Текст книги "Плач третьей птицы: земное и небесное в современных монастырях"

Монах не кот…

 
Что новее монаха-отшельника в рубище строгом?
Он на льве возит воду, сердечно беседует с Богом.
И, как спелую смокву в горсти, как подбитую птицу,
обозреть может землю, пройти через стены в темницу,
нашептать рыбарям, чтобы риф огибали левее,
исцелить паралитика – что ж мы видали новее?
 

Олеся Николаева

Всегда находилось немало любителей порицать монашество: мир не смотрит на свои слабости, но зорко взирает на монашеские и малые недостатки{11}11
  Прп. Макарий Оптинский. Письмо свт. Игнатию (Брянчанинову). В кн. Странствие ко вратам вечности. М., 2001.


[Закрыть]. Изображение толстобрюхого монаха, опоясанного по чреслам толстым веревочным поясом, с самого установления эпохи гуманизма служило символом жадности, чревоугодия, лени и прочих пороков; правда, судя по капюшону и тонзурке, то был не наш монах. Ходили по рукам, в стиле «Декамерона», повествования о пьянстве, безобразиях и разврате, но опять-таки в западных монастырях.

Русское монашество до Петра I насмешкам не подвергалось (все были как монахи), а после – тем более, т. к. терпело гонение: в книге фольклора, выпущенной в 1990 году, но составленной из сборников 1983 и 1984 годов (в советское время всякая хула на церковников печаталась нарасхват), раздел монахи, монастырь содержит всего 18 народных пословиц и поговорок (для сравнения: в разделе жадность их более 100); притом некоторые не имеют осудительного смысла: «в чужой монастырь со своим уставом не ходи»; «за что игумен, за то и братия»; «монах мастер и стоя спать»; «не всем чернецам в игумнах быть»; и даже отрицательно окрашенные не слишком и злы: «в лавре что на ярмарке, за деньги всё найдешь»; «довела голова до черна клобука»; «игумен за чарку, а братья за ковши»; «монах не кот – молока не пьет, а от винца не прочь»; «не всякий стрижется для Иисуса, иной и для хлеба куса»{12}12
  Русские народные загадки, пословицы, поговорки. М., 1990.


[Закрыть].

Император Петр, заразившись от протестантов неприязнью к монашеству – «монахи чужие труды поедают» – последовательно, без раздумий и колебаний, как и во всем, что он делал, боролся с ним. Идеологически новую политику обосновывал Феофан Прокопович: «Бегут в монастыри от податей и от лености, чтобы даром хлеб есть… большая часть тунеядцы суть», – писал он и, предвидя возражения, добавлял: «А что говорят – молятся, то и все молятся, что же прибыль обществу от сего?»{13}13
  Цит. по: И. К. Смолич. Русское монашество. М., 1997. С. 26.


[Закрыть].

В начале ХХ века, под самый разгул новой духовности, вольномыслия и атеизма, когда интеллигенция, чуя утонченным нюхом грядущие революционные бездны, набрасывалась на Церковь за самодовольную косность архиереев, холодную схоластику богословов и верноподданническую робость батюшек, монашество испытывало массированную атаку периодической печати, объявлявшей аскетизм хроническим недугом, психопатическим явлением, искажением Евангелия и предлагающей реформировать историческое церковное христианство в угоду духу времени, как его понимали многочисленные самодеятельные богоискатели{14}14
  См.: Архиеп. Феодор (Поздеевский). Смысл христианского подвига. В кн. Жизнеописание. Избранные труды. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2000. С. 52–58.


[Закрыть].

В 1985 году, на финише соввласти, когда необъятные просторы СССР вмещали всего 16 монастырей, Политиздат выпустил книжку под зловещим названием «Черное воинство», нечто вроде краткой антимонашеской энциклопедии. Утверждается, что на протяжении тысячелетней истории России монахи неизменно оставались мишенью для насмешек и гневной сатиры, потому что реальная их жизнь расходилась с идеалами, сформулированными в обетах; ханжи и лицемеры, они грешили обжорством, сребролюбием, винопитием и прочей распущенностью.

Автор различает два обличаемых типа: ученый монах – бездельник с бородкой под Христа, в шелковой рясе, надушенный парижскими духами, ни во что не верующий; «это они заставили Гоголя сжечь том “Мертвых душ”» (если и приписывать о. Матфею Константиновскому столько влияния на классика, то уж во всяком случае монахом он не был: состоял в браке и имел детей); «они поучали в Оптиной пустыни Достоевского» (о. Амвросий! шелковая ряса и французские духи!), «они предлагали вразумить молодого Пушкина затвором в Соловках»{15}15
  В известных биографиях Пушкина (в том числе авторства Л. Гроссмана, очень советской, всячески усиливавшей революционные взгляды поэта), мысль о ссылке (разумеется, не о затворе) в Соловки или Сибирь приписывается Александру I, раздраженному намеком на отцеубийство в оде «Вольность». Посоветовавшись с директором лицея Энгельгардтом, царь смягчился, и Пушкин поехал на юг.


