Текст книги "Долгий путь к январской реке (из дневников разных лет)"

– Ты хочешь поговорить? Вот по дороге и пообщаемся. Тому ничего не оставалось, как последовать за мной. Оказался нормальный парень. Правда, на словах отношения выяснили. Но он признался, что после первого моего удара уже ничего не видел и не понимал, где находился и что происходило. Потом пожали друг другу руки и разошлись.

А потом я увидел его года через три в зале, когда была встреча с олимпийскими чемпионами Сеула, и я рассказывал про нашу победу на Играх-1988.

К чему я так подробно рассказал про этот эпизод? Просто я решил, что боксёрские упражнения очень полезны и для фехтовальщиков. Особенно, если речь заходила о тактической подготовке. И сегодня я беру перчатки и даю возможность ребятам работать с «грушей».

Про знакомство с фехтованием

Но я забежал далеко вперёд. Потому что мои первые уроки фехтования прошли вовсе не в «Динамо», а совсем в другом месте. Наша улица – Дружба молодёжи упиралась в стадион имени Ленина. Под трибунами этого стадиона работала фехтовальная Кировская детско-юношеская спортшкола. И самую первую тренировку я запомнил навсегда. Дело в том, что у нас с братом был один и тот же размер. И когда я впопыхах, как всегда, собирался на тренировку, перепутал кроссовки. Хватился только тогда, когда папа привёз меня на стадион и познакомил с тренером. И в раздевалке я пришёл в ужас, поняв, что у меня две кроссовки на правую ногу. Что было делать? Кое-как натянул одну из правых на левую ногу и так провёл своё первое занятие.

Правда, в этой секции я надолго не задержался: тренер оказался чрезмерно строгим. Если он давал индивидуальный урок, а ты ошибался в каком-то движении, он бил тебя по бедру рапирой с захлёстом. И на бедре оставался рубец. Практически все его ученики ходили с такими рубцами: чтобы выдерживать дистанцию, чтобы правильные рефлексы вырабатывались. Но этот тренер, его уже нет в живых, поэтому и не называю его фамилию, часто уезжал на соревнования. И завещал на время его отсутствия тренироваться в «Буревестнике», который находился в центре города. Кстати, в то время только в Баку было очень много фехтовальных секций. Многие из них «квартировали» неподалеку друг от друга. И когда на первой же тренировке в «Буревестнике» я встретил своего одноклассника из 23-й школы Игоря Олейникова, я оттуда уже не уходил. Так до августа 1979-го – почти два года – мы занимались вместе.

Но я ещё только-только начинал более-менее серьёзно относиться к фехтованию. И в школу ходил с сумкой, в которой вместо учебников уже лежали кеды, спортивные трусы, майка и перчатка. Меня привлекал азарт борьбы, само участие в соперничестве, возможность перехитрить соперника и продержаться на дорожке как можно дольше. А что ещё нужно было мальчишкам? Выяснить между собой, кто сильнее. Приходишь на тренировку, ещё даже не переодевшись, занимаешь очередь для спарринга – ив раздевалку. Само собой, тренеры давали уроки – без этого в фехтовании не бывает. Но я рвался на дорожку с непременным желанием победить во что бы то ни стало.

В «Буревестнике» я задержался на два года во многом из-за своего одноклассника и двух тренеров – Александра Фёдоровича Страшкина и Лейлы Арифовны Зейналовой, благодаря которым во многом и влюбился в фехтование окончательно. А с августа 1979 года началась настоящая работа – тренажёры, кроссы, растяжки: я вообще деревянный был, как Буратино. Всё это было уже в «Динамо» с Балояном. Понимал, что и мне, и моим тренерам будет со мной непросто – к 14 годам уже не было той эластичности, которая присуща юным созданиям.

Про первый сбор в Измаиле

На Всесоюзной Спартакиаде школьников 1981 года в Каунасе я уступил Анвару Ибрагимову за «вход в четыре», а наша команда оказалась второй – для Азербайджана очень высокое место, уступив очень сильной команде Казахстана. Мы проиграли – 4:5.

Так вот, тогда меня заметил Олег Леонидович Глазов, который был старшим тренером молодёжной сборной СССР, и пригласил в Измаил, что в Одесской области, на сбор национальной юношеской команды.

