Текст книги "Отречение"

Когда остальные члены экипажа узнали о принятом решении, то они испытали двоякие чувства: с одной стороны – радость возвращения, с другой – страх. Ведь два дня назад они испытали на себе это чудовище – Сигнал первой категории, и возможные его последствия….

Сообщение N……

Первый этап операции «ОТРЕЧЕНИЕ» прошёл успешно. Высший Демиург остался доволен, сняв единоличный контроль над «Фаером». Второй этап начался на Тенле, куда сконцентрировано внимание Демиурга. Ввиду большой сложности второго этапа Всевышний попросил помощь у Синклита Мира. Просьба удовлетворена…

февраль 1986 – 16 июня 1996 гг.

Часть 2. Мясники Тенли

Рабы смерти

Город пытался уснуть. В окнах его домов угасал свет, во дворах затихал девический смех и пьяный гомон алкашей, на дорогах его улиц уставшие авто разбредались по дворам и стоянкам. Не спали любители футбола и эротических шоу по ТВ, да влюбленные, жадно глотающие сладкий нектар, подаренный самой природой. Один из немногих, кто не спал не по своей воле, был майор Национальной Безопасности Владимир Глухих. Он тупо смотрел туманными от постоянных недосыпаний глазами в терминал спецаппаратуры. Специальная аппаратура чуткими антеннами вынюхивала в эфире сигналы, которые излучал допотопный компьютер Игната Воробьёва, и бесстрастно воспроизводила на мониторе майора Глухих. Кроме него, по той же причине не спало ещё сорок человек, которые обеспечивали его безопасность и незаметность противозаконных действий. А Игнат, ничего не подозревавший о том, долбя по заедающим клавишам, набирал текст своего рассказа. Делал он это по ночам потому, что днём на это занятие не хватало времени. Читая на экране терминала очередной абзац, набранный Игнатом, Глухих протёр глаза, и поудобнее устроившись в кресле, начал наводить Игнату искусственную головную боль, как его учили на курсах по психологии в спецшколе НБ. В динамиках подслушивающей аппаратуры послышалось шарканье тапочек по полу.

– Наконец-то этот козёл угомонился, – подумал Глухих, сладостно предвкушая тот момент, когда его голова коснётся подушки и он провалится в сладкий сон под недовольные вздохи жены. Майор Глухих «водил» Воробьёва уже несколько лет, благодаря чему и получил звание майора с соответствующей материальной надбавкой. Главная задача, которая была поставлена перед Глухих несколько лет назад – это заставить работать Воробьёва на НБ в любом виде – или в качестве сексота и стукача, или в качестве сотрудника, что практически одно и тоже. А Воробьёв был очень заманчивой птичкой для НБ. Он имел связи и знакомства среди прогрессивно настроенных людей, да и не только среди них. Кроме этого, он знал каратэ, что немаловажно для оперативника, плюс интересовался психологией и проблемами, связанными с Богом. Имея высшее техническое образование, зная в совершенстве системный анализ, изучая проблемы палеоконтакта и феномен изотерических знаний, Игнат использовал все свои способности для того, чтобы разобраться в такой сложной загадке Тенли, как Высший Космический Разум, или, другими словами, Бог.

С годами знания выкристаллизовывались, как капля смолы в глубинах морей, постепенно вырастая в удивительный янтарь единой Истины, который никто не мог отобрать, да и самому его передать кому-либо было очень сложно. Окунувшись в эту мутную воду, увидев те сокровенные знания и невообразимую сложность бытия человека, Игнат знал, точнее, понял с годами, что он – один из тех, кому предстоит толкать колесо Эволюции, кому придется вписывать новые страницы истории Тенли. Игнат прекрасно понимал, что как только он это скажет вслух, то его тут же упрячут в психушку. Но ведь что-то же нужно было делать. И самое неприятное для него было то, что он не знал, что нужно делать. После того, как он пять лет проработал в Академии Наук, после того, как его оттуда, откровенно говоря, выперли, он понял, что у него есть только одна роскошь – писать стихи и рассказы. А там будь, что будет.

Прошаркав старыми тапочками до кухни, Игнат разогрел чай и опять сел за компьютер. Он печатал свой рассказ «Безназвание». Как он сам говорил, это произведение – пример психологического сюрреализма. Глухих про себя выматерился.

