Электронная библиотека » Игорь Танцоров » » онлайн чтение - страница 7


  • Текст добавлен: 28 мая 2014, 10:00


Автор книги: Игорь Танцоров


Жанр: Социальная психология, Книги по психологии


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Из этой правовой свистопляски можно сделать вывод, что есть сфера отношений, принципиально не регулируемых правом. И как нетрудно догадаться – это именно сфера любви и личных отношений. Та, которая не терпит и вмешательства посторонних денег. Право и деньги начинают применяться лишь когда отношения любви заменяются формальными. Должны применяться то есть. Поэтому то, чем занимается в интимных делах, да и в публичных тоже, государство-нянька – чистой воды сексуальный терроризм. И чтобы оправдать его, мужчина продолжает рисоваться грубым циничным насильником, а женщина доброй невинной жертвой. Этот стереотип неустанно воспроизводится во всевозможных исследованиях и документах озабоченного эмансипированного общества, рисующих ужасающее положение женщин, их унижения, притеснения и т. п. И дальнейшая борьба за вечное освобождение женщин, за их права на счастье, за их права на борьбу, на права, на борьбу за права, и главное – на защиту от самой борьбы, продолжает всемерно накаляться и неуклонно усугубляться.

Вся эта плодотворная деятельность есть не что иное, как война против остатков любви и семьи, против всей сферы личных отношений, где подобное вмешательство сродни кастету в лечении зубов. Обеспечение прав и свобод эмансипированной женщины требует непрерывного экономического и правового закабаления мужчин. Подорвав собственность мужчины на женщину, государство теперь вынуждено постоянно ограничивать права мужчин, не давая им возможности вновь обрести ее и тем восстановить ценностный баланс между полами. Но это только первый фронт войны, который дополняется вторым – соблазнением женщин все новыми материальными и правовыми подачками, разжиганием их эгоизма, эксплуатацией их уязвимых персональных качеств. Впрочем личную дилемму женщины отложим до следующей главы.

А пока продолжим приобщение к науке побеждать. Подобная война, успешно ведущаяся столь длительное время, невозможна без прочного тыла, всеобщей духовно-патриотической мобилизации масс и непрерывной идейно-воспитательной обработки населения. И это – самый важный, третий фронт эмансипации.

Идеология эгоизма

Что первично: общественное бытие или общественное сознание, занимало умы многих исследователей и того, и другого. В самом деле, столь своеобразное общество, которое много лет вымирает, но все никак не вымрет, должно было сильно изменить психологию его членов. С другой стороны, без своеобразной психологии, и само общество не могло бы материализоваться. В этой проблеме яиц и куриц разобраться едва ли удастся. Но пару яиц можно ухватить.

Дробление ячейки общества

Всякое общество характеризуется степенью индивидуальной свободы. Самая для нас интересная – конечно, брачная. В исторической перспективе выделяют три типа всяких обществ, соответственно брачным нормам и свободам – коллективистские (не путать с коммунистическими), семейные и индивидуалистские (или индивидуалистические).

В родовых, клановых и иных диких коллективистских обществах, человек подчиняется своему клану, своей «расширенной» семье. Там брак – сделка, часть родовой культуры, призванной укрепить связи между родами или кланами. Там выдают прежде всего из «политических» соображений – скрепляют союзы, соединяют усилия, умиряют вражду, наращивают влияние и могущество. Любовь там, понятно, на вторых ролях, потому что люди постоянно воюют друг с другом и банальный мир пока важнее чувств.

