Текст книги "Долг русского историка. Жизненный путь и труды В. С. Брачева"

Помимо А.В. Соколова к числу критиков вклада В.С. в разработку истории русского масонства присоединился в последнее время московский исследователь А.И. Серков – человек хорошо известный своими книгами на эту тему. Основной недостаток работ В.С. он видит в том, что его выводы «не отличаются от положений, высказанных в антимасонской литературе ещё в начала ХХ века»[190]190
  Серков А.И. История русского масонства ХХ века в 3-х томах. Т. 1. СПб.: Изд-во им. Н.И. Новикова. 2009. С. 71.


[Закрыть].

«С точки зрения методологии и концепции работы В.С. Брачева, – отмечает он, – представляют собой традиционный пересказ патриотической литературы. Однако автор этим не ограничился. Он не только попробовал себя в жанре публицистики, но примерил на себя ещё одну личину – исследователя. Для этого он благополучно переписал страницами чужие работы, прочёл на основе своих выписок курс лекций в Петербургском университете и, как результат, стал претендовать на роль главного специалиста по масонству в северной столице»[191]191
  Там же. С. 70.


[Закрыть].

«Готов согласиться, – комментирует В.С. опус своего коллеги, – что я своими книгами нечаянно перешёл дорогу А.И. Серкову. Так что немалая доля ревности в его суждениях о моих трудах есть. Но я бы не стал зауживать тему. На самом деле проблема тут в другом. Собрав в результате многолетних разысканий огромный материал по истории русского масонства, Андрей Иванович, однако, так и не сумел или не захотел его должным образом обобщить, осмыслить и за отдельно, как говорится, стоящими деревьями не видит леса.

В тех же случаях, когда он решается всё же на кое-какие обобщения, они, как правило, не выдерживают серьёзной критики. Так что выражает своё недовольство тем, что другие историки в том числе и я используют (и слава, как говорится, Богу) ряд собранных им фактов, а выводы предпочитает делать свои, А.И. Серков, по моему мнению, зря.

Что же касается его замечания, что выводы мои якобы не отличаются от положений, высказанных в антимасонской литературе ещё в начале ХХ в., то упрёк этот я вполне могу переадресовать самому Андрею Ивановичу, выводы которого тоже не слишком отличаются от положений высказанных ещё во второй половине XIX – начале ХХ века, правда, не в антимасонской, а уже в масонской и либеральной историографии. Но мне это обстоятельство ввиду того, что я привык ориентироваться на источник и факт, нисколько не мешает, и откровенно говоря, совпадают мои суждения и выводы с положениями и выводами, высказанными в антимасонской литературе ещё в начале ХХ в. или нет, меня интересует мало. Совпадают – хорошо, не совпадают – ещё лучше. А вот для А.И. Серкова, как человека ангажированного, проблема следования именно либеральной трактовке или версии истории масонства, едва ли не центральная в его творчестве. Но это уже его проблема».

Что касается самого В.С., то в исследовании масонской проблемы он ушёл к этому времени настолько вперёд, что механическое переиздание московским издательством старой работы, удовлетворить его уже не могло. Свидетельство тому – новая монография В.С. «Между мистикой и политикой. Русские масоны начала ХХ века» (2005), написанная им с позиции комплексного подхода к теме и в увязке борьбы наиболее продвинутой части русской интеллигенции за «освобождение России» с её духовными исканиями религиозно-нравственного порядка. Спириты и спиритуалисты, медиумические сеансы Валерия Брюсова, иллюминаты, филалеты и розенкрейцеры, тайна ложи «Мезори», орден мартинистов в России и его адепты, посвящение в орден Николая II, пишущий медиум Владимир Соловьёв, Анна Николаевна Шмидт и её «Третий Завет», «Аргонавты», «Башня» Вяч. Иванова, Загадка Анны Минцловой – таково содержание первой части исследования, посвящённого духовным исканиям русской интеллигенции начала ХХ века[192]192
  Брачев В.С. Между мистикой и политикой. Русские масоны начала ХХ века. СПб., 2005. С. 83–240.