– Третий, я – пятый. Может, у него в подъезде устроить пожар, или замыкание? – это кончилось терпение в группе слежения, на тот случай, если вдруг Игнату заблагорассудится прогуляться, что было с ним не раз. Оперативники очень хотели спать, чем и объяснялось их нетерпение в эфире. Игнат любил гулять по ночному городу.

– Пятый, я – третий. Отставить. Если он заметит, то опять кто-нибудь что-нибудь себе поломает или вывихнет, что было не раз. Он уже скоро закончит, – Глухих старался действовать как можно незаметнее.

В последнее время майору часто снился Лаврентий Павлович. И чёрт бы с ним, с Берией, но Володю Глухих доводило до бешенства то, что Лаврентий Павлович по-отечески выслушивал его каждый раз, сочувствовал, переживал за него и давал советы, что и как делать. Утром майор Глухих ненавидел себя за то, что опять разговаривал с ним во сне, опять ему жаловался, но ничего поделать с собой не мог. По прошествии этих лет майор проклял тот день, когда полковник Берлиозов дал ему это задание. Зная мысли и разговоры Игната по доносам сексотов, и часами подслушивая его болтовню о Боге, о Синклите Руссании, о Высшем Космическом Разуме, о Высших слоях Шадаранкара, о Демиурге, Глухих частенько ловил себя на мысли о том, к какой части этих понятий он имеет отношение. И один на один с собой он с холодом в груди понимал, что его душа, если она есть, не вмещает эти понятия, они остаются где-то в стороне. Именно поэтому он стал осторожнее в этих делах, но, тем не менее, действовал так, чтобы никто из сослуживцев не заметил его страха, иначе всегда в их стае найдётся такой, который преподнесёт данные факты в таком ракурсе, что всем станет ясно, что он – предатель. И бедный Глухих не мог толком понять, чего он боится больше – Бога или Монстра под названием Бюро Национальной Безопасности. В последнее время он терпеть не мог разговоров о репрессиях в тридцатые годы – давали о себе знать ночные разговоры с Лаврентием Павловичем во сне. Единственное, что в последнее время согревало нутро майора, так это то, что он с удивлением для себя обнаружил, что несмотря на весёлую и непринужденную обстановку в их конторе, на лицах своих товарищей он видел искусственные и неестественные улыбки, и теперь прекрасно понимал, почему. Значит, он был не одинок, и это его радовало. «Не я один такой раб» – думал он про себя.

Наконец терминал высветил окончание работы компьютера Игната. Глухих перебросил напечатанный рассказ на дискету, на всякий пожарный затолкал её в спичечный коробок и нажал селектор общего вызова.

– Всем, всем. Я – третий. Полный отбой. Остается дежурный хвост. Завтра, как обычно, сбор в десять в конторе.

Это означало, что собраться в управлении нужно было в одиннадцать часов утра. Несмотря на засекреченность переговоров, в эфире действовали стандартные приёмы конспирации. На войне, как на войне. Неважно, что внутри своей страны и со своим народом. Важно, что за это платят хорошие деньги и есть куча привилегий.

По дороге домой майор, превозмогая собственный страх, всё-таки решился в очередной раз устроить Воробьёву психологический прессинг, поскольку в планы управления НБ по Энской области не входила писательская деятельность Игната. «Одним преступлением больше, одним меньше, мне уже все равно» – подумал он, сам того не подозревая, насколько он ухудшает энергетическую прослойку психотропного состояния всего Энска. Не понимало этого и его начальство, в очередной раз давшее «добро». Рабы смерти тупо и исправно шли своей кровавой дорогой, но о последствиях этого они узнают намного позже, когда уже ничего нельзя будет исправить и изменить для них самих.

Кулундин

Через несколько дней Игнат принес свой рассказ Андрею Осиповичу Кулундину, своему старому другу. Воробьёва интересовало мнение Андрея о своём произведёнии.

Оставшись один, Кулундин медленно прочитал рассказ два раза, пытаясь запомнить его слово в слово. Рассказ был написан в стиле психологического сюрреализма и на первый взгляд казался нагромождением обрывочных фраз и несвязанных сюжетов. Отложив рассказ, Андрей налил чашечку кофе и устроился поудобнее в старом затертом кресле, почти мгновенно превратившись в живую статую, уставившись в одну точку и почти полностью отключив дыхание. Начался долгий процесс общения с Планетарным Логосом, или, другими словами, с Божественным Разумом Планеты.