Вот в семейном обществе уже интереснее. Семейное – это там, где ячейка общества – простая семья. Там женщина и мужчина тоже не свободны, но они к счастью принадлежат только друг другу – семье. Там у них разные роли – прямо как в приведенном чуть выше анекдоте, только хомячков там поболе будет. В такой семье, например, жена не занимается материальными вопросами и может посвятить свои мысли романтическим думам. Вот в силу этого простого факта в семейном обществе на первое место и выходят личные чувства людей, и любовь уже играет свою скрипку в выборе мужа. И если женщине не повезло самой выбрать или если ее выбор не совпал с выбором ее семьи, она была обречена жить с нелюбимым мужем и только безнадежно страдать и мечтать. А если повезло – она жила с любимым мужем и была им обеспечена. Конечно, семейный уклад трудно назвать идиллией, в жизни всегда есть несовпадение желаемого и действительного. Тем не менее, этот тип общества – крупный шаг вперед на пути любви.

Так обстояло дело со всякого рода брачными свободами все долгие века до счастливого момента эмансипации женщины. Иными словами, человеческое общество вовсе не было абсолютно «свободно» в брачном смысле. Да и бывает ли такое в реальности?

Для ответа глянем ясным взором в наше современное, до краев свободное, «индивидуалистское» общество. Это самое общество – общество эмансипированной женщины, наконец-то способной выходить по любви – отличается тем, что все свободны, и каждый стал сам за себя. Государство защищает всех как бы одинаково, дает всем как бы поровну, и каждый строит свою жизнь, как считает нужным. Выходя «замуж» в таком обществе женщина озабочена в первую очередь практическими вопросами, поскольку некому теперь за нее думать и решать. И главное содержать. Выбор партнера по любви, теоретически возможный только в семейном обществе, в инди-обществе заменяется на более сложный выбор, призванный учитывать еще всякую всячину. И мы уже знаем – какую. Но бог с ними, с деньгами. Куда важнее результат – свободная женщина теперь не хочет замуж вообще. А на немногое число случайных браков приходится огромное число неслучайных разводов. Отчего и назвали ученые это общество таким заковыристым словечком.

Приведенная историческая перспектива с подкупающей прямотой показала, что брачная свобода, если ее последовательно практиковать, приводит к свободе от брака. Иными словами, если человека не заставлять, он жениться не будет. И уж тем более замуж не пойдет. Конечно, мы уже знаем, чего стоит вся эта кажущаяся независимость и как дорого обходится вся эта видимость равенства. Но в данном случае важен сам факт. Можно считать, что инди-общество – показательный социальный эксперимент, проведенный с целью выяснить: какова реальная сила любви и способна ли она преодолеть разобщающую силу денег. Или как далеко может зайти безответственность и эгоизм, если им дать такую возможность. Что ж, эксперимент явно удался.

Кстати, между странным инди– и всем известным коммунистическим обществом есть незримая связь. И то, и другое – абсурд, что наблюдательный читатель, наверняка опытный во всякого рода социальных экспериментах, уже давно понял. Нет, можно конечно предполагать и даже спорить, что экспериментальное измельчение ячейки общества до одной живой единицы – это закономерно и правильно. Что это очевидный всякому невооруженному глазу прогресс в сторону прав и свобод, в сторону эффективности производства и роста благосостояния, в сторону избавления от предрассудком и мракобесия. Может быть, может быть… Если только не брать во внимание, что одна живая единица пока не размножается, как и доказывает равнодушная статистика. И было бы странно, будь оно иначе.

Но разве это не естественно для человека – быть свободным? Естественно. Как и размножаться. И для того, чтобы понять, как психология индивидуализма смогла взять вверх над самой природой, надо заглянуть в самих себя. В конце концов, мы все и есть члены этого абсурдного инди-общества.

Индивидуализм

Зададимся следующим вопросом. Какое утверждение звучит правильнее:

1. Размножаться – сугубо личное дело, а дело общества – не лезть не в свои дела.

2. Размножаться – священный долг, а дело общества – найти способ заставить граждан выполнять его.

Наверняка № 2? В конце концов, раз уж доброе государство так помогает женщине, почему бы ему не потребовать что-то взамен? Что? Неужели нет?