[Закрыть]. Большую ценность работе В.С. придаёт то, что при её подготовке им были внимательно изучены оккультно-мистические журналы начала века: «Ребус», «Изида», «Вестник теософии» и др., чего до него не делал, кажется, никто.

Более традиционной, по сравнению с предшествующими текстами, с точки зрения новизны выводов и использованного материала, следует признать вторую часть работы В.С., которая посвящена политическому масонству – русским ложам Великого Востока Франции и Великого Востока народов России[193]193
  Там же. С. 241–348.


[Закрыть].

Серьёзные успехи, достигнутые им к середине 2000-х годов, в изучении истории русского масонства подтолкнули В.С. к мысли о необходимости подготовки нового обобщающего исследования на эту тему. Первым приступом В.С к решению этой задачи стал выход в свет в 2006 г. в издательстве «Стомма» в Санкт-Петербурге, его двух монографий: «Прошлое и настоящее русского масонства (1731–2006)»[194]194
  Брачев В.С. Прошлое и настоящее русского масонства 1731–2006. СПб., 2006.


[Закрыть] и «Тайные общества в СССР»[195]195
  Брачев В.С. Тайные общества в СССР. СПб., 2006.


[Закрыть]. В 2007 г., правда, в несколько сокращённом виде и под другими названиями: «Оккультные истоки революции»[196]196
  Брачев В.С. Оккультные истоки революции. Русские масоны ХХ века. М., 2007.


[Закрыть] и «Оккультисты советской эпохи»[197]197
  Брачев В.С. Оккультисты советской эпохи. Русские масоны ХХ века. М., 2007.


[Закрыть], они были переизданы издательством «Яуза» в Москве.

Как показывает сравнение последнего канонического текста исследования В.С. Брачева («Прошлое и настоящее русского масонства» и «Тайные общества в СССР») с предыдущими текстами, в концептуальном плане его взгляды на проблему не претерпели каких-либо серьёзных изменений. Другое дело – фактологическая основа работы, которая существенно обогатилась за счёт привлечения им нового как архивного, так и опубликованного материала.

Что же касается выводов, к которым приходит В.С. в результате своих растянувшихся почти на два десятилетия штудий по истории русского масонства, то они могут быть сведены к следующему.

Взятый Петром I курс на европеизацию России, отмечает он, привёл к тому, что, наряду с другими новациями, пришло в наше Отечество и масонство. Пришло, но так и не прижилось. Что и не удивительно. Россия – не Европа, и условия деятельности здесь вольных каменщиков (самодержавие, крепостничество, православная вера) были принципиально иными, чем, скажем, во Франции или Англии. Правда, верхушка быстро европеизировавшегося русского дворянства масонские ложи посещала охотно. Куда более сложным было отношение к ним со стороны правительства. С одной стороны оно, конечно, не могло не понимать опасность и даже противоестественность существования тайных масонских сообществ в самодержавной стране. Но и прямо возражать против существования в России столь широко распространённого в Европе явления оно тоже не хотело.

И Екатерина II, и Александр I были, как мы знаем, просвещённые монархи, либеральные начинания которых далеко не всегда находили должный отклик не только в массе рядового дворянства, но и среди его верхов. Поддержка со стороны масонов либеральных начинаний Екатерины II и Александра I дорого в этих условиях стоила. Отсюда и благожелательное отношение к масонам в первые годы царствования этих монархов.

Жизнь, однако, показала, пишет В.С., что двум медведям (самодержавие и масонство) в одной берлоге ужиться трудно. Вопреки уверениям «братьев», деятельность их то и дело явно выходила за рамки чисто духовной работы в ложах и грозила распространиться на то, что всегда считалось в России прерогативой государства (издательская деятельность Н.И. Новикова, борьба с голодом, открытие масонских аптек, школ, богаделен). Да и в политическом плане деятельность вольных каменщиков, всё более превращавшаяся в орудие вельможной оппозиции Екатерине II, была весьма и весьма подозрительной. Особенно нетерпимыми в глазах императрицы были связи русских масонов с заграницей и попытки установления ими тесных связей с наследником престола Павлом Петровичем. Итог этого первого столкновения власти с масонством известен – дело Н. И. Новикова 1792 года и негласное запрещение масонских лож[198]198
  Брачев В.С. Прошлое и настоящее русского масонства (1731–2006). СПб., 2006. С. 618.


