Текст книги "Маньяки выходят из подполья, или супериор. Фантастический роман"

Тут заказ подоспел – принёс не Андрей, а его коллега. Не очень улыбчивый, вообще невзрачный тип, но тоже коротышка, с патлами, разлетевшимися в стороны, да так и застывшими под лаком. «Не очень-то на жука похож, – отметил Коюров. – А мой-то жучара не подальше ли от моих вопросов решил увильнуть?» Не спеша потрудился вилкой с ножом, продолжал аккуратно и неброско сканировать и мониторить обстановку, наибольшее внимание уделяя паре «роботов». А те кушали с аппетитом, подливали из графина водочку в рюмки, чинно выпивали. Даже, похоже, произносили тосты. Вообще говорили много – губы у обоих шевелились не переставая. Но как-то ровно и скучно разговаривали, без улыбок, без нахмуривания бровей, видно, о чём-то не сильно значащем шла речь. Физии их квадратные уже лоснились от испарины, наверно, и раскраснелись, в полумраке разобрать было нельзя, а мины на них так и не поменялись. Настоящие роботы!

«Ну, эти пока раскачаются – сто лет пройдёт, – подытожил Коюров. – Ждать, когда они на что-нибудь интересное решатся, у меня просто времени нет. Что там у Силыча, вот что мне сейчас надо узнать».

Очередную песню «Боттомлесс» затянули неожиданно на русском. «Я не видел войны». Ни фига себе! – мысленно присвистнул Максим. Маревич… Впрочем, Маревич сейчас очень в моде. Уже снято целых три байопика, два многосерийных и один для театров. Плюс создана масса разных трансляций, форумов, темы которых крутятся вокруг некогда опального рок-барда. Дослушал пение до конца, а потом кликнул халдея; опять вынырнул из тумана тот другой, с пегой заклеенной шевелюрой и скорбью на лице, не Андрей (Андрея нигде не просматривалось, надёжно затихарился). Попросил счёт, расплатился. Из-за стола выбираясь, охватил зал одним взглядом, будто запомнить хотел напоследок. На выход двинулся так, чтобы мимо столика «роботов» пройти. Совсем немного до них шагать было – всё-таки по размерам «Жук» не был ни стадионом, ни тем более аэродромом, каким виделся несведущим посетителям в первом приближении. Вот метрах в трёх от столика «роботов» как раз и оказался, когда в кармане вдруг зачирикал телефон. Это был «Тореадор, смелее в бой!», рингтон Быстрова! «Вот это оказия! – оценил неожиданность Коюров. – Ни позже, ни раньше! Как он хоть подгадывает?..»

– Алё! – проорал на том конце канала Быстров, ни «здрассте», ни «доброго вечера»; тот ещё «интеллигент», почище Хельхюгеля. – Время культурно проводишь? А у ведь тебя под носом ЧП! Убийство, да ещё со всяким извратом!