[Закрыть], «они осуждали “Рефлексы головного мозга” Сеченова, полотна И. Н. Крамского и пьесы А. Н. Островского»{16}16
  Речь идет всего-навсего о временных запретах государственной цензуры, к которой ученые монахи имели отношение весьма опосредованное: Цензурный Комитет подчинялся Синоду, а в Синоде заседали архиереи; конечно, они не вникали в последние достижения науки, живописи и литературы, доверяя специалистам Цензурного Комитета.


[Закрыть]. Никаких ссылок на соответствующие источники, кроме собр. соч. В. И. Ленина, не приводится по всему тексту.

Второй, еще более отвратительный тип – монах неученый: «Аскет с воспаленными от бессонницы глазами, оборванный и немытый, в косматой бороде запутались клочья какой-то дряни… грамоты не знает и знать не хочет… плюет на пол… ко всему относится с отвращением… воля его ко “спасению души” закалена до полнейшего отвращения к людям, до презрения к ним, до радости при виде страданий другого». Есть наблюдение и о женских обителях: «Девушки мечтали приносить пользу обществу, а нужда загнала их в душные кельи, и вот белошвейки, кружевницы, вышивальщицы, портнихи работают на сторону, а игуменья забирает выручку, оставляя инокиням гроши»{17}17
  Г. Прошин. Черное воинство. М.: Политиздат, 1985. С. 123–124.


[Закрыть].

Автор «Черного воинства» черпает свои аргументы именно из церковных изданий XIX – начала ХХ века, абсолютно недоступных в советские годы массовому читателю, выворачивая наизнанку жития и наставления православных подвижников или цитируя критику монастырских нравов и порядков, на которую не скупились сами монашествующие. Что же касается литературы светской{18}18
  Со времени петровской секуляризации у нас постепенно сложились фактически две литературы – церковная и светская.


[Закрыть], тут он, почему-то не заметив Белинского, считавшего монашеское уединение «чудовищным эгоизмом», всего и наскреб, что стишок из Н. А. Некрасова, дань друзьям – революционным демократам:

 
Не жнут, не сеют – кормятся
Из той же общей житницы,
Что кормит мышку малую
И воинство несметное…
 

Что же, к слову, массовый читатель может почерпнуть о монашестве из русской классической литературы? Ведь и сегодня море церковных книг редко выходит из берегов церковных же лавок. С первой попытки вспоминается героиня прекрасного романа «Дворянское гнездо»: благодаря Лизе Калитиной поклонники тургеневских барышень до сего дня твердо убеждены, что в монастырь уходят исключительно от несчастной любви. Далее, смешной отец Сергий, alter ego Л. Н. Толстого; Зосима и Тихон у Достоевского, обратившегося к монастырю в поисках идеального персонажа, олицетворяющего чистоту, добро и правду; писатель доказывал: пламенная, самозабвенная вера, возвышая и преображая личность, может исправить и, наполнив христианским смыслом, преобразить грядущую человеческую историю.

Всегда находилось немало любителей порицать монашество: мир не смотрит на свои слабости, но зорко взирает на монашеские и малые недостатки.

Четырнадцатилетний Пушкин написал поэму «Монах», где изложил легендарный полет в Иерусалим верхом на бесе, описанный в житии святителя Иоанна Новгородского под 7 сентября. В «Борисе Годунове» с живым народным остроумием выведены веселые бродячие чернецы Мисаил и Варлаам: «Как утекли из монастыря, так ни о чем уж и не думаем. Литва ли, Русь ли, что гудок, что гусли: всё нам равно, было бы вино, да вот и оно!» Но в той же пьесе начертан другой образ:

 
Не сетуй, брат, что рано грешный свет
Покинул ты, что мало искушений
Послал тебе Всевышний…
…Я долго жил и многим насладился;
Но с той поры лишь ведаю блаженство,
Как в монастырь Господь меня привел{19}19
  А. С. Пушкин. Борис Годунов. М., 1939.


[Закрыть].
 

Лермонтова мы уже цитировали – прекрасные слова из поэмы «Мцыри»; заучивают ли и сейчас в школе монолог этого послушника, воспитанного в монастыре: «О, я как брат обняться с бурей был бы рад!» и т. д.? Во цвете лет он собрался принять постриг, накануне бежал, изведал массу приключений и был найден через три дня уже при смерти. Исповедуясь, он жалуется на житье в мире «душных келий и молитв», кажущееся всякому далекому от монашества одним лишь тягостным лишением воли, как поется в известном претоскливом канте с финальной фразой: «За ворота отлучаться настоятель не велит».