На заре вычислительной техники, когда компьютеры были привилегией электронщиков и программистов, в обиходе был термин «режим прямого доступа памяти». Пожалуй, этот термин очень грубо и примитивно объяснял состояние, в котором находился Андрей. Он никогда никому не говорил об этих вещах, прекрасно понимая, что простой человек его не поймёт, а те, кто знал о таких вещах, не спрашивали, заранее зная ответ. Андрей долго думал над вопросом, после задавал его и терпеливо ждал ответ. Уже была выпита третья чашка кофе, которую он наливал автоматически и также автоматически выпивал, на считанные секунды выходя из оцепенения. Наконец он встал, ещё раз бегло просмотрел рассказ, оделся и вышел в моросящую черноту дождливого города.

Черные лужи мокрого асфальта фальшиво отражали облака, освещённые уличными фонарями. Капли мелкого дождя, казалось, висели в осенней прохладе. Тишину понурых дворов нарушало лишь редкое хлюпанье тяжелых капель, срывающихся с пожелтевших листьев. Никак не реагируя на хвост слежки НБ, которая, как обычно, крутилась вокруг, Андрей, ругаясь на себя, выкурил две сигареты, держа в голове рассказ Игната. Незаметно его мысли переключились на Веронику, и он, тяжело вздохнув, пошёл домой.

Дома, быстро раздевшись, он залез в постель, и, укрывшись теплым одеялом, практически сразу провалился в глубокий сон. Но мозг продолжал работать, в голове крутились строки из рассказа Игната: «Если за окном полночь, то это значит, что кончился ещё один день…»

Безназвание

Если за окном полночь, то это значит, что кончился ещё один день, а завтра настанет второй. Если мне сегодня грустно, то это значит, что завтра будет лучше, чем вчера. Как это просто, странно, почему я не догадался об этом вчера? Наверное, не мог. На сегодня хватит, пора спать.

Угасший день опускается во мрак прошлого, в далекие глубины памяти и отрицательного времени. А наша жизнь всегда существует в нулевой отметке, «между прошлым и будущим», как это поётся в песне. Я выключил ночник, и, укутавшись поуютнее, начал засыпать. Что такое сон? Кто пробовал его понять? Вообще-то, пробуют многие, но кто его понял? Сколько ни пытаюсь, никогда не могу поймать грань между этими противоположными вещами. Вроде бы, уже сплю… А, может…? Завтра рано вста….

Вдруг, откуда ни возьмись, звонит телефон. Странно, но звонка я ни от кого не жду. Ошалели. Поднимаю трубку.

– Алло.

В ответ молчат. Оглядываюсь. Вдали стоит Миледи. Рот скривило умной улыбкой. Самоуверенная. Согласен, ведь она меня водила за нос больше, чем полгода.

– Мне было так приятно держаться за твой нос, он так удобно умещался у меня в руке, – смеётся и испаряется, словно привидение.

Чудеса.

Я про себя думаю: глупая, тебе принадлежал мой нос, но не более. Как ты не водила, а шёл-то я туда, куда хотел. Хочется ругаться грязными словами. Нос почему-то стал лиловым.

Вдруг появляется Великий Шарлатан и начинает говорить о возможностях мозга, о трепанации черепа. Слушаю его внимательно. Говорит умно. Под конец дает книгу. Читаю. Интересная книга.

Слушай, ведь ты абсолютно здоров, и кроме того, ты можешь стать сенсором, если захочешь. У тебя есть все задатки.

Это говорит Гипнотизер. А вот его можно даже не слушать, в том смысле, что все равно мы понимаем друг друга с помощью мысли. Словесные фразы – это корректировка ошибок телепатического понимания, ведь мы ещё учимся. Гипнотизер ушёл.

