Текст книги "Врата небесные. Архивы Логри. Том I"

Игорь Самойлов
Врата небесные. Архивы Логри. Том I

© И. В. Самойлов, 2020

© Интернациональный Союз писателей, 2020

Составитель серии Елена Наливина

* * *

Самойлов Игорь Викторович – писатель-фантаст, философ, музыкант. Окончил кафедру теоретической физики Тюменского университета. Сфера его научных интересов – онтология квантовой механики.

Первый сборник рассказов вышел в 2008 году в издательстве «Русская неделя». Является лауреатом премии «Радио Радонеж» (2007). Победитель I Международного литературного фестиваля им. А. С. Пушкина, посвященного 220-летию со дня рождения поэта (Крым, 2019), – получил Гран-при в номинации «Фантастика» совместно с Вадимом Пановым.

Лауреат международного фестиваля фантастики «Аэлита» (Екатеринбург, 2019) – получил премию «Старт» за лучшую дебютную книгу, написанную на русском языке в жанре фантастики, – роман «Ёрт бы побрал этого Гвидония».

Архивы Логри

Анастасии, Принцессе

Пролог

20 марта, сквер Александра Моисеенко, улица Одесская, Тюмень, Евразия. Через три года после событий, описываемых в романе

Она была прекрасна. Настолько, что рядом с ней меркло и таяло все. Но красота эта была яростно, чудовищно, выпукло опасна. Грация хищника остается грацией и красотой в каждом движении, но ты ясно понимаешь, что эта жгучая рациональность действий и отточенность пластики имеет лишь одну цель – как можно быстрее и эффективнее убить.

Олерия, королева ночных фейри, смотрела на меня сквозь чуть прикрытые ресницы. Такой взгляд мог бы быть у голодных волков или львов. Наверное.

Чуть томный и торжествующе опасный взгляд существа, в чьей власти все ночные создания, невидимые для обычных людей. Невидимые, но реальные. И в этом я сегодня мог убедиться воочию. Она стояла посреди круга. На расстоянии метров трех от нее, по линии, словно вычерченной циркулем, расположились создания, облик которых отдаленно напоминал крылатых львов шумерской цивилизации. Их мощные тела замерли неподвижно. Но это был момент обманчивого покоя.

Я должен был посмотреть ей в глаза. Прямо и твердо. Это ритуал, и в общении с королевой важна каждая деталь. Показать уважение. Открыть намерение. Я хотел танцевать с ней, и мне нужно было дать понять именно это. Ни больше. Ни меньше.

Не знаю, насколько тверд был мой взгляд – себя со стороны не увидишь, но Олерия качнула головой. Почти незаметно. Слегка. И все же в этом маленьком жесте читалось многое.

Именно в этот момент зазвучала музыка. Сначала чуть слышно, потом все громче и отчетливей. Это было танго. При первых звуках круг хищных тварей, словно живой и существующий сам по себе, пришел в движение. Олерия подняла руки, и круг раздвинулся, образуя проход. Узенький коридор. Для меня. Для нашего с ней танца.

Это был вызов, и я не смог бы его проигнорировать при любом раскладе. Только не здесь. Только не с ней. Олерия повернула руки неуловимым движением, и львы снова застыли. Музыка звучала мощно. Ее четкий ритм отдавался в ногах, будто сама земля стала искусным перкуссионистом, подталкивая меня вперед.

Танго… сложный и красивый танец, требующий концентрации и расслабленности одновременно. Королева ночных фейри, танцующая его сотни лет, и новичок, такой как я, – странное вроде бы сочетание. Но таковы правила фейри. Танцуй или умри. Никто не приходит к королеве без причины. А значит, за все есть цена. И я знал, какова она.

Мне пришлось сделать несколько шагов, чтобы войти в круг и приблизиться к ней. И, как только я сделал свой первый пасо[1]1
  Пасо – шаг (исп.).


[Закрыть], пространство взорвалось звуками. Причем это были звуки, изящно вплетенные в музыку. Мяуканье, рычание, шепот, хрип… Невозможно, но так было.