[Закрыть].

Однако сама идея установления по примеру других европейских государств, альянса между масонством и русским самодержавием не умерла. Особенно много было сделано в этом отношении при Александре I во времена М.М. Сперанского, когда дело чуть было не дошло до введения так называемого государственного масонства в стране. Однако скрестить масонство с православием и самодержавием оказалось делом нереальным и, как и следовало того ожидать, масонские ложи, несмотря на строгий, казалось бы, правительственный контроль, всё более и более превращались, особенно после 1812 года, в центры единения оппозиционно настроенных по отношению к власти сил, прежде всего военных. Логическим следствием складывания именно такого порядка вещей и стал знаменитый указ Александра I от 1 августа 1822 года о запрещении масонских лож. Лишившись в одночасье какой-либо поддержки «наверху», масонство в России стало быстро угасать – более чем убедительное свидетельство отсутствия у него сколько-нибудь прочной опоры в русском образованном обществе той поры, и смогло возродиться только в начале XX века, когда расклад общественных сил в стране был уже совсем иным[199]199
  Брачев В.С. Прошлое и настоящее русского масонства (1731–2006). СПб., 2006. С. 619.


[Закрыть].

Превратившись во второй половине XVIII века, после освобождения от обязательной службы, в самое свободное, привилегированное и материально обеспеченное сословие в стране, российское дворянство получило, наконец, отсутствовавшую ранее у него возможность формирования из своей среды того тонкого умственного интеллектуального слоя, который получит известность 100 лет спустя как русская интеллигенция. В своей основе, подчёркивает В.С., это был, конечно, прозападнический, космополитически настроенный круг людей, уже изначально ориентированный на западные культурные и идеологические ценности.

Одной из основополагающих мировоззренческих опор его как раз и являлось масонство. Несмотря на фальшивость масонского учения, усиленный поиск его адептами масонского идеала, правда, главным образом, не столько в политической, сколько в морально-этической плоскости, много способствовал пробуждению личности русского интеллигента, индивидуального начала в нём. Во всяком случае, принадлежность к братству вольных каменщиков многих крупных людей XVIII – первой четверти XIX века (Н.И.Новиков, М.М. Херасков, М.И. Кутузов, Н.М. Карамзин, А.С. Грибоедов, П.Я. Чаадаев, А.С. Пушкин) бесспорна и свидетельствует о заметной роли масонской идеологии и практики в культурной и интеллектуальной жизни России этого времени.

Расширительное же толкование масонства как чуть ли не единственного двигателя культуры, прогресса и демократии в нашей стране не находит подтверждения в источниках, констатирует В.С.[200]200
  Там же. С. 619.


[Закрыть], хотя попытки такого рода неоднократно предпринимались ещё в дореволюционные годы. Корни таких явлений русской истории, как зачатки крестьянской реформы в виде указа о трёхдневной барщине, военно-чиновничий социализм времён Александра I (военные поселения), власть «святого царя» (Мальтийский орден), даже организация Священного союза восходят, доказывал, например, известный историк Г.В. Вернадский, к тем кругам русского общества XVIII века, которые объединялись в своё время масонством[201]201
  Вернадский Г.В. Русское масонство в царствование Екатерины II. Пг., 1917. С.243.


[Закрыть].

Особенно далеко в этом направлении, считает В.С., заходила Т.О. Соколовская, которая в своей книге «Русское масонство и его значение в истории общественного движения», опубликованной в 1907 году, прямо писала о масонах как людях, чья деятельность якобы и подготовила определяющую почву для развития республиканских и конституционных идей в России.

И Т.О. Соколовская, отмечает он, была не одинока в своём стремлении во что бы то ни стало «приподнять» русское масонство. Из этого, собственно, исходила и исходит, за редким исключением, практически вся наша либеральная историография, начиная от А.Н. Пыпина и кончая современным российским историком А.И. Серковым[202]202
  Брачев В.С. Прошлое и настоящее русского масонства (1731–2006). СПб., 2006. С. 620.