А вот этого человека я боюсь. С точки зрения логики такого не должно быть. Олицетворение голубого неба, зеленой травы и желтого солнца. Ясно все, как божий день. Это Ромашка. Я знаю точно, что она опять пройдет и не заметит. Наши с ней встречи очень часто чувствую за три-четыре дня, иногда за неделю, реже – за месяц. Идет, опустив глаза. Кому-то скалю зубы, а сам наблюдаю за ней, стараясь быть незамеченным. Стройная, добрая. Как мы с ней похожи! Завтра у неё будет хорошее настроение. Никак не могу понять, почему я это чувствую. Прошла.

– Слышь, ты не Пушкин. Это точно.

– Все?

С другой стороны:

– Это все бред. Вспомни песню: «лишь бы мне остаться самим собой». Главное – своё достоинство, храбрость и спокойствие.

Кто же это говорил? Дурак какой-то.

В траве зачирикал Сверчок. Сверчок-светлячок. Когда-то я понимал его каждую фразу, и сам насвистывал. Сколько раз этот Сверчок-Светлячок-маячок показывал мне путь, сколько раз он давал мне сил, чтобы преодолеть притяжение отчаяния. Светлячок….

Не знаю, была ли ты счастлива, или это для тебя было обузой, но я тебе благодарен. Вообще-то, я всегда благодарен всем, с кем сталкивает судьба, но ты меня учила. Да, да, ты меня учила доброте и пониманию, вере во все лучшее. Ты учила простоте. Поверь, я был талантливым учеником. Аттестат о жизненном образовании лежит во мне у сердца.

Это было прекрасно. Я любил подпевать, насвистывать веселые мелодии вместе со Светлячком, когда все ночное небо было полностью обложено мраком. Я пел, и мне казалось, что он рядом. Но сейчас понимаю, что он не упрыгивал лишь потому, что понимал, что я не смогу его поймать при всем своём желании. И он исчез, когда понял, что я фальшивлю. Я пытался доказать, что это другая часть того же произведёния, но он не поверил. А, может, он прав. Все равно ничего уже не докажешь. Ну вот, упрыгал.

Появляется Безразличие. Его несут на плечах несколько человек. Чувствую, что между собой они незнакомы и не похожи друг на друга. Но несут его все поровну. Даже завидую их слаженной работе.

– Не тяжело?

Молча смотрят. Кто-то спокойным голосом с нулевой, полностью безразличной интонацией ласково и галантно говорит:

– Тебе-то что?

– Извините.

Ещё одно мгновение вижу их спины. Вдруг появляется Коллега. Смотрит так, словно хочет проглотить.

– Ты что, хочешь прославиться? Но ведь это бред сивой кобылы, мерин ты трёхлапый. Собака на сене. И второе: что ты к ней пристал? Ведь она же счастлива.

Кто-то кивает головой, соглашаясь с ним, и говорит:

– Привидение – бред. Тебя водили за нос.

– Но я верю.

– Ну и дурак.

– Сколько времени?

– Уже пять минут, как идет рок-фестиваль. Там выступают великие люди. Я там был. Мы с ними были на равных. Я их понимаю.

– А их песни?

– Это необязательно.

– Почему?

И он ушёл. Не захотел отвечать. А кто же это был? Так и не понял. Сижу и играю на гитаре. Коллега хмурится и делает вид, что не хочет слушать. Здорово у него получается.

На раскрытую ладонь упал лепесток ромашки. Поднимаю глаза. Какое чистое небо!!!

Внутренний голос говорит:

– Точки настоящего времени образуют одномерную фигуру, вы её часто называете прямой. Перпендикулярно ей, не пересекая её, но находясь с ней в одной плоскости, проходит другая прямая. Концы этих прямых замыкаются, образуя замкнутую сферу единичного времени. Эта сфера представляет собой точечный элемент трёхмерного пространства. В этой сложной фигуре и существует биополе. Простые люди его не откроют. А, так как ты такой же, как и все, то и тебе этого не понять. Советую тебе найти Брата по Разуму.

– Где?

– А почему не «как найти»?

– Это намёк?

– Нет, это опять Безразличие, – говорит Батюшка, спрятав под мышку распятие и закурив «Беломор», – А Намёк скоро придет.

– Ты опять выпивший?

– Что ты, нет, конечно!

– А почему качаешься?

– Да потому что ты сидишь на качелях.

Пришёл мистер Самоуверенность.

– Я тебе ещё раз говорю: в тебя вдолбили ненужные знания и ты твердишь их, как попугай. Но я отвергаю плановость, как противоположность конкурентной борьбе, потому, что я стою за прогресс. А прогресс – это движение вперед.

