Текст книги "Путь души"

Любовь березы

Я слышал плач березы,

Стоявшей под окном.

Оплакана слезою,

С поникшей головой.

Девичий стан ветрило

Рукою обвивал,

И про любовь неслышно

Березоньке шептал.

Она, отдавшись ветру,

На все закрыв глаза,

Любовью беззаветной

Ответила в слезах.

Заснеженным объятьем

Он обнимал ее,

И ветви обломав ей,

Ощупывал лицо.

Натешившись, с морозом,

Вечернею зарей

Покинул он березу

И полетел к другой.

В лихой обман уверив,

Береза о любви

Молила грустно ветра

Напевами молитв.

Не вняв мольбам печальным,

Холодный ветер выл,

Надрывисто смеялся

И мял уже ковыль.

(февраль 1985)

«Удивляюсь, светлой песней…»

Удивляюсь, светлой песней

Наполняется душа.

Признаюсь, что я поэтом

Не мечтал быть никогда.

Я мечтал, что в синем море,

На красивых кораблях,

Покорившись Посейдону,

Буду плавать и страдать

От «морской болезни» нудной.

Но, как видно, не судьба.

На земле теперь влачу я

Дни без моря, но мечта

Озарила ярким светом,

Затуманила глаза.

Знаю, песнь моя не спета,

Коль до каждого рассвета

С лирой буду я всегда.

(февраль 1985)

«Мои мысли взлохмачены…»

Мои мысли взлохмачены —

Дрожит кончик пера,

Но обрывки утрачены

Навсегда, навсегда…

Непонятны те радости

И открытия те,

Что находятся в красочном

Заколдованном сне.

Там – летишь над просторами,

Под тобою моря

Располощутся штормами,

Мне ветрами грозя.

Руки шире распахнуты,

Словно пущен стрелой…

Но глаза открываются —

Мир другой, мир иной.

(июль 1989)

«Ты помолчи, моя тоска…»

Ты помолчи, моя тоска,

Помолчи. И будь покорна,

И с идеями не спорь…

Мысль томит меня – и выскажется боль,

Наша боль!

Ты найди ответ, душа!

Отыщи хоть самый темный…

Но утрачена любовь —

Мы в предчувствии грядущих катастроф —

В раны соль!

Но простите, что там боль!

Мы готовы к общей боли,

Только б не было войны!

Но ошибками отцов омрачены

Наши дни.

На скрижалях старых войн

Снятся лозунги ко крови,

Вакханалии в ночи…

Но затуплены о камень те мечи,

Что секли.

Обойдите вы меня,

Муки дантового ада…

Совесть разбудив свою,

Мы помянем жертвы сгинувших в аду,

В том краю.

Пусть запишут имена

Пострадавших от Гулага,

Золотым резцом строку

Высекая на гранитную скалу,

На одну.

(23–25 июля 1989 г.)

II. Лики души (1990–2000)

«Ты ждешь ответ…»

Ты ждешь ответ…

Ответа не предвижу.

Я в боль вошел, и выход затемнен.

Мне путь один представлен: ниже, ниже.

Моя вина, что снова я влюблен.

Моя вина…

Твоей я здесь не вижу.

И не прощай, не надо, и потом:

Боль сладостна, и опускаясь ниже,

Кричу с надрывом:

– Снова я влюблен!

(январь 1990)

«Когда-нибудь умру…»

Когда-нибудь умру,

$$но только знайте —

Я был любим, судьбу не проклинал.

Не знал я слов жестоких,

$$$$$$как «прощайте»,

И души сапогами не топтал.

Настал тот час,

$$$$$и выбор сделать надо,

Сказать «прощай» и сгинуть навсегда…

А души детские,

$$растерзанные правдой,

Омоет набежавшая слеза.

(январь 1990)

Ностальгия

Осенним дождем ностальгия вошла,

И душу окутала серая мгла.

Знакомое слово, но чувство чужое,

Во мне оно вжилось и стало бедою:

Я словно бы здесь, но уносятся мысли,

Душа раздвоилась на дальних и близких…

(январь 1990)

«Ты жалеешь меня…»

Ты жалеешь меня…

Сам себя я уже не жалею…

И в камине чужие дрова

Тусклый дым испускают, чадя.

Ты проклянешь меня,

Сам себя я проклясть не сумею,

И обрывки потушенных фраз

В колоснице смешает зола.