[Закрыть].

«Некоторые историки, – сочувственно цитирует в этой связи В.С. профессора Московского университета А.А. Шахова, – впадают относительно масонства в странное заблуждение. Они видят в нём светлый культурный факт, занимающий видное место в истории просвещения. Они говорят о благих стремлениях масонства, о сочувствии масонов человеческому прогрессу, об их стараниях к нравственному совершенствованию. В учении масонов мы действительно встречаем подобные фразы и слова, подобные идеи, облечённые всегда туманным покровом. Но определённого содержания и направления в деятельности масонов мы не находим. Благих следов своей деятельности они также не оставили. Если внимательнее присмотреться к занятиям всех, этих многочисленных орденов, то мы заметим, что все дела их заключаются либо в мистических священнодействиях и таковых же мистических умствованиях, либо в игре формальностями… Между тем, вред явления не подлежит сомнению»[203]203
  Шахов А.А. Вольтер и его время. Изд. 2. СПб., 1912. С.320–321.


[Закрыть].

Последующие исследования только подтвердили справедливость такого вывода, – констатирует В.С.[204]204
  Брачев В.С. Прошлое и настоящее русского масонства (1731–2006). СПб., 2006. С. 620.


[Закрыть] Здесь он вполне солидарен с современным русским историком О.Ф. Соловьёвым, вынужденным констатировать, что масонство (и не только русское) нигде и никогда не служило двигателем общественного прогресса, никогда не было поборником подлинной демократии и не внесло своего «самостоятельного вклада ни в область политики, ни в сферу общественной мысли»[205]205
  Соловьёв О.Ф. Русское масонство. 1730–1917. М., 1993. С. 265.


[Закрыть].

Духовно разоружая противостоящие ему народы и их интеллектуальные национально-ориентированные элиты, основное внимание масонство сосредотачивает на так называемом «правящем классе» общества. Очевидная неоднородность этого класса, противоречия, раздирающие его, приводили и приводят к тому, отмечает В.С., что и в масонские ложи зачастую попадали и попадают люди, культурные, идеологические и политические устремления которых, несмотря на принадлежность к одному и тому же общественному классу, далеко не совпадают.

Неудивительно поэтому, что уже применительно ко второй половине XVIII века в русском масонстве можно выделить три струи: либеральная, представленная, главным образом, Елагинским союзом, консервативная (шведские ложи) и мистико-просветительска я, представленная московскими розенкрейцерами 1780-х годов. В первой четверти XIX века говорить о розенкрейцерских ложах как очагах просветительства уже не приходится и, наряду с ложами шведского обряда (Великая Директориальная ложа «Владимира к порядку» и сменившим её Провинциальным союзом) теперь и их уже смело можно причислить к консервативно-охранительному крылу вольного каменщичества в России.

Либеральное же крыло его представляли теперь мастерские французского обряда (ложи «Соединённых друзей», «Палестины» и союз Великой ложи «Астреи»). Выделять ещё и так называемое радикальное крыло в масонстве первой четверти XIX века, представленное декабристами, как предлагают некоторые исследователи, едва ли целесообразно, считает В.С. Дело в том, что уже с 1810 года масонские ложи были взяты под жёсткий правительственный контроль. Не случись этого (кто знает?), целый ряд масонских лож действительно мог бы превратиться в конспиративные ячейки антиправительственного заговора, однако этого, как мы знаем, всё же не произошло и радикально настроенные братья, по необходимости, вынуждены были вынести подготовку антиправительственного заговора за пределы масонских лож. Другое дело, что именно масонство во многом определило не только возникновение и организационное строительство, но также и тактические установки на военный заговор преддекабристских и первых декабристских тайных организаций[206]206
  Брачев В.С. Прошлое и настоящее русского масонства (1731–2006). СПб., 2006. С. 621.


[Закрыть].

Реформы 1860-х годов, удовлетворив основные чаяния либерального русского дворянства, резко тем самым сузили потенциальную общественную базу масонства в стране. Сказывался, несомненно, и факт официального запрещения масонских лож. Во всяком случае, рисковать карьерой ради масонского братства либералы во второй половине XIX века не хотели. Радикалам же из «Народной Воли» и других подобных ей разночинских в своей основе организаций в масонских ложах делать было нечего. Конечно, «по духу» масоны в России были всегда, но как организационно оформленное общественное явление во второй половине XIX века масонство прекратило своё существование.