Алексей Константинович Толстой пленился легендарным жизнеописанием дивного святого, Иоанна Дамаскина:

 
Тебя, безбурное жилище,
Тебя, познания купель,
Житейских помыслов кладбище
И новой жизни колыбель,
Тебя приветствую, пустыня,
К тебе стремился я всегда!
Будь мне прибежищем отныне,
Приютом песен и труда!{20}20
  А. К. Толстой. Иоанн Дамаскин. В сб. Стихотворения. Царь Фёдор Иоаннович. Тула, 1979. С. 187.


[Закрыть]
 

Н. С. Лесков, считая всякую форму стеснением для духа, не любил монашества, поэтому с непревзойденным блеском написанные им сочные портреты архиереев и других представителей иноческого племени изображают чудаковатых вольнодумцев, маргиналов, как теперь говорят. Но недаром же могучая во всех смыслах фигура его любимого создания, очарованного странника, предстает читателю в подряснике, скуфье и монашеском поясе; «какой у меня самоничтожный дух и сколько я через него претерпеваю, а ничего не усовершаюсь»… Самое же монашеское рассуждение: «И даны были мне слезы, дивно обильные!.. всё я о родине плакал»… Он страдает тем же недугом, что и сам писатель, да и теперь многие православные: земное отечество затмевает ему отечество небесное: «Мне за народ очень помереть хочется…»{21}21
  Н. С. Лесков. Собр. соч.: В 12 т. М., 1989. Т. 2. С. 334, 336.


[Закрыть]. При всём том Лесков намеревался написать «образцовое житие русского святого» (Нила Сорского), «которому нет подобного нигде, по здравости и реальности его христианских воззрений»{22}22
  Цит. по сб.: Макариевские чтения. Можайск, 2003. С. 518.


[Закрыть].

Кто бы мог подумать: сам Герцен, некстати разбуженный декабристами, вспоминал «блестящую эпоху монастырей» и воспевал «людей с пламенной фантазией (!) и огненным сердцем, которые проводили всю жизнь гимнами Богу (!), которых обнаженные ноги сжигались знойными песками Палестины и примерзали к льдам Скандинавии», хотя феномен монашества привлекал его, в круге собственных теорий, только как жизнь «для идеи и общественности»{23}23
  Цит. по: Архиеп. Феодор (Поздеевский). Жизнеописание. Избранные труды. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2000. С. 125.


[Закрыть].

Ведал кое-что по нашей теме и Чехов, упоминавший «предлинновенные душеспасительные разговоры, которые так любят праздные и скучающие монахи». В рассказе «Святою ночью» помещено вполне грамотное руководство к составлению акафистов, принадлежащее любителю этого занятия, иеродиакону, умершему на Пасху. Рассказ «Убийство» – о неразумном подвижнике, с детства приверженном к леригии, – хоть в «Добротолюбие» помещай: «Весь пост не разрешал себе масла отнюдь, а в среду и пятницу вовсе ничего не вкушал… вставал по ночам и поклоны бил, камни тяжелые таскал с места на место, на снег выходил босиком, ну и вериги тоже»… А в «Барыне» задета животрепещущая ныне тема скользких взаимоотношений со спонсорами, которых тогда именовали менее неприязненно – благодетелями.

И у Бунина есть любопытный персонаж в рассказе «Чистый понедельник»: она, красавица восточного типа, завораживает кавалера роскошными туалетами и эксцентричными выходками в декадентском стиле Серебряного века; задумчиво молчит, изъясняется загадками; наконец, в последний день Масленицы, после изысканного обеда в шикарном ресторане, совершает запланированное падение, а утром исчезает… оказывается, в монастырь; в том вроде и состояла тайна её. Для тонкого мастера, каков Бунин, столь пошлый по ложности мотивировок вымысел можно объяснить лишь отсутствием всякого понятия о путях и поводах к монашеству.

Гоголь, как известно, хотел стать монахом; Розанов считал его вполне вообразимым в монашестве, как Лермонтова, Достоевского и – с оговорками – Л. Толстого; подобная мысль не чужда была и солнцу русской поэзии:

 
Туда б, в заоблачную келью,
В соседство Бога скрыться мне! –
 

точнее, кажется, не выразить самую суть устремления к монашеству: в соседство Бога.

Просто христианство

 
…Вы презрели и умалили пустыню.
Пустыня не в отдаленных тропиках,
Пустыня не за углом,
Пустыня притиснута к вам в вагоне метро,
Пустыня в сердце вашего брата…
 

Т. С. Элиот{24}24
  Перевод А. Сергеева.


[Закрыть]

Существует мнение, что монашество есть просто христианство{25}25
  См.: В. М. Лурье. Призвание Авраама. Идея монашества и ее воплощение в Египте. СПб., 2000.


