Текст книги "Фернандо Магеллан. Книга 1"

Глава XIV
Сожжение ведьм

Весна разлилась зелеными волнами по холмам Лиссабона. Ветер приносил из гавани соленый запах моря, сосновых досок, подпорченной рыбы, дыма мастерских. Солнце заглядывало в окна королевского кабинета, согревало ворсистый ковер, расцвечивало яркими красками французскую шпалеру с полуголой Клеопатрой, подставившей к плоской груди ядовитую змею и с тоской глядящей за пальму на маячивший у горизонта корабль. Лучи зажигали золотом бронзовую итальянскую вакханку с хрустальным блюдом, заваленным прошениями и тяжбами, скользили по панелям стены, отдыхали на маленьком шкафе с двумя десятками запыленных книг.

Мануэл сидел за столом, раздраженно покусывал перо, мрачно глядел на убегавшую от египтянки каравеллу. Переминаясь с ноги на ногу, перед ним стоял граф де Огильи.

– Дон Карлос подписал приказ о снаряжении пяти кораблей к островам Пряностей, – тихим голосом докладывал секретарь. – Известные Вашему Величеству лица произведены в адмиралы.

Он побоялся назвать имена, да это и не требовалось. Мануэл через шпионов следил за переговорами Магеллана.

– Предатели! – зло прошипел король, выплевывая белые ворсинки.

– Совершенно верно, – подтвердил граф.

Король перевел взгляд на красивое лицо секретаря, ожидавшего приказаний.

– Вы красите волосы? – спросил Мануэл.

– Да, Ваше Величество, – граф вежливо улыбнулся, повернулся в сторону Клеопатры и добавил: – В Древнем Риме мужчины следили за своей внешностью.

– А, черт! – выругался король. – Почему вы не сожгли его?

– Кого? – не понял секретарь.

– Астролога! Надлежало испечь ученого на углях на потеху бродягам.

– Не было повода, – оправдывался Огильи.

– Не было! – передразнил король. – Повод всегда найдется! Прикажите святому отцу инквизитору опечатать дом Фалейры, начать расследование.

– По поводу?

– Черной магии, ворожбы, употребления духов и мазей с целью привлечения женщин… Пусть придумает причину. Капитана лишите пенсии!

– Выплата пособия задержана, деньги перечислены в дворцовую казну, – отчитался секретарь.

– Я лишу его дворянства! – закричал король.

– Адмирал получит новый герб в Испании, – мягко возразил помощник. – Надо подумать о том, как исправить положение.

– Не нужно было жалеть денег на жалованье ветеранам! – буйствовал Мануэл. – Сейчас бы Магеллан хромал по паркетам дворца, сочинял небылицы тоскующим дамам, а теперь в шайке с Христофором де Ορο собирается грабить мои земли! Скоро все поданные разбегутся, превратятся во врагов. Сколько вы не доплатили проклятому фламандцу?

– Три тысячи дукатов.

– За горсть мораведи и три тысячи золотых вы купили мне двух врагов!

– Вы приказали за неуплату налогов арестовать грузы индийских судов Христофора де Ορο в пользу казны. Наша эскадра у западного побережья Африки потопила семь его кораблей.

Мануэл сломал перо, раздраженно зашагал по кабинету. Секретарь молчал. Он привык выслушивать гневные тирады монарха по поводу собственной жадности, из-за которой перекладывал беды на согнутые спины подчиненных.

– Хорош наглец! – возмущался Мануэл. – Борода не отросла, а уже грабит соседей! Дон Карлос далеко пойдет.

«Куда уж дальше? – подумал граф. – Добрался до Малакки!»

– Но ведь это война! – сообразил король. – Он вынуждает нас принять ответные меры.

– Португалия на материке не сможет противостоять Габсбургу, – усомнился секретарь. – Если Соваж с воспитателем наденут Карлосу немецкую корону, он станет значительно сильнее, и тогда нам придется плохо. Надо мирно закончить дело.

– Как? – встрепенулся король.

– В связи с вашей будущей женитьбой на Элеоноре, предложите кастильцам отложить экспедицию на год и отправьте в пролив корабли. Жена уладит спор с братцем.