Разнесется в поля

И развеется пепел по ветру.

И чужие слова о любви

Будут слух твой ласкать, и, кляня,

Ты забудешь меня…

Сам себя я забыть не сумею…

А в камине зачахшем сгорит

Не прощеная совесть моя.

И как к ветру надежд,

Обращаюсь я к прошлому взглядом,

Чтоб в былых утешеньях твоих

Растворить и обман, и позор…

Как не сможешь разжечь,

Что сгорело в камине пожаром,

Так и я не смогу на двоих

Зачитать лишь один приговор.

Прокляненный, забыт,

И развеянный буду по ветру,

Я накрою туманом поля,

Что вскормили, вспоили меня…

Из-под черных копыт

Полудиких коней гроздья пепла,

Как ненужная грязь бытия,

Отлетится, друг друга давя.

(январь, июнь, сентябрь 1990)

«Как мало надо, чтобы умер человек…»

Как мало надо, чтобы умер человек —

Сказать: прости,

$$$$любви уж нет, лишь пепел,

И от надежд былых холодный ветер

Ласкает сонные верхушки прошлых лет.

Как мало надо, чтобы умер человек —

Скривить душой,

$$$$забыть все то, что было,

Признания выслушивать уныло,

И как от мухи, отмахнуться, наконец.

Как мало надо, чтобы умер человек…

Увлечься и гореть любовью новой,

И все забыть – прожитое, былое,

А после истязать бесчувствием калек…

Как мало надо, чтобы умер человек!

(февраль 1990)

Поцелуй смерти

1

Я видел смерть.

Я с нею был на «ты»…

Холодный взгляд смотрел так равнодушно,

Что спазмы боли,

боли непослушной,

Сковали разум в выходе тоски!

И был удар…

Растерзанная грудь

Слезилась кровью, исчезали мысли

И приходили вновь, намешивая муть

На воспаленный разум.

Крики близких,

Рыдания жены, уже вдовы,

И не вдовы еще, ведь я не умер…

Так терпит бедствие корабль любви,

Восторженно бряцает Смерть в свой бубен.

(февраль 1990)

2

Когда я был со смертию на «ты»,

Жизнь волоском во мне теплилась,

Жалеть о чем-то не было нужды,

Душа к звезде уже просилась.

3

Смерть желает получить

Души в свои сети,

И восторженно стучит

В бубен на рассвете.

(23.07.2007)

«Отчаянье в любви подобно смерти…»

Отчаянье в любви подобно смерти —

Круг жизни завершен, мечтам конец,

Надежды робко оставляют тверди —

Так распадается союз сердец.

Душевные надрывы ни слезою,

Ни золотом молитв не залечить.

Уж голова покрыта сединою,

А рану старую ничем не оживить.

(март 1990)

«Ты все поймешь…»

Ты все поймешь…

Ты все поймешь и не осудишь,

Но если суд твой будет очень скор,

Одним ударом душу не разрубишь.

Ну не тяни! Гласи свой приговор!

Пусть буду я шутом,

Пусть буду, и толпою

Вы смейтесь, потешайтесь над судьбой.

Я чувств своих от глаз чужих не скрою:

Я в них живу, они живут со мной.

Они во мне,

Они звенят капелью вешней —

Пусть холодно и мерзко на душе,

Пусть молох, раскрутившийся неспешно,

Раздавит все прекрасное во мне.

Не все умрет,

Не все, и что-нибудь упрямо

Пробьет росток судьбе наперекор.

Быть может, время и залечит рану,

Но не сейчас. Гласи свой приговор!

Я все стерплю!

Всю боль! Душа привыкла к боли,

И сердце закалилось на беде…

Как жаль, что поздно встретились с тобою,

Что раньше, жаль, не знал я о тебе.

(февраль 1990)

«Мнилось мне: когда-нибудь…»

Мнилось мне: когда-нибудь

Чувства позабудут

Для чего и почему

Были нужны людям.

Соберут промеж себя

Суд сурово-чинный

И присудят: «Нет добра —

Значит, нет причины

Бескорыстно нам служить

Горе-человекам».

Хлопнут дверью и уйдут

Побродить по свету.

Обеднеет люд без чувств,

Сотворят кошмары,

И покроет землю хруст

От безумной свары.

От картины страшной той

Дрожь прошлась по жиле…

Пусть я с чувствами – живой,

Чем без них – в могиле.