[Закрыть], просто осуществление евангельских идей: девства, нищеты и обособленного жительства, неважно – в монастыре или в миру, т. е. спастись можно и даже предпочтительнее, ввиду гибельности современных обителей{26}26
  Там же. С. 159–160. Автор предвещает скорую деинституализацию монастырей, ссылаясь на одно из «Писем к друзьям» М. А. Новоселова, датированное 2 декабря 1923 г., когда верующие единодушно предчувствовали наступление конца света буквально со дня на день. Новоселов цитирует подходящие к случаю слова святителя Игнатия: «В наше время монастыри находятся в ужаснейшем положении»… и т. д. Корректно ли, спустя полтора века, приравнивать наше время ко времени святителя Игнатия? Хуже оно или лучше, каждое время несет свое бремя. Тот же святитель Игнатий в том же месте призывал понимать дух времени. Кстати сказать, на с. 152 В. М. Лурье приводит высказывание святого Антония Великого, из которого следует, что и преподобный Антоний считал свое время (IV век) последним. В каком-то смысле так оно и есть: отсчет конца начался с пришествия Христова, что, однако, не помешало возникновению и развитию монашества.


[Закрыть], в миру, но при одном условии: жить как монах. В рамках этой концепции мирской вариант – брак и семья – признается образом жизни ветхозаветным, т. е. низшим, облегченным в сравнении с новозаветным – монашеским. Так считал, например, святитель Григорий Богослов: «Возможны два состояния: супружество и непорочность, и одно выше и богоподобнее, но труднее и опаснее, а другое ниже, но безопаснее»{27}27
  Свт. Григорий Богослов. Собрание творений. М., Минск, 2000. Т. 1. С. 215.


[Закрыть].

Святитель Игнатий различает путь посреди мира, доставляющий спасение – при условии веры во Христа, исполнения заповедей Божиих и врачевания покаянием недостатков в исполнении заповедей, – и монашеское жительство, доставляющее совершенство: следование Спасителю, посильное подражание тому роду жизни, который проводил Господь во время Своего земного странствования, т. е. самоотвержение, отречение от имения и близких, удаление от людей{28}28
  Свт. Игнатий (Брянчанинов). О монашестве. Собр. соч. М., 2001. Т. 1. С. 530–531.


[Закрыть].

Иная точка зрения видит единую евангельскую истину, освящающую оба способа человеческого существования, два вида служения, которые вместе выстраивают полноту Воплощения{29}29
  П. Евдокимов. Православие. М., 2002. С. 37.


[Закрыть]. Православие не знает западного разграничения: consilia – мирянский вариант спасения по евангельскому совету и praecepta – монашеский, по заповедям{30}30
  П. Евдокимов. Этапы духовной жизни. М., 2003. С. 119.


[Закрыть]. Царство Небесное, по слову Господа, внутрь нас есть, напоминает преподобный Никита Стифат, пустыня излишня, когда мы и без нее входим в царство, через покаяние и всякое хранение заповедей, возможное на всяком месте владычества Божия{31}31
  Преподобного Никиты Стифата первая деятельных глав сотница. Добротолюбие. Указ. изд. Т. 5. С. 101.


[Закрыть].

Брак не означает снисхождения к слабости неспособных к монашеству; напротив, Григорий Палама уверял, что жизнь в девстве гораздо исполнимее и малотруднее жизни брачной{32}32
  Добротолюбие. Paris, YMCA-PRESS, 1988. Т. 5. С. 262.


[Закрыть], а священномученик Иларион (Троицкий) считал монашество уделом слабовольных, нуждающихся в зароке, обете, чтобы связать себя дисциплиной{33}33
  См. в кн.: Без Церкви нет спасения. М., СПб., 1998. С. 243.


[Закрыть]; то же мнение неоднократно высказывал и о. Иоанн (Крестьянкин): сильные христиане живут в миру, а слабые в монастыре.

С другой стороны, монашество, конечно, не является следствием непригодности к браку, уклонением, в трактовке некоторых белых священников, от тяжести семейного креста. Не имеет ничего общего с реальностью изображаемое фантазерами этакое бесстрастное, полумертвое существо, отвергающее всё мирское, включая интересы отечества, и равнодушное ко всему земному, включая родственников.

Избирая пустыню, монашество вовсе не враждует с миром, а поддерживает его, и не только любовью, выражаемой в молитве. Преподобный Феодосий Печерский обличал, мирил и поучал князей, ходил в суд заступаться за обиженную вдову, построил дом для безродных, возил хлеб в тюрьму и в голодное время открывал кладовые для крестьян. Умением успокаивать спорящих и прекращать распри владетельных славилась св. Евфросиния Полоцкая. Преподобный Сергий прошел пешком двести верст ради встречи с князем Олегом Рязанским, и после беседы тот, преложив свирепство на кротость, помирился с Димитрием Донским, что, при раздробленной власти, несомненно, имело громадное политическое значение.

