Текст книги "Наша Юрмала"

Илья Дименштейн
Наша Юрмала

Предисловие

Несколько лет назад руководство Юрмальской думы устроило для журналистов экскурсию по городу. В Дубулты наш автобус остановился около бывшего Дома творчества писателей. Каково же было мое удивление, когда эскурсовод показала на другую сторону улицы: вот дом, где жила Аспазия. А о Доме творчества писателей, в котором творили Окуджава и Арбузов, Паустовский и Гранин, Каверин и Вознесенский ни слова. Будто Юрмала только и связана с Аспазией и Райнисом, и не было здесь ни “дубултского периода в истории советской литературы”, как образно сказал о Доме творчества Вознесенский, ни выдающихся докторов – от Нордштема и Максимовича до Малкиеля, ни знаменитых на весь Советский Союз ресторанов “Юрас перле”, “Лидо”, “Кабург”…

В последние годы о взморье появились книги, но они рассказывают о нелегком промысле латышских рыбаков, об «уникальной деревянной архитектуре 1930-ых» и вскольз упоминают о “русском” и советском периоде. К тому же – в черных красках.

Книга “Наша Юрмала” воскрешает “неудобное» для современной Латвии взморье. Вы найдете здесь малоизвестные странички из «русского» и «советского» прошлого города. Узнаете о “Порте Ассерн”, возникшем за год до Первой мировой, о русских архитекторах, построивших самые известные особняки на взморье – ресторан “Лидо” и Дом Беньямина, о знаменитых ресторанах советской Юрмалы, о том, в честь кого было построено шоссе Рига – Юрмала и для кого на самом деле отливали статую Лачплесиса, и многое другое. Книга иллюстрирована редкими открытками и фотографиями из коллекции автора.

Дореволюционное взморье

Эдинбург, Майоренгоф, Дуббельн

В начале ХХ столетия на взморье, или, как его тогда называли, штранд, можно было уехать с вокзала Рига-2, который находился в районе нынешней улицы 13 Января. Слава курорта год от года росла и незадолго до начала Первой мировой было открыто прямое железнодорожное сообщение – Москва – Кемери.

Умеренный климат, невысокие цены, близость от Москвы и Петербурга – все это притягивало отдыхающих. Здесь побывали Максим Горький и Леонид Андреев, адвокат Кони и Николай Лесков, звезда русской эстрады, певица Анастасия Вяльцева и легендарный авиатор Сергей Уточкин. На целых девять летних сезонов вторым домом стало Рижское взморье для автора «Обломова» – Ивана Александровича Гончарова.

Но, давайте, заглянем на штранд начала столетия. А помогут нам в этом старые газеты, путеводители, воспоминания старожилов.

Река Лиелупе называлась тогда Аа, а первая взморская станция – теперешняя Лиелупе – Буллен. Как писал старинный путеводитель, «дач здесь немного и стоят они дорого».

Следующая станция носила длиннющее название – Билдерлингсгоф. Нетрудно догадаться, что это – нынешние Булдури. «Местность отличается обилием соснового леса. Вдоль дюн тянется Мариинский парк, очень удобное место для прогулок».

Взморье тогда разделялось как по социальному, так и по национальному признаку. Бильдерлингсгоф был вотчиной исключительно немцев. В Майоренгофе – нынешнем Майори, который тогда находился в частной собственности барона Фиркса, запрещалось селиться евреям.

Дзинтари именовались очень романтично – Эдинбург. По свидетельству современников, сюда приезжали люди богатые, искавшие увеселений и любовных интриг. А вот что писал об Эдинбурге Леонид Андреев, отдыхавший на взморье в июле 1901-го: «…аристократический уголок, немного скучный и сонный, дачи все собственные, женщины все породистые и красивые, мужчины все вежливые. Ездят все в первом классе и притом обязательно в отделении для некурящих.»

Самым шумным, самым популярным поселком взморья был Майоренгоф. Необычна история названия поселка и станции. В середине ХVII века эта местность перешла в собственность барона Фиркса. Барон был майором в армии польского короля и очень гордился своим воинским званием. Его поместье стали называть поместьем майора, а затем название распространилось на окрестную территорию.