(апрель 1990)

Любовь – это костер

Я в зимний день разжег костер

И грелся у костра.

С продрогших губ слетали в бор

Озябшие слова.

Покрыты инеем, как мхом,

Они вставали в ряд…

И только знал охрипший стон

О чем они кричат.

Как, надрывая душу мне,

Морозили слова…

Но грел костер, как гимн тебе,

Хоть он сгорел дотла.

(май 1990)

«Я видел ангела с душою проститутки…»

Я видел ангела с душою проститутки

Иль черта в саже с ангельской душой…

Ты приговор мне зачитала в те минуты,

Что любишь, но уходишь не со мной.

И мир погас, погасли звезды в небе,

Сквозь слезы опрокинулась луна.

«Как ты не умер? – удивлялось сердце. —

Во мне осталась только пустота!»

Мне пустоту заполнить было нечем,

Я провалился, словно в забытье.

И лишь сигналы посылал о встрече

Мой воспаленный разум за окно.

Сигнал дошел, и даже не за сутки!

Ты позвала, и я был снова твой…

Исчез тот ангел с взглядом проститутки,

Остался черт, но с ангельской душой.

(май 1990)

«Небо опрокинулось в кручину…»

Небо опрокинулось в кручину —

Мрачные нависли облака.

И с дождем намыло ностальгию —

Вспомнились опять твои глаза.

Музыка звучала, как стонала,

Песня «Плот» – одна сплошная боль.

И щека, покрытая слезами,

Красным полыхала, как огонь.

(май 1990)

«Мой одинокий голос глух, почти не слышен…»

Мой одинокий голос глух, почти не слышен,

Чеканить шаг не будут робкие слова.

Но наказание, ниспосланное свыше,

Вновь предъявлять мне вздумало права.

Его приход немой, увенчанный страданьем,

Глазницей божества воззрилось на грехи,

И словно взором я раздетый, в оправданье

Шепчу ему: «Прости меня, прости!

Прости мою любовь, что жил я неумело,

Что отдавал себя навету темных сил,

Что в жизнь – пустую шутку – пошатнулась вера,

Что белые одежды не носил».

Мой голос одинок, он слогом не напыщен,

И высекать слова не будут на гранит…

На мне проклятие, наложенное свыше,

Но я, надеюсь, буду не забыт.

(май 1990)

«Опять борюсь с собой…»

Опять борюсь с собой, пусть молча, терпеливо.

Печаль и вздох тоски твой слух не оскорбят.

И пусть мой хмурый взгляд глядит на мир уныло,

Ты знаешь, я другой, тебе всегда я рад.

(май 1990)

Судьба-индейка

1

Да, я виновен. И судьба-индейка

Когда-нибудь осудит за грехи…

Я словно разменял на жизнь копейку

У дьявола в излучине реки.

Нечистый, надсмехаясь надо мною,

Кривя свой рот, мне деньги предлагал:

– Не верь судьбе, ведь счастье наживное.

Оно – в рублях, – брызжа слюной, шептал.

Но я ему не верил, знал другое —

Не в деньгах счастье, счастие – в любви…

Но деньги взяв, лишился я покоя.

С тех пор живу в объятиях тоски…

(май 1990)

2

К реке не раз ходил, как на линейку,

Нечистого надеясь повстречать,

И разменять обратно на копейку

Ту жизнь, где исчезает благодать.

Но силы темные, плеваясь нагло,

Юлой вертясь, кидали мне в лицо:

– Ты выбрал сам себе такое тягло

И приковал надолго в колесо!

Я умирал не раз, и вновь рождался,

И жилы рвал, и путы разрывал,

Но словно с мельницами я сражался…

Хотя, надеюсь, это – не финал.

(27.10.2008)

«Мне говорили: Радоваться должен…»

1

Мне говорили: «Радоваться должен,

Что жемчугом владеешь ты один».

С тех пор боюсь: заплатит подороже

И перекупит новый господин.

(лето 1990)

2

Боязнь не зряшняя была —

Перекупил другой тогда…

Теперь алмазом я владею,

Свою закончив одиссею.

(04.12.2007)

«Мир, окутанный враждой, в жестокий час…»

Мир, окутанный враждой, в жестокий час,

Захлебнувшись мясом пушечным и кровью,

К милосердию взывает, чтоб очаг

Не угас людской, подобно Трое.