Если пассаж о дискриминации мужчин наверняка оставил читателя равнодушным, то уж такое – вряд ли. Заставлять людей заводить семьи и детей?! Жуть. Мы все настолько привыкли к понятию «прав человека», что вся наша гордая психология восстает, ропщет и клокочет гневом. Права человека – это святое. За эти права пролито столько крови, сколько, наверное, не было пролито даже за золото (хотя это одно и то же). Кровь проливали в борьбе с деспотиями, тираниями, против самодержавия и абсолютизма, монархий и автократий. Но никогда за права человека не боролись с самим обществом. Потому что оно не было представлено в виде супостата. Поэтому благо общества – это химера. Нечто реально несуществующее. Такого понятия нет в правоведении, в правосудии, в праве вообще. Нет его и в юстиции, в юриспруденции, в юридической науке и жизни. Короче нигде. У общества нет прав. Оно может благополучно сгинуть в аду. Главное, чтобы права индивида не были затронуты. В этом суть свободы и прав эгоиста. И суть либеральной демократии – ярмарки прав, где все торгуются со всеми за свои права и права одного означают бесправие другого. Суть общества, которого нет, а есть только сумма индивидов.

Но ведь общество есть! И с ним не шутят. Есть и природа. С ней вообще шутки плохи. А откуда взялся он, этот гордый индивидуализм? Да он всегда был, только очень-очень незаметный. Потому что всю свою историю – от пещерной коммуны до самой до демократии – человек выживал в коллективе. И отвечал за свою большую дружную семью. И прятал свой эгоизм в самые дальние закоулки души. С воцарением демократии пришел капитализм. А с воцарением капитализма – демократия. И началось. Человек теперь выживает один – демократия гарантирует ему права, а капитализм – экономическую возможность. А значит, нужда в коллективизме и ответственности исчезает. С нуждой исчезает и сама ответственность, как порождение всего лишь окружающих социальных условий, а не каких-то там инстинктов. Да и ладно. Разве плох эгоизм? Не будь эгоизма, не было бы выгоды, не было бы денег, не было бы ничего. Общество освобождается от всего лишнего и регулируется деньгами. И это хорошо и правильно.

Но и кроме общества есть еще кое-что. И все это остальное, что есть в жизни человека, регулируется любовью. Только в обществе человек может корчить из себя индивидуалиста и выживать в одиночку. Любовь – это минимум двое. Тут-то и нужна ответственность. Тут-то и появляется баланс. С одной стороны – общественный индивидуализм, а с другой – семейный коллективизм. Строго говоря, само общество есть хоть и внушительная, но всего лишь надстройка над личными отношениями. В основе-то все равно семья, которая ни деньгами, ни правами не регулируется. Для общества семья – это нечто целое, неделимое. И отсюда вытекает парадоксальный вывод. Права есть не у человека, а у семьи. Не может быть личность «свободна» в одиночку. Не должна. Любая свобода невозможна без самоограничения. И значит, без семьи нет свободы.

Более того, только наличие семьи, как необходимого очага коллективизма, делает возможным индивидуализм. Потому что именно в этом очаге всегда выпекались самоограничение, ответственность и вытекающая из них мораль. И с его исчезновением вопрос о морали повисает в воздухе. Как долго протянет свобода без морали? Как долго протянет государство только на страхе наказания и силе законов? Не говоря уж о том, как долго протянет общество без семьи и детей.

Но, конечно, лишать человека прав ради того, чтобы он вспомнил о чем-то очень важном, ужасно негуманно. Всем нам очень хочется верить во все хорошее, и в частности в то, что человек – венец творенья, и он сам обо всем помнит, печется и тревожится. Сугубо добровольно. Но возможна ли в принципе добровольная семья в обществе индивидуалистов?