– Но это означает разрешение противоречий.

– Источник движения вперёд – это борьба. Конкурентная. Значит, нужно частное предпринимательство.

– В тебе живёт барыга и миллионер.

– А какой солдат не мечтает стать генералом? В том, что я хочу разбогатеть, нет ничего зазорного, тем более, что так думают многие.

– Ты – ханыга.

В разговор вступает Батюшка:

– Мистер Самоуверенность прав. Это всё естественно, и цель его высока. Я с ним согласен. Ты не прав.

– Сколько метров высота?

– Рукой не достать.

– Но он же собирается.

– Значит, встанет на головы других.

– Да, но он в грязных сапогах!

Оба смеются.

– Это не существенно!!! Главное – он стремится ввысь!!!

Теперь ухожу я.

Прохожу мимо Лавки Древностей. Там пытаются продать изумруды эпохи Возрождения, сделанные из современного бутылочного стекла. И люди берут. Я сначала в очередь тоже встал, но меня выпихнули. Теперь рад. Но как же доказать другим, что продавцы – барыги?

– Это здорово, что ты чувствуешь, как меняется её биополе при общении с Гордым Шутом. Надо не грустить, а радоваться. Ведь ты это чувствуешь. А раз так – то ты ещё что-то можешь. По крайней мере, ты доказал самому себе, сам того не подозревая, что при желании можно пересилить и перебороть биоритмы Природы, энергии притяжения планет и годовую активность солнца.

– Но ты пойми, это будет недолго, а мы с ней можем быть рядом, не приспосабливаясь друг к другу.

– Но почему вы не вместе?

– Я боялся СОМБа.

– Кого?!

– Субъективного Общественного Мнения Большинства.

– А теперь, где оно?

– Не знаю, по крайней мере, его я не вижу и не замечаю.

– Может, ты – эгоист?

Не знаю, что ответить. Гляжу в сторону. Опять тоже чистое поле, небо и солнце. Забывая обо всем на свете, бегу изо всех сил. С размаху прыгаю в траву. Спугнул Светлячка. И чуть не раздавил Ромашку. Она покачивается от ветра, который я создал.

– Не обижайся на меня. Я хочу быть с тобой.

– Зачем?

– Не задавай таких вопросов.

– Что же тогда прикажешь делать?

– Пойми меня.

– Как?!

Понимаю, что время ещё не пришло. А что, если его, время, сюда привести насильно? Бешеная мысль, но как это сделать?

Проходит мимо Коллега.

– Ты уже надоел своей нудной писаниной. Зачем ты это пишешь? Я уже устал читать.

– Помолчи.

Уходит.

Вспоминаю Великого Шарлатана. Нужно научится делать его фокусы, которые он выдавал за правдивое волшебство. Я не буду им, это точно. Но научиться надо.

Звенит звонок. Что это звенит?

– Телефон.

– Кто звонит?

– Ты хочешь, чтоб позвонила она? Вряд ли.

Не могу понять, кто это говорит. А, понял. Это опять Внутренний Голос.

– Я найду в ней Брата по Разуму.

– Ты найдешь в ней Дочь, Сестру, Жену, Надежду, Веру, Любовь и всё остальное.

– Когда?

– Сам догадайся.

– Ложусь в позу бревна и пробиваю пятимерное пространство квантом мысли. Сыпятся осколки света, слышен звон ломающегося хрусталя. Красота боится правды. Значит, красота – это бутафория? А в чём же правда? Я думал, что она в чистом хрустале.

Мне отвечают:

– Существует много версий, но точно известно, что правда не в словах. Но и не на деле. Ведь женщина лжёт словами и делает все правдиво, а мужчина правдиво говорит и лжёт действиями.

– Кто же из них прав?

– Правы все, никого нельзя винить.

– А себя можно?

– Даже нужно.

– А как сильно?

– В меру.

Заходит Мера.

– Я здесь. Но дело в том, что я не могу быть эталоном, я неопределенного размера.

– Зачем ты тогда нужна?

– Чтобы сравнивать правду и ложь между собой.

– Но они противоположны!

– Никогда нельзя разделить правду и ложь, они составляют единое целое.

Некоторое мгновение думаю.