Да, за Быстровым водился такой хамоватый стиль – любил беспардонностью и неполиткорректностью вогнать собеседника сразу в ступор. На нервной системе Коюрова эта напористость-нахрапистость давно уже притупилась, но тут другое помешало ему спросить у шефа подробностей. У него самого перед носом тоже разыгралось ЧП! Непредвиденное. Навстречу Коюрову медленно шли двое мужчин в приличных костюмах и при галстуках, – скорее всего, получилось так, что Максим на звонок отвлёкся, прозевал их появление. Заметив же новую пару, успел разглядеть только то, что один был постарше, другой же, естественно, помоложе, на полшага опережал его, как бы прокладывал путь. Но двигался почти с опаской, как бы наощупь. Наверно, они только-только проскочили зону оптических эффектов. «Галстуки», как тут же окрестил их про себя Коюров. Как-то молниеносно всё это случилось, сошлось. «Галстуки» поравнялись со столиком «роботов». Те сидели до этой секунды угрюмо, скучно, так же скучно, машинально, механически толковали и пили и вдруг – в них будто вселились бесы. Один выкрикнул что-то нечленораздельное и явно оскорбительное. «Галстуки» повернулись к нему и замерли – оба в замешательстве. Всего лишь на долю секунды, но этой доли хватило второму «роботу», чтобы выпрыгнуть из-за стола. Как дубину он зажал в руке водочный графин – и хватил этим графином ближайшего из двух «галстуков», молодого, по голове. Во все стороны брызнули осколки стекла, кровь и аэрозоль из водки. Молодой «галстук» без звука рухнул на пол. Первый же «робот», когда-то уже сумевший тоже выскочить из-за стола, провёл профессиональный удар вилкой – прямо в глаз оставшемуся «галстуку», старшему из двух, с уже седыми висками. Почти провёл. Если бы не Коюров. К тому моменту Коюров сам превратился в какого-то робота. Наблюдал происходящее и продолжал шагать, не сворачивая и не сбавляя темпа. Только переложил в правую руку телефон. Чтобы сейчас кулаком левой довольно неловко ткнуть мордоворота, вооружённого вилкой, – ага, именно в горло, в яблочко, – а в итоге нечто чуднóе получилось… Мастер вилочных ударов мешком осел на пол, на который прежде всё-таки с глухим бряканьем упал его превращённый в оружие столовый прибор… Но чуть ли не ещё раньше с глухим рычанием на Максима ринулся другой «робот», в руке у которого оставалось зазубренное горлышко графина. Коюров стоял в очень невыгодной позиции, к нападавшему боком, почти спиной. Однако каким-то чудом успел развернуться и, пусть и не очень ловко, выставить вперёд телефон. Совсем уж тупое оружие. Однако «робот» ещё постыднее сплоховал – умудрился наткнуться на этот телефон носом. Результат этой нелепой сшибки вновь оказался изумительным. Узкий торец гаджета угодил прямиком в ноздри мастеру боевого стекла… Что-то при этом хрустнуло, но поскольку телефон уцелел, столкновения явно не выдержал орган обоняния. А может, это окончательно разбилось, на множество осколков, горлышко графина, полетевшее вниз… Как бы то ни было, из носа хлынула кровь, а незадачливый хозяин этого носа с отвратительным мычанием попытался остановить кошмарно обильный поток сразу обеими руками, однако – совершенно безуспешно. Бессмысленно раскачивался на месте, продолжая низко, глухо, по-звериному реветь; пытался задрать лицо кверху, но из-под прижатых к носу ладоней продолжало неуёмно литься – не только жирные лужицы уже блестели на полу, под ногами «робота» -неудачника, но и глянцевое гудронное пятно расползалось по его серой футболке…

Оба физически не пострадавших участников происшествия ошеломлённо наблюдали эту омерзительную сцену. То есть, старший из двух «галстуков»; этот, должно быть, осмысливал факт, что его только что едва не лишили зрения, если не вообще – самой жизни; ну и конечно же, Максим. Коюров продолжал изображать потрясённого содеянным толстовца…

Сам же украдкою покосился на телефон – аппарат не только был цел, но и продолжал функционировать! Быстров базлал на том конце канала связи:

– Алё, алё! Ты меня слышишь, нет?! Девицу, говорю, убили! И изнасиловали! Что-то необычное! Давай, разузнай, нет ли тут какой связи с нашим делом! Алё!

Коюров только хотел ответить, что, мол, да, разузнаю непременно, как вдруг кто-то налетел на него сзади, заломил руки, тут же замкнул на них наручники. Качественно, профессионально, на раз-два! Коюров, ещё пару мгновений назад невероятно неловко-ловкий, сейчас откровенно облажался. Опять проморгал выход на сцену новой, уже третьей силы. И вновь из-за разговора по телефону.

– Полиция! – гаркнули ему сзади прямо в ухо. – Пройдёмте!

– Да ты чего, командир! – это у «галстука», которому сегодня сказочно повезло, прорезался голос. – Он тут совсем не при делах! Проходил случайно! Да тебе это каждый здесь может подтвердить! – и этак довольно картинно обвёл зал руками, как бы искал у присутствующих поддержку. А зал гудел вразнобой; кстати, музыканты, к их чести, вовремя прервали свой громоподобный сейшен, чуть ли не в ту самую секунду, едва вся эта каша заварилась, что называется, на полу-ноте…

– Ладно, посмотрим, насколько случайно! – проревел полицейский. – Посмотрим, что камеры записали…

– Моим словам, командир, не веришь! – искренне обиделся «галстук». – Словам Антохина!