– А потом?

– Прибегнем к помощи Папы, пообещаем долю доходов. Лучше отдать десять процентов, чем допустить снижение цен на пряности или лишиться доступа к островам.

– Разумно, – похвалил король предложения придворного. – Поручите Алвару да Коште начать переговоры с доном Карлосом об отсрочке предприятия. Кстати, давайте подготовим подобную флотилию!

– В «Капитуляции» объявлена цель экспедиции Магеллана, испанцы заявили о своих правах на открытый Солисом пролив. Снаряжение эскадры приведет к конфликту. Вы сами засекретили плавание Лижбоа, – уколол монарха Огильи.

– А, черт! – воскликнул король, разглядывая шпалеру с уплывавшей каравеллой. – Теперь их не догнать.

* * *

Угроза лишиться двухсот пятидесяти тысяч золотых монет годового дохода от продажи пряностей привела в движение колесики португальской дипломатической машины. Посланник Алвару да Кошта добился аудиенции у Карла, постарался убедить его в неразумности поступков, ущемляющих интересы будущих родственников. Вмешательство дипломата в дела Магеллана укрепило веру молодого Габсбурга в правильности сделанного шага, ускорило подготовку экспедиции. Чем настойчивее посланник предлагал отложить предприятие до подписания брачного контракта, тем сильнее Карл требовал его осуществления. Именно «настаивал», так как королевского указа или решения Большого совета было недостаточно, чтобы в кротчайший срок корабли вышли из гавани.

Нужно отдать должное португальскому дипломату, у него хватило терпения и упорства, бесстыдства и наглости, возвести целую систему доводов относительно вредности и несвоевременности экспедиции в Южное море. Алвару да Кошта приставал к королю на прогулках и вечерних развлечениях, надоедал членам Совета. Испанская администрация стала избегать посланника. Португалец почувствовал провал возложенной на него миссии. Желая обезопасить себя от гнева Мануэла, он писал в Лиссабон трогательные письма о беседах с Карлом и чиновниками. По непонятным причинам да Кошта не шифровал депеши, их копии ложились на стол испанского канцлера.

«Что касается дела Фернандо Магеллана, – докладывал дипломат-то одному Богу известно, сколько я хлопотал и какие прилагал старания. Я весьма решительно говорил с королем, указывал ему, сколь это неблаговидный и предосудительный поступок, когда один король, вопреки ясно выраженной воле другого дружественного монарха, принимает на службу его подданных. Просил уразуметь, что сейчас не время уязвлять Ваше Величество незначительным и ненадежным делом. Ведь у него достаточно своих людей, дабы во всякое время делать открытия, не прибегать к услугам недовольных Вашим Величеством. Представлял ему, как сильно Ваше Величество оскорбится, узнав, будто они просили позволения вернуться на родину и не получили такого от испанского правительства…»

Тут дипломат перегнул палку. Если раньше его слушали и сомневались в «своевременности „Капитуляции"», то, узнав о желании адмиралов «вернуться на родину», начали смеяться. Излишнее рвение да Кошты привело к отрицательным последствиям для Португалии.

В Ватикане через францисканцев, верных сторонников Мануэла, португальцы пытались восстановить Папу против экспансионистской политики Испании. Интересы католической Церкви от продвижения на запад одного из «любимейших чад» не ущемлялись, наоборот: поступали обильные доходы, требовались миссионеры, монастыри избавлялись от неуживчивых братьев. Против Мануэла активно интриговали венецианцы и генуэзцы, потерявшие возможность через Средиземное море ввозить в Европу восточные товары, жаждавшие хоть чем-нибудь насолить братьям христианам. Торговая деятельность португальцев в Индийском океане, пиратские нападения на арабские суда вызывали конфликты с султаном, грозившим в отместку сжечь Гроб Господень. Ватикан поступил благоразумно, позволил монархам самим решать спорные вопросы.

Удача выпала на долю лишь португальского консула в Севилье, Себастьяна Алвариша, изрядно напакостившего Магеллану.