(лето 1990)

«Я, может быть, не прав, того не скрою…»

Я, может быть, не прав, того не скрою,

Сомненья ум терзают, вопреки

Твоим словам, стелившимся покоем,

Не ведавшим ни грусти, ни тоски.

Твои слова, окутанные дымкой,

Загадкою проносятся в уме,

И зашифрованная, паутинкой

Висит в них правда, как на волоске.

Гляжусь в слова, как в зеркало немое,

Их тайный смысл я постичь хочу,

Но душу окружила ты покоем,

Волненья чужды сердцу твоему.

Ничем не жертвуешь любви, не внове

Усталых глаз моих немой укор,

Усталых чувств, сгорающих от боли,

Усталых мыслей частый перебор.

(июнь 1990)

«О, Боже! Как хочется счастья!..»

О, Боже! Как хочется счастья!

Как хочется просто любви!

Забыться в истомленной страсти

И видеть прекрасные сны.

О, Боже! Как хочет покоя,

Намучившись, сердце мое.

Прости, что такое больное

И требует счастья оно.

(июнь 1990)

«Он женское коварство принял за любовь…»

Он женское коварство принял за любовь,

Игру ума – за тайнопись желаний.

Он возмечтал в который раз, что будет вновь

Причиною ее страданий.

Любовь его сжигала, истово казня,

Доверчивость скрепляла поцелуем,

Душа металась от полымя до огня,

И было не до аллилуйи.

Печальных снов его немая суета —

Проносится калейдоскоп событий…

Всю чашу боли он испил до дна,

Чашу обманутых открытий.

(июнь 1990)

«Оракул предрекал: умру от боли я…»

Оракул предрекал: умру от боли я,

Мой хладный труп утопят в бурном море.

Хоть верить я не верил, только колея

На ту дорожку вывезла, где горе.

Любовь еще брела и, тяжко волоча

Разбитые о камни свои ноги,

Морали мне читала, только не учла:

Оракул предрекал – погибну в море.

Надежда за Любовью, отступив на шаг,

Мне обещала смутное блаженство.

Но я не мог поверить – не бывает так,

Чтобы любовь была, как совершенство.

А Вера поняла: меня не провести,

На все слова – ответы наготове…

Судьба начертана по Млечному пути —

Оракул предрекал: умру я в море.

(июнь 1990)

«Тревожная дурь наполнила сердце печалью…»

Тревожная дурь

Наполнила сердце печалью.

– А брови не хмурь, —

Сказала ты мне на прощанье.

Разлука, как боль,

Хоть мучит, но жить позволяет,

А сердце одно,

Той боли оно не желает.

С тоскою в груди

Теряем последние силы.

Что там впереди?

Не крест ли? Любви ли кончина?

Иль нам суждено

Летучим Голландцем по свету

Не версты мотать —

Накручивать горькие встречи?

Зачем мы тайком

Вздыхаем и грустью страдаем? Вопрос не поймем…

Ответа, тем паче, не знаем.

(июнь 1990)

«Вновь растаял дым…»

Вновь растаял дым,

Дым, что был тобою.

Вновь я стал немым,

Вновь гоним судьбою.

Корчит рожи мим,

Роком что зовется,

Стал я вновь глухим,

А глухим неймется.

То ли слышу звон,

То ль стучит подкова.

Изрыгаю стон,

Сердце ищет крова.

Но я стал немым,

Стон приснился ночью…

Вновь растаял дым,

Что ж я рожу корчу.

(июнь 1990)

«Я по крупицам соберу…»

Я по крупицам соберу

Былого светлые страницы. Что было черным – я сотру,

Как день, что вновь не повторится.

Лампадка копотью чадит,

Свеча настольная теплится.

В камине памяти сгорит

Моя печальная страница.

И кажется, сгори она —

Пройдет съедающая мука,

Но вновь напомнит мне зола

Греховную насущность духа.

Мне вновь напомнит, как я жил,

Не оставляя дань пробелу…

Я словно ниточкой пришил

К груди печальную эмблему.

Но словно на эмблему зла

Безликая толпа взирает…

Не открывая кошелька,

Плевками милостню бросает.

(июнь 1990)

Омовение

Рассекают небо надо мной дожди,

И парит земля в туманной хмарине,

Словно с Господом заключено пари,

Сколько можно выжать с туч испарины.

