Текст книги "Долгий путь к январской реке (из дневников разных лет)"

Про богатыря Апциаури

А после победного Кубка страны в Кутаиси меня стали приглашать на сборы уже по взрослым. И первый из них был в Стайках в январе 1985 года. Оказываюсь в одной комнате с Владимиром Апциаури. Старшим тренером тогда бы Олег Визгунов.

Утром спим. А кто-то просто ломится к нам в дверь. Я же сплю обычно как удав, открываю один глаз – Вова ухом не шевелит. Кое-как поднялся, открыл. А там Визгунов визжит: «Вы что с ума сошли! Зарядку проспали! Посмотрите на часы: сколько время?» Пришлось каяться, извиняться. «Быстро на завтрак, потом тренировка».

Подхожу к Апциаури – а он вообще никак не реагировал на крики главного тренера. Бужу его: «Вова, вставай! Визгунов приходил, ругался. Ты чего дверь не открыл?» «Чего?» – раздалось в ответ. Поднялся не торопясь. И со словом «Чидаоба!» скрутил меня на раз. Чидаоба – оказалось грузинская борьба. А Вовка здоровенный был, у него руки как клещи, берет твоё запястью двумя пальцами – и ты как в тисках.

Я сразу на попятную: «Вова, хорошо, до конца сборов дверь открываю только я».

Думаю, так быть не должно, надо что-то придумать, чтобы поставить грузина на место. Рассказал всё Ибрагимову. Анвар моментально среагировал: «Давай его после тренировки поймаем». Третьим позвали Игоря Городского. Здоровяка-сибиряка из Риги: широченные плечи, ладони, как две моих, 47-й размер ноги.

Заканчивается тренировка. Вовка раскачивается на батуте, ни о чём не подозревая. Мы втроём подкрадываемся. А он на батуте, у него нет точки опоры. Мы на него набрасываемся. Но и тридцати секунд не прошло, как мы не знали, где наши руки-ноги, где головы: он нас скрутил всех троих в бараний рог. И орали так: «Вова, прости, пощади, это была ошибка». А в ответ только одно слово: «Чидаоба»

Вы не представляете, какой силы был этот человек. Чтобы прыгнуть в длину с места на три метра 20 сантиметров, нужно прилично размяться. Но только не Апциаури. Для него это вообще не результат. Он прыгал так безо всякой подготовки. Безо всяких проблем до баскетбольного кольца допрыгивал – а это всё-таки 3.05 метра.

Но Вовка был замечательный – настоящий друг, старший товарищ. Никогда не думал, что в мае 2012-го буду нести гроб с его телом. Ужас, какой-то, словами не передать…

Про первое чемпионство

Это был шаг во взрослую жизнь. Июнь 1985 года. К сожалению, мы не смогли вовремя прилететь на чемпионат страны – то ли нелётная погода в Баку помешала, то ли самолёт оказался неисправным. Появились в универсальном зале «Дружба», когда личные соревнования уже завершились. А сборная республики у нас была очень приличная, и все мы молодые, воодушевлённые, сильные. Кроме меня, Боря Корецкий, Петя Мардухаев, братья Саркисовы – Миша и Аркаша. Хорошая команда. Понятно, что нас допускают под последним номером. А под первым – сборная Москвы. И мы обыгрываем столичных ребят в одну калитку. Если не ошибаюсь, счёт был 9:3. Потом в восьмёрке побеждаем белорусов с Сашей Романьковым, в полуфинале – очень сильную грузинскую команду, в которой фехтовали Вовка и Зураб Апциаури, Гогита Гелашвили, Гия Абашидзе, уже много лет живущий в Америке. И в финале встречаемся с первой сборной РСФСР.