Святой Кирилл Белозерский с простотой чистого сердца предлагал московскому и другим князьям проект всеобъемлющей правительственной программы по улучшению нравов. Преподобный Григорий Пельшемский, оставив монастырь, специально пришел в Вологду, захваченную Димитрием Шемякой, и едва не лишился жизни за велегласное порицание нечестивого князя. И сегодня: монашествующие берут под свое покровительство разоренные колхозы{34}34
  Конечно, ни в одном уставе, ни в истории монастырей ничего подобного не найдешь. Но ведь диктуют обстоятельства, за неотвратимостью которых просматривается воля Божия: «Мы создали небольшой скит в Рязанской области… К нам пришли крестьяне из соседней деревни Слободка и сказали: Отцы святые, возьмите нас хоть крепостными, мы четыре года не получали зарплату, нас 800 человек и мы не знаем, как дальше жить…». См. беседу с настоятелем Сретенского мужского монастыря архимандритом Тихоном (Шевкуновым) в газете «Татьянин день», ноябрь 2004. С. 24.


[Закрыть], дают работу у себя на строительстве, содержат детские приюты{35}35
  Руководство милиции Наровчатовского района Пензенской области связало существенное снижение подростковой преступности с деятельностью Троице-Сканова женского монастыря, который организовал летний трудовой лагерь и четыре воскресные школы при храмах (интернет).


[Закрыть], кормят бомжей, реабилитируют алкоголиков и наркоманов и наставляют на путь истинный губернаторов и депутатов Госдумы.

Те, кто никуда не уходит, тоже призваны; Евангелия даны и оженившимся{36}36
  Творения иже во святых отца нашего Василия Великого. М., 1991. Ч. 5. С. 39.


[Закрыть], полагал святой Василий Великий; супружество не увольняет от долга преодолевать страсти и очищать от них свое сердце, а также терпеть телесную болезнь, недостаток необходимого, бесславие, ущерб имения, потерю родных, притом необходимо сохранить душу не униженной в прискорбных обстоятельствах и не превознестись гордостью в положении блистательном{37}37
  Цит. по: Архим. Илия (Рейзмир). Учение святителя Василия Великого о духовном совершенствовании. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2004. С. 55–56.


[Закрыть].

Избирая пустыню, монашество вовсе не враждует с миром, а поддерживает его, и не только любовью, выражаемой в молитве.

Миссия их – пещись о мире, который возлюбил Бог{38}38
  Ин. 3, 16.


[Закрыть], быть Его посланниками, проповедовать православие, занимаясь наукой, искусством или ремеслом, облагораживать повседневный труд, всякое дело возводя на высоту христианства, нести окружающим радость веры и надежды, наконец, созидать семью как домашнюю церковь и воспитывать детей, будущих воинов Христовых. Живущим среди сетей, имеющим пред глазами побуждения ко грехам, требуется, конечно, больше осторожности и сил в ратоборстве с врагом{39}39
  Свт. Василий Великий. Указ. изд. С. 39–40.


[Закрыть].

При различии образа жизни различны, конечно, и наказания, то есть научения Божии в виде трудностей и испытаний: монах не тревожится о прокорме домочадцев, его не давит миллион мелких материальных забот, его не теребит жена, у него не болеют дети и он искренне считает, что скорбей, которые терпят семейные, ему не понести; и наоборот, оставшиеся в миру считают неподъемным для себя тяжкое монашеское бремя, хотя за отсутствием опыта не имеют ясного понятия, в чем оно состоит.

Пафнутий-отшельник, муж великий и добродетельный, после долгих лет сурового подвига просил Бога открыть ему, кому из святых он уподобился; ангел назвал ему флейтиста, живущего в городе, бывшего разбойника, пьяницу и развратника: он выручил из беды двух беспомощных женщин и тем обрел милость у Христа. Еще через годы, проведенные в еще большем воздержании, Пафнутий задал небесам тот же вопрос и получил указание на старосту соседней деревни, добродетельного в семейной жизни, питающего странников и соблюдающего всякую справедливость при исполнении своей должности.

В третий раз в пример пустыннику привели александрийского купца, прибывшего с сотней кораблей из верховьев Фиваиды и раздававшего имущество и товары нищим и монахам{40}40
  История египетских монахов. Православный Свято-Тихоновский богословский институт. М., 2001. С. 61–65.


[Закрыть]. Русская Церковь освятила равночестность обоих путей к спасению канонизацией множества мирян: князей, воинов и милосердных замужних женщин, угождавших Богу, по-нынешнему говоря, социальным служением.

Святой Максим Исповедник утверждал: не то что любить всякого человека, но даже перестать ненавидеть невозможно, если не отторгнуть, не презреть всё земное.