Плохой как говорится вопрос, потому что ответ мы уже знаем. Индивидуализм – психология социального эгоизма. Как со стороны мужчины, которому не хочется содержать и отвечать за кого-то, так и женщины, которой дорого желание жить как ей вздумается. И желания эти так же естественны, как и отсутствие семьи в обществе, где воспитываются только эгоисты. Эгоистам не нужна семья. А человек, воспитанный вне семьи, в свою очередь, не знает обязанностей, не знает взаимопонимания, не знает любви. Он знает или пренебрежение, диктат коллектива, или бесконечное потакание своим желаниям, в зависимости от того куда он попадает – на улицу, в детский дом или к матери-одиночке. Только нормальная многодетная семья готовит ребенка к обществу, прививает дух коллективизма, взаимовыручки, ответственности. Маленький, сплоченный коллектив – противовес большому, безликому обществу, в котором человек теряется и обретает одиночество. Без круга родных и близких не бывает полноценной психики, бывают только депрессии, наркотики и самоубийства – отличительные черты инди-общества. А кто благополучно выстоял, становится индивидуалистом и эгоистом. И его психология становится психологией всего эмансипированного общества.

В том числе и нашей с вами.

От психологии к идеологии и обратно

Примечательно, что изначально индивидуализм вовсе не задумывался таким уж отвратительным, каким он стал с эмансипацией. В младенчестве он был невинным естественным эгоизмом, сокрытым в дальних уголках души каждого коллективистски ориентированного товарища. Потому и воцарение капитализма с демократией было не только прогрессивным, но и нелегким делом. К счастью, роды прошли благополучно и святая троица, задающая вектор формирования общества – «психология – экономика – политика», явилась народу в реинкарнации «капитализм – демократия – права человека», а сам естественный эгоизм воплотился в несгибаемую идеологию, которая прочно подперла фундамент современного общества.

Эгоизм легко оправдать, но в данном случае у истоков превращения стоял не один, а целая плеяда мыслителей, объяснивших даже самым бестолковым, что личность – высшая ценность, а свобода личности – высшая цель. В те низменные времена и свобода, и личность были мусором под ногами, которые топтали все кому не лень, а потому эти высокие идеалы указали прямую дорогу к счастью. И было бы не только глупо, но и безнравственно отрицать их путеводную роль.

Идеалы имеют свойство ослеплять. Потому нет ничего удивительного, что индивидуализм, как воплощение всех этих идеалов, так горячо отозвался в сердцах и тогдашних коллективистов, и нынешних эгоистов. Потому неудивительно, что до сих пор так страшно ставить под сомнение чистую и непорочную идею независимости, освобождения и прочей примазавшейся эмансипации. Потому так страстно хочется молиться на еще одну святую троицу – свобода, равенство, братство – нимало не задумываясь о том, что у нас там теперь сестры в братьях.

Спев свою лебединую песню и при этом намертво застряв в мозгах, подгнивающий индивидуализм попал в лапы некрофилов-эмансипаторов, бессовестно приложивших его туда, куда прогрессивная плеяда ни за что бы не догадалась – к святая святых, к семье и любви. Так гуманная идеология счастья и прогресса, вопреки всем законам биологии выродилась в гадкого утенка – психологию бессердечного себялюбия, которую взяла на вооружение современная армия борцов за свои права, успешно разваливших с ее помощью и семью, и общество.

Но огульно оправдывать индивидуализм тоже нет смысла. Раз уж никто не догадался вовремя выбросить его на помойку истории, что ж теперь сетовать, что заложенное в нем эгоистическое зерно проросло такими ядовитыми грибами? Что бездумное продолжение индивидуализма в сферу любви оказалось таким логичным и прагматичным, что даже материалистичная природа не нашла в себе сил совладать с этим духовным идеалом своего венца творения?

Ныне изрядно смердящий идеал, по которому давно тоскует кладбище, усиленно бальзамируется государством-нянькой, поглощенным своей триединой задачей – уничижением отца, развращением матери, воспитанием ребенка-эгоиста. Индивидуализм подошел для этой задачи почти идеально. И индивидуализм, и эмансипация – однояйцевые близнецы, братишка и сестренка. Индивидуализм ведет к эмансипации, а та – снова к индивидуализму. И в основе этой карусели – права человека. Те самые драгоценные, желанные, несбыточные права без обязанностей, на которых выросло все западное общество с такой прогрессивной личной культурой. Однако право – это только заявка на будущее, возможность реализации желания. Что толку в правах, если некому будет их обеспечивать? Если все только берут? Право человека поглощать невозможно без обязанности отдавать. Уже самим фактом наличия прав и наличия общества-химеры индивидуалисты обязаны предыдущим поколениям, и долг этот требует возврата. А иначе права так и сгинут вместе с обществом.