– Да нет, он, по ходу, и в самом деле не причём, – откуда-то сбоку к тесно сбившимся возле рокового (должно быть, заколдованного) столика участникам происшестия (считая и двух уже присутствующих, столь экстренно подоспевших полицейских) неспешно подвалил новый чин – с майорскими звёздами на погонах (на его пухлых плечах те погоны выглядели мелко). – Так что придётся отпустить, Самсонов. Но ваши данные требуется занести в протокол, – тут майор посмотрел Коюрову в лицо, и весьма свирепо. – Пригодитесь как свидетель случившегося…

– Буду крайне рад… – пробормотал Коюров; руки, освобождённые Самсоновым, скорым не только на расправу, но и на исполнение команд начальства, перевёл из-за спины вперёд, в более естественное положение. Машинально потёр запястья. Хоть и недолго пробыли в «браслетиках», однако довольно болезненный остался отпечаток… – Мой телефончик, пожалуйста, верните…

Свой телефон он не выронил, даже когда руки его уже были скованы за спиной, однако расторопному Самсонову, умудрившемуся «взять» Коюрова так проворно – надо заметить, вовсе не в одиночку, а всё-таки в тандеме с не менее стремительным напарником, ведь Максима они заламывали вдвоём, взяв по руке задерживаемого на брата; так вот, молниеносному Самсонову не составило труда отнять телефон у человека с обездвиженными верхними конечностями. А сейчас он медленно протянул его Максиму, раздвинув толстые губы в добродушном волчьем оскале…

10

В сентябре Милоровск – город контрастов. В предполуденные часы будто на машине времени перелетаешь в август. Солнце светит и греет по-доброму. Ласкает теплом мостовые и стены домов. А потом принимается обливать их алой, пронзительно алой краской. Это оттого, что теряют крутизну и силу солнечные лучи. Время с его неумолимым ходом пригибает их к горизонту. Рука об руку с вечером в город заявляется октябрь.

Таким пассажем мог бы разразиться Коюров, найдись у него минутка для вольных мыслей.

Но не было минутки, и досужие мысли отсутствовали тоже.

С приходом тьмы в Милоровске поднялся, распоясался ледяной ветер, вот этого Коюров не заметить не мог. Ветер бросался буйными порывами, налетал враждебными вихрями и пригибал к земле буйно разросшуюся траву. Трава была уже никак не летней – космато-лохматая, не просто высокая, а высоченная – вымахала до половины человеческого роста, но побурела, выгорела за солнечные дни. Заполонила треугольник пустыря – катетами которого были два казённых ядовито-цветных забора (Милоровск такие любил!), гипотенузой – пыльная грунтовая дорога. По обочине её сгрудились с полторы дюжины легковых и полулегковых машин, «паркетников», кроссоверов, вездеходов. Носами вклинились в травяной остров. Высотой крыши, на которой к тому же очумело молотила огнями мигалка, выделялся полицейский «уазик». Коюров пристроил «стрижа» с краю сумбурно сложившейся «выставки мобилей». Похоже, поспел к шапочному разбору. Да и немудрено – если подумать при каких обстоятельствах узнал о деле. Как только наручники сняли, вернули телефон, перезвонил Быстрову – это уже когда выскочил из «Жука» на улицу, забился в какой-то переход, почти щель меж домами. Потом минуты две бежал до машины. Соображал, куда ехать, каким путём. Вроде и мелочи всё, но время потерял. Теперь вот – добрался…

Максим ступил в бурые заросли и сразу поймал на джинсы целую россыпь пыльных коричневатых бляшек. «Конский щавель, что ли», – неуверенно прикинул он, пытаясь рукою сбить бляшки со штанов. В ботанике он никогда не был силён. Тут же Максим сообразил, что каждый новый шаг будет добавлять его брючинам новые пригоршни растительной дряни, и резко наддал, перестал замечать хлещущие по ногам приставучие метёлки, только чтоб скорее попасть в угол, где сходились заборы. И где толклась изрядная кучка людей, кто в полицейских мундирах, а кто и в штатском.

«Нет, это уже чересчур, – ругнулся Максим вполголоса, когда очередной шквал, налетевший со спины, чуть не сшиб его с ног, – носком кроссовки за какую-то кочку как раз зацепился. – И это, похоже, не с приходом тьмы… Это сама природа взбеленилась».

