Текст книги "Все произведения школьной программы в кратком изложении. 9 класс"

К. Ф. Рылеев

Рылеев Кондратий Федорович

1795. 18 (29). 9 – родился в селе Батове, под Петербургом в дворянской семье.

1801 – отдан в 1-й кадетский корпус в Петербурге.

1814 – выпущен из корпуса прапорщиком-артиллеристом, с русскими войсками побывал за границей (заграничные походы 1814, 1815 гг.).

1818 – из протеста против аракчеевского произвола в армии вышел в отставку.

С 1821 – служил в Петербургской уголовной палате заседателем, с 1824 – правителем канцелярии Российско-Американской компании.

1820 – впервые выступил в печати со стихотворением «К временщику», обличительный пафос которого был направлен на Аракчеева.

1821—1824 – публикует цикл исторических стихотворений, объединенных общим названием «Думы», в которых с романтико-патриотических позиций воспеваются герои русской старины. Романтико-героические поэмы «Войнаровский», «Наливайко», «Хмельницкий» (две последние незакончены). Своим наставником в поэзии Рылеев считал Пушкина.

1823 – вступил в тайное Северное общество и стал одним из его руководителей. Совместно с А. Бестужевым-Марлинским создал несколько острых агитационно-сатирических песен.

1825 – возглавлял подготовку декабрьского восстания (14 декабря) и отдавал распоряжения в его ходе. Арестован сразу после разгрома восстания.

1826, 13 июля – вместе с четырьмя другими вождями декабристов был повешен на кронверке Петропавловской крепости.

К А. Б<естуже>ву

 
Не сбылись, мой друг, пророчества
Пылкой юности моей;
Горький жребий одиночества
Мне сужден в кругу людей.
 
 
Слишком рано мрак таинственный
Опыт грозный разогнал,
Слишком рано, друг единственный,
Я сердца людей узнал.
 
 
Страшно дней не ведать радостных,
Быть чужим среди своих,
Но ужасней истин тягостных
Быть сосудом с дней младых.
 
 
С тяжкой грустью, с черной думою
Я с тех пор один брожу
И могилою угрюмою
Мир печальный нахожу.
 
 
Всюду встречи безотрадные!
Ищешь, суетный, людей,
А встречаешь трупы хладные
Иль бессмысленных детей…
 

 
Я ль буду в роковое время
Позорить гражданина сан
И подражать тебе, изнеженное племя
Переродившихся славян?
Нет, не способен я в объятьях сладострастья,
В постыдной праздности влачить свой век младой
И изнывать кипящею душой
Под тяжким игом самовластья.
Пусть юноши, своей не разгадав судьбы,
Постигнуть не хотят предначертанья века
И не готовятся для будущей борьбы
За угнетенную свободу человека.
Пусть с хладною душой бросают хладный взор
На бедствия своей отчизны
И не читают в них грядущий свой позор
И справедливые потомков укоризны.
Они раскаются, когда народ, восстав,
Застанет их в объятьях праздной неги
И, в бурном мятеже ища свободных прав,
В них не найдет ни Брута, ни Риеги.
 

П. А. Муханову

 
Ревела буря, дождь шумел;
Во мраке молнии летали;
Бесперерывно гром гремел,
И ветры в дебрях бушевали…
Ко славе страстию дыша,
В стране суровой и угрюмой,
На диком бреге Иртыша
Сидел Ермак, объятый думой.
 
 
Товарищи его трудов,
Побед и громозвучной славы,
Среди раскинутых шатров
Беспечно спали близ дубравы.
«О, спите, спите, – мнил герой, —
Друзья, под бурею ревущей;
С рассветом глас раздастся мой,
На славу иль на смерть зовущий!
 
 
Вам нужен отдых; сладкий сон
И в бурю храбрых успокоит;
В мечтах напомнит славу он
И силы ратников удвоит.
Кто жизни не щадил своей
В разбоях, злато добывая,
Тот думать будет ли о ней,
За Русь святую погибая?
 