Хотел бы в этой связи сказать несколько слов про Глазова. Внешне строгий, он никогда не позволял себе несправедливости. Это был человек интеллигентный, с хорошим чувством юмора. Позже, когда уже не было Советского Союза, он стал старшим тренером по виду, позже работал главным тренером сборной России, возглавлял тренерский совет. А когда меня назначили главным тренером в 2013 году, обратился к нему с просьбой остаться на этом посту. Жаль, что получилось не очень долго. В день, когда мы вернулись из Будапешта, где после 11 лет смогли завоевать Кубок наций за общекомандную победу, Глазова не стало… Рано ушёл.

А в Измаил из Одессы добирались на «кукурузнике» минут сорок. Там и познакомился практически со всеми, кто был потом во взрослой сборной страны.

Привёз тогда с собой две рубашки. Зачем? До сих пор понять не могу – зачем на сборе вообще нужны рубашки. Причём, одна ярко-ярко салатовая, другая – ярко-ярко оранжевая. Наверное, мне – 15-летнему пацану, да ещё впервые участвующему в таком форуме, хотелось как-то выделиться, привлечь к себе внимание. Поэтому подобное излишество было простительно.

Но обе рубашки были мятые. Мне же надо было их погладить. Надо попросить кого-то из девчонок? Но я вообще никого не знал.

Услышал разговор двух подруг с фехтовальными чехлами, одна другую, как мне показалось, называла Лилей. Проследил, куда они пошли. Со всей мальчишеской прямотой, не раздумывая, постучался в дверь. Открыли, и я с ходу: «А Лилю можно?» Они в смех: оказалось, что это не Лиля, в Виля – так подружки Ольгу Величко называли. Вышла малюсенькая пигалица, а я опять с ходу: «Можно я принесу рубашку погладить?» Мне почему-то казалось, что все девочки должны уметь гладить рубашки.

Тут я уже совсем обнаглел – и принёс не одну, а обе своих рубашки. И она их погладила, уж и не помню как. Так и познакомились. А потом постоянно играли втроём в карты, в «подкидного дурака» – Ира Караева, Оля Величко и я. Кто проигрывал, тому били картами по ушам. Меня не жалели – и уши у меня были фиолетового цвета. Но и я в долгу не оставался – и у них уши были как у Маленького Мука.

Вообще, атмосфера на тех сборах была удивительной. И первая же тренировка по общефизической подготовке, которую проводил Владимир Жилкин, оказалась такой серьёзной, что все мышцы болели, и мы по лестнице поднимались и спускались спиной вперёд. С оружием мы тоже занимались. И меня прикрепили к Евгению Пикману, который в то время работал с молодёжью, но давным-давно живёт и трудится в Австрии. Как-то спросил, не помнит ли он парня, которому давал уроки на сборах в Измаиле? Оказалось, что нет…

Мы жили в комнате вчетвером, и был там здоровый амбал – двухметровый шпажист из Москвы Саша Шишкин. Ну и мне не понравилось, что эти ребята, разговаривая между собой, то и дело использовали ненормативную лексику, постоянно вспоминая близких родственников, чего у нас, на Кавказе, тогда было не принято. Ну, я раз попросил при мне не выражаться, потом второй. Понимал, что ребята пользуются таким лексиконом без какого-то умысла, а нехорошие слова срывались с уст автоматом. Но когда в третий раз услышал нехорошее выражение, влепил здоровенному парню оплеуху. Тот не ожидал такого исхода и стал извиняться.

Позже, когда сам стал жить в России, до меня дошло, что это всё были атавизмы и рудименты того житья-бытья в Закавказье и той среды, в какой я был воспитан.

И ещё один случай тогда меня потряс.