* * *

В бирюзовом небе летали жаворонки. Они зависали в воздухе, поднимались вверх, опускались вниз. Счастливое пение лилось на землю мелкой серебристой трелью. Серые воробьи тучей гоняли над полем иссиня-черную ворону. Вдали, над городской стеной, поднялся белый дымок – бомбарда отсалютовала полдню.

Лошади легко неслись к крепости, позвякивали золоченым убором. За Магелланом с Фалейрой в отдалении следовала кавалькада слуг и телохранителей. В притороченной к седлу и наглухо зашнурованной замшевой сумке лежали королевские документы. В походной кожаной куртке, таких же штанах и высоких сапогах, в натянутом на уши берете адмирал изнывал от жары, но стеснялся снять тяжелую душную одежду. В распахнутом камзоле, с непокрытой головой, слегка согнувшись и подставляя плешь теплому ветерку, астролог цеплялся за гриву вороной кобылы, мешковато подскакивал в такт копытам. Он устал, потерял величественный вид наместника, желал скорее добраться до дома. Злое, раздраженное лицо, нахохлившаяся фигура ученого делали его похожим на заклеванную воробьями ворону.

У глубокого рва лошади замедлили бег, подошли к узкому подъемному мосту, спущенному от ворот башни, запиравшей вход в крепость. Стражники с алебардами в руках преградили дорогу.

– Капитан-генерал Фернандо де Магеллан, родственник Диего Барбосы! – издали закричал капитан, растолкал солдат, въехал на мост. Размазывая пот по лицу, Фалейра последовал за ним. Копыта гулко застучали по доскам. В башне под сводчатым потолком на господ дохнуло прохладой. Слуги уплатили пошлину, нагнали хозяев на мощенной булыжником улочке, затерявшейся между высокими стенами домов. На головы прохожих с развешанного на веревках белья капала вода. Пахло известью. Пустынная тихая улица вела к центру Севильи, постепенно она наполнялась народом. Люди недовольно жались к стенам, посылали вслед всадникам проклятия и насмешки. Лошади завязли в толпе, повиновались человеческому потоку, медленно двинулись к площади.

– Что у вас происходит? – спросил Фалейра горожан.

– Неужели сеньор не знает? – весело ответил вцепившийся в седло оборванец. – Ваша милость прибыли издалека?

– Из Сарагосы от Его Величества! – гордо выпрямился звездочет.

– Врет, – не скрывая презрения к жалкому виду астролога, пробубнила толстая женщина, грузно ковылявшая впереди.

Фалейра замахнулся кнутом, но не осмелился ударить бабу.

– Ведьму сжигают, – радостно сообщил нищий.

– Сразу двух, – подсказали сзади.

– За что?

– Порчу наводили, – пояснил оборванец.

– На кого? – не понял астролог.

– Куры не неслись, дождь не лил… – пожаловалась баба, не обидевшаяся на поднятый кнут.

– Гарольды оповещали, будто ведьмы летали по ночам, – добавил семенящий за толстухой сухонький старичок.

Толпа вылилась на площадь, заполненную народом. Фернандо придержал коня у прохода в стене. Рядом со слугами остановился Фалейра. Над площадью в душном мареве поднималась пыль от тысяч ног. Сквозь нее, как через пелену тумана, виднелся четырехугольный каменный помост кемадеро со святыми пророками по краям. Их пожертвовал на богоугодное дело великодушный горожанин Meca, спаленный через несколько лет за иудейскую ересь перед суровыми лицами своих любимых статуй. Посреди кемадеро вокруг двух столбов лежали кучи дров. Палачи в темных костюмах привязывали к ним женщин. Издали служители напоминали вцепившихся в белые саваны пауков. Из-под скрюченных рук и широко расставленных ног выглядывали полотняные мешки-рубища. Мучители долго возились над отчаянно сопротивлявшимися жертвами. Шум толпы заглушал вопли.

Вокруг царило базарное оживление. Ругань, хохот, похотливый визг зажатых женщин, детский рев сливались в непрерывный гул, растекавшийся волнами по площади. Из соседних улочек прибывали толпы народа и с бранью пробивались вперед.