Перед самым боем к отцу подошёл один из судей и сказал, что свыше приказали сделать всё, чтобы не дать выиграть команде Азербайджана. И действительно нас начали душить с первых же поединков. Отец, понятное дело, начал возмущаться, и его выгнали из зала. Он пошёл на трибуну и встретил председателя спорткомитета Азербайджана, который пришёл не один, а с Николаем Русаком, в то время заместителем председателя Всесоюзного спорткомитета. И наш руководитель удивился, что старший тренер республиканского фехтования не в зале, а на трибуне. Отец всё рассказал, как есть. Русак, разумеется, тоже услышал. И в мгновение всё переменилось, и судейство стало объективным. И мы выиграли. 9:4. Боря дал 4 победы из четырёх, я – 3 из трёх, то есть у меня ещё бой оставался, Петя, соответственно, отличился два раза. Я всегда давал три свои победы. Если Боря не давал три, то мы проигрывали. И мы ещё несколько лет оставались на вершине рапирного фехтования в стране.

И ещё такая важная деталь: мы стали единственной командой среди представителей всех видов спорта Азербайджана, которая выиграла золотые медали чемпионов СССР. Кстати, отец, который всегда передавал в нашу азербайджанскую спортивную газету материалы о фехтовании, как сейчас помню, назвал ту свою статью «Взлёт после нелётной погоды».

Про первый обман Назлымова

Сбор перед чемпионатом мира 1985 года в Барселоне проходил в Стайках. И меня пригласили, потому что я уже был в обойме. Но на чемпионат мира поехал почему-то Андрей Клюшин. А до этого тот же Клюшин проиграл на чемпионате страны за «вход в шестнадцать» Васе Рослову, который никогда не котировался среди сильнейших. Прекрасно понимал уже тогда, что в команду должен быть включен не я и не Клюшин, а Владимир Лапицкий. Но его даже на сборе не было. Он считался изгоем. А на тренерском совете пятым утвердили Клюшина, кроме Романькова, Апциаури, Ибрагимова и Виталика Логвина из Ташкента, который в тот год стал чемпионом страны.

И после заседания случайно встречаю двух тренеров – Иосифа Миркина и Владимира Житлова. И, набравшись наглости, в лоб спрашиваю: «И чем это я вам так не угодил?» С высоты сегодняшних лет поступок 19-летнего парня мне кажется просто неприличным. Спросил, удивил своим вопросом, но ответа не получил. Однако поступок этот даром не прошёл. Узнал о нём в тот момент уже главный тренер сборной страны Назлымов. И решил со мной поговорить.

Идём по Стайкам. Лето, тепло, сосны. И Владимир Аливерович стал меня успокаивать: «На чемпионат мира надо ехать выигрывать. Ты ещё молодой, успеешь. Надо спокойно отнестись к решению тренерского совета. Через полтора месяца Универсиада в Кобэ, в Японии. Поедешь на Универсиаду. Наберёшься необходимого опыта». Главный сказал, значит, тому и быть.

Через месяц собираемся в Харькове на сбор перед поездкой в Японию, за пару дней до отлёта переехали в Москву, жили в гостинице «Спутник». Сидим в номере, ждём, когда позовут на экипировку, играем вчетвером – Апциаури, Корецкий, Анвар и я – в карты, и тут папа звонит: «Ильгар, не расстраивайся!» Я в недоумении: «Почему я должен расстраиваться?» «Ты что не знаешь? Ты в Японию не летишь». «А кто летит?» «Аркаша Саркисов». Вот уж о ком подумать не мог – он наш, бакинец, но никогда ничего не выигрывал, да и фехтовал так себе. А мне Назлымов обещал, здесь, в Москве, никто слова не сказал. Попытался найти Назлымова – бесполезно. Спросил у Иозаса Удраса – он командовал фехтованием в «Буревестнике», студенческом обществе. Тот: «Это вопрос не ко мне». Ну и для чего меня приглашали на сбор, для спарринга? Наверное, могли бы найти кого-нибудь другого для этой цели.

Назлымов появился, когда автобусы уже отправлялись в аэропорт. Я, естественно, с вопросом к главному тренеру. А в ответ ничего внятного и конкретного: главный тренер сборной ничего не мог объяснить 19-летнему парню. Так и не узнал, почему остался дома в том, августе 1985-го. Знал, что Удрас дружит с Рафиком Арутюновым, тем самым тренером, к которому я когда-то пришёл на тренировку в кроссовках на одну ногу. А тот как раз Саркисова тренировал. Но по всем выкладкам я был сильнее плюс обещание Назлымова. При этом я понимал, что решение меня не брать было принято раньше. Так почему не объявили мне заранее? Но вопросы я мог задавать только сам себе – никто другой отвечать на них не собирался.

