Текст книги "Путь души"
![](/books_files/covers/thumbs_240/put-dushi-155540.jpg)
Автор книги: Игорь Сульг
Жанр: Поэзия, Поэзия и Драматургия
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
«Страдает тот, кому любовь…»
Страдает тот, кому любовь
Приходит безответной.
Кого же любят, тот «пьет кровь»,
И как всегда – конкретно.
(15.02.2017)
В преддверии 8 марта
Зиме – конец, но смотрим, что природа
Совсем другого мнения подчас.
И в женский день с ветрами непогоду
Наслала, будто вражеский приказ.
Метет метель, ложатся хлопья снега,
И дым с трубы клубится кувырком…
Но все равно на сердце только нега —
Ведь завтра холод будет пустяком.
Наступит «завтра», расцветут улыбки
От даренных цветов у наших дам.
И в этом мире, к переменам зыбкий,
Получим верной радости бальзам.
(07.03.2017)
«Есть мнение, что женщина – лишь шея…»
Есть мнение, что женщина – лишь шея,
Куда захочет, так и повернет
Не только мужа голову – и мненья,
Чтоб видел только то, что ей грядет.
Но брак назваться может быть счастливым
Лишь тот, где, познавая глубину
Любовных чувств – приливы и отливы,
Они смотрели б в сторону одну.
(07.03.2017)
«Должны спасибо мы сказать природе…»
Должны спасибо мы сказать природе,
Что нам дано познать всю красоту
У женщин – всех, с которыми в дороге
Встречаемся, наполнив пустоту.
(07.03.2017)
«Нет, не забыть о Женщине Мужчине!..»
Нет, не забыть о Женщине Мужчине!
И в потаенных уголках души,
По этой или по иной причине,
Вибрировать струна любви спешит.
А чувственность ее пронзает мысли,
И придает реальной грусти глубину…
Как незабудки, словно неба брызги,
Синевой разбавят седину,
Так чувств нежнейших вектором единым
Пронизывает сердце теплотой.
И вновь выходим в запредельные вершины,
Чтоб любоваться искренно душой.
(21.03.2017)
Грустное
1Земля свершает свой вояж…
Воспоминаниями в юность
Мы свой свершаем абордаж
На память, если вновь взгрустнулось.
И там, в кромешной той дали,
Всплывают солнечные блики,
Где были мы, как корабли,
Готовые к делам великим.
Мы юные, к себе строги,
Зашкаливал максимализм, и…
Не верили, что есть враги
В стране, прожившей катаклизмы…
Но стоит вновь открыть глаза —
Нет той страны и той эпохи.
Лишь дум тяжелых пустота,
Что бомж наводит одинокий.
2Стихи, что белые приносят облака,
В моей душе строптиво-одинокой
Пусть растворятся, как в дожде луга,
Когда глядим из «гридницы высокой».
Когда воспоминаний вдруг нахлынет ком,
По тонкой нити памяти былое
Живой картиной предстает, и языком
Ты в горле ощущаешь поневоле
Скупую сухость ностальгических богов…
О, лозунги! Ваш век прошел! Едва ли
Жив тот накал, разивших намертво врагов…
Теперь настало время для печали…
(05–24.03.2017)
«Пусть будет зов услышан тем, кто рад всегда…»
Андрею Звонкову
Пусть будет зов услышан тем, кто рад всегда
С тобой делить и радости, и сонм печалей.
И солнце, ветер и заря – пусть все в начале…
Тогда душа напасти скажет: «Не беда!»
(05.04.2017)
«Исполнение желаний…»
Исполнение желаний —
Вот хорошая мечта!
Только срок у ожиданий
Длится больше иногда,
Чем хотелось бы вначале.
А здоровье есть пока.
Буду счастлив я в финале,
Коль удача велика.
Пусть приходит – я не против,
Ей открою ворота.
Все, что с нами происходит,
Это точно неспроста.
(10.04.2017)
На стих Игоря Карина «Прощальный салют»
Здравствуй, добрый Карин Игорь,
Я подборку всю прочел.
Мне понравилось, ведь иго
Мы любви в себе несем.
Пусть проходит полстолетье,
Но заноза так востра,
Что любовных чар наследье
Закрепила у ребра,
Где душе, наверно, место.
Вот и мается она,
Ей уже у сердца тесно,
Хочет выхода сполна.