Палачи закончили работу, спустились с помоста, разошлись по краям кемадеро к благословлявших ведьм статуям пророков. Первая жертва дергалась и металась, раскидывала в стороны светлые волосы. Вторая, совсем маленькая, мешком повисла на цепи. На середину помоста в черной сутане и красной шапке вышел инквизитор. В руках он держал золотой крест в локоть величиной. Священник осенил распятием женщин, обернулся к толпе, начал наставлять горожан в вере. Шум постепенно утих. До адмирала долетели слова, обрывки фраз. Толпа успокоилась, пыль опустилась на головы. Инквизитор замолчал, знаком велел выйти вперед служителю канцелярии. Чиновник в черном гражданском камзоле развернул бумагу.

«С величайшим рвением, как того требуют обязанности верховного пастыря, стремимся мы к тому, чтобы росла католическая вера, были искоренены злодеяния еретиков, – громко читал секретарь буллу Папы Иннокентия VIII, писанную двадцать пять лет назад в бытность его инквизитором Германии, ставшую программным документом мракобесия Европы. – Поэтому настойчиво предписываем то, что должно осуществлять наши стремления… С великой скорбью осведомились мы, что в некоторых частях государства многие особы мужского и женского пола, не заботясь о собственном спасении, отвернулись от католической веры, имеют греховные половые связи с демонами, принимающими облик мужчин или женщин, и своими колдовскими действиями, песнями, заклинаниями, прочими внушающими ужас и отвращение волшебными средствами наводят порчу, губят рождаемое женщинами, приплод животных, плоды земли, виноградники, плодовые сады, луга, посевы, урожаи, мучают людей, препятствуют внутренними болезнями мужчинам оплодотворять, а женщинам рожать, отнимают у мужчин силу исполнять супружеские обязанности…»

Толпа одобрительно загудела, заглушила окончательные строки папской буллы. Чиновник сложил свиток, широко перекрестился, поклонился народу. Инквизитор поднял крест, палачи с четырех сторон подошли с факелами к помосту, подожгли хворост. Желая насладиться последними криками ведьм, толпа смолкла. С помоста послышались старческие проклятия, истошный детский крик. В прозрачном колеблющемся воздухе Фернандо разглядел седую старуху с черноголовой девочкой лет тринадцати, метавшейся у столба и звавшей на помощь мать.

Толпа радостно заревела, закрестилась. Языки пламени стремительно поползли вверх, показался серый дым, воздух задрожал, черные клубы поднялись в голубое небо. Корчившиеся в огне жертвы растаяли, исчезли в хаосе дыма и огня. От кемадеро поднялась волна молитвы. Толпа опустилась на колени, подхватила «Аве Мария». Религиозный экстаз захлестнул площадь. На краю кемадеро у рогатой фигуры пророка Моисея инквизитор дирижировал пением. На качавшемся в такт молитве золотом кресте задыхался от жары и дыма распятый Христос.

Потрясенный Магеллан слез с лошади. Толпа стихла, слышалось потрескивание поленьев.

– Дьяволы! – раздалось неподалеку. Фернандо увидел невысокого чернобородого мужчину, указывавшего на них рукой. – Они не крестились, не имели тени! – смелее закричал фанатик. – В огонь их, в огонь! Дьяволы!

Народ обернулся, недовольно поглядел на португальцев.

– Чего вы ждете? – кричал чернобородый. – Хватайте дьяволов! В огонь – во славу Господа!

Фернандо стремительно вскочил в седло, погнал лошадь в переулок. Он хорошо знал, как легко разъярить толпу в подобный момент. За ним неслась свита.

* * *

В феврале 1481 года с благословения Папы Сикста IV королева Изабелла учредила в Кастилии инквизицию. Ранее в других областях страны священные трибуналы не прижились. На первом аутодафе в Севилье сожгли одного «еретика», на втором – троих, на третьем – семнадцать. До 4 ноября казнили огнем еще 298 человек. Костры пылали до двадцатых годов XIX века. За три с половиной столетия они уничтожили 36 212 человек живьем, 19 790 в «изображениях», а также трупы замученных трибуналом людей, портреты, статуи бежавших. К тяжким наказаниям приговорили 289 624 человека. Имущество всех 345 626 «еретиков» конфисковали в пользу Церкви.