Вошёл к нам в комнату какой-то парень с ножницами в руках. И то ли продемонстрировать своё умение, то ли ещё по какой-то причине кинул их, и те воткнулись в какой-то картонный или из ДСП шкаф. Они так и торчали, никто их не собирался вынимать. А тут зашёл к нам один из тренеров – Александр Сергеевич Кислюнин. Это сегодня он личность известная, привёл две женские шпажные команды к олимпийскому золоту, а в те годы просто тренер, кажется, ещё никого не подготовивший. Сейчас он работает в коллективе, можно сказать, под моим началом. А тогда я был обычным пацаном, только-только начинавшим спортивную карьеру. Вот как жизнь изменилась…

Так вот, заходит Кислюнин и, не разобравшись, кто из четверых воткнул эти ножницы, сразу начал на меня наезжать. Почему он определил, что именно я виновник поступка? А я с детства терпеть не мог несправедливость. Понятно, что я возмутился. Но тот уже не мог остановиться. Мне тогда было 15, а Кислюнину – 40. Получается, что я сейчас старше того Кислюнина. Но никогда – ни раньше, ни сейчас, ни, надеюсь, позже – не стану никого огульно обвинять, не разобравшись в ситуации.

Вот таким был мой первый сбор в юношеской сборной СССР. Вообще, если ты приезжал на сбор не со своим персональным тренером, то тебя к кому-нибудь прикрепляли. И я сменил огромное количество специалистов за все молодые годы, пока не попал в основной состав взрослой команды.

Про своё семнадцатилетие

Для меня же, можно сказать, именно с Измаила начался новый уровень жизни – не республиканского, не ведомственного, а уже союзного значения. И после подобных сборов возвращение в Баку было иным. Ты и сам чувствовал, что стал фехтовать иначе, и как я в своё время смотрел на Корецкого, так занимавшиеся со мной ребята теперь смотрели на меня. Нет, большие результаты пришли позже, но сам уровень владения оружием после всех этих многочисленных спаррингов и индивидуальных уроков, преподанных различными специалистами, становился выше. Что-то ты воспринимал и брал на вооружение, что-то отметал – не всё мне подходило по манере фехтования. Но я рос – ив прямом смысле, и в мастерстве. И каждый, кто варился в этой всесоюзной каше, давали колоссальный импульс для тех, кто ещё не дотягивал до подобных сборов.

К сожалению, ничего подобного сейчас нет. В России четыре региона развивают рапирное фехтование, три – сабельное и шесть – шпажное. Это Уфа, Казань, Москва и область, Санкт-Петербург, Новосибирск и еще несколько городов. Каждый из них поставляет в сборную по одному-два спортсмена. В отсутствие массовости Россия берет талантами: заметили, пригласили и начали обкатывать. С прошлого сезона наши юниоры тренируются со взрослыми, и так будет минимум до 2020 года.

Мне еще не было 17 лет, когда удалось победить всех на первенстве ЦС «Динамо» в Минске, причём, для спортсменов не старше 1963 года. Я же был на два года моложе. Правда, в этих соревнованиях не участвовал ряд сильнейших динамовских рапиристов, проходивших по возрасту, – Ильдар Шаймарданов, Рашид Хабибулов и Владимир Авдонин. И в Стайках мы остались на сбор перед первенством Союза в этой возрастной группе.

И вдруг меня начал прессинговать, даже можно сказать терроризировать, Рафаель Дубов, тренер Шаймарданова. И подметив что-то кажущееся ему неправильным, моментально строчил докладную Александру Дзевялтовскому, который отвечал за динамовское фехтование.

И тут отправились на какой-то турнир в Минск, и прямо в пути пришло сообщение о смерти Леонида Брежнева. Понятно, что все соревнования были отменены, по стране объявлен всеобщий траур. А у меня как раз день рождения в самый день похорон. 17 лет, дата всё-таки. Но Дубов приказал отменить все торжества по этому поводу.

Ладно я: нельзя, так нельзя. Но на сборе в Стайках было много сверстников, которые ждали моего праздника. До Ильича Брежнева им всем было как до лампочки другого Ильича, что постарше.

И нам удалось организовать настоящее, правда, не шумное веселье. В соседнем корпусе, соединенном с основным галереей, чтобы не светиться перед дежурными через основные входы. А ещё открыли заранее окна, чтобы никого не потревожить.

Догадывался, что мой домогатель просто так от меня не отстанет, нашёл какой-то эластичный бинт и замотал ногу, на случай, если он начнёт поднимать меня поутру, когда мы только-только вернулись в номера.