Фейерверк и чувств, и слова,
И метания любви,
И надежд своих основа —
Все здесь вылилось в стихи.
Я читал, вникая в чувства,
Представлял ее, тебя…
Но в конце мне было грустно,
Что расстались, как друзья.
(12.04.2017)
«Голубые глаза бесшабашного в жизни корсара…»
Голубые глаза бесшабашного в жизни корсара
Вас пленили мечтой о лазурных морях.
На Любви островах неземная любовь расцветала,
Там, где плыл звездопад за кормой корабля.
И бесстыжие губы с рельефом знакомились тела,
Каждый раз отжигая роскошный экстаз.
С перламутром рассвета сливалась небесная пена…
Там рождались желания: «Здесь и сейчас!»
(09.05.2017)
Памяти Евтушенко
1Поэт просил: «Дай, Боже, всем всего!»
Теперь он с Ним – во вечности, в забвенье —
И зрит душа, как верит Божество
В бескрайний свет добра после мучений.
2В страну чужую после перестройки
Метнулись многие, ища уют.
Но волю выполнив, страна уроки
Преподнесла поэту, дав приют.[38]38
Хоть жил и умер Евтушенко в США, но согласно своей последней воле, был похоронен на Переделкинском кладбище рядом с Борисом Пастернаком.
[Закрыть]
Пусть был обласкан, пусть минула чаша
Забвения, гонений и тюрьмы.
Поэт в России – больше гордость наша,
Хоть чаще доходило до хулы.
(15.05.2017)
«Ты все с себя сняла, и мне душа…»
Поэту Анастасии Ларецкой
Ты все с себя сняла, и мне душа
Твоя представилась совсем открытой.
Вбирая стать твою, назвал бы Афродитой,
Но, жаль, в любви нет жизни, не греша.
Пусть ветер балует ночной порой,
Далекая звезда пусть свет подарит —
Ее молчание сожжет печали,
А в многоточьях обретешь покой.
Не отвернусь!.. Зачем лишать себя
Той красоты, что дарит мне Природа.
Я пожелаю, чтоб твоя свобода
Не разрушала Мира бытия.
(17.05.2017)
Народ
Живые с мертвыми. Для Бога мертвых нет.
(Анна Ахматова)
1
В Бессмертном полку вновь шагают герои —
Людской нескончаем огромный поток.
На запад, на запад тогда шли дороги,
Теперь на востоке подводим итог.
С плакатов взирают родные нам лица,
Кто вклад свой пронес на Победы алтарь.
И море людское, как кровь – не водица —
Струится по венам столиц, словно дань.
Здесь дед мой двоюродный – где-то под Нарвой
Он без вести сгинул в одной из атак…
Тут дед Алексей стал легендой, как равный
Алеше – в Болгарии русский солдат.
Пока мы их помним, они – все живые!
И полк – он бессмертен, как крестный бы ход.
Так воины наши нам стали святыми,
Как будто в иконы прописан народ.
2Кто отстоял свободу нашу —
Мы помнить их всегда должны!
В полку Бессмертном я не плачу —
Здесь гордость подвигом страны!
(18.05.2017)
Лишние
Детвора в песочнице игралась,
А по небу плыл огромный след.
Девочка застенчиво смеялась,
Когда пел мальчишка ей сонет.
В смехе этом были беззаботность,
Радость детства, счастья, наконец…
И мгновений этих мимолетность
Сможет оценить лишь сам Творец.
След на небе превращался в пламень,
И уже клубился черный дым.
Вид его был чем-то нереален,
Словно был твореньем неземным.
Детвора, как мультики, смотрела
Приближенье страшного суда,
Как красиво в небе пламенела
Облаков далеких череда…
Этот день последним стал в их жизни,
Подытожил росчерком пера
Кто-то, что живет здесь много лишних…
Лишними была и детвора.
(15.08.2017)
IV. Исповедь
(поэма)
…К чему теперь рыданья,
Пустых похвал ненужный хор,
И жалкий лепет оправданья —
Судьбы свершился приговор.
(М. Ю. Лермонтов)
![](_4.jpg)
«В сознанье мне десятилетья…»
1В сознанье мне десятилетья
Гвоздем вбивали: честь – одна!
Я был воспитан в лихолетье,
Когда давно прошла война,
И лишь в «застой» вошла страна.