«…самый пестрый городок, – пишет о Майоренгофе Андреев. – Тут и крупная разноплеменная буржуазия, и разночинец, поставивший ребром последнюю сбереженную копейку, и так неведомо кто – просто люди, которые хотят и здоровья, и повеселиться, людей посмотреть и себя показать».

Газеты отмечают наплыв отдыхающих – жаркое лето манит к морю. Ежедневно даются концерты. Выступает Вяльцева, в саду Горна, который располагался на месте нынешнего кинотеатра «Юрмала», играют Вагнера и Чайковского. По вечерам на майоренгофском пляже устраиваются фейерверки.

Главной артерией поселка была, конечно же, улица Йоменская – средоточие рестораций, кафетериев, бакалейных лавок.

К Дуббельну – так назывались когда-то Дубулты – улица Йоменская переходила в Рижскую.

Как курорт Дуббельн имеет старые традиции. Еще в первые десятилетия ХIХ века там отдыхали русские офицеры – участники кампании 1812 года. Была там дача Барклая – де – Толли.

Дуббельн любили и литераторы. Дача Гончарова находилась на тогдашней Господской улице, в доме Посселя. В советское время в этом месте был построен Дома творчества писателей. На концертах в Дуббельнском кургаузе частенько можно было увидеть и Лескова – известный писатель снимал дачу неподалеку, в Карлсбаде.

Пумпури и Меллужи именовались тогда одним словом – Карлсбад. Правда, взморский Карлсбад был не чета знаменитому европейскому тезке – здесь отдыхали люди небогатые – учителя, пасторы, мелкие торговцы. «Дачи в Карлсбаде дешевы, но местность сыровата. Имеется парк, кургауз, аптека, рынок и несколько пансионов…»

В одном из таких пансионов у отставного прусского унтер-офицера и останавливался в июне 1879-го Лесков, а спустя еще два десятилетия, в 1901-м, в Карлсбаде, на улице Екаба, снимал комнату Леонид Андреев.

Последней станцией у моря, где в начале века снимали дачи, был Ассерн. Нетрудно догадаться, что так звучали когда-то нынешние Асари. Асари были известны своими клубничными плантациями. Первые саженцы клубники на взморье появились именно здесь – их привез из Франции поданный этой страны некто Кортезье. Ягоды пришлись по вкусу начальнику станции Гайлису и ее с дозволения местных властей начинают высаживать на участках.

Булдурская Америка

Знаете, кому Булдури обязаны своим названием? Йохаму Булдерингу – рыцарю Ливонского ордена. В 1516-м магистр Вальтер фон Плеттенберг пожаловал своему приближенному эти земли.