– Если я это скажу сам, мне поверят?

– Те, кто тебя понимает – поверят.

– А остальные?

– Им-то зачем?

– Хм, логично. А Ромашка?

Она опять прошла мимо. Бросила мимолетный взгляд. Взгляд был одно мгновение. Но это мгновение принадлежало пятимерному пространству биополя. Оно принадлежало всему космосу.

Опять говорит Внутренний Голос:

– Это оригинально, связывать всю Вселенную в один узел с любимой девушкой. Ты, случаем, не рехнулся?

– В чём же здесь противоречие?

– Ты хочешь сказать, что ты – неодушевленный предмет?

– Ну, тогда в ком?… Ой, извини, я не подумал.

– Тебе не хватало мизерного кванта мысли, чтоб понять это раньше.

Сижу, словно оглоушенный. Крутится один вопрос: «Почему?». Сижу так, забывшись. Все катится комом – мысли, дела, поступки, взгляды, мысли, бред, мечта, дела… И вдруг:

– Не гни из себя непонятого гения, Эдгара По и Джонатана Свифта, прекрати писать эту чушь.

Это появился СОМБ.

– Слушай, паук страшный, лучше уйди, иначе я тебя зажарю и отдам на растерзание.

СОМБ какое-то мгновение думает.

– Кому отдашь?

– Мистеру Самоуверенности, Гордому Шуту и Великому Шарлатану, ты им необходим.

– Не кажется ли тебе, что ты занимаешься обманом, ты хочешь сам себя убедить в глупой неправде?

А это говорит мой друг – Внутренний Голос. А, может, враг.

– Идиот, я не тот и не другой. Я именно тот, кто есть на самом деле.

– Приплыли, – думаю про себя.

– Да какой к чёрту «про себя»?! Ты чего несёшь околесицу? Для тебя – «про себя», для меня – «для меня».

– Ну ты загнул.

– Да, но зато знаю меру, гну и не ломаю, и поэтому тебе, как своему хозяину говорю: остановись… прекрати… Ты же сам себя обманываешь… Зачем?.. Для кого?.. Ради чего?

Слышу гул. Это пришёл новый день. Он меня разбудил. Ничего не могу понять, что же произошло?

Все, что ни происходит – к лучшему, тем более, что происходит то, что должно произойти, и в конце концов, все происходит не случайно, а так, как мы сами этого хотим.

Все просто!!!

Прошёл ещё один день, растянутый в десятилетие….

Все… Просто…

Эта банальная фраза обросла бронёй противоречий и противомнений, разрубила единство взглядов и растоптала кучу мыслей, разлив на землю воду глупых объяснений, которую жаждали другие. Многие, сняв маски, провалились в бездну. Но вопросы, тоже снявшие маску, остались, окрепли, и смотрят зло, готовые до конца держать оборону. Время течёт и точит камни запретных ворот мироздания. Жизнь продолжается, данная Богом, и никто не способен её остановить. Хочешь уметь работать – хоти уметь отдыхать. И то и другое нужно уметь делать быстро и весело… Абсурд… Но, тем не менее, нужно уметь моментально засыпать и спать крепко, без снов. Три-четыре, задержка дыха…

…Как назло, опять появился внутренний Голос.

Ухмыляется. Злорадствует.

– Ты опять врёшь? Сам говоришь о простоте, но в тоже время втихаря придумываешь разные чахлые теории мгновенного засыпания. Засыпать так, как ты хочешь, можно очень просто – ножом по горлу: мгновенно и без снов.

– Слушай, как ты мне надоел, внутренний голос! И вообще, слишком длинное и нудное у тебя имя, я тебя буду звать… Мася. Согласен?!

– Зови, как хочешь, мне-то что? Я же понимаю, что ты ленивый и тебе надоело писать это длинное имя «Внутренний Голос». Меня не проведешь, так что ничего не объясняй, не ври. Уж кто-кто, я-то знаю всю правду про тебя.

– Иди отсюда, ты мне мешаешь.

– Ну, как знаешь, смотри, не запутайся без меня.

Сижу, болтаю голыми ногами в прохладной лазури тихой реки. Молочный туман меланхолично исподтишка разливает свои ватные богатства по низинам, в темноте, в сырости. Кого-то он мне напоминает… Жаль, что прогнал Масю, да ладно, обойдусь без него. И вдруг….

