее альбом из зеленого сафьяна?

Была ли Каролина искренна в своих чувствах? Об этом можно только догадываться. Но несомненно одно – опасная как в политике, так и в любви, Каролина Собаньская заставляла поэта ревновать, то и дело давая повод упрекать ее в притворстве и неверности.

Остается выяснить один щекотливый вопрос. Догадывался ли Мицкевич о подлинной роли своей возлюбленной? Знал ли о том, что Каролина Собаньская не первый год работала на Витта, с того самого момента, когда в 1819 году стала любовницей генерала? И что тот был вполне доволен ею: она оказалась великолепной помощницей, первоклассным агентом.

Судя по всему, Мицкевич пребывал в полном неведении о том, какую роль играла Каролина при генерале. Даже оказавшись на яхте в окружении двух шпионов и догадавшись об их миссии, поэт отвел от нее свои подозрения.

Точно так же Пушкин на протяжении почти десяти лет, в течение которых общался с Собаньской, ни разу ничего не заподозрил. Нигде ни намеком не обмолвился он насчет ее критически. Мицкевич все последующие годы относился к Каролине Собаньской хотя и сдержанно, но вполне уважительно, не однажды встречался с ней и в Риме, и в Париже.

Но, может быть, у Мицкевича вообще не было причин подозревать Собаньскую? И тогда, в Одессе, Каролина отказалась от своей двойственной роли в отношениях с ним? Возможно, вопреки заданию шефа она лишь делала вид, что наблюдает за поэтом? В отчетах же выставляла его в благоприятном свете, как бы оберегая от опасного генерала.

Однако вряд ли «рожденная без сердца» Каролина поддалась увлечению. Сожительница и помощница Витта легко переступала через свои личные привязанности и, когда надо было, не задумываясь, предавала друзей и знакомых. Ее рука не дрогнула, и она спокойно написала донос на своего молодого любовника Антония Яблоновского, когда в начале 1825 года выведала у него важные сведения о переговорах между польскими и русскими конспираторами.

И таких, как Яблоновский, на ее счету, видимо, было немало. Так что вряд ли может идти речь о загадочной снисходительности Собаньской к Мицкевичу. Можно лишь говорить об умении и ловкости Каролины, не брезговавшей никакими средствами в своей агентурной работе.

Перед тем как покинуть Одессу и отправиться к новому месту службы в Москву, поэт пишет «Размышления в день отъезда». Он говорит о горестях, перенесенных в чужом городе, где, «лживый свет познав», он жил одиноким, опальным странником, теперь уезжающим без напутствий счастья. Как бы ободряя себя, он восклицает:

 
Летим же – ведь крылья целы для полета!
Летим, не снижаясь, —
Все к новым высотам!
 

Словно по ветру, почтовые несли его на север. Через месяц, за два дня до 14 декабря, он прибыл в Первопрестольную, где ему надлежало служить в канцелярии генерал-губернатора.