 
Своей и вражьей кровью смыв
Все преступленья буйной жизни
И за победы заслужив
Благословения отчизны, —
Нам смерть не может быть страшна;
Свое мы дело совершили:
Сибирь царю покорена,
И мы – не праздно в мире жили!»
 
 
Но роковой его удел
Уже сидел с героем рядом
И с сожалением глядел
На жертву любопытным взглядом.
Ревела буря, дождь шумел;
Во мраке молнии летали;
Бесперерывно гром гремел,
И ветры в дебрях бушевали.
 
 
Иртыш кипел в крутых брегах,
Вздымалися седые волны,
И рассыпались с ревом в прах,
Бия о брег казачьи челны.
С вождем покой в объятьях сна
Дружина храбрая вкушала;
С Кучумом буря лишь одна
На их погибель не дремала!
 
 
Страшась вступить с героем в бой,
Кучум к шатрам, как тать презренный,
Прокрался тайною тропой,
Татар толпами окруженный.
Мечи сверкнули в их руках —
И окровавилась долина,
И пала грозная в боях,
Не обнажив мечей, дружина…
 
 
Ермак воспрянул ото сна
И, гибель зря, стремится в волны,
Душа отвагою полна,
Но далеко от брега челны!
Иртыш волнуется сильней —
Ермак все силы напрягает
И мощною рукой своей
Валы седые рассекает…
 
 
Плывет… уж близко челнока —
Но сила року уступила,
И, закипев страшней, река
Героя с шумом поглотила.
Лишивши сил богатыря
Бороться с ярою волною,
Тяжелый панцирь – дар царя —
Стал гибели его виною.
 
 
Ревела буря… вдруг луной
Иртыш кипящий осребрился,
И труп, извергнутый волной,
В броне медяной озарился.
Носились тучи, дождь шумел,
И молнии еще сверкали,
И гром вдали еще гремел,
И ветры в дебрях бушевали.
 

К. Н. Батюшков

Батюшков Константин Николаевич

1787.18(29).05. – родился в Вологде в старинной дворянской семье. Образование получил в частном пансионе в Петербурге.

1803 – служа в министерстве народного просвещения, начал печатать в журналах свои стихи. Батюшков стал главой так называемой «легкой поэзии», требовавшей, по его мнению, «возможного совершенства, чистоты выражения, стройности в слоге, гибкости, плавности». Воспевание радостей земной жизни, дружбы, любви сочеталось в его дружеских посланиях с утверждением внутренней свободы поэта, независимости его от «рабства и цепей».

1807 – во время войны с Наполеоном вступил в армию, в сражении при Гейльсберге был ранен. Участвовал в русско-шведской войне 1808 г.

1809 – стихотворная сатира «Видение на берегах Леты», в которой выступил против «Беседы любителей русского слова» как оплота литературного «староверия».

1812 – сражался под Лейпцигом и был с русскими войсками в Париже.

1815 – выход в отставку, жизнь в Москве.

1817 – выпустил свой первый сборник стихов и прозы «Опыты», участвует в кружке «Арзамас». Расстроенное здоровье требовало переезда на юг, служба в русской дипломатической службе в Неаполе. В поэзии в это время нарастают религиозные настроения, она все более окрашивается в пессимистические, мрачные тона. Вскоре поэта начинают преследовать психические расстройства (наследственные), его привозят в Россию.

С 1822 – жил на попечении родных в Вологде, где и скончался в 1855 г.