Олерия слегка улыбнулась чувственными губами, словно предвкушая удовольствие. На ее ногах сегодня были изящные туфли темно-зеленого цвета с невероятно высоким каблуком. Из-за них вся фигура Олерии, которая и без этого была совершенством, казалась просто фантастически сексуальной. Впрочем, а какая еще могла быть фигура у королевы Ночи? Ее платье черного (естественно!) цвета было усыпано мелкими бриллиантами. Никакой другой камень так не сверкал бы в рассеянном свете луны. Огромное декольте давало возможность уловить всю красоту и привлекательность высокой груди, длинной шеи и даже плеч. А еще оно оставляло достаточно места для массивного колье из темных, почти черных в свете ночи камней в оправе из тонких белых лепестков.

Каштановые волосы королевы были длинны и волнисты. А глаза – черны и бездонны. Они выделялись особенно ярко на фоне очень бледной кожи, почти белой. Казалось даже, что это какая-то особая пудра лежит ровным слоем на ее лице. Но у того, кто нечасто появляется на солнце, это, наверное, естественный оттенок.

Чем ближе я к ней подходил, тем ярче становилось вокруг. Словно луне добавили яркости. Олерия на секунду запрокинула голову и торжествующе засмеялась. От этого смеха у меня кровь натурально стала стынуть и отказывалась циркулировать по телу. Возможно, это и было наше кабесео[2]2
  Кабесео – дистанционное приглашение на танец.


[Закрыть]. Мой вызов. Ее согласие на танец. Только в таком яростно-страстном виде, что ноги захотели двинуться в обратном направлении. И быстро.

Впрочем, отступать было поздно. Я уже был в круге, рядом с ней. И, как только наши тела соприкоснулись и ее руки оказались на моих плечах, пространство взвыло мощным какофоническим ором. Всего лишь на миг, но жути добавило так, что я понял все.

Обе ее груди были тесно прижаты к моей. И хотя я был одет в достаточно плотный плащ, это не помешало мне явственно ощутить ее острые и твердые соски. Они как будто задеревенели от возбуждения, которое охватывало королеву все сильнее. И такое было ощущение, что не только ее. Краем глаза я видел, что за первым кругом тварей есть и другие. Тоже круги. Точнее сказать, кольца. Из каких существ они состояли, я не разглядел, но количество впечатляло. По всему выходило, что у сегодняшней ночи финал предрешен. После того как закончится танец, моя плоть будет отдана им. В этом я не сомневался нисколько. Таковы уж правила встречи с королевой Ночи. Но мне нужен был ответ. Всего одно слово. И по-другому получить я его не мог.

Я сделал амаге[3]3
  Амаге – обманное движение.


[Закрыть], но королева, казалось, могла читать мои мысли. Она просто качнулась в противоположную сторону и с небрежностью мастера прочертила левой ногой коротенькое адорнос<sup>[4]4
  Адорнос – украшение, мелкое движение ног вне шагов.


[Закрыть]</sup>. Будто бы показала свое недоумение по поводу моей нелепой и неумелой попытки. Музыка начала наполняться новыми инструментами, и мощно зазвучала перкуссия. Танец развивался в соответствии с этой отовсюду и ниоткуда звучащей музыкой. И ее драйв нарастал.

«Самое время предпринять уже что-нибудь», – подумал я, делая барридо[5]5
  Барридо – сдвиг ногой, как будто подметание метлой.


[Закрыть]. Олерия движение подхватила, и мы с ней плавно и синхронно сделали хиро[6]6
  Хиро – вращение, при котором партнерша обходит партнера, образующего, в свою очередь, центр вращения.


[Закрыть]. Ее бедра практически обхватывали мои, и при этом она еще и двигалась! Меня не оставляло чувство, что я просто кукла, которой она забавляется. Не знаю, каким надо быть тангерос[7]7
  Тангерос – танцоры аргентинского танго.


[Закрыть], чтобы вести эту даму. Но точно не таким, как я. С другой-то стороны, это мне было ясно с самого начала.

И тут она произвела движение, которое обычно называется корте[8]8
  Корте – прерванное движение в любом направлении.


[Закрыть]: она прервала наше плавное вращение и резко разорвала объятия. Но я не дал свершиться ее внезапному сольтадо[9]9
  Сольтадо – разрыв объятий.