Сам моральный кодекс строителя современной цивилизации: относись к другому так, как ты хотел бы чтобы он относился к тебе, недостаточен для здорового, полноценного общества, устремленного в будущее. Этот императив однобок и статичен. Он отрывает строителя от потока жизни, от смены поколений. Он должен быть дополнен чем-то вроде – отдай детям то, что ты получил от родителей. И потом еще прибавь от себя. Отдавать – епархия любви. О ней дружно и целенаправленно забыли. И идеология личной свободы и «естественного» права индивидуума-одиночки закономерно привела к изгнанию любви. Закономерно породила эмансипацию и закономерно породила тотальный эгоизм.

Феминизированный гуманизм

Отсутствие любви – единственный, если не считать запаха, но зато серьезный изъян идеологии индивидуализма. И это чрезвычайно мешает в деле закалки женщин и упрочении их решимости освободиться до полного и всеобщего конца – по той простой причине, что для женщины само сладкое слово «свобода» – по большей части пустой звук. И тут на помощь мумифицированному индивидуализму приходит феминизированный гуманизм.

Разумеется, это не тот гуманизм, который тоже идеал, путеводная звезда и дорога к счастью. Какое уж теперь счастье. В обществе абсурда оба эти бывших идеала приобрели сходные, весьма неаппетитные черты. Феминизированный гуманизм – это не любовь, а идеология любви, ее не личный, но общественный вариант, ее абстрактный социальный суррогат. Порожденный слабым полом, заточенный под его эмоциональные нужды и приспособленный под задачи его эмансипации.

Идеал любви для женщины – то же, что идеал свободы для мужчины. В конце концов, женщины не только безответственные эгоистки, соблазнившиеся деньгами и независимостью. Объективность требует вспомнить о том, что им присуща и жертвенность тоже. Правда лежит она в другой плоскости. Предназначения женщины не видно только в классической парадигме прав и свобод, в которой свобода – это свобода здесь и сейчас. Но кроме такого «горизонтального» пространства равноправных независимых борцов, есть и «вертикальное» – неравноправных представителей прошлого и нового поколений. Дети и родители – вот кого женщина окружает своей заботой, в то время как мужчина окружает заботой ее саму. И отдавая свою горизонтальную свободу мужчине, женщина принимает на себя соответствующую вертикальную ответственность. Должна, то есть. Но поскольку возможности такой ей государство не предоставляет, то свою ответственность новая государственная женщина распространяет на весь близлежащий мир, превращая идеал любви к ближнему в жупел всемирного женского гуманизма.

Эта гротескная версия гуманизма Возрождения не тогдашний передовой взгляд на природу и общество, воспевающий достоинство человека и ценность человеческой жизни, а свежая попытка одинаково горячо любить всех и каждого, и ближнего и дальнего, и своего и чужого, и хорошего и плохого. Экзальтированное, иррациональное, почти религиозное желание видеть в каждом человеке ангела без крыльев, достойного не только нормальных человеческих прав, но и потустороннего права на «счастье», сгоряча когда-то задекларированного и принятого женщинами близко к сердцу. Или желание заботиться обо всем, не считаясь при этом ни с чем – ни со здравым смыслом, ни с расходами, потому что если в реальном мире женская забота была ограничена возможностями, предоставленными ей мужчиной, то в кривом королевстве абсурда для женщины нет границ.