Спустя сто с лишним лет их выкупил герцог Екаб, они перешли в госсобственность, и их лишь сдавали в аренду. По данным 1783 года, здесь насчитывалось 8 крестьянских хозяйств. Располагались они ближе к Лиелупе и занимались там, главным образом, рожью. По взморью тогда ходила поговорка: пусто, как у булдурских крестьян с рожью. Первые участки под дачи здесь начали продавать в 1840–м. Среди владельцев был и рижский купец Алифанов. В 1875 году в поселке, который тогда назывался Бильдерлингсгоф, насчитывалось около 400 дач. Строились они и поблизости от моря – по обеим сторонам нынешнего проспекта Булдуру, и у реки. Отдаленные участки отдыхающие прозвали Америкой и Австралией. Между прочим, в Австралии находилась дача рижского архиепископа. В 1880–е в Бильдерлингсгофе преимущественно селились немцы – оттого и называли район «немецкой крепостью». В отличие от Майоренгофа, Эдинбурга и Карлсбада, здесь даже не было кургауза для концертов – местная публика хотела полного покоя. Однажды тогдашние шоумены попытались устроить праздник – пригласили музыкантов, однако дачникам это не понравилось. Пошли письма по инстанциям, и поселок оставили в покое. В эти же годы в Бильдерлингсгофе построили первую гостиницу. Называлась она по имени хозяина Буловского. В 1907–м деревянное здание горело, в том же году поднялось новое. Разбили и сад. Буловский все – таки «прорвал» неуступчивых немцев – с 1911–го в саду начал играть оркестр. Во время революции 1905–го, когда латыши стали «мочить баронов в сортире», именно Билдерлингсгоф был взят под особую охрану. До 1908 года здесь дежурил эскадрон драгун. Среди первых столичных гостей, побывавших в поселке, был и великий князь. В 1886–м он отправился в поездку по Северо – Западу России и не мог упустить случая, чтобы не заехать на взморье. «Поезд Их Высочеств остановился у Бильдерлингсгофской станции с тем, чтобы Августейшим Гостям проследовать в экипаже к Дуббельнскому вокзалу вдоль всех трех мест купаний, расположенных одно подле другого, и ознакомиться с общим их характером, – писал придворный литератор Константин Случевский. – Прибывших сопровождало целое шествие разнообразнейших экипажей и упряжей, из которых многие были очень нарядны. Аркам, поставленным вдоль пути, не было числа, равно как и вензелям. Стал накрапывать небольшой дождь, и сквозь глубокие сумерки обрисовывались причудливые балкончики и веранды дач самыми яркими красками бенгальских огней. На пути стояли дачники…» И сегодня в Булдури сохранились симпатичные деревянные дачи с балкончиками и верандами – уже перестроенные и реконструированные. В одной из них – на проспекте Булдуру, 17, – до войны находилась гостиница Casino. Среди интереснейших каменных зданий довоенной поры, конечно же, Villa Marta и лютеранская церковь. Последняя была построена в 1889 году по проекту архитектора Хилбига. В советское время Булдури тоже выделялся архитектурой на фоне остальной Юрмалы. Достаточно назвать лишь ресторан «Юрас перле», построенный в 1965–м. Хватало и знаменитых отдыхающих. В августе 1961–го в санатории «Белоруссия» жил выдающийся физик, лауреат Нобелевской премии Лев Ландау, в 1987–м у своих близких в санатории «Булдури» бывал Андрей Миронов. Булдури был центром курортной жизни взморья: санатории «Циня», «Булдури» с десятками корпусов, «Белоруссия», пансионат «Лиелупе»… В стенах редакции газеты «Юрмала» на проспекте Межа прошла и первая пресс – конференция организаторов эстрадного конкурса «Юрмала». В тесном помещении собрались Алла Борисовна, Евгений Болдин (в то время супруг певицы), Хазанов, Константин Райкин.

Первый поезд на взморье

26 мая 1877 года – особый день в истории Рижского взморья. В 8.15 утра из Риги отправился первый поезд на курорт – до Майоренгофа (Майори).

Возведение железной дороги на штранд – Риго – Тукумской – началось в 1873 году. Концессию на строительство получил член рижской Ратуши Фалтин. Железнодорожная линия передавалась концессионерам сроком на 81 год. Предварительная смета составляла почти 4 миллиона рублей. Ветку начали прокладывать со стороны Тукумса. В 1875–м приступили к самому сложному этапу – строительству моста через Аа (нынешнюю Лиелупе). Возводили мост на 8 опорах. Весной 1877 года, когда можно было открывать сообщение, случилось ЧП – линия между Майоренгофом и Дуббельном (Дубулты) из – за половодья оказалась под водой. Поэтому в первое время конечная была в Майоренгофе. Оттуда пароходом пассажиров везли до Дуббельна. Дачников, которым нужно было ехать дальше, развозили извозчики и омнибусы – кареты, запряженные лошадьми. Как писали старые газеты, в первый год между Дуббельном и отдаленными поселками бегали 2 омнибуса. В 1877 году из столицы ходило 6 поездов. Фактически это были экспрессы – первую остановку делали лишь в Бильдерлингсгофе. Пролетали мимо Торенсберга (Торнякалнса) и Зассенгофа (Засулаукса), хотя там тоже имелись станции. Стоило завершиться курортному сезону – поезда пошли по всей линии. 21 сентября – уже до Тукумса. Через два года на взморье было 13 железнодорожных станций. В 1879–м перроны оборудовали барьерами, возле которых билеты проверяли контролеры. Безбилетник практически не мог выйти из поезда. Появляются и молочные вагоны – в них жителя взморья отправляли в столицу бидоны с молоком, а также вещевые – с бельем для стирки. Путешествие в поезде было, конечно, комфортнее и быстрее езды в экипаже или пароходом – самые скоростные «ракеты» приплывали в Дуббельн не раньше чем через 2,5 часа. И все же многие дачники, не говоря о местных жителях, по – прежнему предпочитали традиционный транспорт. Слишком дорогими были билеты на поезд. К примеру, в 1890 году билет в 1–м классе до Дуббельна стоил 1 рубль 20 копеек, во 2–м – 90 копеек, в 3–м – 55 копеек, а на пароходе в 1–м классе – 30 копеек, во 2–м – 20. Владельцы железной дороги вынуждены были поднимать тарифы из – за высоких затрат на содержание полотна – почти каждую весну из – за половодья размывало берега реки между Майоренгофом и Дуббельном. Государство тоже кое – что подбрасывало железной дороге. Так, в 1888 году на капитальный ремонт опор моста было предоставлено 60 тысяч рублей. И все же это не спасло концессионеров от финансовых проблем. В конце концов в начале XX века дорога перешла в руки государства. Сразу же начинается прокладка второго пути. В 1910–м он был проведен до Шлокена (Слоки). А в 1913–м в самую «санаторную часть» – Кеммерн – пошли прямые поезда из Москвы и Петербурга. Хватало среди отдыхающих и рижан. В тот год в воскресные дни рижские железнодорожные кассы продавали в среднем по 13 тысяч билетов. Вернуться к былой популярности Рижскому взморью удалось лишь спустя долгие десятилетия – в конце 1940–х, как бы ни приукрашивали улманисовский период довоенные летописцы. Были тут и объективные причины. Обе войны не прошли бесследно для инфраструктуры курорта. Сгорело много дач, дважды – в Первую мировую и во Вторую – взрывали мост через Лиелупе. 1 ноября 1945–го по нему вновь пошли поезда, а 19 июня 1950 года – электрички. На закате советской власти мост еще успели реконструировать – в 1988 году. Вот такой подарок от «оккупантов».