[Закрыть]. Уж не знаю, каким таким чутьем я просек ее замысел, а может, она просто позволила мне это сделать, но, поймав ее талию, я крепко прижал королеву к себе. На миг, но какой это был миг! Ее волосы легко коснулись моей щеки, и этого было достаточно, чтобы меня повело, как от мощного панча в челюсть. Все-таки она была невероятно, непостижимо сексуальна.

Королева неуловимым змеиным движением качнулась в сторону от меня, делая оно[10]10
  Очо – шаги с поворотом, похожие на восьмерку.


[Закрыть], а мне не оставалось ничего иного, как вступить со своей игрой. Под кстати начавшийся новый такт буквально выстрелил своим аррастре[11]11
  Аррастре – зацепка, смещение стопы по полу.


[Закрыть], зацепив ногу Олерии и очертив ею невидимый круг. Твари, возбужденно наблюдавшие за нашим танцем, буквально взорвались звуками. О, это были очень искушенные зрители! Знатоки. Сколько таких танцев было на их памяти, узнавать мне не хотелось. Но, думаю, много. Очень много. И они могли оценить каждое движение. Потому что в каждом, даже самом небольшом и незаметном, жесте таился скрытый смысл. Это был разговор. Чем, в общем-то, и является любой танец. Только это разговор на другом языке. На языке, который мы, люди, почти забыли.

Олерия одобрительно качнула головой. Едва заметно, но я опять же уловил. Это было предложение к началу самой важной части сегодняшнего танца. По крайней мере, для меня.

– Имя, – чуть слышно прошептал я и разорвал объятия. Лучше сказать – попытался. Но теперь уже она мне не позволила это сделать. Какой силой удерживало меня это изящное и даже хрупкое на вид создание, было непонятно, но я остался в круге с ней. Максимум, что я смог, – начать диссоциацию, заворачивая в спираль свое тело.

Королева, чуть отстранившись, сделала то же самое в противоположном направлении. И это было прекрасно. Фейри – а они, как мне показалось, приблизились к нам – взвыли от восторга. Это был момент истины. Даже такое небольшое усилие, которое я смог провести, несмотря на противодействие Олерии, было оценено.

Она томно прикрыла глаза и с такой же легкой улыбкой на губах сделала правой ногой изящный лапис[12]12
  Лапис – украшение, когда свободная нога описывает по полукруг.


[Закрыть]. А потом пальцами правой руки медленно, в такт музыке, вычертила сложную линию на моей спине.

– Ты будешь мой, – промурлыкала она.

Музыка приблизилась к апогею, и в этот самый момент мы синхронно начали вращение вокруг оси. Или это мир вращался вокруг нас? Ее губы приблизились к моему уху, и с них слетело то, ради чего я поставил на кон свою жизнь сегодня. Одно слово. И в тот же миг Олерия, следуя танцу, который вел нас (а я только тогда понял, что это такое), перетекла в пивот[13]13
  Пивот – каблучный поворот одной стопы на пятке.


[Закрыть]. И мне не оставалось ничего другого, как только следовать вместе с ней к неизбежному финалу. Слово сказано. Это значит, что танец королеве понравился. А вот что будет дальше – это исключительно дело случая. Или везения. Кто во что верит.

Ее подданные в нетерпении сомкнули круг еще ближе к нам. И я не смог уловить момент, когда Олерия ушла. Вот только что я держал ее в объятиях, завершая движение, но буквально через миг ее уже не было. Я успел лишь заметить, что круг всколыхнулся, как живой, и потом замер. И внутри него был только я. Один. В окружении множества ночных фейри.

Последние аккорды танго смолкли в темном небе с огромной луной.

«Пейзажец отличный», – подумал я, поднимая правую руку. Медленно. Твари как завороженные следили за моим движением, но сами не двигались. А потом раздался негромкий странный звук. Будто пространство вокруг нас вздохнуло с сожалением. Или – облегчением. И это был сигнал. Моя рука упала вниз, и ладонь наполнилась привычной тяжестью. Мое оружие. «Пожалуйста, только не подведи!» – так мысленно прошептал я, глядя, как все подданные Олерии сделали свои первые прыжки.

И снова зазвучала музыка. Только на этот раз это было не танго. Мощный драйв гитары разорвал атмосферу сочными риффами. И понеслась. Душа. В рай.