Словно в мраке поднялась Господня длань

И направила на наши головы

Всю небесную высокую печаль,

Омраченную его невзгодами…

Омовение небес приняв душой,

Не могу, простите, успокоиться.

И без лжи, не за холодный упокой

Мои губы, содрогнувшись, молятся.

Развернувшись к хмарным небесам лицом,

Принимаю капли, как пощечины,

Что небесным и всевидящим перстом

Отхлестали за грехи мои с просчетами.

(июнь 1990)

На Арбате

Воспоминание, как тихий ужас,

Преследует меня кошмарным сном.

Я мысли отгоняю, поднатужась,

Стараюсь вовсе думать о другом.

Увиденное, словно жути в сказках:

Дыханье затаив, Арбат молчал —

Безногий цыганенок на культяпках

На мостовой ламбаду танцевал.

Закончилась кассета. Деловито

Поборы спрятал в порванный карман,

И ленту прокрутив назад, он лихо

Ламбаду вновь затанцевал.

А мать с отцом скрывал платок вуали.

Боль выставив Арбату напоказ,

На жалости народной наживались

И милостыни стряхивали с нас…

Где пляшет обезноженное детство,

Волна стыда нахлынет за страну…

Бросает деньги и впадает в бегство

Толпа, открещиваясь на ходу.

(июнь 1990)

«Мое наитие предчувствует подвох…»

Мое наитие предчувствует подвох:

Когда-то оборвется там, где тонко.

Душа сгорит, испустит грудь печальный вздох,

Поникнет взгляд в задумчивость невольно.

И мысли потекут, выстраивая ряд:

«Логический конец любви – измена!»

Я должен ли им верить и внимать,

И до какого крайнего предела?

А есть ли он – предел? И как определить?..

Рой мыслей так опутывают душу,

Что подымается желание завыть,

Подняться на дыбы и все разрушить…

(июль 1990)

«Я сознаю свое бессилье пред тобой…»

Я сознаю свое бессилье пред тобой —

Мне нет любви.

Я принимаю жизнь навязанной игрой —

Сердца пусты.

Они не бьются в унисон – затерян клад

Моих надежд,

И круг смыкается в бессмысленный разлад

Немых невежд.

Я соткан весь из паутины тех страстей,

Что правят бал

В душе моей, но паутину из сетей

Сам навязал.

Хоть бьюсь в ячейки силою своей любви,

Но выход мал.

Запутавшись, кричу с надрывом: «Помоги!»

В ответ – оскал.

(июль 1990)

«Уйти бы в монашеский скит…»

Уйти бы в монашеский скит,

Мирской суете выдвигая

Вину не прощеных обид,

Вину недоступного рая.

Забыть бы, к стыду маргарит,

Их руки и нежные ласки,

Но совесть, потупись, глядит

На лица, одетые в маски.

Выводит, выводит тропа

Нехоженых дум в беспокойство,

И снова смеется судьба

Над бесполезным геройством.

Но тщетно желанье мое.

У жизни изнанку изведав,

Я вновь остаюсь в бытие,

Где мною сроднились все беды.

Да, я остаюсь, где душа

Горела в безвыходной боли,

Где сердцу тоской помогла

Почуять всю прелесть неволи.

(июль 1990)

«Моя тревога – гостья беспардонная…»

Моя тревога – гостья беспардонная —

Зашла без стука в дверь, вальяжно развалясь

В непрошенные кресла, и промолвила:

– Простите, не могу не потревожить вас.

На чувства лучшие и оголенные

Она накинула тугую кисею

Своих каприз, чтоб думы потаенные

Объяли жаром муки голову мою.

Гоню ее – беззубо улыбается,

Кляну ее опять чертями во сто крат,

Но вот беда – с тоскою она знается,

И видно, сам нечистый ей не брат.

(июль 1990)

«Беда моя, я чувствую, лишь в том…»

Беда моя, я чувствую, лишь в том,

Что в нужную минуту я не рядом…

И пот обильным выступает градом,

Найдешь опору если ты в другом.

Он не поймет тебя, ему другое надо…

Беда моя, что я не буду рядом,

Беда твоя… Хотя не знаю, в чем.

(июль 1990)

Гадание

Я загадал на гуще, на кофейной,

Что загадал?.. Не спрашивай меня.

Я все тревоги сердца и волненья

На суд кофейный вывел из себя.