Липкую прохладу июньской ночи пробивают упругие и резкие трели соловья. Разбойник какой-то. Его пули прошивают всю эту подвальную тяжесть, впиваются в грудь, застревая в сердце. В груди заломило, зажгло. Больно, очень больно. Клапана натружено клацают. Сердце, зажатое вечной обязанностью гонять по стынущим жилам вскипающую кровь, резкими сокращениями качает и качает, гулко содрогаясь. А пули соловья свистят… Чувствую, что-то не то. Это просто бой какой-то.

– Соловей, зачем ты меня мучаешь?

– Я не мучаю, я пою, а ты как хочешь, так и слушай. Хочешь – радостью слушай, хочешь – слезами и кровью. И то и другое нужно заслужить. Я делаю то, что я должен делать, то, что мне дано Богом и Природой.

И вдруг тишина… Сердце сбилось с аврального ритма, на мгновение замерло, а потом начало стучать шёпотом, иногда замирая и прислушиваясь. Я забыл про воздух. На небе нет ни одной звезды, Луна рассыпалась на мелкие песчинки, Млечный путь растворился в черноте. В ушах Звон. Остывшая кровь вязнет в жилах, подобно застывающей лаве… Ужас… Необъяснимый страх… Грань умопомешательства… За спиной стоят с поднятым топором. Резко оборачиваюсь. Никого. Из-за угла целятся, прицел замер на виске… Опять никого. Ужас… Ужас… Звон в ушах все сильней… Нет, так просто я не сдамся.

– Эй, ужас!!! Выходи-и-и!!! Я жду-у-у!!!

– Э-э-э… и-и-и… у-у-у….

Словно бабочка, рядом порхает глупое и клоунадное Эхо. Ужас куда-то исчез. Трус несчастный. Подонок. Только пугать умеет, а на большее не способен.

Бреду в бреду по броду…

– Это тебе кажется, как, впрочем и то, что ты обладаешь чистым умом.

– Кто здесь?

– Я.

– Кто… ты?

– Какая тебе разница? Неужели тебе обязательно знать, с кем ты говоришь? Как истинно культурному человеку, тебе должно быть интересно, что тебе говорят.

– Да, но, зная, с кем я говорю, я лучше понимаю собеседника.

В ответ вдумчивое молчание. Кто-то в темноте вздыхает. Я вглядываюсь в черноту ночи, но ничего не видно, хоть лопни. Наконец-то мой тайный собеседник отвечает:

– Истина должна быть независима полностью. Поэтому я продолжу. В мире полный хаос, полная деградация и неразбериха, мир на краю гибели. Все люди – предатели и сволочи, они всех предали, даже самих себя. Тебе не хочется мне верить, я знаю. Ты с радостью хочешь верить в то, что всё хорошо, что тепло и светло. Мол, жизнь становится лучше и красивее, мы неуклонно идём впёред, и ни шагу назад. Хотя мы иногда оборачиваемся и изредка соглашаемся, что допустили ошибки. Это все хорошо, если забыть, что подъём наш идёт не вверх, а вниз. Если принять мою точку зрения, то…

– То значит, надо бороться!

– Это всё хорошо, но если ты начнёшь бороться, то тебя же первого обвинят в том, что ты катишься вниз и посадят в тюрьму или спрячут в психбольницу.

– Кто же это сделает?

– Есть такие людишки…

– Кто же?

– Крысы.

– Нет таких людей.

– А ты хочешь, чтоб я говорил открыто? Дудки!

– Но ведь истина независима!

– Но до истины мы обязаны идти в одиночку, иначе не бывает!

– Как знаешь.

Незнакомец исчезает. Сижу в раздумье. А ведь в его словах есть доля правды. Но кто же это был? Может, провокатор? За спиной слышу голос Маси:

– О чём это ты говорил с Самоотреченностью?

– Так это была Самоотреченность? Сколько раз слышал, да вот ни разу не удалось увидеть. Интересно.

Настал день, мимоходом прогнав трепетное утро. Простой, как все. Ярко светит солнце, по-обычному. Бредет Безразличие.