Примерами я нашпигован
Был, точно мясо чесноком,
И в чувствах был надолго скован,
Хоть кровь играла с молоком.
Но страсти с легкостью рождались,
Сгорая в сердце без следа,
Хотя печалью не являлись,
Ведь исчезали навсегда.
Я сознавал: все это – мелко,
Где нет любовного огня,
И был всегда в своей тарелке —
Любовь не трогала меня,
Когда знакомился шутя.
Хоть выбор мой не одобряли,
Но был воспитан: честь – одна,
Мой поцелуй был первым в мае,
Лишь в августе я понял – зря.
Но в сердце томно всколыхнулась
Любовь курсантская тогда,
И переписка затянулась…
Учебы долгие года
Казались сроком испытанья
Моей безветренной любви.
Я отдавал переживаньям
И наслаждениям мечты
Свои свободные часы.
Когда я понял: друг без друга
Жизнь в этом мире холодна,
Сыграли свадьбу, и подруга —
Уже законная жена.
Но червоточина сидела,
Еще когда был в женихах.
Жену свекровь едва терпела
И не носила на руках.
Ко мне ж подкрадывался страх…
Но первенец уже родился.
Родины праздновать решил,
Ведь в день такой любой мирился,
Хоть в прошлом где-то согрешил.
Но бабе с дедом отказали,
Не то что в руки – показать(!)
Лицо их внука, и в печали
Решила баба все сказать,
О ней что думает, как мать.
Не тут-то было, ей в отместку
Жена устроила дебош…
Невестка с матом вперемежку
Ей выдала – не для святош.
Что было там, навет иль правда,
В сумбурности я не судья,
Слова крушили, как кувалда,
Я понимал, что так нельзя,
Хоть правды больше, чем вранья.
Когда прощались, мать сказала:
– Такого не ждала, мой сын!
Скажу всерьез, тебе пристало
Быть лучше завтра холостым.
Задумываться было рано:
Перетирались меж собой.
И жизни опыта так мало
Еще отпущено судьбой
Нам было в те года с женой.
Любовь была или влюбленность,
Теперь уже не все равно ль.
По жизни – словно обреченность,
По чувствам – ближе к слову «ноль».
Жена меня не понимала.
И я ее не понимал.
Все шире становилась рана,
Которую нанес скандал,
Когда я мать не защищал…
Но думали, что чувства вспыхнут
С рожденьем второго, и,
Пока они еще лишь дрыхнут,
Нам души нужно оголить.
Под старость будет чем похвастать:
Вторым сынком обзавелись.
Тогда решил: теперь-то – баста!
Мы будем жить! Душа, крепись!
2Страна, как в состоянье комы,
В глухом безвременье жила.
Еще не начались изломы
И перестройка Горбачевым.
Народ же славил Ильича —
Кого «героем» нарекла.
Творцом предписаны всем сроки,
И каждому своя судьба.
История задаст уроки,
И выявят грехи эпохи
Историки не без труда,
Когда настанет та пора.
Глава большого государства
Предстал пред Небом, и пошла
Лишь полоса непостоянства,
Короче – вышла чехарда.
Как в кадре, мельком, друг за другом
Менялась в кресле наша власть.
И как состав, на гору с гулом
Страна под гору понеслась.
3Семья была мне, как нелепость,
И стыдно было сознавать,
Что дом родной – уже не крепость,
Где можно горести снимать
И душу другу открывать.
Я весь ушел в свои заботы,
В свои печали, и без сил
Уже тащил полынь невзгоды,
Но бед ни с кем я не делил.
Не очищался я от фальши,
Сидела что внутри меня.
И на вопрос: «Ты любишь, мальчик?» —
Я отвечал: «Конечно, ма», —
И прятал в сторону глаза.
Меня другим закабалили,
Что выше ставилось семьи —
Меня общественные силы
Под сень свою так упекли,
Как будто смазали в грязи.
На совесть я работал, хватко.
Меня бесил хмельной угар
Тащивших смену валко-шатко,
Шла не работа, а базар.
Считал, что буду я примером,
Когда вступлю в КПСС.
Я был воспитан в этой вере
(Точнее будет – на идее),
Что коммунист – он образец!
И нагрузился я работой:
И комдружины, и спорторг,
И депутатские заботы,
И кульминация – парторг.
