Текст книги "Деревья не лазят по людям. Стихи и удетероны"

Деревья не лазят по людям
Стихи и удетероны
Игорь Терехов

© Игорь Терехов, 2017

ISBN 978-5-4485-9430-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПУШКИН В 2017 ГОДУ

Робот, похожий на Пушкина, встретит гостей

Московского фестиваля литературы… Силиконовый андроид одет во фрак и цилиндр, а главное – знает сотни стихотворений гения.

Новости телеканала «Культура», июнь 2017 г.

 
Вот Пушкин сидит в интернете.
И что же он ищет, друзья?
Как лидер острит в кабинете?
Иль падает нефти струя?
 
 
Ну, точно не где там Навальный,
Иль те, что при власти давно,
Кто учит народ наш страдальный,
Что прошлое наше… дерьмо!
 
 
Он ищет у нас пониманья,
Что пламень еще не угас,
Что, выдержав все испытанья,
Не вымер наш умственный класс!
 

ДЕРЕВЬЯ НЕ ПОДНИМАЮТ ОПАВШИЕ ЛИСТЬЯ

САГА О ДЕРЕВЬЯХ

1.

Деревья, как люди, растут в высоту.

Деревья, как люди, молчат в вышине.

Деревья, как люди, несут красоту.

Деревья, как люди, мелькают в окне.

2.

Деревья стонут от ветра,

Человек стонет от любви.

3.

Деревья бывают счастливы, как люди,

И столь же одиноки, как люди.

4.

Люди лазят по деревьям.

Деревья никогда не лазят по людям.

5.

В деревьях живут птицы.

В человеке живут мысли.

Мысли – те же птицы,

Что прячутся в твоей голове.

6.

На деревьях сушат бельё.

На человеке бельё мокнет

От страха и похоти.

7.

Деревья не могут поднять

Опавшие осенью листья.

А люди легко собирают

Разбросанные под деревом одежды.

8.

Люди убивают деревья.

Деревья никогда не убивают людей.

9.

Человек разглядывает дерево,

А дерево разглядывает душу человека.

10.

Деревом быть трудно.

А человеком – невозможно!

11.

В этом городе только деревья

Способны понимать тебя.

КОМПЛЕКС СТАНИСЛАВСКОГО

Когда порою рассказываю, что это был город-сад,

в котором не знали, что такое контртеррористическая операция,

люди на улицах делились не на мусульман и православных,

а на курортников и местных жителей,

вдоль всего главного проспекта цвели розы,

а в маленьком букинистическом магазине встречались

известные поэты и будущие нобелевские лауреаты, —

случается, замечаю, что молодежь с трудом преодолевает

в себе комплекс Станиславского.

С таким же затаенным «не верю» слушал когда-то и я

рассказы героев Гражданской войны!

Я ВИДЕЛ ИСКАЛЕЧЕННЫЕ ДЕРЕВЬЯ…

Я видел деревья, искалеченные людьми,

Птиц с перебитыми крыльями,

Котов и кошек с выбитыми глазами,

Брошенных собак и детей.

Мне часто бывало стыдно, что я человек.

И только иногда гордился принадлежностью

К роду людскому —

Когда читал Толстого и Руссо,

Слушал Бородина и Даргомыжского,

Стоял возле полотен Рембрандта.

45 СЕКУНД

эти сорок пять секунд ночного прощания

по телефону

так важны для нее

что она готова променять их

на сорок пять минут субботних

телесных содроганий в его машине

ПОРОЮ…

порою старый фильм по каналу «Культура»,

пара рюмок «кизлярки» с сербской

брынзой и греческими оливками,

вид за окном голых деревьев,

чуть припорошенных первым снегом —

могут спасти нас от острого желания

нажать на спуск наградного пистолета.

СТРАШНЫЙ СУД

Он всегда думал:

Страшный Суд

напоминает очередь

в газовую камеру Аушвица.

Но оказалось – это лица детишек

в ватниках и солдатских ушанках

за дощатым забором

провинциального детдома.

НА ВОЛХОНКЕ

Отказавшая тебе вчера женщина

сегодня мокрыми глазами пожирает

прелести Давида, изваянного

Микеланджело и выставленного

в копии в Итальянском дворике

Музея на Волхонке.