 
Мой друг! я видел море зла
И неба мстительного кары;
Врагов неистовых дела,
Войну и гибельны пожары.
Я видел сонмы богачей,
Бегущих в рубищах издранных,
Я видел бледных матерей
Из милой родины изгнанных!
Я на распутье видел их,
Как, к персям чад прижав грудных,
Они в отчаяньи рыдали
И с новым трепетом взирали
На небо рдяное кругом.
Трикраты с ужасом потом
Бродил в Москве опустошенной
Среди развалин и могил;
Трикраты прах ее священный
Слезами скорби омочил.
И там, где зданья величавы
И башни древние царей,
Свидетели протекшей славы
И новой славы наших дней;
И там, где с миром почивали
Останки иноков святых
И мимо веки протекали,
Святыни не касаясь их;
И там, где роскоши рукою,
Дней мира и трудов плоды,
Пред златоглавою Москвою
Воздвиглись храмы и сады, —
Лишь угли, прах и камней горы,
Лишь груды тел кругом реки,
Лишь нищих бледные полки
Везде мои встерчали взоры!..
А ты, мой друг, товарищ мой,
Велишь мне петь любовь и радость,
Беспечность, счастье и покой
И шумную за чашей младость!
Среди военных непогод,
При страшном зареве столицы,
На голос мирныя цевницы
Сзывать пастушек в хоровод!
Мне петь коварные забавы
Армид и ветреных цирцей
Среди могил моих друзей,
Утраченных на поле славы!..
Нет, нет! Талант погибни мой
И лира, дружбе драгоценна,
Когда ты будешь мной забвенна,
Москва, отчизны край златой!
Нет, нет! Пока на поле чести
За древний град моих отцов
Не понесу я в жертву мести
И жизнь и к родине любовь;
Пока с израненным героем,
Кому известен к славе путь,
Три раза не поставлю грудь
Перед врагов сомкнутым строем, —
Мой друг, дотоле будут мне
Все чужды музы и хариты,
Венки, рукой любови свиты,
И радость шумная в вине!
 

 
О, память сердца! Ты сильней
Рассудка памяти печальной
И часто сладостью своей
Меня в стране пленяешь дельной.
Я помню голос милых слов,
Я помню очи голубые,
Я помню локоны златые
Небрежно вьющихся власов.
Моей пастушки несравненной
Я помню весь наряд простой,
И образ милый, незабвенный
Повсюду странствует со мной.
Хранитель гений мой – любовью
В утеху дан разлуке он:
Засну ль? приникнет к изголовью
И усладит печальный сон.
 

 
Я чувствую, мой дар в поэзии погас,
И муза пламенник небесный потушила;
Печальна опытность открыла
Пустыню новую для глаз.
Туда влечет меня осиротелый гений,
В поля бесплодные, в непроходимы сени,
Где счастья нет следов,
Ни тайных радостей, неизъяснимых снов,
Любимцам Фебовым от юности известных,
Ни дружбы, ни любви, ни песней муз прелестных,
Которые всегда душевну скорбь мою,
Как лотос, силою волшебной врачевали.
Нет, нет! себя не узнаю
Под новым бременем печали!
Как странник, брошенный из недра ярых волн,
На берег дикий и кремнистый
Встает и с ужасом разбитый видит челн,
Валы ревущие и молнии змиисты,
Объявшие кругом свинцовый небосклон;
Рукою трепетной он мраки вопрошает,
Ногой скользит над пропастями он,
И ветер буйный развевает
Молений глас его, рыдания и стон… —
На крае гибели так я зову в спасенье
Тебя, последний сердца друг!
Опора сладкая, надежда, утешенье
Средь вечных скорбей и недуг!
Хранитель ангел мой, оставленный мне богом!..
Твой образ я таил в душе моей залогом
Всего прекрасного… и благости творца.
Я с именем твоим летел под знамя брани
Искать иль гибели, иль славного венца.
В минуты страшные чистейши сердца дани
Тебе я приносил на Марсовых полях:
И в мире, и в войне, во всех земных краях
Твой образ следовал с любовию за мною;
С печальным странником он неразлучен стал.
Как часто в тишине, весь занятый тобою,
В лесах, где Жувизи гордится над рекою,
И Сейна по цветам льет сребряный кристалл,
Как часто средь толпы и шумной, и беспечной,
В столице роскоши, среди прелестных жен,
Я пенье забывал волшебное сирен
И мыслил о тебе лишь в горести сердечной.
Я имя милое твердил
В прохладных рощах Альбиона
И эхо называть прекрасную учил
В цветущих пажитях Ричмона.
Места прелестные и в дикости своей,
О камни Швеции, пустыни скандинавов,
Обитель древняя и доблестей и нравов!
Ты слышала обет и глас любви моей,
Ты часто странника задумчивость питала,
Когда румяная денница отражала
И дальние скалы гранитных берегов,
И села пахарей, и кущи рыбаков
Сквозь тонки, утренни туманы
На зеркальных водах пустынной Троллетаны.
Исполненный всегда единственно тобой,
С какою радостью ступил на брег отчизны!
«Здесь будет, – я сказал, – душе моей покой,
Конец трудам, конец и страннической жизни».
Ах, как обманут я в мечтании моем!
Как снова счастье мне коварно изменило
В любви и дружестве… во всем,
Что сердцу сладко льстило,
Что было тайною надеждою всегда!
Есть странствиям конец – печалям никогда!
В твоем присутствии страдания и муки
Я сердцем новые познал.
Они ужаснее разлуки,
Всего ужаснее! Я видел, я читал
В твоем молчании, в прерывном разговоре,
В твоем унылом взоре,
В сей тайной горести потупленных очей,
В улыбке и в самой веселости твоей
Следы сердечного терзанья…
 