Про Ждановича в роли старшего тренера

Февраль. 1986-й. Приезжаем в Раубичи на сборы. Во главе рапирной сборной уже не Визгунов, а Виктор Жданович.

В сентябре 1985 года я был на всесоюзном сборе, а Жданович на динамовском. В Эшерах. Народу было много. Все общества тогда собирали своих фехтовальщиков. И, понятно, без футбола не обошлось. И в одной из атак я ударил и промахнулся. И Жданович кричит: «Всё, больше ему пас не давайте!» Чего вдруг, думаю, он так на меня взъелся. Я бил по воротам, не попал – с кем не бывало И тут следующая фраза первого олимпийского чемпиона меня шокировала: «И не поможет тебе твой папа со своими деньгами». Я предполагал, что вокруг меня что-то происходит, но уж не до такой степени. «А при чём здесь мой папа? – поинтересовался. – Мы же о футболе речь ведём». И добавил: «Вы не хотите со мной поговорить?» И услышал совсем нелицеприятное, чтобы передать на бумаге. Смысл был такой: кто ты, мол, такой, чтобы я с тобой разговаривал. Если мерить по званиям, то, наверное, он был прав: я – рядовой, а он – полковник. То есть, по его понятиям, мог позволить такое обращение. Но я прежде всего человек. Да ещё южанин. Ну и послал его по известному адресу.

В октябре 1985 года приезжаем на сбор в Алушту. Первый сбор в Крыму на спартаковской базе. И все мужики смеются надо мной. «Чего ржёте?» «А ты не знаешь, кто новый старший тренер сборной Союза?» «Кто?» «Жданович!».

С этого момента я стал для него предметом мебели – он меня в упор не видел. И чего только не придумывал, чтобы не брать меня на соревнования.

Так, к «Боннскому льву»-1987 готовились в Сухуми, потом перелетели в Москву и заселились в гостинице «Спорт». Туда же ночью из Сан-Паулу вернулись пацаны с молодежного первенства мира. Шевченко стал чемпионом, Паша Соловьёв замкнул восьмёрку.

И тут объявляют, что утром мы трое должны быть в спорткомитете на Лужнецкой набережной. Пацаны – 19-летние ребята – после длительного перелёта ещё в себя прийти не могли. Им бы поспать всласть – ан нет: приказ свыше – на следующий день лететь в Германию на турнир «Боннский лев». Ребята взмолились – мол, устали очень, не до соревнований им сейчас. А мне Жданович объявил, что я остаюсь дома. Естественный вопрос: «Почему?» «Твой загранпаспорт куда-то подевался, мы его найти не можем». А куда мог исчезнуть паспорт, если он должен был быть у старшего тренера, то есть, у Ждановича? Странная картина: молодёжь не хотела, но её заставили лететь в Германию, а я хотел выступать, но была выдумана причина, чтобы не брать меня в команду. Других поводов придумать не могли: я же был призёром чемпионата страны.

Про стычку с Романьковым

Возвращаемся в Раубичи в феврале 1986-го. Жданович уехал на юниорское первенство мира, а за старшего Эрнест Владимирович Асиевский, тренер Романькова. Но я почувствовал уже иное отношение к себе.

Фехтую с Апциаури на тренировке. Вовка останавливается: «Чего-то наконечник откручивается, подержи катушку, Ильгар». Я держу катушку. А Романьков дрался на соседней дорожке, и у него белый фонарь загорелся. Он ко мне: «Ильгар, дай катушку!» «Вовка вернётся, потом бери» «Пока он вернётся, у меня бой закончится». Отдал катушку Саше.

Апциаури вернулся. Саня проиграл. Мы стоим ждём, когда Романьков катушку вернёт. Я спросил: «Сань, катушку отдашь?» В ответ: «Совсем обалдел, тратата!».

Отстёгивает карабин и бросает катушку – она улетает в сторону. «Пошёл на…», – слышу от Романькова. «Иди сам туда же», – обменялись любезностями. Я поворачиваюсь и получаю удар рапирой наотмашь по спине. Не раздумывая, отвечаю тем же. Романьков просквозил мимо к Асиевскому: «Или он, или я?» Не трудно догадаться, кого выбрали.