Что за комиссия,

Создатель?

Надо же предупреждать,

что образованным шатенкам

по нраву необрезанные иудеи,

а не списанные на берег морпехи

Амурской флотилии!

ТРИПТИХ О ВРЕМЕНИ

1.

странное было время

искривленное было пространство

Эйнштейн ничего не понимал

и часами играл на скрипке

а мама в школе учила стихи

о легендарном батыре Ежове

2.

Какая стабильная была жизнь:

Каждые пять лет партсъезд,

Планы на будущее и предстоящее.

И никто на трибунах не замечал,

Что будущее расходится с настоящим.

Об этом кричали только поэты,

Но все они были отправлены

На берега Леты, в психушки,

Лазареты и специальные кабинеты.

Потом будущее, как водится, стало прошлым,

И критиковать партию стало пошлым.

А поэты стали известными, жирными

И многословесными.

Оправдались их прогнозы,

Что зимой будут сильные морозы,

Весной – капель, кукушка – летом,

Осенью – луна.

С праздником, родная сторона!

3.

Облака, как конница, движутся в Сухум.

Море Черное старается – моет берега.

Человек под деревом думает о времени.

«Остановись мгновение – ты прекрасно», —

молвил как-то древний грек.

Человек – ты сам мгновение.

И прекрасен только в те часы мгновения,

когда Всевышний отражается в тебе.

ОРДЕН ЛЮБВИ

На память о последней встрече

она положила ему в нагрудный карман

пиджака свои кружевные трусики.

Он гоголем прошел по бульварам

с этим Орденом любви на груди.

Кавалеры громко смеялись вслед,

дамы стыдливо отводили взоры,

обыватели крутили пальцами у виска,

а молоденькие девушки спешили

в магазин французского белья.

ГОРОДСКИЕ УЛЫБКИ

Цветы, кустарники, скверы

и детские площадки —

это улыбки города.

Лицо поселения всегда хмуро.

Его пересекают морщины оврагов

и оспины рытвин на дорогах.

ТОЧКА ОПОРЫ

– На что вы опираетесь? —

спросил его корректор.

– Соперничать изволите с мэтром? —

улыбнулся в усы редактор.

– На премию Евросоюза метишь? —

подмигнул директор издательства.

Типографские тоже подъелдыкивали,

и, как водится, давали благие советы,

кто-то даже попросил

десять долларов до аванса.

Но из них не заметил никто,

что опять он ненастьями запил

и что полы седого пальто

задели за поросли капель.

ОТ МАТФЕЯ

Он всегда думал, что ему будет знак.

Он успеет проститься с друзьями,

сказать финальную фразу

и эффектно уйти в вечность.

Но все произошло как-то неожиданно,

после полудня, на пригородном вокзале.

Он даже пукнуть не успел!

Говорил же нам Матфей, что каждому

воздастся по делам его.

ОТ ДИОНИСА

Оргазм —

маленькая смерть.

Смерть —

фантастический оргазм.

Ты готов

к большому взрыву?

Или тебе

по-прежнему

требуется прелюдия?

КРАТКИЙ КУРС ФИЛОСОФИИ

Бибихин разъяснял нам Хайдеггера.

Мотрошилова разъясняла нам Хайдеггера.

А Хайдеггер разъяснял всем Парменида.

ТОСКА ПО БАРАКУ

Бывший узник соцлагеря

Просится обратно в свой барак.

Но никто не откроет ему ворота —

Охранники заседают в парламенте.

ПРОТЕСТНОЕ

Протестую против

империализма тела!

Да здравствует социализм мысли!

АРИТМИЯ СЛОВ

Стихи —

твоя кардиограмма, записанная с помощью

анбажаменов, цезуры и рифм.

Читатели, как врачи, просматривают ее,

И порой выносят неутешительный приговор.

ВОСПОМИНАНИЯ О ЛЕТЕ

* * *

Не заслужили мы теплого лета.

А. К.

Где это лето?

Где запахи купален,

нагретых желтым солнцем?

Воды жемчужные подвески

на кубках женских тел?

Фигуры волн и ветра?

А вкус вина на берегу

и поцелуи на закуску?

Куда исчезли дачники?