От Эдинбурга до Дзинтари

Нога Его Величества никогда не ступала на взморскую землю, но владельцы поселка решили, что это не имеет никакого значения: герцог Эдинбургский стал супругом дочери Александра Второго – Марии. В Петербурге узнали о благородном шаге подданных, и император не остался в долгу. Эдинбургу выделили 100 тысяч рублей. На эти деньги там разбили парк. Он и сегодня украшает поселок.

История сохранила точную дату рождения взморского Эдинбурга – 1874-й. А годом ранее в этой местности была построена первая дача.

Вскоре появляются первые улицы и проспект. Проспект, как и полагается, Эдинбургский. Улицы назвали просто, но со вкусом – линиями. Отдыхающим из Петербурга это напоминало родной Васильевский остров.

В 1890-е Эдинбург становится особенно популярным среди русской аристократии, до этого предпочитавшей Дуббельн (Дубулты). Старый справочник отмечает в Эдинбурге массу великолепных дач. Одна из уцелевших – на проспекте Дзинтару, 52/54. Особняк, стилизованный под феодальный замок, построили по проекту самого хозяина – Кристапа Морберга. Морберг – один из немногих латышей, «свивших гнездышко» в самом аристократическом уголке взморья. В детстве он в лаптях пришел в столицу за птицей счастья. Начал учеником на строительстве. Скопил деньжат и вскоре поехал в Берлин учиться на архитектора. На склоне дней Морберг стал богатейшим человеком Латвии. Достаточно сказать, что ему принадлежала гостиница «Рим» (на этом месте сейчас «Рига»). Морберг никогда не кичился своим богатством. Все имущество он завещал Латвийскому университету.

Трудно представить Эдинбург без кургауза, располагавшегося на нынешней улице Турайдас. Вот что писал о нем справочник начала ХХ века: «Здесь есть гостиница и ресторан. Устраиваются балы– маскарады; даются русские оперетты. Электрическое освещение, великолепный парк – с зарубежными оркестрами, на открытой эстраде – варьете. В центре парка – театр и павильон с террасой, обращенной к морю. С террасы открывается неповторимый вид на пляж, который особенно оживлен и наряден по вечерам…»

В 1936-м на месте старого кургауза построили Дзинтарский концертный зал, а крытая эстрада, известная шоу-тусовками, появилась в 1960-м.