Собирается тренерский совет вместе со спортсменами. Решение: отчислить Мамедова со сборов за неспортивное поведение. Я попытался вставить, что тебя бьют, оскорбляют – это по-спортивному? Меня не стали слушать: «Всё. Завтра уезжаешь». Все молчат.

Вечером кто-то ко мне подходит: «Мы перерешили: на сборе остаёшься. Но в Венгрию на турнир не летишь».

А на следующий день выходной. И все укатили в Минск. Стою один на остановке, жду автобуса, чтобы отправиться следом. Вдруг останавливаются «Жигули», бордовая «семёрка». Романьков: «Ты куда, в город? Садись, подвезу».

В поездке мы не произнесли ни слова.

Встретился с девушкой, погуляли по Минску, потом пошли в ресторан. И там встретил Вовку Апциаури и Гегама Оганесяна с девчонками из местного института физкультуры, мы давно были знакомы. Зная, что нахожусь под контролем, не пил совсем, в отличие от коллег. С большим трудом вытаскиваю ребят из ресторана – время поджимало.

Приехали в 23.03 – на три минуты опоздали. Асиевский и Балаян стоят внизу. «Ты пил?» – ко мне. «Нет». «Смотри, сейчас будем проверять». «Пожалуйста, проверяйте». Гегама спрашивают, в ответ: «Чуть-чуть». Апциаури: «Одын стаканчик». «Идите спать!» Минут сорок пудрили мне мозги. Я даже фразу бросил: «Да хоть судмедэкспертизу вызывайте, я не пил». «Иди, завтра разберёмся».

На следующий день утром объявляют: Мамедова отчислить со сборов теперь за нарушение спортивного режима. А вечером новая установка: остаёшься, но с турниром в Венгрии не известно. «Так я же туда и так не еду?» «Может быть, поедешь».

Через пару дней возвращается Жданович. Решение старшего: в Венгрию едешь, но деньги не обмениваешь. А до этого, когда в январе были в Париже, Вовка Лапицкий понакупал себе много разных вещей. И его остановили на таможне. Решение было странным – все эти вещи без права ввоза в СССР. А ещё и Анвара прихватили, хотя у него кроме двух пар джинсов и пары костюмов ничего особенного не было. Объяснительные с обоих потребовали. И Анвар стал писать какую-то глупость. Его тоже решили наказать.

Но Лапицкий, хитрый малый, сделал доверенность на Апциаури, а Анвар на меня. Чтобы мы могли забрать вещи со склада временного хранения в Шереметьеве и вывезти их. И Жданович, которому добрые люди тут же обо всём доложили, почему-то подошёл ко мне, а не к Вовке: «Если хоть одна вещь в страну вернётся, ты – не выездной».

Разумеется, всё ввезли. И в автобусе, который нас встречал, объявляют фамилии тех, кого приглашают на сбор перед «Боннским львом». Мамедова не назвали. Спросил, по какой причине. Услышал невразумительное: «По причине неконтактности». И я был невыездным целый год. После турнира Тарлея 1986 года следующим стал турнир Тарлея 1987 года.

Про Бориса Корецкого

Тому же Борису Корецкому свыше было дано стать именно фехтовальщиком. В 1977 году в Баку проходило первенство СССР среди юношей, и там я впервые увидел Борю. Он уже тогда был для нас кумиром и предметом для подражания. И летом на даче по периметру бассейна я ходил в фехтовальной стойке, подражая движениям, которые подглядел у Корецкого.

А потом мы оба оказались в «Динамо» у одного тренера – Гарика Арменаковича Балояна. В то время счет в фехтовании в «олимпийке» вели до 10 уколов, чуть позже до 10, но с непременной разницей в два балла и с потолком в 12 уколов. И поначалу Боря давал мне фору в 8 уколов, и я не мог у него выиграть. Разумеется, разница в возрасте – без малого пять лет – имела большое значение. Но со временем всё изменилось. Кроме характера Корецкого.

Я – человек слова. И если я кому-то что-то пообещал, то сделаю всё, чтобы сдержать данное слово. И на дух не переваривал людей, которые поступают иначе, не отвечают за обещанное.