Неужели

те две недели в июне,

наполненные духотой

и инфарктами,

и были макушкой лета?

Если это так,

то на следующих выборах

я буду голосовать за осень!

* * *

Бориска и Маруся…

Они поженились в двадцать третьем,

Через год родилась Нила – моя мать.

Потом они стали колесить по стране:

построит Бориска завод где-нибудь на Урале,

а Маруся только-только наведет марафет

в служебной квартире,

пора уезжать в Среднюю Азию —

помогать братьям-киргизам

строить новую светлую жизнь.

В моей памяти они впервые возникнут в Ангарске:

Маруся что-то готовит на кухне,

а Боря красным отмечает в газете «Правда»

перлы державной премудрости —

готовится к выступлению на партактиве.

Вечером придут гости – супруги Тищенко,

Донские, Дорошенко, Исаковы и Каганеры.

Будут играть в преферанс и пить

охлажденное Шато д’Икем.

За столом разговоры о Тито,

Хрущёве и нефтехимкомбинате,

вывезенном до последнего винтика

из Германии в сибирскую тьмутаракань,

сюда, в междуречье Ангары и Китоя.

Я засыпаю под музыку вальса «Амурские волны».

Через пятнадцать лет, – как в старинном

романе или традиционном кино, —

та же картина повторяется снова,

теперь уже в небольшом городке

на равнинном Кавказе.

Маруся что-то готовит на кухне,

а Боря на диване читает журнал

«Охота и охотничье хозяйство».

Вечером придут гости – супруги Исаковы

и Дорошенко. Донские остались в Сибири,

Каганеры, по слухам, уезжают в Израиль,

а Тищенки перебрались на Украину,

что вызывает легкую зависть:

гоголевские Кобыляки, Шишаки, Яреськи,

тихий Псёл, расписные хаты

и вишни величиною с детский кулак.

За преферансом разговоры о ценах на рынке,

вкладе Брежнева в нашу победу,

нравах местной больницы и перспективах

коммунизма к восьмидесятому году.

Бориска и Муся…

Милые мои мечтатели и бессребреники,

любители марочных вин, украинской кухни

и коллективных карточных игр,

читатели классики и газет, резонеры,

стремившиеся привить мне хорошие манеры

и любовь к необъяснимому разумом хаосу,

что зовется нашей русской действительностью,

с кем вы водите дружбу в царстве теней?

В какие там игры играете? О чем говорите?

Два гранитных надгробия за одною оградой,

Два кипариса, взметнувшихся в небо.

LOVE STORY

Кафе на Лайсвес-аллее. Прохлада собора.

«Лайсвес, – ты говоришь мне, – это свобода!»

Свобода не носить лифчик?

Стряхивать пепел в кофе?

Слушать до утра прыщавого идиота?

Прости, но мне казалось, свобода —

Это разыгранная в жизни «лав стори»,

Где мы исполняем роли актеров.

Видимо, я ошибался. Сорри.

* * *

И все-таки только деревья:

Цветущие скалы каштанов,

Божественных пиний утесы,

Монбланы снежных акаций,

И грабы, буки, веди, орех, —

Все горные кряжи, отроги,

Вершины древесного мира

Неизменно дарили покой,

Упоенье и негу, – зимой,

В межсезонье, ночью и летом.

А Вирджиния Вульва лгала

Виртуозно, была холодна,

Равнодушна, спесива. Вечно

Куда-то спешила, бежала,

Летела, скакала, шагала,

Плыла – и дивную Флору, —

Соперницу земнорожденных богинь, —

В упор замечать не желала.

* * *

Я умру довольно молодым,

Страшно одиноким и красивым.

Будет утро, лето, дождь как дым,

После – солнце выйдет над Россией.

И в тумане долгом над рекой

Тихо встанут три фигуры

Вдов солдат последней мировой —

Мамы, бабушки и тети Шуры.

Птицы громко закричат в листве.

Ты проснешься вся в слезах и краске.

«Все в порядке в дружеской Литве», —

Скажешь мужу, принимая ласки.

В КОНЦЕ СВИДАНИЯ

Однажды в конце свидания,

когда она уже надела платье

и практически возродила

помятую красоту, он аки зверь

набросился на неё и повалил

на пыльный ковёр.