Всё так и произошло. Прибежал Дубов: «Ты почему не на зарядке?» Я поднимаю забинтованную ногу: «У меня травма голеностопа». Крыть было нечем, и он приказал после подъёма написать объяснительную на имя Дзевялтовского. Благо всё обошлось, и я отправился на первенство страны, где пробился в финальную восьмёрку. Причём, решающие бои проходили на следующий день. И ты целый день ходил с этим ощущением гордости за содеянное.

Понятно, что в первой же встрече в четвертьфинале я в пух и прах проиграл киевлянину Олегу Брусиловскому, которому, как позже выяснилось, исправили дату рождения на год. А что такое, когда тебе нет и 20 лет, двухлетняя разница в возрасте? Тут даже не физиология, а в большей степени антропометрия имеет решающее значение. Кто-то выше ростом, кто-то резче, кто-то просто раньше созрел, а кому-то, как в нашем случае, просто по метрикам уменьшили возраст на допустимый. И я просто-напросто не успевал за действиями тогдашнего киевлянина, который уже давно живёт в Нью-Йорке.

Зато мы выиграли командный турнир, и я впервые стал чемпионом СССР среди юниоров в возрасте, когда фехтовали ребята на два года старше. Правда, меня выпускали на дорожку только в первых боях с каким-нибудь армянским «Ашхатанком» и «Зенитом».

В те годы у нас в один сезон проходило два первенства – одно в ноябре, а следующее – в феврале или марте. Правда, там разыгрывалось только личное первенство. И я опять попадаю в восьмёрку. Первый круг прохожу, в полуфинале – новая встреча с Брусиловским, вновь уступил без шансов, но зато за бронзу победил Авдонина, одного из молодых лидеров динамовского фехтования, причём, достаточно уверенно.

Казалось, не было никаких препятствий, чтобы мне оказаться в сборной, пусть пока не на первенстве мира, а на традиционном турнире фехтовальщиков социалистических стран. Но меня не взяли, предпочли Сергея Баранова из Алма-Аты, которого близко не было ни на одном турнире. При этом мне никто ничего не объяснил. Мне же – 17-летнему – невдомёк, что вокруг велись какие-то закулисные игры. Папа же – опытный «боец», в курсе всех этих дел был. И прилетел в Подольск на сбор перед юниорским первенством мира в Будапеште 1983 года.

Ругань тогда между тренерами стояла страшная: двое проходили безоговорочно – Петя Мардухаев, кстати, тоже бакинец, который выиграл одно соревнование и был вторым на другом. Хотя там вмешивались разные потусторонние мотивы – национальность и родной брат, живший в Нью-Йорке. И Авдонин. А за третью позицию и был спор – кого везти в Будапешт: меня или Шаймарданова. По очкам проходил я. В итоге и поехал. Но не имея никакого международного опыта, вылетел в третьей ступени. Двое других финишировали в восьмёрке, но без медалей. Зато опыт от участия в этом турнире я получил просто бесценный: я посмотрел, как фехтует Стефано Чериони, как владеет оружием Лука Виталеста, который и стал чемпионом. Первый раз увидел венгра Золта Эршека с прямой рукой: как он насаживал соперников на свой клинок, словно мясо на шампур.

И уже на следующем соревновании в Казани я опередил даже тех, кто был старше, использовав приглянувшиеся мне у соперников приёмы. Но всё это я еще перед турниром опробовал на тренировках в Баку, где легко побеждал опять-таки более старших рапиристов. Уже тогда понял, что если ты в свои 17 лет умеешь подсмотреть самое лучшее у соперников, способен правильно воспринимать и анализировать полученную информацию, это качество считаю наиважнейшим.