Декабрь 1985-го. Кубок СССР в Харькове. Ко мне подходит Корецкий: «Ильгар, я могу вылететь из третьей ступени. И мне надо, чтобы Макс Хотенко, твой друг, мне бой отдал». А перед этим был ещё какой-то турнир, в котором Корецкий и Хотенко оказались в аналогичной ситуации. Только тогда для Корецкого тот бой ничего не решал, а для Хотенко наоборот – мог помочь пройти в следующий круг соревнований. Ну и Макс попросил, чтобы я поговорил с Борей. Но Корецкий тогда заартачился, и выиграл. И в Харькове я Боре говорю: «Ты же месяц назад просьбу Макса проигнорировал. А теперь хочешь, чтобы он пошёл тебе навстречу?» Понятно, что уже москвич не соглашался ни в какую. Но всё-таки удалось его уговорить с «железобетонным» обещанием Корецкого «вернуть должок» при первой же необходимости. В общем, Хотенко тогда согласился, только потому что я попросил. Боря выиграл и прошёл дальше и дальше, и в итоге стал обладателем Кубка страны.

А в январе 1986-го – турнир сильнейших в Стайках. Система соревнований мне нравилась, потому что соперничали каждый с каждым, «накушиваешься» по полной, но и пользу получаешь огромную. Победы суммируются, и у кого их больше попадает в финал А, у кого меньше – в финал Б и так далее.

У меня бой с Корецким. Веду 4:2. А тогда договорённости между нами были такие, что если ты первым набираешь 4 укола, то отдаёшь сопернику уколы до 4-х (для коэффициента) и автоматически выигрываешь. Но это же Корецкий! Он сравнивает счёт, но я спокоен, что последний укол за мной. Не тут-то было! Боря делает быструю атаку на подготовку, и фонарь горит на его стороне. Я не попадаю в финал А.

Естественно стал выговаривать земляку, что так не делают. Раньше он подвёл моего друга, теперь «кинул» меня. В ответ услышал: «Извини, рефлекс сработал». Знаю я эти рефлексы!

Февраль. Ленинград. Гостиница «Октябрьская». Бог наказал Борю – в одном из столкновений он сломал большой палец на правой ноге. И не мог надеть нормальную обувь – из Баку он летел в адидасовских шлёпанцах, разумеется нога в тёплом носке. Там мы готовились к «Ленинградской рапире». Но Боря толком не тренировался – куда с такой-то ногой.

Начался турнир. У меня предстоит непростой бой с Лапицким. Подходит Хотенко: «У меня бой за вход в «шестнадцать» с Корецким. Напомни ему, он же должен долг вернуть». Иду к Боре: «Ты помнишь про своё обещание – отдать бой Хотенко?» Тот юлить начал: «Мы тогда на пять фехтовали». «Причём пять или десять – он пошёл тебе навстречу, ты после этого выиграл Кубок». «Ладно, ладно».

Я выигрываю свою встречу. Не успеваю отключиться от аппарата – на соседней дорожке крики, шум, гам. Иду туда. Макс возмущённый: «Боря у меня выиграл!» Я к Корецкому: «Ты что сделал? У тебя опять рефлекс сработал?»

Я даже представить не мог, что подобное возможно. Во мне всё кипело. И тут за Корецкого вступился Балоян: «Это мы все плохие, а ты один хороший». Я ничего понять не мог: выходит, я один такой ненормальный, ратовал всё время за порядочность и справедливость. А эти два человека, с которыми я многие годы прожил бок о бок, просто использовали меня, когда им это нужно было? «Ладно, – говорю. – Хорошо. Теперь нам с вами не по пути – вы идёте своей дорогой, я – своей». Повернулся и ушёл. Так завершилась моя динамовская эпопея. Но всё происшедшее меня удивило. То есть, для этих людей синица в руках оказалась важнее, чем журавль в небе.