Разношёрстную публику, поспевшую на место раньше Максима, ветер колошматил так же нещадно. А ещё они и по собственному почину нагибались к земле, смотрели вниз жадно и нетерпеливо и как будто кружили – вокруг некоего центра общего внимания – то проталкивались ближе к этому центру, то отступали назад; иногда будто оступаясь назад; иногда оттесняемые прочь соседями. Такое было непростое многосоставное движение – будто ветер колыхал эту человеческую поросль гораздо сильнее, чем окружавшую её бурую растительную поросль, которая как раз не давала разглядеть, что же свело этих людей вместе, на что же там они все так настойчиво глазели…

На самом-то деле Максим уже знал, на что. В общих чертах, самое основное. А в какой-то момент и по-настоящему приоткрылось: рослые бурые метёлки яростно мотало из стороны в сторону, на секунду в травяной завесе образовался просвет, в котором мелькнуло что-то белое или просто светлое. Хорошо ещё, что наблюдатели в униформе и цивильных одеяних плотно друг с другом не сошлись, не сомкнули живое своё кольцо. Коюров успел уже перейти с шага на полубег, но ему не хватило ещё метров пяти, чтоб ухватить взглядом это светлое пятно получше.

– Почему не огородили место происшествия?! – проорал вдруг один из полицейских. Максиму даже показалось, что он обращается именно к нему. На самом же деле полицейский – не рядовой, а какой-то «чин» – орал лейтенантику, что крутился у него же за спиной.

– Счас будсделано, товмйор! – бодро гаркнул летёха. И понёсся навстречу Коюрову.

– Пресса! – тот, как щит, выставил перед собой пластиковое удостоверение. – Инет-канал «Озоновый слой»!

– Посторонним нельзя! – верещал лейтенантик. – Идёт криминалистическая экспертиза!

– Да я не посторонний, – в прямом смысле отмахнулся от него Коюров. – Читайте закон о средствах массовой информации.

– Кто такой? – сурово буркнул «чин», когда Максим стоял уже в шаге от него. На покатых и жирных плечах у «чина» поблёскивали майорские погоны.

– Репортёр Коюров, инет-канал «Озоновый слой»! – бойко отрапортовал Коюров. «Снова под собственной фамилией свечусь. Теперь пробьют в два счёта». Но подумал почему-то весело, нет, зло: «А вот хрен вам! Пробивайте. Я вам тут тоже не из художественной самодеятельности…»

– Москва? Что это делает у нас Москва? – ещё сильнее насупился майор.

– Милоровск – очень интересный город, – заметил Максим уклончиво.

– У нас самый обычный город! И дело здесь обычное! Убийство! – в голосе майора зазвенели пафосные металлические нотки.

– И с каких это пор убийства стали обычными делами? – усмехнулся Коюров криво. – К тому же, по моим сведениям, это не совсем обычное убийство. Изнасилование и убийство.

– Вам же сказали, проводятся следственные действия! Вы мешаете! – рыкнул майор; физия полицейского чуть не взорвалась от прилива помидорной лоснящейся красноты.

– Я сейчас уйду, – кротко согласился Коюров. Ветер прилетал откуда-то, похоже, с полюса, холодом пробивал одежду – джинсы, куртку – так, будто это была кисея. – Вот только небольшое интервью. Совсем короткое. У кого я могу взять интервью?

Он продвинулся ещё на шаг вперёд, чуть вытянул шею и узрел наконец то, на что с таким вожделением пялились остальные, – девушку, лежавшую в характерной позе на боку с подобранными к животу коленями. Серый деловой костюм погибшей – не такой уж он был светлый, но именно он и показался с пяти шагов почти белым – в области тали, живота, бёдер был крупно запятнан чем-то маслянисто-тёмным, уже почти чёрным. Лицо было закрыто – и не столько беспорядочно разлетевшимися волосами, как затылком и фуражкой ещё одного полицейского «чина» – капитана – тот сидел на корточках возле убитой. Видимо, он-то и совершал тут главные следственные действия.

– Вон, у него возьмёте, – всё так же недовольно кивнул на капитана майор. – Завтра. А сейчас уходите, не мешайте.

Капитан поднялся. Теперь-то Максиму открылось и лицо жертвы. Невольно он тоже подался чуть вперёд. И увидел сначала только густой пышный локон – он закрывал щеку погибшей, левую щёку. Волосы были светлыми. Не тёмными, тем более – не чёрными. В следующий миг взгляд Коюрова скользнул дальше, считывая линию носа, губ, подбородка – профиль. Чужое лицо! Чужое, незнакомое. И страшное своей молодостью, может быть, даже юностью. Сколько ей было лет? Двадцать два, двадцать? И у неё были планы на вечер, у неё были планы на жизнь. Быть может, кому-то она была дороже собственной жизни.

– Давно? Давно обнаружили? – спросил Коюров. Ни к кому конкретно не обращался. Ответил капитан.