Про Ибрагимова и Романькова

С каждым месяцем набирался опыта, в большей степени соревновательного, стал попадать на динамовские сборы, вначале юношеские, потом юниорские. Уже упоминал, что в 1981 году выступал на Всесоюзной Спартакиаде школьников в Каунасе и проиграл в финале Анвару Ибрагимову, своему будущему товарищу по команде и по жизни. Причём, вёл по ходу 6:2. И тут у него какие-то бинты на колене размотались, потом он поменял одну, позже вторую рапиры – и ему удалось сбить темп: весь мой напор куда-то улетучился. И я в итоге проиграл…

На Кубке СССР в Кутаиси в конце 1984 года мы с Анваром, два юниора, оказались в финале. Это было нечто, потому что не первенство водокачки всё-таки – а один из главных, можно сказать, второй по значимости турнир страны, в котором участвовали все сильнейшие, в том числе и Александр Романьков, уже тогда неоднократный чемпион мира, олимпийский призёр. И если раньше Саша на сборах мог позволить себе на правах старшего и именитого скомандовать: «Молодой, иди сюда!» И легко чихвостил. То теперь, когда мы встретились в полуфинале взрослого Кубка страны, я повёл 9:3. 9:3 выигрывал у самого Романькова! Он был в шоке. А если учесть, что Саше был тогда уже 31 год, он был полон сил, энергии. А тут какой-то щегол посмел посягнуть на Самого и выигрывает с таким серьёзным перевесом.

Можете себе представить, что я выслушивал от старшего товарища при каждом кор-а-коре: весь набор «лестных» слов из лексикона самого именитого рапириста мира. Я старался всё пропускать мимо ушей, гнул свою линию.

Но напротив меня был всё-таки Романьков. Он нанёс четвертый укол. Потом пятый. Шестой! Седьмой!! Восьмой!!! Девятый!!!! Равенство – 9:9! Как мне удалось тогда после такого стремительного напора мастера нанести два своих укола (тогда уже по правилам разница должна была быть в два) и выиграть 11:9, даже вспомнить не могу.

Всё, с этого момента для Романькова я стал врагом. И при каждом случае он демонстрировал свою неприязнь. Мне же было всегда очень интересно соперничать именно с великим, даже величайшим рапиристом всех времён, который всегда был и оставался приверженцем классического фехтования. Это было не просто, нет, потому что Саша дрался в каждом бою до конца, как зверь. Но комфортно, потому что он, повторяю, был классиком. А мы уже были испорченные – могли и в плечо уколоть, и в бок, и даже иногда в треугольник. Я уже успел подглядеть не классическое, а я бы назвал его «буржуазное» фехтование, когда можно было, как в сабле, захлестнуть, идти на соперника с прямой рукой, уколоть не прямо, а с прохлёстом. У того же Романькова четвёртая защита была сумасшедшей, но и она пробивалась, если получалось захлестнуть клинок.

Вот ему с нами было очень некомфортно. Особенно на тренировках. Начинаешь хлестать, а он начинает беситься. А иным путём Романькова не переиграть – только используя нестандартные приёмы.

Финал Кубка я проиграл Анвару Ибрагимову. Он тогда вернулся после турнира «Дружба», который проводили из-за отказа участвовать в Олимпийских играх в Лос-Анджелесе. К тому же уже больше года тренировался у Марка Петровича Мидлера. И быстро усвоил уроки учителя. Он всегда был самым перспективным среди своих ровесников – лучше, чем я, чем Дима Шевченко. И если бы он держал себя в форме и продолжал относиться к фехтованию серьёзно, стал бы великим на долгие годы. К сожалению, по известным причинам этого не произошло.

И ещё могу сказать: когда я сам стал тренироваться у Мидлера, Анвар стал для меня как прочитанная книга. В том же 1987 году на чемпионате страны за «вход в восемь» у него уже не было шансов меня победить. Но это было много позже.

Про закулисные игры

Но внутри страны уже начались совсем не спортивные, некрасивые игры: страна-то большая, участников много, а в сборной всего три места.

Собственно, почему начались? Просто для меня всё это было в диковинку. Не мог даже представить в свои юные годы, что подобное возможно. Только один пример приведу. На чемпионате страны в Хмельницком в ноябре того же 83-го фехтую с белорусом. Судил известный в прошлом рапирист, экс-чемпион мира Василий Станкович из Львова. Упорный получился поединок. Но при счёте 9:9, когда по тем правилам оставался всего один укол до победы, и произошёл этот неприятный момент.

Не успели мы после разбора очередной фразы встать друг напротив друга, раздалась команда рефери «Готовы?» Я тут же по всем правилам поднял руку: «Не готов!» И слышу от судьи: «Предупреждение!» Борец за справедливость, стал возмущаться, на каком основании мне сделано замечание, если это было моё право – ответить утвердительно или отрицательно. В ответ услышал дерзкое, не допускающее возражений: «На место!»