Я зарабатывал квартиру…
Система наша не проста:
Коль ты общественник, в ранжире —
Почет, хоть сам ты – пустота.
На демонстрацию не вышел,
Хоть добровольная кричат,
И в списке, где ты был всех выше,
Уже последний кандидат,
Как оштрафованный солдат.
А на семью мне не хватало
Уже ни времени, ни сил…
Но в сердце что-то нарастало,
Я как над пропастью парил.
Одной лишь страстью оделили
Хариты[39]39
Хариты – три сестры Аглая, Евфросина и Талия, по преданию, по ночам вязали нитями судьбы людей.
[Закрыть] и судьбы, и сил:
Всегда со мною были книги,
Короче, я – библиофил.
Я мог последнюю рубашку
Отдать за Твена и Золя,
За Дойла, Лондона и Кафку
Я мог отдать в залог себя.
Понятно, я в залог не нужен,
Ломбардам снится золотой.
Я свой простой бумажный рубль
Не зарабатывал порой,
Хотя не знал, что есть покой.
Зарплатой мизерной крутились,
Как что купить: еду, белье.
Вновь отношенья накалились,
Когда халтурил на житье.
Я уходил на выходные
В колхозы, в частные дома
И зарабатывал шальные
Порою деньги, чтоб сума
Была всегда моя полна.
Был словно белка, что бежала
С ярмом по кругу в колесе.
Жена от жизни уставала,
Прося внимания себе.
Но чувства вновь не полыхнулись,
Как будто умерли во мне.
Что нужно было, чтоб очнулись?
Не знал никто. И жизнь вполне
Меня устраивала эта,
Ведь молодость – такой ресурс,
Где мог работать до рассвета,
И выдержать любой искус.[40]40
Искус – здесь: строгое, суровое испытание.
[Закрыть]
И незаметно, понемногу,
Для некоторых исподволь,
Страна на край пришла – к порогу,
Где потеряла мощь и роль.
Коррупция вразрез законам;
В газетах – правда, лишь слегка;
Отгородились эшелоном
Боеголовок от врага,
Который видел в нас угрозу.
Для них советский человек —
Он в телогрейке встанет в позу —
Нажмет на кнопку от ракет,
И Западу – adieu[41]41
Adieu (фр. адью) – прощай.
[Закрыть] навек.
Мы задыхались от нехватки
И книг, и веры в образа;
От правды шоры и повязки
Нам одевали на глаза;
На ощупь двигались в потемках,
Была лишь совесть нам судья,
И к выводам пришли мы горьким:
Без перестройки жить нельзя.
Она зачалась, правда, сверху,
Происходил переворот —
Очередной правитель смертью
Открыл вакансию на взлет.
В Апрельский пленум нас лишили
Былого – славного труда:
С большой трибуны объявили:
Считать застойными года
Под руководством Ильича.[42]42
Ильича – Брежнев Леонид Ильич, генсек Компартии СССР.
[Закрыть]
Очередной повержен «гений»,
В Союзе близилась пора
Закваски новых потрясений.
С глаз словно пала мишура,
Висевшая еще вчера.
А первый шок нам учинила
(И Запад вздрогнул, сбросив спесь)
Авария на Чернобыле —
Взорвалась атомная смесь.
И разошлась по весям весть
Страшней предупреждений Бога.
Здесь нас прорвало наконец —
Как рвется язва перегноя,
Страна выплескивала лесть,
Как будто вспомнив, что есть честь.
Приоткрываться стали лица —
Мы словно сняли паранджу.
Открылась новая страница,
Оставив в памяти межу…
Мы содрогались, узнавая
О зверствах сталинских ГУЛаг.
День искупленья, обретая,
Назначен был у божьих врат.
Страна кишела; возникали
Фронты народные в закат
Всему, что в прошлом создал Сталин
И что продолжил аппарат.
Нацизм оскалился в замахе,
Национальный негатив
Пролил в Нагорном Карабахе
И кровь невинных, и мотив
На свой звериный эксклюзив.
Страна не сбрасывала бремя —
Хоть ждали чуда, как огня,
И каждый раз программа «Время»
Разоблачала имена,
В ком саботаж была вина…
Рог изобилия – не выстрел,
И блага сами не придут.
Народ тревожился, что быстро
Те перестройку враз сорвут,
Кто ей поверил, словно Брут…
Хоть семенили мы в печали,
Но возвращались имена.