Версия эта расцвела особенно пышным цветом после эмансипации и постановки личных отношений в равноправной семье на «уважительные», деловые рельсы, что, безусловно, указывает на взаимосвязь того и другого. С одной стороны гуманизм воспевает равноценность мужчин и женщин и таким образом обосновывает освобождение их от взаимной любви и взаимного обладания. С другой, он распространяет высвобождающуюся универсальную любовь на всех, делая всех равно свободными и равно бесполезными друг для друга. Вытаскивает личные отношения любви и заботы из обессилевшей равноправной семьи на уровень общества, становясь вторым после индивидуализма моральным подспорьем общества равных экономических членов, где крупный недостаток любви компенсируется мелкими благотворительными подачками, а недостаток эгоистичной мужской заботы – гуманной заботой государства. Потому что это бесчеловечно и, конечно, ужасно негуманно – запирать равноценную женщину на кухне, лишать ее возможности реализовать свою личность и жертвовать своим счастьем ради мужа и детей.

И в этом кроется маленький секрет женского гуманизма, превращающего субъект любви в ее объект. Социальная гуманистическая любовь имеет те же эгоистические корни, что и ее двойник, антипод и альтер эго – социальный эгоизм. Стыдясь естественного эгоизма, гуманист провозглашает, что надо любить всех, каждая живая тварь равно достойна любви. Неживая природа кстати тоже. И обязательно наделять правами, начиная с главного – права на эгоизм. И помогать. А как же без посторонней помощи? Без нее невозможна реализация индивидуализма как образа жизни – желание жить как нравится неумолимо приводит к сначала просьбам, а потом и требованиям помощи со стороны – государства, родителей, даже работодателей. Это закономерно: разве индивидуализм не учит, что свобода выбора и самоопределения личности – высшее благо? Разве гуманизм не утверждает, что человек есть высшая ценность? А ценности нужна забота. Так индивидуализм и гуманизм взаимно дополняют и оправдывают друг друга. А массовая раздача любви и социальной помощи, характерная для щедрого государства-няньки, развращает, порождает лень, иждивенчество и тот же самый эгоизм. И в итоге современная женщина сначала не хочет рожать, а потом, когда родила, не хочет работать. Современный мужчина не хочет работать с самого рождения. И то, и другое – современные символы свободы от общества, которое должно, однако, им всем помогать.

Два типа любви

Доведение идеала гуманизма до степени пользовательской инструкции заставляет сделать суровый и беспощадный вывод. Любовь абстрактная, социальная и гуманистическая, в отличие от конкретной, индивидуальной и человеческой, это вовсе и не любовь, а заблуждение, изнанка добродетели и в конечном итоге зло. То, что нормально в личных отношениях, то что является благом для человека, абсолютно не подходит ко всему обществу. Человек может быть бескорыстным и это замечательно, но если все будут бескорыстны, общество рухнет. Человек может быть прям и честен, но если все будут откровенными – люди забудут про мир. Та же доброта и мягкость в случае своей массовой эпидемии приведет общество только ко всеобщей анархии и упадку. Социум, рынок, культура – все это построено на совершенно иных принципах. То, что естественно, нормально и хорошо для личной сферы, чуждо, вредно и губительно для общественной.

И это в полной мере относится к любви. Из того, что все люди являются людьми, никак не следует их равноценности. Уравнительная гуманистическая любовь тут вступает в прямой конфликт с деньгами как мерой социальной ценности человека. Выстраиваемое деньгами рациональное общество, регулируемое этикой свободных, порядочных людей – которую можно было бы при сильном желании назвать мужским гуманизмом, – помогает бедным не из любви к ним, а потому что дешевле накормить, чем стеречь. И предоставляет среднее образование, чтобы дать равный старт в жизни. И бережет животных, потому что они воспитывают доброту, а жестокость порождает жестокость. Сочувствие и сострадание в обществе в обязательном порядке должны уравновешиваться рассудком и осознанием последствий, а общественно-гуманные поступки – ответственностью за их результаты. Что, по странному казусу, присуще именно мужчинам. Стремление мужчины к собственной выгоде породило, в конце концов, и достоинство, и уважение, и беспристрастность, необходимые для эффективного функционирования общества. И которые не имеют ничего общего с утопической любовью и всеобщим счастьем. Но если разум заменяется инстинктами, если этика заменяется милосердием, если нравственные принципы заменяются жалостью и заботой, а мужская ответственность – женской добротой, можно видеть настоящий расцвет гуманитарно-деловитой «культуры» как на национальном, так и на международном уровнях – тут и расточительные социальные программы, и щедрые пособия, дотации и субсидии, и уравниловка, и расцвет миллиардных «индустрий» благотворительности, беженцев, гуманитарной помощи. И даже отмена смертной казни, права эмбрионов, права террористов, права пиратов и прочая «толерантность» ко всему на свете, включая людей, стремящихся уничтожить саму эту культуру и само это общество.