– Минут сорок назад, – говорил буднично, с ленцой. Коюров молча кивнул. Ведь он сам потратил примерно полчаса – на то, чтобы сюда добраться – если считать время с первого звонка Быстрова. Хотя и маленький всё-таки городок Милоровск, тесный. Ведь по пути опять миновал НИИ наноэлектроники. А вот с убийствами тут явный перебор.

– Не просто изнасилование и убийство, – по своей уже инициативе заговорил капитан. Голос у него был гнусавый, чуть сиплый. – Вон, живот вспорот, так что, похоже, «Джек». Ждём спецтруповозку…

Тут и Коюров увидел разрёз – длинный, тёмный. Или ему показалось, что увидел. Положение жертвы не слишком-то способствовало детальному рассмотрению.

Выпрямившись, Максим окинул взглядом присутствующих. От его внимания не ускользнуло заинтересованное выражение на физиономии лейтенантика – того, которому майор поручил огородить место происшествия. «Прикидывает, блевану я или не блевану», – предположил Коюров. Усмешку летёхи сменила мина явного разочарования. Он, конечно, и не предполагал, что «репортёр» насмотрелся уже на своём веку немало трупов, причем в самой различной стадии обезображивания и разложения.

– А кто обнаружил? – не унимался Максим, кинул ещё один дежурный вопрос – общее сонное молчание начинало его злить.

– Да какой-то мужик позвонил с мобилы… – вновь откликнулся капитан, по-прежнему скучно, вяло. – Видно, случайно забрёл сюда… по нужде.

– И где он теперь? – стараясь попасть ему в тон, не показывая интереса, осведомился Коюров.

– Скрылся! Но мы его быстро найдём! Фамилию по мобиле уже пробили! Лоха… не!.. Лихеро… Не! Лопарёв, Сергей Лопарёв!

– Дурачок!.. – с почти весёлой ухмылкой потряс головою лейтенантик.

– Ну почему же дурачок? – не согласился Максим. – Наверно, испугался человек. Понять-то его можно…

– Так он у нас теперь первый подозреваемый! – летёха залился счастливым смехом.

Максим резко стиснул челюсти, взял весельчака в прищур своих серых, мгновенно сделавшихся стальными глаз. Тот в ответ только прикрыл оскал, растянув губы в презрительной усмешке, уголками вниз. Коюров ничего не сказал, поиграл желваками, будто хотел сплюнуть. Потом круто развернулся и размашисто зашагал прочь, к машине. Руками расшвыривая в стороны травяной сухостой, с яростью раздвигая ряды мёртвых, точно из пластмассы, стеблей коленями. Чувствовал спиной взгляды – будто физически упирались, подталкивали. Хотелось обернуться и… и что? Сказать в ответ? Но это всё слова. А у него даже на слова не было здесь полномочий. У него здесь планида другая, так что надо терпеть. Терпеть.

Когда выбрался из бурьяна на обочину, принялся с остервенением трясти штанины, водил по ним ладонями как щётками, даже ударял – чтоб избавиться от приставшей к дениму растительной дряни; всё равно дочиста не получилось. Остатки ботанического мусора уволок в салон «стрижа», на чехол сиденья. Плюхнулся за руль с огромным желанием так вдавить педаль акселератора, чтоб резина визжала и горела и пыль грунтовки взвилась столбом. Тронулся с места плавно и почти бесшумно – кем бы он был, если б доставил этой братии такое удовольствие? Пялились на него сейчас не меньше, чем только что – на труп бедной девочки.

Опять он летел мимо НИИ наноэлектроники (ни одно окно не горело в мрачном, мертвенно тёмном корпусе), а потом – мимо украшенного зелёными фонариками НИИ сельхозмашин (хотя тоже с погашенными окнами, но по контрасту, благодаря фонарикам, выглядевшему почти весело, почти празднично), и жалел, что в тесном Милоровске с его компактной, плотной застройкой нельзя разогнаться километров до ста. А ещё лучше – до ста двадцати. И на такой скорости сделать по этим кварталам несколько кругов, чтобы все заметили… «Да ведь и так уже перед ментами засветился!.. А это не гоблины. Расколют в два счета. „Кто таков?“ – так, кажется, майор спросил? Похоже, не надолго моего липового инкогнито тут хватит… Но ничего, будет и на вашей улице праздник! Очень весёлый, завтра! Ждите!» Мысленно представил зелёные фонарики НИИ сельхозмашин, затем вспомнил лицо убитой… Да, у неё вся жизнь была впереди, вся жизнь! Неужели между зданием с зелёными лампочками и этим юным, точёным, мёртвым профилем имеется какая-то связь? А с чем ещё? Неужели?.. Завтра, завтра и увидим… посмотрим…

– Матильда, – процедил Коюров глухо, – температуру в салоне на пару градусов подними. Пожалуйста.