А вот пример о возможностях духовного преуспеяния из наших дней. Когда-то А. благополучно вышла замуж, родила чудную девочку; безоблачная жизнь семьи нарушилась психической болезнью ребенка; тогда-то А. обрела веру, и путь ее определился в ежедневной, ежечасной страже при этой болезни; дочку за тридцать лет совместных страданий ни разу не сдавали в больницу. Божии уроки состояли в том, чтобы просто терпеть: как бы она ни ругалась, ни оскорбляла, ни дралась – не отвечать и малейшим раздражением, а прижимать дитя к груди и приговаривать: ты моя родная… ты моя дорогая девочка… Завершая свою повесть, А. вскользь, без всякого пафоса тихонько проронила: «Зато теперь все люди – мои…». Между тем святой Максим Исповедник утверждал: не то что любить всякого человека, но даже перестать ненавидеть невозможно, если не отторгнуть, не презреть всё земное. Вот и пустыня – без монастыря.

Премудрость Промысла назначает каждому меру соответственно личностному своеобразию. Только Господь ведает начала и концы, прошлое и будущее; только Он подлинно знает каждого человека с его генетикой и индивидуальностью, физическими силами и душевными возможностями, общественным темпераментом и внутренними устремлениями, эмоциями, ошибками и страстями, и только Он определяет путь, на котором личность, исполняя Его задание, обязана раскрыть в себе образ Божий и умножить таланты{41}41
  Мф. 25, 15–28.


[Закрыть].

Пустите детей…

 
Есть на море пустынном монастырь
Из камня белого, золотоглавый,
Он озарен немеркнущею славой.
Туда б уйти, покинув мир лукавый,
Смотреть на ширь воды и неба ширь…
В тот золотой и белый монастырь!
 

Н. С. Гумилев

Человеческое рассуждение объясняет возникновение монашества в IV веке, во-первых, прекращением гонений: жаждущие пострадать за Христа уже не находили места подвигу в благополучном, могучем, процветающем государстве и бежали в пустыню; во-вторых, обмирщением Церкви, куда хлынули толпы жителей империи, переставших бояться преследований за христианство.

Но ведь и прежде случались подобные поступки и положения: праотец Авраам, покидая отчий дом, верою повиновался призванию{42}42
  Евр. 11, 8.


[Закрыть]; к пророку Илии церковная служба прилагает терминологию, обычно употребляемую в отношении монахов: «во плоти Ангел и безплотен человек». Боговидец Моисей изведен в пустыню задолго до Антония Великого. Иоанна Крестителя монашествующие во многих поколениях считают своим предшественником и покровителем{43}43
  Иоанн Креститель принимал живое участие в жизни монахов Палестины, он был для них игуменом, наставником и заступником. В «Луге духовном» (репринт издания Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 1915. С. 6–7) приводится умилительный рассказ об измученном плотской бранью подвижнике Кононе (VI в.), который решил покинуть монастырь. Встречает его Иоанн Креститель и кротко говорит: «Возвратись в монастырь, и я избавлю тебя от брани». Конон же ответил с гневом(!): «Будь уверен, ни за что не вернусь! Ты не раз обещал мне это и не исполнил своего обещания!» С прежней кротостью великий Иоанн объясняет: «Я желал, чтобы ты получил награду за эту брань, но так как ты не захотел, я избавлю тебя… Но вместе с тем ты лишаешься и награды за подвиг».


[Закрыть]. Во все времена, очевидно, происходило одно и то же: Божие призывание обращалось к тому, в ком не сомневалось встретить соответствующее расположение.

Множество преподобных покидали мир, Спаса Христа измлада возлюбивши. Святая Евпраксия проявила волю остаться в обители, будучи семи лет, Макарий Каневский поселился в Овручском монастыре девяти лет, Иов Почаевский принял постриг двенадцати лет; тот же возраст указывается в житиях святых: Ионы, будущего митрополита Московского, Макария Желтоводского и Макария Глушицкого; четырнадцати лет стали монахами святые Феодор Освященный и Андрей Критский; в шестнадцать лет покинул мир преподобный Герман Аляскинский.

Одному Господу ведомыми судьбами является желание монашества. «Из любви к Богу, говорите? – задумчиво рассуждал один батюшка{44}44
  Прот. Николай Агафонов, автор замечательных рассказов в сб. «Преодоление земного притяжения». Самара, 2004.


[Закрыть]. – Ну, Бога-то и мы любим, все христиане… Нет, надо еще и это любить…» – и он показал сначала на клобук, а потом обвел рукою весь монастырь. Трогательный пример собственного опыта описан владыкой Иосифом (Черновым): «Восьми лет увидел: в задней части церкви кто-то стоит, обошел – а-а! – это человек, на нем мантия была и клобук. Тут я в монастырь влюбился навсегда. Это была моя первая любовь восьми лет. Полюбил монашество я»{45}45
  Свет радости в море печали. М., 2004. С. 9.