1

Что ни говори, а когда на дворе стоит чудесный солнечный день, это меняет весь расклад на жизнь. Ну ладно, пусть не на жизнь – тут я, пожалуй, несколько перегнул, – но на текущее настоящее – точно. Хотя… тогда-то было утро, причем то время, когда утро уже не совсем утро, но все-таки еще и не день.

Как всем известно, начинать день лучше с хорошего завтрака. Но живу я один, и ожидать, что кто-то мне его приготовит, смешно и бесполезно. А потому иногда я позволяю себе этот самый завтрак в общепите.

И так уж получилось, что на этот раз запланирован он был в ресторанчике с незатейливым названием «У Марио». Была, помните, мода одно время – придумывать названия как «у них», хотя на качестве еды это, как правило, никак не отражалось…

А вот здесь еда была отличной. Вкусная пицца. И паста ничего. Та, что с лососем. Икорка сверху горочкой… немного устричного соуса…

Вот в этот-то самый момент моего наслаждения утром – да и в целом жизнью – пошел снег. Сейчас я бы, конечно, сразу понял, что что-то не так. Ну а тогда… «Мы же в Сибири, а здесь и в июне снег бывает», – просто и ясно объяснил я случившийся катаклизм.

День был субботний, и на завтрак мы собирались поехать с Анастасией. Это моя дочь, ей шестнадцать. Она живет со своей мамой за городом, в небольшом доме. Езды минут на двадцать, если без пробок, опять же. Я отправил Анастасии эсэмэску, и к тому времени, когда подъехал к ее дому на своем подержанном «лендровере», она уже ждала меня на крыльце.

На ней была белая кожаная куртка с каким-то невообразимым количеством молний, с высоким воротником и большими манжетами, что делало ее похожей на юную принцессу из сказочной страны. Образ отлично дополняли узкие бежевые брюки и высокие сапоги из белой замши на платформе, что делало Анастасию заметно выше ее 165 сантиметров.

«Прекрасно, – естественно, восхитился я про себя, – прекрасно, но ужасно непрактично. Белое посреди этих грязевых ванн, в которые превратились улицы. Выглядит-то супер, но как с этим жить?»

Снег… не переставал. Снежинки, завихряясь в замысловатые хороводы, падали на каштановые волосы Анастасии, образовывая что-то вроде маленькой сверкающей короны. Солнечные лучики, проникая сквозь густые хлопья снега, затейливо играли на этой снежной короне, и казалось, что корона эта была не из снежинок, а из настоящих чистых разноцветных бриллиантов, висящих в воздухе и неведомым образом связанных между собой. Завороженный, я смотрел не отрываясь на дочь. Что-то в ней сегодня было. Что-то особенное, но неуловимое.

И это волшебство длилось, пока она, подойдя, несколько недоуменно не поинтересовалась:

– Пап, ты чего?

– Стильная у тебя куртка, – ответил я, – вот чего. Анастасия села в машину, и мы направились прямиком к «У Марио».

Ресторанчик располагался в центре города, напротив старого здания таможни. Маленькое семейное заведение с залом на десять столиков. Я хорошо знал хозяина. Ну… как хорошо – чуть лучше, чем просто «здравствуй – до свидания». А это, знаете ли, в наше-то время уже много. Интересный персонаж, скажу вам.

Никакой он, конечно, не Марио, а просто Миша. Но, сами понимаете, «у Миши» – это вам не то что «у Марио». Хотя по мне – что «у Миши», что «у Маши». Главное, чтобы привычные и ставшие родными нам капучино и тирамису наличествовали. И хорошо бы в должном качестве.

Снег тем временем усилился. Он валил большими тяжелыми хлопьями, и деревья с почти распустившимися листьями были покрыты им, как рождественские елки – украшениями. Город постепенно превращался в какую-то сказочную Лапландию.

Вообще я люблю Тюмень, как и многие его жители. Мы часто пишем на домах, заборах и плакатах: «Тюмень – лучший город Земли». Не большой и не маленький. Где-то 750 тысяч жителей. Сибирь, конечно, но жить можно. И живем. Некоторые – так даже очень неплохо.

На стоянке «У Марио» было пусто. Абсолютно никого. Помню, как удивился тогда. Это было странно для выходного дня. С другой стороны – утро. Народ спит. Тоже вроде бы понятная тема. Мы зашли в ресторанчик и столкнулись лоб в лоб с Мишей, выходящим на порог.

– Ну что, валит? – вяло поинтересовался он у меня. Я так понял, что это он говорит о снеге, и осторожно ответил:

– Да.

– Да… – кисло повторил он. По его лицу было видно, что надежды на хорошую субботнюю выручку накрываются большим медным тазом.

– Может, распогодится еще, – предположил я, уж очень печальное было у него лицо. Миша как-то неопределенно махнул рукой и скрылся на кухне.

А мы прошли внутрь.

Интерьер у Миши воссоздавал традиционную итальянскую тратторию. Все просто, по-домашнему. Деревянные массивные столы с деревянными же табуретами, светло-бежевые стены с декоративным камнем и настоящим камином.

Камин, кстати, горел, и после уличной «снежноты» его тепло сразу же настраивало на какой-то… душевный, что ли, лад.

В зале не было ни души. Мы выбрали столик у окна и заказали по чашке капучино: я – с корицей, Анастасия – с тертым шоколадом. Меню у Миши, может быть, и есть, но я его никогда не видел. Все клиенты у него и так знают, чего хотят. Я же говорю – домашний сервис.

– Пожалуй, сегодня не буду тирамису… – начала Анастасия, как вдруг что-то неуловимо и мгновенно изменилось.

«Погас камин», – отметил я.

Отметил, потом повернулся, чтобы посмотреть, что с ним случилось, и уперся взглядом в молодую женщину.

Она сидела между нами и камином, совсем рядом. Я мог видеть каждую мельчайшую черточку ее прекрасного лица. Но первое, что я увидел, были ее глаза. Огромные, с каким-то египетским разрезом, такого василькового цвета, что казалось: все остальное по сравнению с ним – лишь жалкая монохромная имитация настоящих цветов.

Помню, как в моей голове словно зазвенел маленький серебряный колокольчик. Тело сковал внезапный озноб, но все это было на периферии, где-то очень далеко. В центре же были только она и я.

Я потом часто пытался понять, воссоздать то ощущение, которое испытал тогда впервые. Это ощущение, словно ты вспоминаешь нечто важное, странным образом забытое до времени и вспыхнувшее с невообразимой яркостью в свой час.

Я вспомнил ее. И я точно знал это лицо. И эти глаза, и этот облик. Не знаю – откуда, но знал. Северная Леди. Принцесса Логри и Корнуэлла. Неповторимая и величественная Эдельвейс.

Белоснежный плащ с рассыпанными по нему полыхающими каплями искристого света, что был на ней, отразился каким-то прекрасным ореолом, который обрамлял ее непостижимую красоту. В платиновых волосах притаилась маленькая бриллиантовая диадема с большим фиолетовым камнем.

Рядом с ней сидел невысокий странный человек в темно-зеленом плаще с повязанным по-детски шарфом. Странным было выражение его абсолютно не запоминающегося лица. Словно он был не человек, а механическая кукла, полностью лишенная мимики. Впрочем, он-то смотрел на меня внимательно. Словно пытался запечатлеть мой облик в своем сознании навсегда. Такое ощущение у меня возникло.

Первый шок прошел, и я заметил, что Леди смотрит не на меня. Она смотрела на Анастасию. Заинтересованно, с легким удивлением и даже с чуть улавливаемой улыбкой. Анастасия, замерев, смотрела на нее. В ее глазах читались нескрываемое восхищение и какой-то детский восторг.

А у меня… у меня было то же самое. Так бывает, когда встречаешься с чем-то действительно прекрасным, настоящим. Это состояние длилось какое-то время, пока я вдруг не почувствовал странное пощипывание, словно от электрического тока, в нижней части шеи. Потом это легкое ощущение превратилось в чувство тяжелого ожерелья, давящего на шею и грудь.

Я автоматически опустил глаза, чтобы посмотреть, что там. Но ничего не увидел, и ощущение практически сразу же исчезло. Когда я поднял глаза, напротив нас были только пустые столы и стулья. Камин горел. Анастасия смотрела туда же, куда и я за секунду до этого. Я тронул ее за плечо, она повернулась ко мне, и в ее глазах я увидел медленно гаснущие фиолетовые искорки.