Возрождение его стало возможным только в начале XX века, когда в преддверии революционных потрясений в стране масонство было востребовано из-за рубежа политиканствующей либеральной российской интеллигенцией. То, что и политическая, и мистическая ветви его были импортированы ею из республиканской Франции, ввиду радикальной идеологической ориентации нашей интеллигенции начала XX века, удивлять, кажется, никого не должно, отмечает В.С.[207]207
  Там же. С. 621–622.


[Закрыть]

«В отличие от лож екатерининского и александровского времени, действовавших с негласного разрешения правительства, политическое или думское масонство начала XX века было уже подпольным и имело откровенно антиправительственный характер. Оно уже изначально было ориентировано не на духовную работу «братьев» в ложах, а на захват власти, разрушение империи и изменение основ тогдашнего государственного строя в России. Недаром основным поставщиком адептов вольного каменщичества в эти годы была кадетская партия, известная в то же время и как партия леволиберальной российской интеллигенции по преимуществу. Радикальнее левых кадетов были, пожалуй, только эсеры и социал-демократы. Террористическая деятельность социалистов-революционеров в нашей стране слишком хорошо известна. Не представляют большого секрета и политические устремления тогдашних социал-демократов. Правда, большевиков среди масонов было, можно сказать, считанные единицы, но кто из них в этом больше «виноват» – это ещё вопрос. Что касается меньшевиков и эсеров, то их в масонские мастерские приглашали более чем охотно. И не случайно, так как идеей-фикс политического масонства являлась идея создания широкого антиправительственного «народного фронта»[208]208
  Брачев В.С. Прошлое и настоящее русского масонства (1731–2006). СПб., 2006. С. 622.


[Закрыть].

Из трёх направлений, на которые обычно и делится исследователями масонство (нравственное, политическое и мистическое) слабее всего в России начала века были представлены, отмечает В.С., ложи именно нравственного трёхстепенного английского масонства. И удивляться тут нечему. «Реалии общественно-политической и духовной жизни в стране были таковы, что востребованы обществом оказались не традиционные английские ложи, нацеленные на нравственность и добрые дела, а т. н. «неправильное» масонство, представленное, с одной стороны, политическими ложами, восходящими к Великому Востоку Франции, а с другой – сообществами оккультно-мистического характера»[209]209
  Там же. С. 622–623.


[Закрыть].

О широком распространении масонства и мистики среди русской интеллигенции той поры было известно давно. И всё же, ближайшее соприкосновение с реалиями этой стороны дела духовной жизни тогдашних россиян поразило воображение, даже такого казалось бы спокойного и рассудительного человека как В.С.

Оказывается, что оккультизмом и мистикой в начале века были заражены практически все слои так называемого образованного русского общества от самых что ни на есть простых обывателей – участников спиритических кружков до богемной столичной интеллигенции, представителей аристократических кругов и даже великих князей. Не избежали увлечения оккультизмом даже царь Николай II со своей супругой. Особенно сильно оккультно-масонское поветрие охватило в 1900-е годы Москву и Петербург, где по некоторым, быть может не вполне точным данным, которые приводит В.С., насчитывалось в общей сложности до 20 тысяч оккультистов. Одних только спиритических кружков на 1909 год в России было не менее 2 тысяч.

А ведь были и другие: филалеты, розенкрейцеры, мартинисты, теософы, антропософы, наконец, просто кружки «ищущих интеллигентов», вроде деятелей Религиозно-философского общества, кружков Вяч. Иванова, З.Н. Гиппиус и Д.С. Мережковского, «Братства Аргонавтов» и просто мистиков-одиночек вроде Владимира Соловьёва и Анны Шмидт. Не будет поэтому большим преувеличением сказать, делает вывод В.С., что накануне революции 1917 года оккультно-мистической масонской паутиной была буквально окутана Русская земля.