 
Нет, нет! Мне бремя жизнь! Что в ней без упованья?
Украсить жребий твой
Любви и дружества прочнейшими цветами,
Всем жертвовать тебе, гордиться лишь тобой,
Блаженством дней твоих и милыми очами,
Признательность твою и счастье находить
В речах, в улыбке, в каждом взоре,
Мир, славу, суеты протекшие и горе,
Все, все у ног твоих, как тяжкий сон, забыть!
Что в жизни без тебя? Что в ней без упованья,
Без дружбы, без любви – без идолов моих?…
И муза, сетуя, без них
Светильник гасит дарованья.
 

 
Как я люблю, товарищ мой,
Весны роскошной появленье
И в первый раз над муравой
Веселых жаворонков пенье.
Но слаще мне среди полей
Увидеть первые биваки
И ждать беспечно у огней
С рассветом дня кровавой драки.
Какое счастье, рыцарь мой!
Узреть с нагорныя вершины
Необозримый наших строй
На яркой зелени долины!
Как сладко слышать у шатра
Вечерней пушки гул далекий
И погрузиться до утра
Под теплой буркой в сон глубокий.
Когда по утренним росам
Коней раздастся первый топот
И ружей протяженный грохот
Пробудит эхо по горам,
Как весело перед строями
Летать на ухарском коне
И с первыми в дыму, в огне,
Ударить с криком за врагами!
Как весело внимать: «Стрелки,
Вперед! Сюда, донцы! Гусары!
Сюда, летучие полки,
Башкирцы, горцы и татары!»
Свисти теперь, жужжи, свинец!
Летайте, ядры и картечи!
Что вы для них? для сих сердец,
Природой вскормленных для сечи?..
 

 
Мы, други, летали по бурным морям,
От родины милой летали далеко!
На суше, на море мы бились жестоко;
И море, и суша покорствуют нам!
О други! как сердце у смелых кипело,
Когда мы, содвинув стеной корабли,
Как птицы, неслися станицей веселой
Вкруг пажитей тучных Сиканской земли!..
А дева русская Гаральда презирает.
 
 
О, други! я младость не праздно провел!
С сынами Дронтгейма вы помните сечу?
Как вихорь, пред вами я мчался навстречу
Под камни и тучи свистящие стрел.
Напрасно сдвигались народы; мечами
Напрасно о наши стучали щиты:
Как бледные класы под ливнем, упали
И всадник и пеший… владыка, и ты!..
А дева русская Гаральда презирает.
 
 
Нас было лишь трое на легком челне;
А море вздымалось, я помню, горами;
Ночь черная в полдень нависла с громами,
И Гела зияла в соленой волне.
Но волны напрасно, яряся хлестали:
Я черпал их шлемом, работал веслом;
С Гаральдом, о други, вы страха не знали
И в мирную пристань влетели с челном!
А дева русская Гаральда презирает.
 