– Я знаю о твоем разговоре с Самоотреченностью. Мерзкий тип. Если даже так и обстоит дело, то этого и достоин народ, допустивший, чтоб его так обвели вокруг пальца. Но я в это не верю, это – бред сивой кобылы.

Нет, истина не здесь. Надо идти дальше. Ускоряю шаг и лезу в непроходимую чащу леса. Опять слышу гул. Замираю и всматриваюсь в темноту. Идут монахи. Их много. Лица серьезные, в глазах застыла Вселенная.

– Может, Вы – пришёльцы?

Они не отвечают, идут молча. Чувствуется огромное их напряжение, их сгустки воли. Каждый шаг – усилие, каждый шаг вперёд на пути Эволюции – бой. Но они идут, зная своё дело, зная своё призвание. Никто и ничто не может их остановить. Временами некоторые из них словно испаряются, превратившись в сгусток мысли – «они приходят выполнить задание»… Потом про того человека, к которому приходил Монах, говорят, что к нему пришло Озарение. Ну что ж, кто как думает и чувствует, тот так и говорит. Черная субстанция мерзких сил и гнилых предательств носится с воем вокруг, пытается задушить и прижать, не дать им шагу вперед. Но потому она и визжит, что ничего не получается.

Монахи прошли, и последний обернулся, оставив Шанс надежды.

Но опять неразбериха сомнений окутала и придавила к Тенле. Что-то непонятное опять крутится вокруг. Чувствую, что враги. Я могу опять проиграть этот поединок, не хватит сил и опыта.

– Ты всегда себя успокаиваешь недостачей чего-либо. Это глупо. Говори везде и всем, что у тебя есть все для достижения твоей цели. И не только говори, но и думай так. Но, чтобы ты не врал себе в своих мыслях, то ищи такие цели, которые тебе под силу, для выполнения которых у тебя все есть.

Это опять Мася.

– Да, больше некому. И ты сам в этом виноват. Ведь ты очень себя любишь. Ты боишься отдать себя кому-нибудь, ты требуешь уважения и преклонения, не терпишь критики и горькой правды в отношении себя. И поэтому ты волей-неволей имеешь около себя только меня. Из-за этого у тебя все беды. Из-за этого ты всегда терпишь поражение. Ведь победа – это прежде всего объединение всех светлых и добрых сил. Так борись сам с собой, вставай на тропу Эволюции, высокие горы Преодоления ждут тебя. И поверь мне, они тебя боятся. А я, Мася, тебя не брошу никогда, буду с тобой, ведь недаром же Мася – Я САМ…

Откровение

Через несколько недель, в середине ноября, Игнат зашёл к Андрею, как обычно, без звонка по телефону. Они сидели на кухне и делились последними новостями, потягивая кофе из старых бабушкиных чашек. Андрей бросал пристальные взгляды на Игната, что-то взвешивая про себя. Игнат это чувствовал, и не понимая его мыслей, лихорадочно пытался представить будущий разговор. Заметив это, Кулундин улыбнулся с виноватым выражением лица и произнёс:

– Не переживай, твой рассказ мне понравился, но я думаю совсем о другом. Не знаю, как начать, точнее, пытаюсь понять, что для тебя важнее – рассказ, или сама деятельность, так сказать, процесс?

– А разве это имеет значение? Мне кажется, ты уже начал разговор на эту тему.

– Значение это имеет, и большое. Но, поскольку, ты сам об этом напрямик не спрашиваешь, то я начну тогда с рассказа. Вряд ли кто его поймёт. Он очень сложен для понимания. Так кратко описать внутренний мир действительно задача ой-ой-ой. Кроме этого, те, кто слыхом не слыхивал о запредельных состояниях человека, те вообще его не будут читать. Судя по рассказу, писал ты его около десяти лет, причём не постоянно, а с перерывом. И могу тебя поздравить – эти десять лет для тебя не прошли даром: в первой части ты путешествуешь в Энрофе, а во второй – смог забраться выше, в Жерам. И я рад за тебя. Прими моё восхищение. А монахи – это Даймоны. Кстати, ты «Розу Мира» читал?

– Нет.

– Я дам тебе, почитаешь. Чем сейчас занимается Гипнотизер?

– Я давно его не видел, несколько лет. По слухам, у него поехала крыша, что-то с головой не в порядке, наркотики стал употреблять. Жаль его.