«Подвести все эти кружки под какую-то одну схему, – по его мнению, – не представляется возможным. Слишком уж разным был социальный состав и идеологические воззрения их членов. Но вот что интересно: при всей разноголосице в идеологических и политических предпочтениях членов тех или иных кружков и групп, все они в той или иной мере, как правило, тяготели всё-таки к масонству, а в ряде случаев (филалеты, розенкрейцеры, мартинисты) и были связаны с ним. Часть оккультистов отдавала предпочтение ложам т. н. нравственного (английского) трёхстепенного масонства. Но были и тяготевшие к масонству политическому, кадетскому (кружки Д. С. Мережковского и З.Н. Гиппиус, Вяч. И. Иванова, Московское и Петербургское религиозно-философские общества) духовные искания которых носили подчас откровенно антирусский и антиправославный характер»[210]210
  Там же. С. 623.


[Закрыть].

Конечно же, в буквальном смысле этого слова подпольными или тайными все эти кружки и ордена в том смысле, что они занимались чем-то противозаконным, как правило, (речь не идёт, разумеется, о масонах политических) не были. Но сама тайна, ввиду чрезвычайно скрытного характера деятельности этих кружков, недоступного для непосвящённых, здесь всё же, убеждён В.С., имела место быть.

Большого вреда государству и обществу деятельность каждого из них по отдельности принести конечно же не могла, хотя и свидетельствовала, со всей очевидностью, о духовном нездоровьи нации. Однако, если рассматривать деятельность всех этих оккультно-мистических сообществ в их совокупности, вред этого явления для него несомненен[211]211
  Брачев В.С. Прошлое и настоящее русского масонства (1731–2006). СПб., 2006. С. 624.


[Закрыть].

В то же время, надо понимать, отмечает В.С., что и у масонов-космополитов и у богоискателей и у мистиков всех мастей были, конечно, свои резоны искать правду и смысл жизни на тех путях, на которых они их и искали. Не об этом речь, а о том, что «правда» эта была в тех конкретно-исторических условиях явно не к месту и не ко времени, т. к. национально обезличивая и духовно разоружая, стоящую буквально накануне революции, страну она делала её беззащитной перед лицом её злейших внутренних и внешних врагов. Хорошо в своё время сказал об этой проблеме, по его мнению, наш русский философ и публицист В.В. Розанов. Если бы она эта масонская «правда», отмечал он, не дай Бог, «расползлась бы в десятках и сотнях тысяч листков, брошюр, книжек и журналов по лицу русской земли, – и дошла бы до Пензы, до Тамбова, Тулы, обняла бы, наконец, и Петербург, то пензенцы и туляки, смоляне и псковичи не имели бы духа отразить Наполеона. Вероятнее они призвали бы способных иностранцев завоевать Россию, как собирался позвать Смердяков, и как призывал их идейно к этому «Современник»; так же и Карамзин не написал бы своей «Истории»»[212]212
  Розанов В.В. Опавшие листья // Розанов Василий. Уединенное. М., 1998. С. 519, 62.


[Закрыть].

Как видно из контекста высказывания В.В. Розанова, поясняет В.С., слова его относятся к масонам и оккультистам XVIII – первой четверти XIX веков. Однако в полной мере справедливы они, по его мнению, и в отношении масонских и парамасонских структур начала XX века, причём не только оккультного, но и откровенно политического характера. Речь идёт о политических русских ложах «Великого Востока Франции» и «Великого Востока Народов России». «В масонстве их адептов привлекало не столько увлечение мистикой, работа над своей душой и добрые дела (хотя и эти соображения в ряде случаев могли иметь место), сколько открывающиеся в связи с этим возможности использования масонских структур и связей, в т. ч. международных, с целью координации деятельности антиправительственных сил в борьбе за «освобождёние» России»[213]213
  Брачев В.С. Прошлое и настоящее русского масонства (1731–2006). СПб., 2006. С. 624.


[Закрыть].