Количество жертв в соседних странах, где отсутствовала точная испанская статистика и образцовое делопроизводство, не поддается определению.

«В епархии Комо в XVI в. ежегодно сжигалось более сотни женщин. В Трирской области за семь лет сожгли 380 человек. В Брауншвейге в последние 10 лет XVI в. сжигалось в иные дни по 10–12 человек, и из-за множества столбов, к которым привязывались еретики, площадь казней походила на лес. В маленьком Эльвангене в 1612 г. казнили 167 ведьм; в столь же небольшом Вестерштеттене за три года было сожжено 300 человек. В Цукмантеле на постоянной службе у трибунала находилось не менее восьми палачей. Здесь в 1639 г. было предано огню 242 человека; через несколько лет было сожжено еще 102 человека, среди которых было двое детей, признанных детьми дьявола. В Берне в 1590–1600 гг. сжигалось ежегодно в среднем по 30 ведьм. В Эльзасе в 1620 г. сожгли 800 человек. В княжестве Нейссе в 1640 по 1651 г. было осуждено около тысячи ведьм; для более быстрого исполнения приговора их просто сталкивали в специально выстроенную для этого печь. В 1609 г. в Латуре было сожжено 600 человек. В 1659 г. в Люцерне были сожжены семилетняя и четырехлетняя „ведьмы“ и т. д.»[5]5
  Лозинский С.Г. История папства. М: Изд-во полит. лит., 1986. С. 217–210.


[Закрыть]

Лошади уносили Магеллана со спутниками от площади, где в зловещей тишине поднимался пепел над затухающим кострищем, летел на головы удовлетворенной толпы. Душераздирающий крик девочки преследовал капитана, в слезившихся от ветра глазах метался в пламени белый мешок с черной головкой. В чем ее вина? Наверное, в том, что родилась в еврейской семье.

Начавшиеся, в правление освободителей Испании от мавров Фердинанда и Изабеллы, гонения на евреев с новой силой вспыхнули два года назад при регенте Карла V. Жестокий изувер кардинал Хименес де Сиснерос, архиепископ Толедский, в семьдесят три года возглавил поход в Северную Африку, уничтожил в стране 20 тысяч жизней. Иберийский полуостров покинуло не менее 165 тысяч иудеев. Несмотря на королевское обещание не преследовать насильно крещеных мавров (моранов) и евреев (морисков), они подвергались страшному террору. Четвертое десятилетие страна была чудовищной инквизиционной канцелярией, дававшей огромную прибыль от конфискации имущества казненных жертв или высланных за границу. Инквизиция служила орудием подавления инакомыслия, способом перераспределения национального богатства в пользу феодальной аристократии. Часть изъятых у «еретиков» средств использовалась на развитие заморской торговли, оснащение экспедиций, строительство дворцов и соборов.

Глава XV
Начало подготовки похода

Вооруженные слуги открыли двери дома Барбосы. Это неприятно поразило Магеллана. В простом сером платье с белым передником Беатрис выбежала навстречу мужу. Дуарте шумно скатился со второго этажа, шутовски поклонился адмиралам, поинтересовался у астролога, почему тот не в орденской ленте.

– Мы ждали вас, – радостно говорил шурин, помогавший родственнику освободиться от оружия. – Отец боялся, как бы в дороге с вами что-нибудь не случилось.

– В этой стране неприятности подстерегают на каждом шагу, – сокрушался Фалейра. – Несколько минут назад нас чуть не сожгли на площади вместе с ведьмами! Чернобородый солдат признал в нас дьяволов. Насилу ускакали от толпы.

– Чернобородый солдат? – переспросил Дуарте. – В малиновой куртке и желтых сапогах?

– Вы знаете его?

– Он приходил неделю назад с португальским консулом.

– Зачем вы понадобились ему?

– Себастьян Алвариш предложил мне с отцом отказаться от поддержки экспедиции, вернуться на службу к Мануэлу Обещал двойное жалованье по шесть тысяч мораведи в год, что в четыре раза больше платы Колумба штурманам! Отец не согласился, тогда он стал угрожать.

– Чем? – нахмурился Магеллан.