Она была поражена, смотрела

на происходящее как бы со стороны

и только в конце невольно застонала.

Через много лет она вспоминала

тот день с улыбкой.

«Всё-таки он был по-настоящему

влюблён в меня», – думала она,

остужая внучке липовый чай в блюдце.

А его на другом конце света

в солнечные дни вывозили на прогулку

в инвалидной коляске.

И все медсестры чем-то напоминали её.

УЛЫБКА НЕЗНАКОМКИ

Он приметил её ещё в автобусе

по пути из аэропорта в гостиницу.

Мелькали пляжи, оливковые рощи,

православные храмы исключительно

двенадцатого века

(если верить красноносому гиду),

летние рестораны, кафе, шашлычные,

дачи бывшей партийной номенклатуры,

захваченные полевыми командирами,

ставшими теперь сенаторами и

крупными бизнесменами.

Раскосая сытая машина для плотских утех,

казалось, она никого не замечала вокруг,

слушала только гида да держала за руку

малолетнего сынишку.

Муж отпустил на курорт с ребенком,

уверенный, что в этом возрасте мальчик

послужит лучшим поясом верности,

а здесь по шоссе ночами носятся

пилоты Формулы-1, кретин!

«Что ты бормочешь под нос себе?» —

спросила юная жена, прикорнувшая

у него на плече.

«Так, стихи одного грека», – сказал он.

«Гомера?» «Какая тебе, в сущности, разница? —

Одиссеаса Элитиса!»

«Какой ты у меня образованный!», —

вздохнула юная нимфа

и прикрыла ладошкой рот.

Только на седьмой день в холле гостиницы

он поймал на себе её тёмный взгляд.

Но поделать ничего не мог:

рядом была жена.

Да, и похождения в венецианском стиле

были для него уже пройденным этапом.

Снова они случайно столкнулись в своем городе,

cпустя полгода, перед кассой супермаркета.

Он опять поймал на себе ее взгляд, кивнул,

а она в ответ неожиданно улыбнулась.

Так улыбались девчонки-отличницы

тупым переросткам-второгодникам.

ЭТА ЖЕНЩИНА

Мне всегда нравились сдобные женщины,

а эта вылеплена из песочного теста

и напоминает цыплёнка в привокзальном буфете.

Части её ландшафта навевают в памяти

картины среднерусской равнины,

а меня всегда влекли горы, утёсы, холмы

и другие духоподъемные местности.

И ещё мне очень хотелось, чтобы

у моей женщины были роскошные волосы.

В них можно было бы укрыться от голода и мора,

а потом громко крикнуть urbi et orbi¹:

«Мир ловил меня, но не поймал!», —

и сразу попасть в сто первый том

«Философского наследия».

А у этой биксы короткие пряди волос

выкрашены в синий цвет. И маленький мальчик

на остановке седьмого маршрута пытает её:

«Ты – дяденька? Или тётенька?».

«Я – femine fatal², малыш!», – отвечает она,

отправляя щелчком окурок от «Примы» в урну.

Эта женщина – моя третья жена.

И первая женщина, переживающая

по утрам о бутербродах для меня

больше, чем о собственном макияже.

¹) – городу и миру (лат.)

²) – роковая женщина (фр.)

СУД В ТРОЕ

Мы вели себя все,

Как велела Елена.

Ж. Жироду

Я не хотел, Ваша честь, связываться с этой шмарой.

Я ей прямо сказал: «Елена, запахни хитон! Не надо

выставлять передо мной мраморные ляжки.

Я всего лишь человек, могу и не устоять!

Но не позволю, чтобы ваши поганцы

снова топтали и жгли нашу любимую Трою».

А она мне, Ваша честь, говорит:

«Ты – не герой! Ты – всего лишь актеришка,

приглашенный на роль героя. Поэтому

расслабься, и делай, что я скажу!».

«Замолчи, курва!» – закричал я.

И оформил её сначала с парадного,

а потом и с чёрного входа.

Ничего прекраснее, Ваша честь,

я не испытывал за всю свою жизнь,

и, наверно, уже никогда не увижу!

Она так же прекрасна, как античная драма,

как деревенский хлеб с фалернским вином

и маслинами, как закат над хребтами Колхиды.