Я ждал ответ, истошно подвывая

Неслышным воплем связок горловых,

Калеча душу, самоистязая,

И все же уповая на святых.

А так ли уж безгрешны все святые?

И так ли справедлив их приговор?

И верить ли безропотно в простые

Слова, разлитых в блюдечке в узор?

Но я внимал, тревожно вычитая

В узоре линии своей судьбы,

И в таинство запретное вникая,

Я истину искал из ворожбы…

И мне открылась правда в голом свете,

Такой, что защипало на глазах.

Я понял, что теперь за все в ответе

Не ложь на тонких и кривых ногах,

Один лишь я. Но в самоуниженье,

Вы как хотите, я не перейду!

А за паденьем будет восхожденье,

А нет – сгорю, как звезды на лету.

(июль 1990)

«Как прекрасное соседствует с шипами…»

Как прекрасное соседствует с шипами…

И в букете роз – гармония любви,

Невозможно обхватить букет руками,

Как тебя нельзя принудить: не коли.

Но прекрасное без жалости завянет,

Без поклонников желания пусты.

И твои шипы тем паче ранят,

Чем прекраснее твои черты.

(июль 1990)

«Как поздно мы жалеем о поступках!..»

Как поздно мы жалеем о поступках!

И жаль, что нету власти над судьбой.

Я стрелки от часов хоть на минутку

Назад бы прокрутил со всей душой.

И я прожил бы прожитое время

Сначала, только зная наперед

Событий очередность, притерпелость

Возвел бы в ранг заслуженных господ.

Твои капризы бы меня не волновали,

Перетерпел их в первый раз,

Смеясь, переносил бы я удары

Твоих распахнутых к обману глаз.

(июль 1990)

«Чем ближе я рассматриваю путь любви…»

Чем ближе я рассматриваю путь любви,

Спадает шелухой с меня наивность…

«Откроется ли зримо тайнопись души?

Настолько ль тяжела ее повинность,

Насколько я чутьем предугадал?» —

Душой терзаясь, тайно так страдал.

Казалось, мир наполнен лишь враждою,

Или судьба играется со мною…

Анафема предъявлена любви —

Вокруг меня душевные изъяны:

Сердцами в грязь шельмуются они,

Бросаясь в душу костылями.

(июль 1990)

«Судьба – она коварно ворожила…»

Судьба – она коварно ворожила,

При мысли той становится мрачней:

Но дар страдать она мне подарила,

И дар любить, не ведая сетей.

Я жил тишком, судьбу не проклиная,

Тишком судьба готовила урок.

Я думал, мне открылись двери рая,

Но оказалось – клюнул на крючок.

Глаза мне плетью вышибали хором,

Чтоб видеть лишнего, слепой, не мог,

И сердце прожигали сильным словом,

Смеясь над тем, как кривится мой рот.

Со смехом в душу мне втыкали иглы,

Терзали гордость женскою игрой,

Прямой ответ терялся в «или – или»,

А взгляд задергивался пеленой.

Кромсались губы яростно зубами,

Но слез скупых не видеть никому —

Я их с кровавыми глотал комками,

Чтоб утолить наплывшую тоску.

И как идя на плаху с топорами,

Любви я тело бренное вверял,

Где палачи меня четвертовали,

И где любовь глашатай проклинал.

(июль 1990)

Последнее письмо

Я ухожу, но ты не виновата,

И я ни в чем тебя не упрекну.

Пусть будет жизнь событьями богата,

Пусть будет вольность сердцу твоему.

И пусть придет пронзительная жалость,

Что не сложилась жизнь у нас с тобой…

Приму я боль, как уготованную крайность,

И молчаливо растворюсь в покой.

Твою измену выдержать не сможет

Ни сердце, полное от мук любви,

Ни страстная душа, где страхом гложет

Опять неверие в слова твои…

Пусть равнодушие войдет в меня тоскою —

Растраченное сердце жаром отгорит…

Ты не изменишься, не будешь ты другою,

И ничего уже не изменить…

Не буду продолжать, слова я помню,

Что жертвенность не свойственна тебе.

Люби себя, и как была ты вольна,

Так и плыви на белом корабле.

А я уйду, и пусть седые волны

Сомкнутся над моею головой.

Душа не умерла, пусть будет больно,

Но только миг, а там уже покой.

(июль 1990)