– Гневом Мануэла, предательством испанцев, святой инквизицией, карой небесной. Я хотел вышвырнуть его, но отец не позволил.

– Стращать адмиралов, доверенных лиц короля! – взорвался Фалейра. – Мы сами пошлем его на костер! Я напишу дону Карлосу письмо, пусть арестуют консула вместе с прочими португальцами!

– Тогда и нас бросят в тюрьму, – заметил Фернандо, – мы не являемся полноправными гражданами Севильи.

– Из-за происков Алвариша нас чуть не сожгли! – горячился ученый. – Сегодня могла погибнуть экспедиция.

– Пока вы сидели в Сарагосе, здесь многое изменилось, – сказал Дуарте. – Пойдем ко мне, Фернандо… – он недоверчиво посмотрел на спутников.

Звездочет обиженно надулся, отряхнул пыль, поднялся к себе. Беатрис проводила мужа до двери комнаты брата. Магеллан бросил грязную куртку на пол, уселся в кресло. Дуарте шагами мерил доски пола.

– В конце прошлого года, – рассказывал Барбоса, – Мануэл приказал арестовать в индийских портах корабли Христофора де Ορο. Король был прав: судовладелец нарушил закон о монополии торговли пряностями. До этого Мануэл смотрел сквозь пальцы на аферы представителя Фуггеров. С их влиянием в Европе сравнится лишь банкирский дом Медичей во Флоренции. Король опасался осложнений с Фуггерами, а тут не выдержал наглости. То ли они встали ему поперек горла, то ли сам накопил достаточно золота, и – взорвался! Приказал конфисковать на судах пряности, загрузить трюмы для балласта камнями с песком и отправить в Германию. Корабли фламандца в Гвинеи потопил. Это неслыханный скандал. Мануэл собирался отобрать у Христофора де Ορο имущество с конторой в Лиссабоне, но кто-то предупредил банкира, он сбежал с секретными документами из Тезорариума. К нему попали записи Лижбоа, чью экспедицию он оснастил за свой счет. Лижбоа был уверен в существовании пролива у сорокового градуса южной широты. Оказывается, Христофор де Ορο предлагал Индийской палате снарядить экспедицию для продолжения поисков и нашел капитана, способного возглавить поход. Тебе знакомо имя – Эстебан Гомес?

– Еще бы! – воскликнул Фернандо. – Он мой друг.

– Португалец согласился с предложением фламандца, – продолжал Дуарте, – начались скрытые переговоры с представителями Индийского совета, кардиналом Фонсекой, но безрезультатно. Возможно, им не понравился Гомес или не поделили доли в прибылях. После этого Христофор де Ορο решил поддержать вас. Сейчас Эстебан в Севилье гуляет с друзьями, не выказывает к нам вражды, но и не идет на сближение. Помимо Картахены, у вас появился второй соперник. Фуггеры ссужают деньги дону Карлосу[6]6
  Императорскую корону Карл V купит у ювелиров на деньги Фуггеров.


[Закрыть], нам придется считаться с их ставленником.

– Я хотел пригласить Гомеса в экспедицию, – признался Магеллан. – Надеюсь, он не станет мешать. Эстебан не тщеславен, любит удовольствия. Чем больше португальцев выйдет в море, тем легче будет управлять эскадрой. Указ о моем назначении подписан, Гомесу поздно притязать на руководство. В соответствии с «Капитуляцией», я сам набираю команды судов, имею право отказаться от неугодных офицеров.

– Не думаю, – усомнился шурин, но спорить не стал.

Уставшее за день солнце раскрасило алым цветом белые стены Севильи, опустилось за андалусские холмы. Алькальд вернулся из арсенала. В доме царило праздничное оживление. Прислуга расставляла в зале фамильное серебро. На кухне аппетитные запахи ужина смешивались с паром, поднимавшимся из дубового чана, в котором за ширмой мылся Фалейра. Астролог по уши опускался в горячую воду, отфыркивался, блаженно перекатывался на спину, наслаждался пеной, терпким запахом распаренного дерева. Он хотел есть, но крепился, глубже нырял в чан от соблазнительных горшков на плите, аромата тушеной баранины. Затем появлялся на поверхности, предвкушал удовольствие.