Я готов, Ваша честь, к любому приговору,

вплоть до высшей меры Зевсового трибунала,

но только, прошу Вас, пощадите Елену —

отправьте её назад, к недоумку – царю Менелаю!

ОТРЫВОК

О тех, кто убирает мусор

С прибрежной полосы,

Кто высаживает цветы

В квартале серых хрущоб,

Кто кормит бродячих собак

И ставит свечи в церкви

За бездомных…

УТРО НА ОКРАИНЕ

Шорох голубиного крыла,

Скрип тормозов автомобиля,

Голос проснувшегося ребенка…

Невидимый аранжировщик суток,

Как хлеборез в столовой,

Нарезает ночную тишину

На дольки утренних шумов.

ДЕВЧОНКИ С ОКРАИНЫ

Маленькие подранки с окраины —

Как они крутят попками,

Чтобы привлечь внимание пацанов!

И как они возвращаются толпами

Вечером после танцев,

Обсуждая, кто и кем целовался!

КУРТУАЗНОЕ

Когда расцветают белые лилии

Наши бараки превращаются

В королевский двор Валуа.

Ты – моя королева!

Маргарита Наваррская!

Отложи свой «Гептамерон»,

Сними с себя лишнее,

Стань в позицию №2.

Это так куртуазно!

В ПОИСКАХ КОРНЕЙ

Библиотека твоего деда,

Фонотека бабушки,

Пинакотека мамы

И, конечно, винотека отца,

В смысле, Монблан

Пустых бутылок, —

Вот те корни, что питают

Этот и другие твои стихи.

НАШИ КУМИРЫ

Нам говорят: вот он, он наконец-то пришел. Мы дождались его.

Теперь все читают его книги, цитируют, просят автографы.

Героя приглашают на телевидение и партийный фуршет,

Его портреты украсили наш культурный ландшафт.

С его появлением картина эпохи кажется завершенной.

Мы все умрем, счастливые, что были его современниками.

И только наши внуки почувствуют, что-то неладное.

«Странные они были люди, верили всяким болтунам», —

скажут седовласые потомки, разбирая полки

семейных библиотек.

ТЕРРОРИСТКА

Когда её бросил возлюбленный,

она купила взрывчатку,

много взрывчатки,

и оставила ее в сумке

в полицейском участке.

На суде она говорила,

что не хотела смерти невинных,

желала только воскресить

порушенную гармонию мира.

Выглядела она очень искренней.

Её даже не признали невменяемой.

Узнав из новостей о взрыве,

её бывший застрелился,

не выдержав груза

моральной ответственности.

Она торжествовала: Господь велик!

Он услыхал её молитвы!

ГЛАВНЫЕ СИЛЫ

Я знаю, что такое жизнь!

Мне о ней рассказывал

старый подполковник

в пивном ресторане

на Петроградской стороне.

Ему приказали удерживать

плацдарм до подхода

главных сил.

На третьи сутки боев

он спросил по рации

командира, когда же подойдут

эти самые главные силы.

И услышал в ответ:

«Их не было, сынок!

Теперь главные силы —

Это ты и твои головорезы.

Держитесь до последнего!».

Звезду Героя ему вернули

только после ХХ партсъезда.

На всех этапах, лагерях и пересылках

его хранила одна лишь вера

в страну и русский народ.

«Помни, сынок, теперь ты —

резерв главного командования.

Стой до последнего

на своем рубеже!», —

говорил он мне,

мальчишке-студенту,

разливая водку по стопкам.

И мы пили, стоя, за нашу Державу!

ПОКА ЕЩЁ…

Пока ещё тебя приглашают

на встречу выпускников старой школы.

Но уже вычеркнули из всех списков

личного состава воинских частей,

редакций газет и новостных агентств,

органов управления любви и ненависти.

И городские хроники запомнят тебя

только благодаря дружбе с собаками

и субботним бутадам после выпивки

с маловразумительным

художником-примитивистом.

ОСЕНЬ ПЕРЕПИСЧИКА КНИГ

1.

Последний теплый луч упал

На раскрытый томик Басё.

2.

Жёлтое солнце плутает

В лабиринте голых ветвей.

3.

Первый иней на деревьях

Ночью подмигивал звездам.

4.

Только опавшие листья и ветер

Целый день снуют по главной аллее.