– Уже делаю, Максим! – возвестила исполнительная компушка.

Из решёток кондея повеяло теплом. И вправду, после ледяного, раздевающего ветра Максима за рулём потряхивала лёгкая дрожь.

– А теперь возьми управление машиной на себя. Едем в «Алконост». Справишься?

– Обижаешь! Располагаю всеми нужными данными… Так что не волнуйся… – вальяжно молвила Матильда.

– Какое там волноваться… – хмыкнул Коюров. – Я… – Он не договорил, что собирается делать. Позвонить. Полез в карман за мобилой. Но только не знал, с кем в первую очередь связаться – с Силычем или Быстровым? Подумал – и решил, что самое умное в данную минуту не тревожить никого и закинул телефон обратно в карман.

Буквально через минуту-другую машина плавно спустилась в гараж гостиницы. Молодец Матильда, не оплошала, не облажалась. Чинно доложила:

– Приехали! Какие будут дальнейшие указания?

– Да в общем никаких! – ответил Максим великодушно. Добавил коротко: – Спасибо, Матильдушка!

В подземном помещении не было ветра, но показалось всё равно холодно. Комфортом лифта Максим опять пренебрёг, хотя сейчас мог бы подняться прямо к себе на этаж; решил опять воспользоваться лестницами, типа физкультура. «Для сугрева» – подвернулось в памяти допотопное, сермяжное словечко. Рванул по винтовой лестнице чуть не как спринтер. «Совсем как там, на пустыре, после того, как с ментами переговорил», – возникло неожиданное сравнение. И тут же вспышкою высветилось перед глазами белое мёртвое лицо убитой. Не Таня… Да, не Таня! Чёрт, а ведь про это он там тоже думал, на пустыре…

Фойе «Алконоста» – или как его, холл, – то был совсем другой климатический пояс, возможно, другой континент, не то, что весь остальной Милоровск, особенно его глухие окраины. Никакого намёка на разгулявшуюся за стенами гостиницы стихию! Так здесь было светло, тепло, уютно; запах хвойного леса прикольно контрастировал с шикарною отделкой стен.

Коюров чуть умерил шаг, проходя мимо громадного зеркала, высотою больше его роста, быстро посмотрелся, для проформы пригладил ладонью сильно обстриженную шевелюру. Удивительно пустынная гостиница, других постояльцев пока что не видел. Поравнявшись с ресепшен, улыбнулся дежурной девице. Та ответила тем же – чертовски обаятельной, вместе с тем скромной и даже кроткой улыбкой. Подумал саркастически: наделить бы этой способностью ещё и птицу Алконост на панно – чтобы тоже умела улыбаться… А то непорядок – люди при встрече радостно скалятся друг другу, хотя никакой радости, может, и нет, а птица на стене посмела скроить скорбную физиономию – раз и навсегда. Ничего, дизайнеры покумекают, придумают, какие гаджеты, какие технологии надо задействовать – при строительстве следующего объекта, а может, даже в ходе ремонта уже этого – воплотят идею в жизнь, упущение наверстают.

И на лестнице, пока топал на третий этаж, тоже не встретил ни души; про коридор даже нечего было говорить, этот отрезок пути был совсем короткий, соответственно, и вероятность наткнуться на неприкаянного жителя невелика. «Я здесь единственный обитатель, что ли? Кучеряво устроился…»

Шагнув в темноту своего номера и протянув руку к выключателю, подумал: «Надо было койку в частном секторе снять. У Макаровны. Пообщались бы душевно…» И зажёг свет.

– Не пугайтесь! – одно из кресел было повернуто к входной двери; в нём сидел незнакомый мужчина – ноги широко – пожалуй, слишком широко – расставлены в стороны, руки вальяжно лежали на подлокотниках.

– Что?! – негромко выдохнул Коюров. Вот тебе и единственный жилец во всём отеле, Робинзон сухопутный! В первый же день Пятница пожаловал!

– Добрый вечер. Я от Антея. Он вам очень признателен.