Ужин, посвященный возвращению мужчин и возведению в высокие должности, прошел шумно и весело. Счастливый Фернандо обнимал порозовевшую от вина жену, наблюдал за проделками Дуарте, прислушивался к пьяным теологическим спорам звездочета с алькальдом. Безбожник Фалейра доказывал необходимость сжигания ведьм, чье влияние в последние месяцы ощущал на себе, и выпученными хмельными глазами пожирал Белису, обещавшую заглянуть к нему дьявольской ночью. Беатрис пыталась читать стихи. Муж опустил руку на корсет, крепко сжал ее грудь. Женщина охнула, замерла, прижалась к нему. Говорили о походе, строили планы, перебирали знакомых капитанов и кормчих, подсчитывали друзей и врагов. В семейном застолье не прекращалась серьезная подготовка экспедиции, затянувшаяся на полтора года.

Всего пятнадцать месяцев осталось для счастья Беатрис.

* * *

Индийская (Торговая) палата находилась в старинном мавританском замке Алькосар. Там заседал совет, велись переговоры, решались главные вопросы. Снаряжение и карты выдавались в бывшем арсенале Атарсанас, расположенном неподалеку от Гвадалквивира, близ башни Торре-дель-Оро. Арсенал выходил на маленькую площадь Пуэрто-делас-Муэлас, откуда был виден правый берег реки с предместьем Триана, где в окружении домиков ремесленников выстроили королевскую судоверфь для закладки и ремонта океанских кораблей. На левом берегу Севильи, вдоль крепостной стены по реке, тянулась широкая полоса причалов, называемых Ареналь. Они принимали корабли, служили частью фортификационных сооружений, защищавших подступы к арсеналу. Широкое пространство пристани Ареналь между берегом и крепостью было пересечено рвами, укреплено башнями и бастионами, сложными переходами, подъемными мостами, узкими воротами.

Площадь Баратильо перед городским собором с колокольней Ла-Хиральда кишела народом. Здесь всегда можно было купить любую вещь. Крестьяне с окрестных деревень на мулах и осликах привозили зерно, фрукты, овощи. На повозках зеленели пучки свежего лука, посреди бледных листьев салата краснели гроздья редиса. В деревянных клетках кричали бойцовские петухи. Хозяева заключали пари, надевали на ноги птиц шпоры из узких стальных лезвий, выпускали драчунов на свободу. Рыжие, белые, черные – всех цветов и оттенков – стройные петушки с маленькими головками на тонких шеях начинали сражение и бились до тех пор, пока соперник не падал в крови на мостовую. С победителя снимали шпору, отпускали в клетку, а несчастной жертве отрывали голову, продавали на суп. Жители чаще приобретали на похлебку жирных домовитых кур с соседних повозок, чье мясо было мягче, приятнее на вкус. В стянутых веревками холщовых мешках визжали поросята. Бараны в облезлых шкурах чесались о заляпанные грязью колеса. Блестели на солнце глазурью горшки, тарелки, чашки. Пестрели ковры из толстой домашней шерсти. Ворохи кож пахли жиром и отрубями, в которых выдерживали шкуры. В пышных светлых кофтах, чепцах, рогатых шалях крестьянки поглядывали на бесстыдно одетых городских красоток. Поодаль в лавках продавалась продукция цеховых ремесел. Слышалась иностранная речь, заключались серьезные сделки с посредниками-перекупщиками. Ярмарка на Баратильо шумела почти каждый день с раннего утра до позднего вечера.

Сверкая малайским крисом, Энрике расталкивал локтями народ, прокладывал дорогу хозяину. Застывшее розовым туфом бесстрастное лицо раба, иссиня-черная татуировка на груди под распахнутой рубашкой, жесткие волосы, копной спускавшиеся на плечи, прямая осанка устрашающе действовали на толпу. За ним спешили Магеллан с шурином и двое телохранителей алькальда. После встречи с португальским агентом адмирал не выходил из дома один. Заканчивался первый месяц переговоров в Индийской палате, родственники торопились в Атарсанас.