И хотя официальная установка руководителей лож заключалась в стремлении к ниспровержению царского самодержавия мирным, политическим, парламентским путём, реалии общественно-политической борьбы в стране были таковы, что уже изначально политическое масонство в России имело леворадикальный характер и объединяло в своих рядах представителей левых партий: кадеты, эсеры, социал-демократы, прогрессисты, трудовики. Собственно говоря, этот левый курс в условиях обострения в 1915–1916 гг. общественно-политической борьбы в стране при общей слабости правительства (министерская чехарда) и привёл, в конце концов, руководство «Великого Востока Народов России» к идее насильственного устранения Николая II от власти или, иначе говоря, идее дворцового переворота (заговора). Можно конечно спорить получили ли официально масонское посвящение Н.В. Рузский, М.В. Алексеев и другие генералы, сыгравшие роковую роль в отречении 2 марта 1917 года Николая II от престола, или нет. Но то, что они были участниками антиправительственного заговора, нити которого тянулись к единому масонскому центру, это сегодня, убеждён В.С., уже твёрдо установленный факт[214]214
  Там же. С. 624–625.


[Закрыть].

То же самое, в принципе, можно сказать, уверен он, и о «масонском» как его иногда называют Временном правительстве. Опять-таки можно долго и упорно спорить сколько среди его министров было патентованных, так сказать, масонов. К консенсусу, учитывая характер источниковой базы по этому вопросу, придти всё равно будет крайне трудно. Да в принципе это и не так уж и важно, учитывая, что глава Временного правительства с 8(21) июля 1917 года А.Ф. Керенский как раз и являлся к этому времени одним из руководителей в рамках «Великого Востока Народов России» всех русских политических масонов. Все ли министры его кабинета были масонами или только половина из них, масонские взгляды своего руководителя они наверняка разделяли. Как и его левый внутриполитический курс, который собственно и привёл страну (наряду, конечно, с прочими обстоятельствами) к «Великому Октябрю».

Вопреки распространённому в нашей историографии представлению о некоей напряжённой борьбе, которую якобы вело царское правительство с масонской угрозой, знакомство В.С. с фактической стороной дела показало, что это было далеко не так. Действительно, с масонством у нас боролись, но не столько правительство, сколько т. н. «черносотенная» пресса и право-консервативная часть политического спектра предреволюционной России, во весь голос, можно сказать, кричавшие о масонской опасности и надвигающейся революции. Определённый интерес к масонству и масонской угрозе России проявлял царь.

Но, чтобы проблемой этой так уж было озабоченно правительство или департамент полиции – этого, делает вывод В.С.[215]215
  Брачев В.С. Прошлое и настоящее русского масонства (1731–2006). СПб., 2006. С. 625.


[Закрыть], сказать нельзя. Во всяком случае, нам не известно, подчёркивает он, ни об одном пострадавшем от властей из-за своей принадлежности к этому сообществу, масоне, ни об одном возбуждённом в связи с этим уголовным деле. А ведь одних только политических масонов в стране накануне революции у нас насчитывалось от 400 до 600 человек. И все эти люди были, как говорится, на виду – думцы, промышленники, журналисты, адвокаты, руководители политических партий и общественных организаций. Так что не заметить их было просто невозможно.

Их и заметили, хотя разобраться кто есть кто в масонстве в Департаменте полиции смогли далеко не сразу, и в первое время (1906–1909 гг.) основное его внимание было сосредоточено не на политических ложах, а на отслеживании разного рода оккультно-мистических кружков и групп, причём, прямо надо сказать, что здесь департамент шёл не впереди, как того следовало ожидать, а позади патриотической общественности, узнавая о существовании «масонов» не от своих информаторов, а из газет. Очень скоро, впрочем, здесь поняли, что идут по ложному пути, т. к. никакой реальной угрозы для империи ни спириты, ни мартинисты, ни розенкрейцеры, ни филалеты не представляют и интерес к ним с его стороны стал угасать.

Ещё в меньшей степени интересовали Департамент полиции оккультные увлечения и богоискательство представителей российской творческой интеллигенции, на которых просто не обращали внимания. Правда, за отдельными кружками мистиков всё-таки продолжали наблюдать, но это скорее по инерции, на всякий случай, ибо уже начиная с 1910 года главную опасность для империи в Департаменте полиции, совершенно справедливо, видели не в них, а в политических ложах, насаждаемых и патронируемых в России республиканским и атеистическим «Великим Востоком Франции» и основные его усилия оказались сосредоточены именно на этом направлении.