Вино свободы мы впитали,
Но до похмелья с далека
Нам путь лежал наверняка.
Вводились карточки на сахар,
Талоны и на алкоголь,
И на говядину, но краха
Страна не избежала. Боль
К нам подступала, словно соль
На раны сыпали с лихвою,
Чтоб испытать, где есть предел
У граждан, и какой ценою
Народ смог обойти удел.
Мы умывались вновь плевками
В самих себя, как шут водой.
Слюною грязь с лица стирали,
Как кто-то божьею росой…
Тысячелетье христианства
С прискорбьем праздновали мы.
От бездуховности и чванства
Разорены монастыри
И храмы древней старины.
Окрест – кладбищенская пустошь,
И звон застыл колоколов.
Их перелив когда-то густо
Стелился по коврам лугов,
И мы волнующий покров
Снимали с памяти увядшей
И возносились в даль веков…
Теперь не то, и звон опавший
Всем нам воздаст еще трудов
Его заставить литься вновь…
И перестройка буксовала —
Давил могучий аппарат:
Инициативу подавляла
И требованья выставляла,
Губя и дело, и азарт.
5И я в азарт вошел вначале,
Но шансы сгнили на корню:
Наряд подписывал начальник
И долю требовал свою…
Я все надеялся и верил —
Придет желанная пора,
Мы ведь рутину одолели,
Прошли застойные года…
Но оказалось нелегка
Дорога к долгожданным благам.
Мы лишь на Запад всем лицом
Надежды наши обращали,
Обезоружившись потом.
Но почему я равнодушно
Тянул огромный воз семьи?
Любовь, как нищий-побирушка,
Не знала выхода тоски.
И отношенья стали хуже,
Когда супруга в горький час:
«Писака-муж – он мне не нужен», —
Сказала так, что свет погас.
Потуги тщетные – что в прозе,
Что и в поэзии – свой смысл
Подрастерял, и в коматозе
Как будто были дух и мысль.
Не шли слова, молчала Муза,
И вызов белого листка
Воспринималась, как обуза,
Когда коверкалась строка.
Душе спасеньем были книги,
Я окунулся в книжный вал.
И дети страшно полюбили,
Когда им сказки я читал
По тихим зимним вечерам.
Я чувствовал не срыв – утрату,
Предвидел тяжкий свой уход.
Но не настал тот час расплаты,
Еще не взят я в оборот
Судьбой, как выстрелом в расход.
Себя опутывая честью,
Не разрывал союз семьи,
Но жизнь дарила мне не песню,
Она желала мне тоски…
Родился сын – любви молитва,
Я им гордился, не шутя.
Три сына – яркая палитра
На сером фоне бытия.
Жена, как роза, расцветала:
Мальчишки – гордость всей семьи —
Ее же кровное начало,
Плоды угаснувшей любви…
(Мне страшно прошлое представить,
Как боль седую вспоминать,
Не собираюсь я лукавить,
Себя оправдывать и лгать.
Я на вопросы не отвечу.
Ответ, как выход, затемнен.
Смешалось все, как в глупой речи,
Когда оратор и смешон,
Но все же прет из кожи вон…)
Семья – ячейка государства,
Все отражается на ней:
Бюрократическое хамство,
И речь влиятельных рвачей.
Казалось, что еще-то нужно,
Ведь изменились времена?
И коль за дело взяться дружно,
Поднимет голову страна,
Поникшую в узде ярма.
Не убаюкивать мечтанья
Пришла желанная пора,
Настало время оправданья,
И время требовать сполна
За благодушное молчанье,
Когда дарили ордена
Посредственному безначалью,
Когда кричали мы «Ура!»,
Стране желая лишь добра.
Взамен имели воз лишений
И воз несбывшихся надежд…
Мы – созерцатели трагедий
И потакатели невежд.
Сменить в народе бы закваску,
Перебродившую давно,
Не то, как в давешней присказке:
«И мед я пил, но все прошло,
Лишь по усам мне протекло».
6Смешалась ложь с прогорклой правдой,
Погасла вера и любовь.
А мощь большого государства
Уже не волновала кровь.
Меня, как многих, воротило
От лозунгов на кумачах.
Энтузиазм – Советов диво —
На Западе давно зачах.
И наши съезды – говорильни —
Устраивать мы мастаки.