Не успел надеть маску, не говоря уже о том, чтобы встать в стойку, ещё находясь спиной к судье и боком к сопернику, услышал: «Готовы? Начали!» Я – стоп. И сразу следом – «Штрафной укол!» Отец чуть не растерзал Станковича, который был совершенно не прав, но выполнял чьё-то конкретное задание – освобождал место для представителя Украины Олега Брусиловского. Но так нагло убирать конкурента – 18-летнего парня, для которого это могла быть травма на всю жизнь, недопустимо.

К молодёжному чемпионату мира 1984 года в Ленинграде мы готовились в подмосковном Подольске. И я брал уроки у Владимира Гансона. И ни разу – ни разу! – он мне не то, что не сказал, даже не намекнул, что на мировое первенство меня не возьмут. А на тренерском совете он меня назвал даже не основным запасным, а пятым номером.

И получилось, что на том первенстве мира был единственный из рапиристов, кто реально отвечал всем требованиям – и возрастным, и спортивным: Анвар Ибрагимов, который в итоге и завоевал бронзу, уступив в полуфинале Чериони. Двое других – Олег Брусиловский и Николай Васильев из Ташкента были «липовыми» участниками: они оба были 1963 года рождения, а первенство разыгрывалось для спортсменов не старше 1964 года. Разумеется, я был расстроен, несмотря на то, что сезон мне не удался. Но тот же Васильев был на сборе слабее всех. Он вылетел из второй ступени, где из шести участников продолжали борьбу пятеро, чего раньше не случалось. Так он умудрился пристроиться последним в группе.

Позже, когда стал взрослее и начал разбираться во всей этой фехтовальной кухне, легко просчитывал подобные явления. Оказывается, Гансон долгое время работал в Узбекистане, дружил с Иосифом Миркиным, тренером Васильева. Так скажи сразу, что на меня никто не ставит, что шансов нет, возможно, я бы понял, что к чему. Так нет же.

Я в своей практике никогда подобного позволить не мог: лучше вообще не стану тренировать спортсмена, чем буду просто отбывать номер на дорожке, не отдаваться работе полностью. Не в моём это характере.

Вспомнился ещё один забавный эпизод из соперничества тех лет. На первенстве Союза 1985 года в Харькове он произошёл. За вход в четвёрку я, в то время ещё динамовец, фехтовал с Овиком Аракеляном, армейцем. А тут как раз уколы фиксировали по новым аппаратам «ВИСТИ», на которых кроме традиционных лампочек красного, зелёного и белого цветов были две маленькие жёлтого цвета. Они должны были гореть при некорректных действиях спортсмена: если он гарду прижимал к электрокуртке.

Борьба получилась упорная. Идем укол в укол. И вдруг Владимир Назлымов, который в то время руководил фехтованием в ЦСКА, кричит судье, что на моей стороне аппарата загорелась жёлтая лампочка. Причём, подобного никак не могло быть, потому что был не ближний бой и никакого кор-а-кора, а рука с рапирой была вытянута. Получилось, что аппарат сам по себе сработал не в мою пользу. Но судья непреклонен – предупреждение, несмотря ни на какие мои возражения.

А уже к концу боя вновь вмешался в ситуацию Назлымов: вновь жёлтая горела на моей стороне. Скорее всего, аппарат был неисправный.

Но это сегодня я рассказываю всё со смехом. А тогда для меня это была трагедия: получил штрафной укол ни за что, ни про что и проиграл бой. Вот так и было: за год до этого меня ни с того, ни с сего наказал Станкович, теперь не доведённый до совершенства аппарат помешал попасть на пьедестал.

Меня всегда удивляло, как взрослые, именитые, всё понимающие люди, ради достижения каких-то своих сиюминутных целей, готовы были пойти на подлог. Даже представить не мог, что подобное возможно. Сегодня я сам руководитель, но даже в мыслях никогда не держал, чтобы добиваться побед для своих учеников подобным неправедным путём. Но это был Назлымов, этакий хамелеон от фехтования, которого мне пришлось терпеть ещё не один десяток лет.