 
Вы, други, видали меня на коне?
Вы зрели, как рушил секирой твердыни,
Летая на бурном питомце пустыни
Сквозь пепел и вьюгу в пожарном огне?
Железом я ноги мои окрыляя,
И лань упреждаю по звонкому льду;
Я, хладную влагу рукой рассекая,
Как лебедь отважный, по морю иду…
А дева русская Гаральда презирает.
 
 
Я в мирных родился полночи снегах;
Но рано отбросил доспехи ловитвы —
Лук грозный и лыжи – и в шумные битвы
Вас, други, с собою умчал на судах.
Не тщетно за славой летали далеко
От милой отчизны по диким морям;
Не тщетно мы бились мечами жестоко:
И море и суша покорствуют нам!
А дева русская Гаральда презирает.
 

 
Есть наслаждение и в дикости лесов,
Есть радость на приморском бреге,
И есть гармония в сем говоре валов,
Дробящихся в пустынном беге.
Я ближнего люблю, но ты, природа-мать,
Для сердца ты всего дороже!
С тобой, владычица, привык я забывать
И то, чем был, как был моложе,
И то, чем стал под холодом годов.
Тобою в чувствах оживаю:
Их выразить душа не знает стройных слов,
И как молчать об них, не знаю.
 

Е. А. Баратынский

Баратынский Евгений Абрамович

1800.19.02(2.03). – родился в небогатой дворянской семье в Тамбовской губернии. Учился в Петербурге в Пажеском корпусе.

1816 – исключен по высочайшему повелению из корпуса за участие в мальчишеской проделке.

1819 – поступил рядовым в петербургский гвардейский полк.

1819 – выступил в печати, быстро завоевал успех, прославился как мастер элегии.

1820—1825 – служил в полку, стоявшем в Финляндии, в чине унтер-офицера.

1826 – вышел в отставку, поселился в Москве. Выходит стихотворная «финляндская повесть» Баратынского «Эда». Дружба с Пушкиным (в 1826 г. выходит книга «Две повести в стихах», в которую вошли поэма Пушкина «Граф Нулин» и поэма Баратынского «Бал»).

Для поэзии (особенно после разгрома декабристов) характерны пессимистические мотивы одиночества, скорби, несовершенства человеческой природы, тщеты бытия, грядущей гибели человечества, обреченности искусства.

Последние годы жизни провел в имении Мураново (позднее принадлежавшем Тютчевым).

1844 – умер во время путешествия в Неаполь.

По оценке В. Г. Белинского, «из всех поэтов, появившихся вместе с Пушкиным, первое место бесспорно принадлежит г. Баратынскому».

 
Чудный град порой сольется
Из летучих облаков,
Но лишь ветр его коснется,
Он исчезнет без следов.
 
 
Так мгновенные созданья
Поэтической мечты
Исчезают от дыханья
Посторонней суеты.
 

 
Нет, не бывать тому, что было прежде!
Что в счастье мне? Мертва душа моя!
«Надейся, друг!» – сказали мне друзья.
Не поздно ли вверяться мне надежде,
Когда желать почти не в силах я?
Я бременюсь нескромным их участьем,
И с каждым днем я верой к ним бедней.
Что в пустоте несвязных их речей?
Давным-давно простился я со счастьем,
Желательным слепой душе моей!
Лишь вслед ему с унылым сладострастьем
Гляжу я вдоль моих минувших дней.
Так нежный Друг, в бесчувственном забвеньи,
Еще глядит на зыби синих волн,
На влажный путь, где в темном отдаленьи
Давно исчез отбывший дружний челн.
 

 
Не искушай меня без нужды
Возвратом нежности твоей:
Разочарованному чужды
Все обольщенья прежних дней!
Уж я не верю увереньям,
Уж я не верую в любовь
И не могу предаться вновь
Раз изменившим сновиденьям!
Слепой тоски моей не множь,
Не заводи о прежнем слова,
И, друг заботливый, больного
В его дремоте не тревожь!
Я сплю, мне сладко усыпленье;
Забудь бывалые мечты:
В душе моей одно волненье,
А не любовь пробудишь ты.
 