5.

Ночами по крыше флигеля стучат каштаны с дерева,

А фрейлинам мерещатся в кустах мальчишки-стражники.

6.

Из густого тумана торчат знакомые уши и хвост —

Это наша собака сидит в засаде на серых гусей.

7.

Свернувшийся на дорожке опавший лист —

Словно выпавшая у кавалера тайная записка.

8.

В комнатах собраны тюки летних вещей, —

Мы готовимся к путешествию в осень.

9.

Голые деревья в ожидании дождя —

Как купальщицы, застигнутые случайным прохожим.

ЛИСТОПАД

Месяц – листопад.

Солнце – невпопад.

Ветер. Снегопад.

Мыслей перепад.

Горький лимонад.

Модных песен ад.

Пьяной бабы зад.

Мерзкий маскарад.

Тусклый вертоград.

Ссуды да заклад.

Близкой бездны хлад —

Вот такой расклад.

В НОВОМ ТЫСЯЧЕЛЕТИИ

Слушать музыку, сочиненную компьютером.

Наслаждаться безалкогольным пивом

и душистой электронной сигарой.

Потом уединиться с надувной Клеопатрой

и прошептать ей на ухо что-то совсем уж неприличное.

Если она затрепещет в ответ, можешь смело считать,

что ты выиграл этот сет, гуманоид!

ВОЗДУШНЫЙ ПОЦЕЛУЙ МИСС ДИКИНСОН

АРОМАТ ЛЮБВИ

Они встречались в мастерской художника.

Незаконченным полотнам на стенах казалось,

что на диване обнимаются двое натурщиков.

Она уходила первой, как нашкодившая школьница.

А он еще долго умывался над рукомойником.

Она же несла аромат их любви любопытной улице.

Дарила душному городу запах прибоя и водорослей.

* * *

…и никто не кормит вороньё.

Т.Б.

Люди любят делиться хлебом

С голубями, воробьями, синицами,

Но особенно со статусными птицами.

Возле пруда, где как бумажные кораблики,

По воде скользит целая эскадра лебедей,

Стоит большая толпа взрослых и детей.

Но птицы из породы «люблю вас» не берут

Из рук французские булки, кочевряжатся!

Ждут, вероятно, коврижек из кондитерской «Норда».

А мы с тобой, дорогая, в это время кормим ворон.

Как эти изгои бывают благодарны за каждую кроху!

Однажды в крещенский мороз я разбросал

На снегу целый пакет ячневой крупы для них.

Трудно описать, что вытворяли эти строгие,

Похожие на католических священников, птицы.

Они танцевали, кружились, махали крыльями

И хвостами, а младшие даже делали книксен.

Мне в то утро улыбнулся Христос с иконостаса в храме,

А мисс Дикинсон прислала воздушный поцелуй с небес.

БЕЛЫЙ ШРИФТ СНЕГА

Каждое утро пересчитывать градусы за окном,

словно мелочь в дырявом кармане.

Не попадать с одёжкой в перемены настроения погоды.

По ночам слушать охрипшие гудки тепловоза,

пробирающегося в клочьях тумана мимо кустов

шиповника и мушмулы по старой ржавой дороге.

Рисовать на полях пустых страниц профили

давно забытых очарованных странниц.

Но однажды поймать миг, когда черные страницы

двора начнут заполняться белым шрифтом снега.

И вздохнуть с благодарностью в сердце:

книга зимы раскрылась на нужной странице.

ОДИНОЧЕСТВО

«Одиночество» – ты говоришь?

А книги, картины и фильмы,

что листал и смотрел ты с друзьями?

А цветы, что прижимала Флора к груди?

И песни, звучавшие в памятном мае?

Разве они все пропали, засохли, исчезли?

Выйди в сад на закате, по аллеям пройдись,

книги с полки сними, на офорты взгляни,

и с багетов пыль влажной тряпкой стряхни,

«Касабланку» поставь, как прошлым летом

в Мариенбаде, или «Зеркало» вновь посмотри.

Что ты скажешь теперь?

Милые тени мелькают вокруг,

дружбы слова как прежде звучат,

о любви напевают девчонки,

кто-то руку кладет на плечо,

и бокалы в буфете

начинают сами греметь!