– Ты тоже это видела, – с облегчением выдохнул я.

Есть у нас в Тюмени между улицами Республики и Ленина небольшой скверик. Официальное его название – сквер Немцова. В недавнем прошлом его благоустроили, сделали дорожки, поставили фонари, и стало очень даже прилично. Туда мы с Анастасией приехали в некотором оцепенении от случившегося. Мы сами не понимали, почему нас потянуло именно сюда.

Сейчас я, пожалуй, уже кое-что понимаю. Но только кое-что. А тогда мы были под впечатлением от встречи с Эдельвейс. С другим миром. Для людей, все так же привычно спешивших по своим делам, ничего не изменилось, но для нас… изменилось все. Нам словно приоткрылась узенькая щель двери, ведущей в неведомое ранее пространство.

Скверик встретил нас заснеженно. Огромные лиственницы нависали над дорожками, и, несмотря на то что территория была небольшой, у нас – по крайней мере, у меня точно – возникло ощущение, что мы попали в совершенно другой город.

Я впервые увидел (или почувствовал?) особенность этого места: с одной стороны были жилые дома, старые пятиэтажки-хрущевки, а с другой – храм Симеона Богоприимца. Невысокое здание с домовым храмом, построенное в конце XIX века меценатами для сиротского приюта.

Помню, как отчетливо проявилась мысль о том, что будто профанное и сакральное соединились здесь непостижимым образом, сочетавшись с переходом-сквером между открытыми пространствами улиц.

Мы выбрали скамейку, стоявшую уединенно и поодаль от центрального прохода. Сели. И инстинктивно оглянулись вокруг.

И вот как же странно – словно внезапно пришедшее ощущение дежавю: зазвенела в сознании особенность момента – вокруг никого не было. Ни одного человека. Хотя это переход в центре города. Мы были одни. Вроде бы. Но мы явственно чувствовали, что это не так. Что есть нечто вокруг нас.

Нечто невидимое, но реальное. После того как мы увидели Эдельвейс, наше взорвавшееся сознание готово было допустить многое.

Мой взгляд задержался на стройном ряду деревьев, стоявших напротив нас. Между ветвями, почти скрытыми снегом, мне показалось какое-то движение. Может, белки, – подумал я сначала. Вообще они здесь живут. Раньше жили. Но, чуть присмотревшись, я отчетливо осознал, что это точно не они.

Сквозь падающий по-прежнему снег проступили очертания достаточно крупных существ. Как будто бы большие грациозные кошки играли в воздухе. Это было ошеломляюще прекрасно. Хотя длилось это ощущение всего один миг.

А потом я почувствовал на себе взгляд. Нет, не так – ВЗГЛЯД. Будто кто-то невыразимо могущественный и опасный посмотрел на меня. И это было почти так же остро, как и в случае с Принцессой. Я таращил глаза на ветви, хотя больше ничего там не видел. Наконец Анастасия отвлекла меня от этого занятия, тронув мою руку:

– Ты что-то видел?

Я повернулся к ней и понял, что она ничего не заметила. А значит, или этого не было, или это было только для меня. И это уже было через край. Даже для сегодняшнего дня. Впрочем, как мы впоследствии выяснили, ей тоже кое-что показали в этом месте. А потом мы узнали и другие удивительные, просто мистические пространства города. Но это место было первым. И очень ярким. И еще – очень-очень снежным.

«Как удивительно, – подумал я тогда, растворенный в новизне открытых ощущений, – снежный… Вроде бы холодный и зимний, но в этом слове столько нежности… Вот как интересно и парадоксально устроен иногда наш язык. Он будто подсказывает нам какие-то скрытые до поры вещи. Но мы… не слышим. И почти всегда проходим мимо».

Нам одновременно и хотелось, и не хотелось говорить. Оглушенные этими свалившимися на нас ощущениями, мы просто… молчали. И только иногда переглядывались друг с другом, словно желали удостовериться, что, по крайней мере, мы сами остались прежними.

Но это было не так. Хотя мы это осознали позже. Намного позже…