[Закрыть].

Преподобномученик Корнилий мальчиком побывал с другом семьи Мисюрем Мунехиным в Псковских Печорах; его пленили красота природы и тихая служба в пещерном храме. То же в точности – в роли Мисюря выступил товарищ по техникуму – повторилось с А. П., теперь архимандритом: только-только обратившись, он приехал в Печоры, и там сразу определился путь.

Случаи прекрасной решимости бывают и в наше время: А. убежала в монастырь на Украине пятнадцати лет (1994); почему – не говорит, «сама не знаю», улыбается загадочно. И., теперь иеромонах, окончив институт, сговорился с компанией на охоту; случайно набрел на женский скит, только что открывшийся невдалеке от города; зашел в храм, шла служба, читком, без священника; ощутил непонятную жалость и что-то еще, совсем для себя новое; тем же летом он продал ружье, отдал деньги скитницам и отбыл в монастырь.

У нас в большой моде стенания о заведомой неосуществимости монашества в нынешнем мире; притом нет чтоб сказать «я не могу»; утверждают: нашему времени не дано.

Святые Арсений Великий, Иоанн Дамаскин и Симеон Новый Богослов происходили из знатных семейств, получили соответственное образование, достигли положения царедворцев; они оставили роскошные палаты, чтобы поселиться в пещерах и питаться хлебом с водой в безлюдье, молчании, бедности. И наши преподобные, например Нил Сорский, Гавриил Пельшемский, Ферапонт Можайский, Корнилий Комельский, Михаил Клопский, Феодосий Тотемский, Кирилл Белоезерский, Иоанн Угличский, Галактион Вологодский, ни во что вменили аристократическое происхождение, богатство и комфорт, отдав предпочтение лесным шалашам, землянкам и самодельным хижинам – в северных пределах России, а не в знойных песках Египта и Палестины.

Соображения осторожности, благоразумия, собственной слабости не довлели, не останавливали: «Сколько было препятствий!.. самое тело вопияло мне: куда ведешь меня? Я так слабо и болезненно… Но был голос, голос в сердце, думаю, голос совести или, может быть, Ангела Хранителя, сказывавшего мне волю Божию: потому что голос был решителен и повелителен»{46}46
  Свт. Игнатий (Брянчанинов). Собр. соч. М., 2001. Т. 1. С. 638.


[Закрыть].

Тянуть опасно, потому что, предостерегает святитель Феофан, Господь зовет-зовет, да и замолчит, и от этого не только желание в монастырь погаснет, но само желание душу спасать испарится, и будешь мирянкою до мозга костей{47}47
  Творения иже во святых отца нашего Феофана Затворника. Собрание писем. М.: Паломник, 1994. С. 202.


[Закрыть]. К. в свое время тоже слышала зов, и собиралась, и часто ездила в обитель, но приняла чей-то практичный совет: поживи сперва, в монастырь всегда успеешь; тут же стряслась безумная любовь, а когда через год чад развеялся, К. осталась одна с растерзанной душой и ребенком; тяга к монастырю живет в ней, как зубная боль, она пыталась исправить судьбу, подбросив сына сестре, но остановил тихий вопрос духовника: «И что, надеешься так спастись?..»

А преподобный Симеон Новый Богослов повествует о счастливчике Георгии: в двадцать лет повезло ему встретить мудрого монаха, от которого он получил веру, правило и книжицу святого Марка Подвижника; юноше понравилось молиться, он делал много поклонов, проливал обильные слезы, приносил искренние воздыхания – и удостоился, к собственному изумлению, вышней радости, «божественного осияния»; но, не расценив великую милость Божию как залог и побуждение к удалению от мира, вскоре уступил случившимся искушениям и «впал в совершенное омрачение, словно никогда не слыхал слов Христовых». Падение длилось около девяти лет! Свое избавление от «пагубы» он объяснял только молитвенным заступлением святого старца.

Сегодня, когда повсюду доминирует физиология, сложилось мнение, что семь раз отмерить мало: надо попутешествовать по монастырям, изучить условия, разузнать про климат, устав, трапезу, взвесить свои силы. При этом рекомендуют{48}48
  После раздумий вышло решение не называть авторов, высказывания которых побуждают к полемике, чтобы не переходить на личности и не умножать бесконечные ожесточенные споры, и без того преизбыточествующие в церковном мире. Но как здесь, так и далее цитируемые высказывания приводятся в точности.