Про первые уроки Мидлера

1986 год. Так я остался без тренера. И тут вспомнил, что на сборе в Стайках летом 1985 года, перед чемпионатом мира, Анвар сказал мне, что Мидлер хотел бы меня тренировать. Тогда я всерьёз не воспринял это предложение: я же динамовец, и никуда из «Динамо» уходить не собирался. Анвар стал объяснять, что Мидлер не всех берёт, и раз обратил внимание на меня, то от таких предложений не отказываются. Я категорически ответил: мне, мол, это не интересно. Какой же я был наивный?

Итак, я – без тренера и ещё без какой-либо принадлежности к спортивному обществу. Вольный стрелок, Робин Гуд. «Динамо» я был не нужен – фехтование там возглавлял, кроме сборной, Жданович. Я как раз заканчивал срочную службу в динамовских войсках в июне 1986. И на чемпионате страны в Ленинграде в июне 1986, будучи ещё рядовым срочником, написал рапорт на и. о. начальника команды фехтования ЦСКА Олега Пузанова.

8 августа 1986 года приехал в столицу к Марку Петровичу сдаваться. Не сразу попал в ЦСКА, вначале меня определили в Московский округ ПВО, где я познакомился с Хасаном Исмаиловым, который как раз отвечал за фехтование в этой организации. Так я оказался сержантом сверхсрочной службы на какой-то радиолокационной станции в 150 км от Москвы. Один раз мы туда ездили. Но запомнилась та поездка надолго: вначале одно колесо на «восьмёрке» Хасана пробили, потом второе. А поздняя осень, холод, без запаски.

Поначалу расселился со сборной РСФСР, у которой в Химках в гостинице «Маяк» проходили сборы. Мест свободных не было, и мы спали втроём на двух сдвинутых кроватях с Раисом Сафиным и Валерой Новиковым.

И 16 августа 1986 года – первый урок у Марка Петровича. А восемь дней до этого ничего не делали, гуляли, как умели, по Москве. И как-то сразу мне стало очень интересно, и до конца моей спортивной карьеры я трудился исключительно с Мидлером.

А на Спартакиаде народов проиграл двум его ученикам – Шевченко и Шаймарданову. Но уже через месяц я обыграл всех на первенстве Вооружённых сил в Ереване. Всё, что ни делал, всё, чему меня Мидлер за этот месяц научил – всяческим хитростям, «провокациям», – все получалось. И это при том, что соперники у меня были очень серьёзные – за «вход в восемь» выиграл у Апциаури, за «вход в четыре» победил Клюшина, в полуфинале – Анвара. И в финале встретился с Гегамом Оганесяном. А он же дома фехтовал и вёл 9:7, но мне удалось выиграть 11:9.

Но больше всего понравилось, что проходили все мои домашние заготовки, я ловил соперников «на удочку», что было приятно. Я уже фехтовал с новым репертуаром. Использовал различные трюки.

Что касается Мидлера, то он нас не переучивал, он у каждого выявлял те качества, которые позволяли давать нужный результат, и старался их совершенствовать. Тот же Шевченко, который был выше нас ростом и, соответственно, имел более длинную руку, готовился по одной схеме, Ибрагимов – по другой, я – по третьей. У каждого была своя специфика – разная скорость, разная координация. Взять того же Юрия Лыкова, у которого с координацией было совсем плохо. И при этом он был уже двукратным чемпионом мира. Когда на тренировках мы использовали мяч, то для Юры, как он сам говорил, «самым страшным было остаться наедине с мячом». Но фехтовальная манера ведения боя у него была очень неприятная для многих соперников. В этом и заключалась манера работы Мидлера, который из простого спортсмена мог сделать сильного бойца, а из сильного и способного ученика – очень-очень сильного.

Я никогда не видел, чтобы Мидлер был в гневе, в ярости, возмущался, обижался или негодовал. Марк Петрович перевернул мою жизнь. Он безусловно обладал педагогическим даром. Он точно представлял себе, на кого можно кричать, кого можно даже оскорблять, а кого нужно хвалить и вдохновлять. Конечно, были случаи, когда кто-то из учеников не выдерживал пассажей Мидлера, срывал маску и посылал Марка Петровича по известному адресу. Это означало одно: тренер провоцировал ученика нарочно. Он держал его в тонусе.

Ну и, конечно, после того, как СССР приказал долго жить, и Марк Петрович возглавил сборную России по рапире, начался резкий рост наших результатов.