Однако, справиться с таким монстром, каким оказалось русское политическое масонство в сугубо правовом поле (а по-другому с 17 октября 1905 г. было уже нельзя) Департаменту полиции, да и в целом правительству, оказалось явно не под силу. И совсем не потому, что масоны были так уж сильны. Слабой и нерешительной оказалась сама власть. Этим же недугом страдало и пришедшее ей в февральско-мартовские дни 1917 года на смену и «масонское» Временное правительство, что, собственно, и предопределило его бесславный конец. Как видим, русские масоны предреволюционного времени, хотя и представляли собой серьёзную силу, но всемогущими, как их иногда представляют в нашей исторической литературе, они отнюдь не были, да и едва ли могли таковыми быть, учитывая реалии российской действительности.

Отрицать сегодня масонский вклад в деле разрушения российской государственности в 1917 году, убеждён B.C., не приходится. В то же время большим преувеличением было бы думать, предупреждает он, что именно масоны, мистики и богоискатели как раз и являлись той зловещей силой, которая якобы погубила историческую Россию. Это, конечно же, далеко не так, хотя немалая доля общей вины либеральной российской интеллигенции за те потрясения, которые выпали на долю нашего народа в XX веке, ложится и на них[216]216
  Там же. С. 626.


[Закрыть].

Большой научный интерес представляют и выводы, к которым пришёл B.C. в результате изучения оккультно-мистических кружков и групп советского времени. Как отмечает B.C., знакомство с реалиями их повседневной жизни и борьбой по ликвидации со стороны ОГПУ-НКВД СССР так называемого «масонского» подполья в нашей стране вызывает у него противоречивые чувства. С одной стороны, все эти так называемые «духовные искания» нашей интеллигенции, и, что особенно важно, та непомерно высокая цена, которую пришлось заплатить её отдельным представителям за эти искания (зачастую это была сама жизнь) не могут не вызвать известного сочувствия. Нравственный поиск, стремление выйти за пределы серой повседневности бытия и погрузиться в волшебный мир ирреальности, потусторонности, в общем-то понятны, и даже, в какой то мере, естественны для всякого думающего человека, особенно когда речь идёт о людях мыслящих, творческих. Понятно и стремление других людей, тоже по-своему творчески одарённых, но не нашедших своего места в обычной жизни, используя эту склонность человека ко всему таинственному и необычному, попытаться реализовать себя совершенно в другой плоскости, создавая различного рода новые религии, ложи и «ордена».

Конечно же, масонские кружки и ордена 1920–1930-х гг. возникли не на пустом месте. Идейная, а иногда и организационная основа их чётко прослеживается в обширном масонско-оккультном подполье, сложившемся в России ещё до революции[217]217
  Брачев В.С. Тайные общества в СССР. СПб., 2006. С. 385.


[Закрыть] и сумевшем, несмотря на потери, пережить лихолетье революции 1917 г. и Гражданской войны. Понять это можно: оккультисты, как известно, работают в «тиши» и политикой, как правило, не занимаются. Поражает здесь другое. Мистика и оккультизм, показывает в своей книге В.С., оказывается, были весьма востребованы и в первые послереволюционные годы. Конечно же, надо понимать, что востребованным «тайное знание» после 1917 г. оказалось не у рабочих и крестьян, а у представителей старой дореволюционной интеллигенции, не желавшей мириться с навязываемой им сверху большевистской идеологией с её демонстративным атеизмом, культом коллективизма и поразительным равнодушием к духовным нуждам конкретного человека. В этих условиях отдельные, наиболее продвинутые, говоря сегодняшним языком, её представители начинают уходить в мистику и оккультизм, находя в них своеобразную духовную отдушину в виде коллективных медитаций, поиске иных реальностей, духовного и морального совершенствования. Всем этим традиционно занимались ещё с дореволюционных времён ордена и школы посвящения, переживавшие теперь, в связи с этим, своеобразное возрождение. Возникают на волне интереса к мистике и оккультизму новые Ордена и появляются новые «учителя».