А. С. Грибоедов

Грибоедов Александр Сергеевич

1795, 4(15).01 – родился в Москве в дворянской семье.

Окончил словесный, юридический и физико-математический факультеты Московского университета. Во время Отечественной войны 1812 г. поступил на военную службу.

1816 – вышел в отставку, поселился в Петербурге. Сблизился с Пушкиным, Кюхельбекером, Чаадаевым. Становится членом масонской ложи «Соединенных друзей» (вместе с П. Я. Чаадаевым, П. И. Пестелем, С. П. Волконским, М. И. Муравьевым-Апостолом).

1818 – начинает дипломатическую деятельность в русской дипломатической миссии в Персии. Был связан с деятелями декабристских обществ (Рылеевым, Бестужевым, Одоевским и др.).

1826 – арестован по делу декабристов, но вскоре освобожден за недостатком улик.

1828 – назначен полномочным министром-резидентом в Персию.

1829, 30 янв. (11 февр.) – убит в Тегеране во время беспорядков. Похоронен в Тифлисе.

Первые литературные опыты – комедии «Молодые супруги» (1815), «Своя семья, или Замужняя невеста» (1818 совм. с А. А. Шаховским и Н. И. Хмельницким), «Студент» (1817, совм. с П. А. Катениным) и стихотворения.

Славу Грибоедову принесла комедия в стихах «Горе от ума» (1822—24; отрывки опубликованы в альманахе «Русская талия» в 1825, первое издание – 1833; постановка в Москве – 1831).

комедия в 4 действиях в стихах

Действующие лица:

Павел Афанасьевич Фамусов – управляющий в казенном месте

Софья – его дочь

Лизанька – служанка

Алексей Степанович Молчалин – секретарь Фамусова, живет у него в доме

Александр Андреевич Чацкий

Сергей Сергеевич Скалозуб – полковник

Горичи – Наталья Дмитриевна и

Платон Михайлович, ее муж

Князь Тугоуховский

Княгиня, его жена, с 6-ю дочерьми

Хрюмины – Графиня-бабушка и Графиня-внучка

Антон Антонович Загорецкий

Старуха Хлестова – свояченица Фамусова

Г. N.

Г. D.

Репетилов

Петрушка и несколько говорящих слуг

Действие происходит в Москве, в доме Фамусова

Явл. 1

Утро, гостиная. Лиза просыпается в кресле. Софья накануне не отпустила ее спать, т. к. ждала Молчалина, и Лиза должна была следить, чтобы их не застали вдвоем. Софья спрашивает, сколько времени, и, чтобы убедить ее, что влюбленным пора расходиться, Лиза переводит стрелку часов. Часы бьют и играют.

Явл. 2

Появляется Фамусов. Он заигрывает с Лизой. Лиза пытается его образумить, говорит, что может войти Софья, которая заснула только под утро, а «ночь целую читала» по-французски. Фамусов: «И в чтенье прок-от невелик: ей сна нет от французских книг, а мне от русских больно спится». Софья зовет Лизу, и Фамусов на цыпочках выходит из комнаты. Лиза (одна): «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь».

Явл. 3

Лиза укоряет Софью и Молчалина, что задержались. Софья: «Счастливые часов не наблюдают». Уходя, Молчалин сталкивается в дверях с Фамусовым.