– Фернандо, я слышал, ты стал капитан-генералом, – раздался голос Эстебана Гомеса.

Магеллан обернулся.

– Иди сюда! – закричал кормчий, призывая к толпе, шумевшей вокруг петухов.

Фернандо не двинулся с места. Гомес с сожалением покинул битву, подошел к нему.

– Ты сердишься на меня? – спросил он, кивнув в знак приветствия Дуарте. – Но ведь ты не говорил о своих планах, а Христофор де Ορο предложил мне выгодное дело.

– Ничуть, – ответил Магеллан – Я сам хотел пригласить тебя принять участие в плавании.

– Неужели? – обрадовался Эстебан.

– Ты стоишь первым в моем списке. Когда начнется формирование команд, получишь плату на полгода вперед.

– Я уже служу.

– Кому?

– Фламандцу.

– Давно?

– Почти полгода. Он посылал меня в Кадис инспектировать суда. Согласись, это лучше, чем возить кошек в Московию!

– Несомненно. Ты отказываешься от моего предложения?

– Патрон участвует в снаряжении твоей экспедиции, пошлет меня на корабле Фуггеров.

– Вот как? – удивился Фернандо.

– Индийский совет во главе с Фонсекой и Христофором де Ορο готовит списки испанских офицеров. В нем есть доверенный кардинала, Хуан де Картахена. Говорят, будто он родственник короля. В состав команд вошли главный альгвасил флотилии Гонсало Гомес де Эспиноса, кормчий и астроном Андрее де Сан-Мартин, капитаны Луис де Мендоса, Антонио де Кока, Гаспар де Кесада, священник-доминиканец Педро Санчес де ла Рейна и другие.

– Какую должность приберегли для тебя? – поинтересовался Фернандо.

– Маленькую. На три тысячи мораведи в год – кормчего.

– Разве ты не капитан?

– Мои полномочия до сих пор не определены. Возьми к себе на корабль!

– Я подумаю, – согласился Фернандо. – Разыщи меня в доме сеньора Барбосы, чтобы подробнее обсудить условия.

– Удачи вам, капитан-генерал! – улыбнулся кормчий.

Фактор Индийской палаты Хуан де Аранда холодно встретил Магеллана. Хотя торговец обеспечил себе восьмую часть доходов, в соответствии с размерами вложенного капитала, но считал ее недостаточной, так как приходилось делиться с Христофором де Ορο и Фуггерами, выступавшими королевскими пайщиками. Особенно его раздражала настойчивость португальца, требовавшего выполнения соглашения по всем пунктам.

– Вы, сеньор Магеллан, возмущаетесь тем, что Индийский совет позволил себе составить списки офицеров, – медленно цедил слова сквозь зубы Аранда, – однако забываете о миллионах мораведи, выделенных доном Карлом и финансистами на организацию экспедиции. Государственная казна обещала дать четыре миллиона, еще два предоставим мы. – Фактор многозначительно поджал губы, помолчал, дал почувствовать адмиралу величину вклада. – Если понадобится, добавим необходимое количество… – внимательно посмотрел на капитана, постарался определить произведенный эффект. – Достанем, сколько потребуется, – веско повторил он. – Так неужели, – фактор повысил голос, зазвенел нотками раздражения, – мы не можем ввести в экспедицию доверенных людей? С вашей стороны будет разумным не оспаривать желание Совета, когда в Бискайских портах Николай Артиетта приобретает суда. Мы позволили ему потратить на пять кораблей не миллион мораведи, как прежде, а в полтора раза больше. Он купит превосходные корабли. Вы довольны? – Аранда лениво поднял глаза.

– Конечно, – обрадовался Магеллан. – Но…

– Через два-три месяца, – перебил фактор, – поднимите личный флаг на флагмане, начнете ремонт судов.

– Пользуясь правом любого капитана, я хотел сам набрать команду, – возражал Фернандо.

– У вас не отнимают это право, – холодно произнес Аранда. – К осени понадобятся сотни рабочих рук, начните через глашатаев вербовку матросов во всех испанских портах.

– Но…

– Список чиновников утвержден специальным указом дона Карлоса и обсуждению не подлежит! – закончил фактор.