А начинаниям – могильник
Из разложившейся тоски…
Итак, сомкнулись эти звенья:
СЕМЬЯ, ПОЛИТИКА, ЛЮБОВЬ.
Страна желала воскресенья —
Очнуться от печальных снов.
Эпохи нашей отраженье,
Взглянув назад на этот срок
(Но не ищите здесь презренье), —
Мы, поколение без ног!..
Мое вступленье затянулось:
Воспоминания влекут,
И память словно окунулась
В прохладу сумрачных минут…
Мы все кого-то предавали,
Хоть нас никто не предавал.
Мы многого еще не знали,
Но назревал уже скандал.
7Любовь, как жало эпиграммы,
Вонзилась остро, чуть дыша.
Ее приход, как смерть, нежданно,
Но так безумно хороша.
Как объяснить подъем и чувство,
Переполнявшие мой мозг?
В душе растаял давний сгусток —
Уже обыденный невроз.
Я будто заново родился —
С глаз пала резко пелена.
Один лишь взгляд – и я влюбился,
С глубокого очнувшись сна.
Иль, может, сам себе внушил я
От зова тела эту страсть?
Иль зачаровано застыла
Душа, чтоб грешником пропасть?
А как же дети, как супруга?
Терзанья только начались,
Но не нашел в душе испуга:
Не первый я, все это – жизнь.
Я позабыл свои печали,
Я видел новое в любви.
И разум страстью заковали
В свои греховные тиски
Любви заманчивой силки.
Ее улыбка чаровала
Всю душу. Словно обрекли
Дойти до яркого финала,
Что мы любовью нарекли.
В глазах распахнутых искринка
Пленила чудною игрой.
И что греха таить, картинка
Пред взором встала, что судьбой
Мне предначертано в девицу,
Какую встретил на пути,
Всем сердцем пламенным влюбиться,
Забыть, что было позади.
Я весь отдался увлеченью,
Но увлеченье перешло
В такую страсть, что вот – прозренье:
Жить без любви – не тяжело,
Но бедно все же, не светло…
Преследовал меня повсюду
Ее хмельной манящий взор…
Здесь не имело место чуду —
Здесь зачитали приговор,
И срок тянул я с этих пор.
А Достоевский, может, прав был,
Что мир спасется красотой
И добротой сердец, но правил
Здесь нет написанных порой.
Все наши помыслы не лестны,
И сведена мораль на «нет» —
Я растоптал законы чести,
Что мне привили с детских лет.
И сам себе настолько гадок
Я был, что, стыдно сознавать,
Самоубийством – этим адом —
Решил себя тогда спасать.
Но что сдержало мою руку?
Ответ здесь просится простой:
В любовь я верил. Мне разлука
Была бы черною бедой.
Я представляю, как усмешка
Вам скривит губы: «Во дела»!
Кому-то выпадает «решка»,
А мне – «орел», так думал я.
И тот читатель – похотливый,
Злорадствующий надо мной,
Поймет ли он, что уязвимым
Дано быть каждому судьбой.
Меня не трогали насмешки,
Что доходили невзначай.
Наветов больше, чем поддержки,
Но всем махнул тогда – пускай!
Я всех покинул ради счастья,
И как последний мерзкий гад,
Я закрывал глаза от плача,
Отрезав путь себе назад.
О, Боже! И зачем такое
Я вспоминаю, вновь казня
Себя за грешное былое?
Но время то забыть нельзя…
Мне не забыть, как объяснялся
В своей измене от жены,
И как язык мой содрогался:
– Люблю другую, извини.
И как слезами наполнялась
От слов жестоких чистота
В ее глазах, и в них читалась
Теперь лишь ненависть одна.
– Ты будешь проклят! – на прощанье
Жена кричала через дверь,
Когда холодным утром ранним
Я уходил, один теперь.
– Твои же дети позабудут,
Что приходился им отцом,
И счастья нового не будет!
Я предрекаю вам на том! —
Ее слова терзали душу.
Я словно голый покидал
Семью, которую разрушил,
Найти в другой чтоб идеал.
Мне до сих пор порою снится
Та чистокровная слеза,
Что задрожала на реснице
У сына, как с листка роса,
Когда смотрел в мои глаза…
Мои пронзительные строки!
Я ненавижу их тоску!..
Но шел упрямо на пороки
Я в том злопамятном году.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?