Явл. 4

Фамусов удивлен и советует Молчалину «для прогулок подальше выбрать закоулок». Стыдит Софью за неподобающее для молодой девицы поведение. «А все Кузнецкий мост и вечные французы, оттуда моды к нам, и авторы, и музы: губители карманов и сердец!» (во времена Грибоедова на Кузнецком мосту было множество магазинов, принадлежавших французским купцам – прим. сост.). Фамусов говорит, что после смерти матери Софьи все заботы о воспитании дочери легли на его плечи и он очень старался: «Не надобно другого образца, когда в глазах пример отца… Свободен, вдов, себе я господин… Монашеским известен поведеньем!» Высказывает недовольство современными нравами («Ужасный век»), учителями, которые учат девиц только «танцам и пенью, и нежностям, и вздохам». Упрекает Молчалина, которого облагодетельствовал. Софья заступается: «Шел в комнату, попал в другую». Пытается успокоить отца и рассказывает сон, будто собирала на лугу травы, и «появился милый человек», «и вкрадчив, и умен, но робок… Знаете, кто в бедности рожден». Фамусов: «Ах, матушка, не довершай удара! Кто беден, тот тебе не пара». Софья продолжает рассказывать сон – они оказались в темной комнате, «раскрылся пол» – оттуда Фамусов, он тащит Софью с собой, а «милого человека», который для Софьи «дороже всех сокровищ», мучают чудовища. Фамусов отправляет дочь спать, а Молчалину предлагает заняться бумагами. «Боюсь, сударь, я одного смертельно, чтоб множество не накоплялось их… Обычай мой такой: подписано, так с плеч долой».

Явл. 5

Софья и Лиза вдвоем. Лиза: «В любви не будет этой прока… Ваш батюшка таков: желал бы зятя он с звездами да с чинами… Вот, например, полковник Скалозуб: и золотой мешок, и метит в генералы». Софья: «Мне все равно, что за него, что в воду». Лиза вспоминает о Чацком, с которым Софья вместе воспитывалась. Он уехал года три назад, обливаясь слезами, т. к. предчувствовал, что отношение к нему Софьи изменится. Лиза: «Кто так чувствителен, и весел, и остер, как Александр Андреич Чацкий?» Но Софья возражает: «Охота странствовать напала на него, ах, если любит кто кого, зачем ума искать и ездить так далеко?» Молчалин же, по словам Софьи, напротив – «враг дерзости», ведет себя очень скромно. Лиза некстати вспоминает историю тетушки Софьи, от которой сбежал молодой француз-любовник. Софья (с огорчением): «Вот так же обо мне потом заговорят».

Явл. 6

Входит слуга и докладывает о приезде Чацкого.

Явл. 7

Появляется Чацкий. Он страстно уверяет Софью, что семьсот верст проскакал без отдыха, чтобы увидеться с ней, но, кажется, напрасно: она холодна. Софья уверяет Чацкого, что рада ему. Чацкий: «Положимте, что так. Блажен, кто верует, тепло ему на свете». Говорит Софье комплименты: «В семнадцать лет вы расцвели прелестно». Спрашивает, не влюблена ли Софья. Та смущается. Чацкий уверяет, что больше его ничто не интересует: «Что нового покажет мне Москва?» Софья: «Гоненье на Москву. Что значит видеть свет! Где ж лучше?» Чацкий: «Где нас нет». Чацкий спрашивает про общих знакомых, чья жизнь за время его отсутствия, вероятно, ничуть не изменилась. «Жить с ними надоест, и в ком не сыщешь пятен? Когда ж постранствуешь, воротишься домой, и дым Отечества нам сладок и приятен!» Говоря о воспитании, Чацкий замечает, что в России «Хлопочут набирать учителей полки, числом поболее, ценою подешевле», и «с ранних пор привыкли верить мы, что нам без немцев нет спасенья»; Чацкий говорит, что на приемах, чтобы продемонстрировать свою образованность, знать объясняется на «смешенье языков: французского с нижегородским». Вспоминает о «бессловесном» Молчалине. Софья (в сторону): «Не человек, змея!» Спрашивает Чацкого, может ли он хоть о ком-нибудь говорить без желчи. Чацкий: «Я вас без памяти люблю».

Явл. 8

Софья сообщает появившемуся Фамусову, что сон, который она видела, оказался «в руку», и уходит.

Явл. 9

Чацкий разговаривает с Фамусовым о Софье. Фамусов же просит рассказать о путешествии. Чацкий: «Хотел объехать целый свет и не объехал сотой доли».

Явл. 10

Фамусов один. Гадает, кто из двух – Молчалин или Чацкий – избранник сердца Софьи: «Что за комиссия, создатель, быть взрослой дочери отцом!»