В отличие от феминизированного гуманизма, рациональная этика вовсе не требует любить кого попало, а уж тем более заниматься филантропией за чужой счет. Уважение, права и сочувствие – вовсе не слепая «любовь». Да и найти в себе силы громко признать, что ценность как видов, так и полов, и даже отдельных людей – и для индивидуума, и для общества – бесконечно разная, тоже нелегко дается. Куда легче говорить одно, а делать другое. Те же записные гуманисты, поедая телятину, старательно отгоняют вредную для успешного пищеварения мысль, что теленок – это дитя, убитое без всякой надобности, просто чтобы они могли им полакомиться. Те же полуголые «звезды», позирующие в защиту прав животных, старательно привлекают внимание не к правам, а к собственной фигуре. Почему бы гуманистам вместо этого не организовать действенное лоббирование, или просвещение масс, или что-то еще, за вегетарианство или какое-нибудь «искусственное» мясо, раз уж им так жалко мясо натуральное? Этот лоск гуманизма – отрыжка сытости, которая мгновенно слетает, когда на кону стоят вещи посерьезнее. Другое дело деньги или истинная любовь – это проявления сущности человека. Никто в здравом уме не пожертвует на алтарь гуманизма свою собственность или свое тело.

И в отличие от безграничного гуманизма, истинная любовь ограничена близкими людьми и только там она может проявить свою жертвенную сущность. Человек всегда делит людей на своих и чужих, ближних и дальних, и иначе не бывает и быть не может, это инстинкт выживания, принцип здравого смысла и закон нравственности. Уважение – нормальные реакция на чужих, посторонних членов социума. Сочувствие – реакция на чужих, оказавшихся рядом. И любовь – на истинно близких. И никакому «гуманизму» не изменить этого простого, привычного факта. И если уж говорить об абсолютной, действительно высшей ценности, то почему бы не вспомнить о простой человеческой любви? И вытекающих предназначениях, смыслах, целях и детях? Своих, конечно, детях. Потому что они берутся только от такой, самой обыкновенной любви. А не от той, что призывает возлюбить всех «как самого себя» и тем подменяет высшую ценность – истинную любовь – высокой и красивой ложью.

Духовная близость эмансипации и гуманизма только заостряет внимание на том факте, что сферы приложения любви и денег абсолютно разные. Как неуместны деловые отношения в семье, так и безответная любовь ко всему шевелящемуся неуместна в обществе – однако это именно то, что происходит. Ослепительный идеал всеобщей любви мешает трезво смотреть на вещи, в частности и пожалуй в особенности, на семью. Только рациональные, формальные отношения в обществе закона способны навести порядок и заставить его эффективно функционировать. И только личным отношениям принадлежит любовь, милосердие, благотворительность. Можно сказать и наоборот – личные, человеческие отношения формируются между людьми, которые попадают во взаимное «поле» любви, в поле нравственного потенциала человека, сила которого, разумеется, конечна. Чем дальше люди отстоят в обществе друг от друга – тем слабее узы любви и сильнее законы денег. Тем отношения менее личны и более формальны. Тем слабее жертвы и помощь, и сильнее разум и расчет.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации