Текст книги "Все произведения школьной программы в кратком изложении. 5 класс"

Басни

Эзоп

Басня – один из самых древних жанров. В греческой литературе они появились еще в VIIIVII вв. до н. э. Однако окончательное оформление басни как жанра относится к VI в. до н. э., греки приписывали это легендарному народному мудрецу Эзопу. Эзоп был рабом, но затем за сметку, здравый ум и услуги государству был освобожден. Он служил лидийскому царю-богачу Крезу, соперничал славой со знаменитыми семью мудрецами тогдашней Греции. Погиб Эзоп в результате клеветы дельфийских жрецов, обиженных его обличениями. Греки приписывали Эзопу авторство едва ли не всех басенных сюжетов, существовавших в то время.

Ворон унес кусок мяса и уселся на дереве. Лисица увидела, и захотелось ей заполучить это мясо. Стала она перед вороном и принялась его расхваливать: уж и велик он, и красив, и мог бы получше других стать царем над птицами, да и стал бы, конечно, будь у него еще и голос. Ворону и захотелось показать ей, что есть у него голос; выпустил он мясо и закаркал громким голосом.

А лисица подбежала, ухватила мясо и говорит: «Эх, ворон, кабы у тебя еще и ум был в голове, – ничего бы тебе больше не требовалось, чтобы царствовать».

Басня уместна против человека неразумного.

Волк увидел ягненка, который пил воду из речки, и захотелось ему под благовидным предлогом ягненка сожрать. Встал он выше по течению и начал попрекать ягненка, что тот мутит ему воду и не дает пить. Ответил ягненок, что воды он едва губами касается, да и не может мутить ему воду, потому что стоит ниже по течению. Видя, что не удалось обвинение, сказал волк: «Но в прошлом году ты бранными словами поносил моего отца!» Ответил ягненок, что его тогда еще и на свете не было. Сказал на это волк: «Хоть ты и ловок оправдываться, а все-таки я тебя съем!»

Басня показывает: кто заранее решился на злое дело, того и самые честные оправдания не остановят.

Федр

Федр – один из первых античных баснописцев. Жил он в 15 г. до н. э.—около 70 г. н. э. Происходил он из Македонии; как и Эзоп, был рабом. Затем его освободили по приказу императора Августа. Федр выпустил пять книг басен. В них вошли сюжеты, которые Федр заимствовал у Эзопа и по-своему обрабатывал, а также басни, которые полностью принадлежат перу Федра.

 
Бессильный гибнет, подражая сильному.
Лягушка на лугу быка увидела
И, росту столь огромному завидуя,
Надула дряблую кожу, а детей своих
Спросила: «Превзошла ли быка я
                                                тучностью?»
Те говорят, что нет. Сильней напыжилась
Всем животом, и прежний задает вопрос
О том, кто больше. «Бык»,– они ответили.
Тогда еще сильнее, возмущенная,
Хотела вздуться, но упала, лопнувши.
 

Игнатий Диакон

Игнатий Диакон жил в VIII—IX вв. в Византии и был одним из образованнейших людей своего времени. Он занимал должность митрополита Никейского, был автором житий святых, церковных гимнов, стихотворений и поэм. Перерабатывал он и сюжеты Эзопа.

 
Ел ворон сыр; лиса хитрить пустилася:
«Будь голос у тебя – ты стал великим бы!»
Закаркал глупый, сыр из клюва выронив;
А та: «Есть голос у тебя, да мозгу нет».
 

Жан де Лафонтен

Жан де Лафонтен (1621—1695) – великий французский поэт-баснописец. Вначале он писал драмы и поэмы, сказки в стихах. Затем он обратился к басне. Под его пером басня, ранее считавшаяся «низким жанром» (то есть жанром, предназначенным для простонародья), приобрела красоту и величие, свойственные высокой поэзии. Лафонтен оказал большое влияние на все дальнейшее развитие басни.

 
Дядюшка ворон, сидя на дереве,
     Держал в своем клюве сыр.
Дядюшка лис, привлеченный запахом,
     Повел с ним такую речь:
     «Добрый день, благородный ворон!
Что за вид у вас! что за красота!
     Право, если ваш голос
     Так же ярок, как ваши перья,—
     То вы – Феникс наших дубрав!»
Ворону этого показалось мало,
     Захотел он блеснуть и голосом,
Разинул клюв – и выронил сыр.
Подхватил его лис и молвил: «Сударь,
     Запомните: всякий льстец
Кормится от тех, кто его слушает, —
Вот урок вам, а урок стоит сыра».
И поклялся смущенный ворон (но поздно!),
Что другого ему урока не понадобится.
 

Жан-Пьер де Флориан

Жан-Пьер де Флориан (1755—1794) – французский поэт-баснописец, один из самых талантливых продолжателей Лафонтена. К басням обратился не сразу, вначале писал романы. Флориан был наполовину испанцем и увлекался испанской литературой и историей. Он перевел на французский язык знаменитый роман М. де Сервантеса «Дон Кихот». Сюжеты для своих басен Флориан брал у античных авторов, у французских, немецких и даже – из индийской мифологии. Басни Флориана пользовались широчайшей популярностью.

 
Мальчик, выросши у кормилицы в деревне,
Вернулся в город и очень удивился,
                   Увидев зеркало.
Сперва мальчик в зеркале ему понравился;
Потом, по ребяческой привычке
(Впрочем, не только ребяческой)
Захотел он обидеть того, кто нравится,
И скорчил ему рожу, а зеркало – тоже.
                   Мальчик, разобидевшись,
          Грозит ему кулаком,
          А зеркало грозится в ответ.
Наш кривляка, озлясь, бросается с криком
          Поколотить этого нахала —
И ушибает руки. Гнев его растет —
          В отчаянии и ярости
          Вот он мечется перед зеркалом,
Плача, крича и колотя по стеклу.
Приходит мать, утешает его, ласкает,
Унимает слезы и нежно говорит:
«Но ты ли первый стал корчить рожи
Этому негоднику, который тебя огорчил?» —
          «Я».– «А теперь посмотри:
Ты улыбнулся – и он улыбнулся,
Ты к нему тянешь руки – и он к тебе тоже,
Ты не сердишься – и он не дуется:
Вот так-то люди друг с другом и живут —
И добро и зло наше возвращается к нам же».
 

Христиан Фюрхтеготт Геллерт

Христиан Фюрхтеготт Геллерт (1716—1769) – немецкий писатель, был профессором в университете в Лейпциге. Он писал романы, стихотворения, комедии. Люди его очень почитали и даже прозвали «Наставник Германии». Однако более всего Геллерт прославился своими баснями. В Германии книги его басен стали народными, как в России книги Крылова. Рассказывали даже, что в благодарность за прочитанные басни незнакомые крестьяне приносили ему дрова. Басни Геллерта читали и переводили во многих других странах, в том числе и в России.

 
Кукушка встретила скворца,
Который прилетел из города в дубраву.
«Что слышно в городе о нас и нашем
                                                             пенье?
Что говорят о соловье?» —
«От его песен все в восторге». —
«А что о жаворонке слышно?» —
«Полгорода о нем лишь и толкует». —
«А о дрозде?» – твердит кукушка.
«Не забывают добрым словом и о нем». —
«Тогда еще один вопрос:
А обо мне какие разговоры?» —
«Не знаю, – говорит скворец, —
Ни от кого я о тебе не слышал». —
«Ну что ж! – кукушка говорит, —
Я отплачу им за неблагодарность —
И о себе сама повсюду прокричу».
 

Готхольд Эфраим Лессинг

Готхольд Эфраим Лессинг (1729—1781) – один из известнейших немецких писателей. Писал пьесы, разрабатывал новые принципы искусства, создал и книгу басен.

– Назови-ка мне такого мудрого зверя, которому я не сумела бы подражать! – хвасталась обезьяна лисе.

Но лиса ей ответила:

– А ты назови-ка мне такого ничтожного зверя, которому пришло бы в голову подражать тебе.

Писатели моей нации!.. Нужно ли мне выражаться еще яснее?

Прожорливая свинья лакомилась опавшими желудями под высоким дубом. Раскусывая один желудь, она уже пожирала глазами другой.

– Неблагодарная тварь! – крикнул ей наконец дуб с высоты своего величия. – Ты питаешься моими плодами, но ни разу еще не обратила вверх благодарного взора!

Свинья на мгновение приостановилась и прохрюкала в ответ:

– Кабы я знала, что это ты ради меня роняешь тут свои желуди, то и я бы тебе посылала благодарные взоры.

А. П. Сумароков

Александр Петрович Сумароков (1717—1777) – один из основоположников русской литературы. Создал большое количество трагедий, комедий, стихотворений, поэм. Сумароков во многом определил дальнейший путь развития русской басни, его творчество оказало влияние и на творчество Крылова.

 
И птицы держатся людского ремесла:
Ворона сыру кус когда-то унесла,
                   И на дуб села.
                            Села,
Да только лишь еще ни крошечки не ела.
Увидела лиса во рту у ней кусок,
И думает она: «Я дам вороне сок:
                   Хотя туда не вспряну,
          Кусочек этот я достану,
                   Дуб сколько ни высок».
          «Здорово, – говорит лисица, —
Дружок воронушка, названая сестрица:
                   Прекрасная ты птица;
          Какие ноженьки, какой носок,
И можно то сказать тебе без лицемерья,
Что паче всех ты мер, мой светик, хороша;
И попугай ничто перед тобой, душа;
Прекраснее стократ твои павлиньих перья;
Нелестны похвалы приятно нам терпеть.
О если бы еще умела ты и петь!
Так не было б тебе подобной птицы в мире».
Ворона горлушко разинула пошире,
                   Чтоб быти соловьем,
«А сыру, – думает, – и после я поем:
В сию минуту мне здесь дело не о пире».
                   Разинула уста
                   И дождалась поста:
Чуть видит лишь конец лисицына хвоста.
                   Хотела петь, не пела;
                   Хотела есть, не ела:
Причина та тому, что сыру больше нет:
Сыр выпал из роту лисице на обед.
 

И. И. Хемницер

Иван Иванович Хемницер (1745—1784) – был сыном жившего в России немца. Всю жизнь владел русским языком не совсем свободно. Однако это отчасти помогло ему сделать язык басен проще и глаже, чем у Сумарокова. Образцом для подражания Хемницеру служил Геллерт.

 
Все лето стрекоза в то только и жила,
                            Что пела;
                   А как зима пришла,
Так хлеба ничего в запасе не имела.
И просит муравья: «Помилуй, муравей,
          Не дай пропасть мне в крайности моей:
Нет хлеба ни зерна, и как мне быть, не знаю.
Не можешь ли меня хоть чем-нибудь ссудить,
Чтоб уж хоть кое-как до лета мне дожить?
А лето как придет, я, право, обещаю
                Тебе все вдвое заплатить».—
         «Да как же целое ты лето
Ничем не запаслась?» – ей муравей на это.—
«Так, виновата в том; да что уж, не взыщи:
                  Я запастися все хотела,
                  Да лето целое пропела».—
«Пропела? Хорошо! поди ж теперь свищи».
         Но это только в поученье
                  Ей муравей сказал,
                  А сам на прокормленье
         Из жалости ей хлеба дал.
 

Ю. А. Нелединский-Мелецкий

Юрий Александрович Нелединский-Мелецкий (1752—1829) – русский поэт и блестящий вельможа своего времени. Писал стихи, особой популярностью пользовались его песни. Басни – переводы из Лафонтена.

 
Лето целое жужжала
Стрекоза, не знав забот;
А зима когда настала,
Так и нечего взять в рот.
Нет в запасе, нет ни крошки,
Нет ни червячка, ни мошки.
Что ж? К соседу муравью
Вздумала идти с прошеньем.
Рассказав напасть свою,
Так, как должно, с умиленьем
Просит, чтоб взаймы ей дал,
Чем до лета прокормиться.
Совестью притом божится,
Что и рост и капитал
Возвратит она не дале,
Как лишь августа в начале.
Туго муравей ссужал:
Скупость в нем порок природный.
«А как в поле хлеб стоял,
Что ж ты делала?» – сказал
Он заемщице голодной.
«Днем и ночью, без души,
Пела все я цело лето».—
«Пела! Весело и это.
Ну поди ж теперь пляши».
 

И. А. Крылов

Иван Андреевич Крылов (1769—1844) родился 2 (13) февраля в Москве в семье армейского офицера, выслужившегося из солдат. Детские годы провел на Урале, в городе Оренбурге, куда отца перевели по службе. Когда мальчику было 10 лет, отец умер. В семье начались материальные затруднения, Крылов был вынужден поступить на службу в канцелярию. Через три года вместе с матерью он переезжает в Петербург, где продолжает службу писцом в Казенной палате. Отсутствие систематического образования восполнял самостоятельным изучением литературы, математики, французского и итальянского языков. В 14 лет Крылов написал первую комическую оперу, которая называлась «Кофейница» (1782). В дальнейшем Крылов создает целый ряд комедий для театра. Позже он начинает выпускать журнал, называвшийся «Почта духов», где критиковал грубые нравы помещиков и высокопоставленных чиновников. Очень скоро его смелая критика вызывает недовольство царицы Екатерины II – писателю приходится уехать из Петербурга и прекратить литературную деятельность.

Скоро Крылов начинает интересоваться таким жанром, как басня, и переводит с французского языка несколько басен Лафонтена. Через несколько лет Крылов смог вернуться в Петербург. Здесь он продолжил писать комедии, однако популярность ему приносят именно басни.

Во вторую половину своей жизни Крылов работал помощником библиотекаря в Публичной библиотеке. В это время он создает большую часть своих знаменитых басен. Басни стали столь популярны, а слава Крылова такой громкой, что он первым из русских писателей удостоился торжественного чествования 50-летия своей писательской деятельности. По приказу императора была даже выбита специальная медаль в его честь. Когда Крылов умер , то его с невиданными почестями погребли в Александро-Невской Лавре, где хоронили лишь царей и самых выдающихся деятелей России.

С баснями Крылова в русскую литературу вошла живая народная речь. Все творчество Крылова-баснописца связано с художественным миром русских пословиц, сказок, поговорок. Басни Крылова внесли в язык множество крылатых выражений, многие из которых тоже стали пословицами. Басни Крылова переведены более чем на 50 языков мира.

 
  Уж сколько раз твердили миру,
Что лесть гнусна, вредна; но только все
                                                           не впрок,
И в сердце льстец всегда отыщет уголок.
Вороне где-то Бог послал кусочек сыра;
           На ель Ворона взгромоздясь,
Позавтракать было совсем уж собралась,
Да позадумалась, а сыр во рту держала.
На ту беду Лиса близехонько бежала;
  Вдруг сырный дух Лису остановил:
Лисица видит сыр, Лисицу сыр пленил.
Плутовка к дереву на цыпочках подходит,
Вертит хвостом, с Вороны глаз не сводит
  И говорит так сладко, чуть дыша:
           «Голубушка, как хороша!
           Ну что за шейка, что за глазки!
           Рассказывать, так, право, сказки!
           Какие перышки! Какой носок!
И, верно, ангельский быть должен голосок!
Спой, светик, не стыдись! Что, ежели, сестрица,
При красоте такой и петь ты мастерица, —
           Ведь ты б у нас была царь-птица!»
Вещуньина с похвал вскружилась голова,
  От радости в зобу дыханье сперло,
И на приветливы Лисицыны слова
Ворона каркнула во все воронье горло:
Сыр выпал – с ним была плутовка такова.
 

 
Попрыгунья Стрекоза
Лето красное пропела;
Оглянуться не успела,
Как зима катит в глаза.
Помертвело чисто поле;
Нет уж дней тех светлых боле,
Как под каждым ей листком
Был готов и стол и дом.
Все прошло: с зимой холодной
Нужда, голод настает;
Стрекоза уж не поет:
И кому же в ум придет
На желудок петь голодный!
Злой тоской удручена,
К Муравью ползет она:
«Не оставь меня, кум милый!
Дай ты мне собраться с силой
И до вешних только дней
Прокорми и обогрей!» —
«Кумушка, мне странно это:
Да работала ль ты в лето?» —
Говорит ей Муравей.
«До того ль, голубчик было?
В мягких муравах у нас
Песни, резвость всякий час,
Так что голову вскружило».
«А, так ты…» – «Я без души
Лето целое все пела». —
«Ты все пела? Это дело:
Так поди же попляши!»
 

 
     Лягушка, на лугу увидевши Вола,
Затеяла сама в дородстве с ним сравняться;
                        Она завистлива была.
И ну топорщиться, пыхтеть и надуваться.
«Смотри-ка, квакушка, что, буду ль я с него?» —
Подруге говорит. «Нет, кумушка, далеко!» —
«Гляди же, как теперь раздуюсь я широко.
                        Ну, каково?
Пополнилась ли я?» – «Почти что ничего». —
«Ну, как теперь?» – «Все то ж». Пыхтела
                                                              да пыхтела
           И кончила моя затейница на том,
           Что, не сравнявшися с Волом,
           С натуги лопнула – и околела.
 

 
Мартышка, в Зеркале увидя образ свой,
          Тихохонько Медведя толк ногой:
«Смотри-ка, – говорит, – кум милый мой!
                   Что это там за рожа?
Какие у нее ужимки и прыжки!
                   Я удавилась бы с тоски,
Когда бы на нее хоть чуть была похожа.
                   А ведь, признайся, есть
Из кумушек моих таких кривляк пять-шесть:
Я даже их могу по пальцам перечесть». —
          «Чем кумушек считать трудиться,
Не лучше ль на себя, кума, оборотиться?» —
                   Ей Мишка отвечал.
Но Мишенькин совет лишь попусту пропал.
 
 
          Таких примеров много в мире:
Не любит узнавать никто себя в сатире.
          Я даже видел то вчера:
Что Климыч на руку нечист, все это знают;
          Про взятки Климычу читают,
А он украдкою кивает на Петра.
 

 
У сильного всегда бессильный виноват:
Тому в истории мы тьму примеров слышим
           Но мы истории не пишем,
А вот о том как в баснях говорят…
Ягненок в жаркий день зашел к ручью напиться:
           И надобно ж беде случиться,
Что около тех мест голодный рыскал Волк.
Ягненка видит он, на добычу стремится;
Но, делу дать хотя законный вид и толк,
Кричит: «Как смеешь ты, наглец, нечистым
                                                                    рылом
           Здесь чистое мутить питье
                              Мое
           С песком и с илом?
           За дерзость такову
           Я голову с тебя сорву». —
«Когда светлейший Волк позволит,
Осмелюсь я донесть, что ниже по ручью
От Светлости его шагов я на сто пью;
И гневаться напрасно он изволит:
Питья мутить ему никак я не могу». —
           «Поэтому я лгу!
Негодный! слыхана ль такая дерзость в свете!
Да помнится, что ты еще в запрошлом лете
Мне здесь же как-то нагрубил;
           Я этого, приятель, не забыл!» —
«Помилуй, мне еще и от роду нет году». —
Ягненок говорит. – «Так это был твой
                                                           брат». —
«Нет братьев у меня». – «Так это кум
                                                           иль сват.
И, словом, кто-нибудь из вашего же роду.
Вы сами, ваши псы и ваши пастухи,
           Вы все мне зла хотите,
И если можете, то мне всегда вредите;
Но я с тобой за их разведаюсь грехи». —
«Ах, я чем виноват?» – «Молчи! Устал
                                                           я слушать.
Досуг мне разбирать вины твои, щенок!
Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать».
Сказал и в темный лес Ягненка поволок.
 

 
           Свинья под Дубом вековым
Наелась желудей досыта, до отвала;
           Наевшись, выспалась под ним;
           Потом, глаза продравши, встала
И рылом подрывать у Дуба корни стала.
           «Ведь это дереву вредит, —
           Ей с Дубу Ворон говорит, —
Коль корни обнажишь, оно засохнуть может».
           «Пусть сохнет, – говорит Свинья, —
           Ничуть меня то не тревожит,
           В нем проку мало вижу я;
Хоть век его не будь, ничуть не пожалею;
Лишь были б желуди: ведь я от них жирею». —
«Неблагодарная! – примолвил Дуб ей тут, —
Когда бы вверх могла поднять ты рыло,
           Тебе бы видно было,
           Что эти желуди на мне растут».
           Невежда так же в ослепленье
           Бранит науку и ученье
           И все ученые труды,
Не чувствуя, что он вкушает их плоды.
 

 
                 Проказница-Мартышка,
                 Осел,
                        Козел
                 Да косолапый Мишка
              Затеяли сыграть Квартет.
     Достали нот, баса, альта, две скрипки
              И сели на лужок под липки —
              Пленять своим искусством свет.
Ударили в смычки, дерут, а толку нет.
«Стой, братцы, стой! – кричит Мартышка.
                                                              – Погодите!
Как музыке идти? Ведь вы не так сидите.
Ты с басом, Мишенька, садись против альта,
              Я, прима, сяду против вторы;
     Тогда пойдет уж музыка не та:
              У нас запляшут лес и горы!»
              Расселись, начали Квартет;
              Он все-таки на лад нейдет.
              «Постойте ж, я сыскал секрет! —
     Кричит Осел, – мы, верно, уж поладим,
                     Коль рядом сядем».
Послушались Осла: уселись чинно в ряд,
     А все-таки Квартет нейдет на лад.
Вот пуще прежнего пошли у них разборы
                              И споры
                        Кому и как сидеть.
     Случилось Соловью на шум их прилететь.
Тут с просьбой все к нему, чтоб их решить
                                                              сомненье:
«Пожалуй, – говорят, – возьми на час терпенье,
Чтобы Квартет в порядок наш привесть:
И ноты есть у нас, и инструменты есть;
              Скажи лишь, как нам сесть!» —
«Чтоб музыкантом быть, так надобно уменье
              И уши ваших понежней, —
              Им отвечает Соловей, —
              А вы, друзья, как ни садитесь,
              Все в музыканты не годитесь».