[Закрыть] обратить пристальное внимание на ряд вопросов, в частности:

– имеется ли духовник (предпочтительно монах), способный к полезному назиданию;

– имеются ли насельники, служащие примером благочестивой жизни;

– соответствуют ли взгляды игумена (игумении), духовника и братии учению святых отцов (затруднительно вообразить, каким путем приезжий паломник станет испытывать взгляды настоятеля);

– предоставляет ли монастырь время и возможность молиться и читать творения святых отцов;

– разумны ли порядки в монастыре: нет ли излишней строгости или, наоборот, излишней свободы для насельников;

– не обременяет ли монастырь насельников непосильным множеством хозяйственных и экономических хлопот;

– проявляют ли в монастыре должную заботу о здоровье насельников.

Ищущий обитель со списком подобных требований обретет покой разве в элитном санатории, правда, за большие деньги и без примеров благочестивой жизни; кроме тенденции спасаться с комфортом интересна мысль насчет настоятелей монастырей, «обязанных предоставить» полноценное питание, комфорт, беструдное житьё, а плюс к тому безупречную святоотеческую духовность. Еще преподобный Феодор Студит говорил на эту тему: сами ничего не принесли в обитель, а подай то и то… Бывало, конечно, в XIX веке, богатые вдовы-генеральши ладили собственные общинки, а синодальные чиновники проверяли, наличествует материальное обеспечение или имеет место каприз замолившейся барыни; а нынешние настоятели (настоятельницы), брошенные на руины за послушание, жалованье получают или кому-нибудь должны больше, чем насельники?

Между тем некоторые всерьез усваивают подобные рекомендации и с порога занимают позицию делающего великое одолжение, словно редкостный специалист перед работодателем; постоянно недомогая, они носят хвори как знак отличия, не способны к труду: ничего не умеют и не хотят; не могут рано вставать, настаивают на особом питании: «врачи сказали забыть о постах»; подчиняются только своему духовнику, которого регулярно посещают, неделями отсутствуя в монастыре, а святых отцов штудируют преимущественно лёжа в постели, записывая подходящие выдержки прямо на обоях, которые недавно в поте лица клеили другие сестры.

У нас в большой моде стенания о заведомой неосуществимости монашества в нынешнем мире; притом нет чтоб сказать я не могу; утверждают: нашему времени не дано, получается, обделили нас по причинам историческим, нам не известным и от нас не зависящим. Архимандрит Софроний, автор «Старца Силуана», считал такие сетования ересью: «Христос всегда один и тот же, и благодать неизменно подается взыскующим ее»{49}49
  Лет тридцать назад имели хождение устные повествования о героических личностях, в советское время возжелавших пустынножительства и безмолвия. Они нелегально селились на Кавказе, в труднодоступных горах; обходились ничтожными средствами: одному бывшему ученому-физику родители посылали 20 рублей в месяц, это рублей, наверное, 500–600 на теперешние деньги. Кое-что, если удавалось, выращивали; ютились в самодельных хижинах, даже в дупле дерева, как древние. Беззащитные перед стихиями, местными разбойниками и гонением атеистической власти, они уповали единственно на помощь Божию и нередко удостоивались чудес: рассказывали, например, о молодой инокине, к которой приходили звери, чтобы согреть в холодные ночи, и приползали змеи, чтобы согреться ее теплом. Эти подвижники поразительно быстро получали благодать самодвижной молитвы и выбрасывали четки, как уже лишний инструмент. Многое из их быта можно узнать из книги монаха Меркурия «В горах Кавказа». М.: Паломник, 1996.


[Закрыть].

Но и значительно раньше утверждал святой Максим Исповедник: имеющий истинную веру во Христа имеет в себе сокращенно все дары Божии; некоторые не знают об этом по нерадению об исполнении заповедей и думают, что не могут иметь даров Духа Святого. Вот в чем беда: мы не проявляем деятельной любви, которая показала бы божественные в нас сокровища, и потому справедливо почитаем себя чуждыми даров Божиих, то есть остаемся без плода по безделью нашему{50}50
  Прп. Максим Исповедник. Четвертая сотница о любви. Добротолюбие. Указ. изд. Т. 3. С. 223.


[Закрыть].

Мы не проявляем деятельной любви, которая показала бы божественные в нас сокровища, и потому справедливо почитаем себя чуждыми даров Божиих, то есть остаемся без плода по безделью нашему.

В самом деле, разве мы испытывали день за днем такие средства, как бдение, пощение и на земле легание? разве подвизались до крови? разве свершили свой подвиг самоотречения? разве хотя бы просили с верою?{51}51
  Иак. 4, 2.


[Закрыть] разве любили и жаждали Бога больше жизни? разве поверили, что удаление от мира дарует прибежище у Христа?{52}52
  Феолипт, митрополит Филадельфийский. Добротолюбие. Указ. изд. Т. 5. С. 163.


[Закрыть] Как бы хорошо вместо жалоб на худые времена признать собственную нашу глубочайшую, универсальную испорченность, которая и порождает всяческую немощь; тогда получаем шанс ну хоть на жалость Божию – за честность, по Лествичнику: кто слаб телом, тот да шествует путем смирения.