На той же улице – на противоположной стороне – когда-то находился знаменитый деревянный ресторан «Лидо». Построили его в 1930-е по проекту одного из самых известных

архитекторов ульманисовской Латвии Сергея Антонова. До войны в «Лидо» специально ездили из Риги.

Доминантой старого Эдинбурга была православная церковь Казанской Божьей Матери, возвышавшаяся на той же ул. Турайдас. Деревянный храм по просьбе русских дачников возвели в 1896-м, а снесли в 1960-е, при Никите Сергеевиче. Позднее на этом месте построили выставочный зал «Дзинтари», но он оказался не жилец – то пожары, то грабежи. Видно, на небе долго терпят, да больно бьют.

А поселок, получивший название в честь герцога Эдинбургского, переименовали в Дзинтари при Карлисе Ульманисе. Но на довоенных открытках с видом здания железнодорожной станции еще долго продолжали набирать привычное название – «Эдинбург».

Из когорты чеховских врачей

Среди самых известных дореволюционных здравниц Рижского взморья был санаторий Максимовича. Находился он в Эдинбурге, в дюнной зоне, за нынешним концертным залом Дзинтари.

Здравница открылась в 1905 году. Ее основателем был выпускник Харьковского университета, доктор Михаил Михайлович Максимович. К моменту открытия санатория он уже имел за плечами богатую практику: был земским врачом, фабрично-заводским, работал в Париже под руководством знаменитого профессора Шарко. Знания он блестяще применил и в новой для себя области – курортологии. «Жителям Риги, проживающим летом на так называемом штранде, известна, конечно, прекрасная лечебница доктора М. Максимовича, – писал „Рижский Вестник“ в 1908 году. – Красивое стильное здание, высящееся на эдинбургских дюнах, невольно привлекает внимание публики, прогуливающейся по берегу моря. По отзыву компетентных людей, лечебница оборудована по последнему слову науки. Она состоит из ванного отделения (мужского и женского), гидротерапевтического зала с римской баней и кабинета для врачебной гимнастики и массажа. Ванны отпускаются самые разнообразные: из морской воды, серные, грязевые, с прибавлением щелочей, железа, экстрактов…»

Санаторий стал первым на взморье, где можно было отдыхать круглый год. Приезжали сюда не только из столиц, но из уездных городов. Самым известным пациентом «Максимовича» был один из виднейших поэтов Серебряного века Валерий Брюсов. В Эдинбург он приехал в декабре 1913 года, вскоре после трагической гибели молодой поэтессы Надежды Львовой, покончившей с жизнью. За «эдинбургский месяц» Брюсову удалось прийти в себя. На взморье он много пишет. Вот строки из стихотворения «Зимнее возвращение к морю»:

«Успокой, как летом, и обрадуй Бесконечным рокотом валов, Беспредельной сумрачной усладой Волн, идущих сквозь века веков!»

Стихотворение было написано 18 декабря 1913 года. В рукописи кроме даты рукой поэта отмечено: «Санаторий доктора Максимовича». Покидая Эдинбург, один из томов стихотворений Брюсов подарил тому, кто «поставил его на ноги», с дарственной надписью.

Во время Первой мировой войны Максимович устраивает в здравнице лазарет для раненых, организует сбор пожертвований для населения, пострадавшего во время военных действий. Это не была дань моде – Максимович был идеалом «чеховского земского врача». Еще в начале столетия он много сил отдает борьбе с холерой, ведет активную просветительскую работу среди простого населения. Позже, после того как Латвия стала независимой, по его инициативе в Московском фортштадте была создана амбулатория для оказания помощи неимущим. Потом она превратилась в хорошо оборудованную больницу. В Русском народно-демократическом союзе, который возник в начале 1920-х, Максимович становится председателем комитета помощи.

Но сердце самого врача не выдержало. В 1923 году газета «Сегодня» сообщала: «Тяжелую утрату понесли русские врачи – не стало доктора Максимовича… Он без устали работал, спешил, как будто чувствовал, что мало дней ему осталось… Нет больше среди нас прекрасного товарища и отзывчивого врача».

В последний путь Михаила Михайловича провожали из его квартиры – в Риге, на улице Алберта, 4. Похоронили его на Покровском кладбище, за часовенкой архиепископа Иоанна Поммера.

А в тех корпусах, где когда-то работал Максимович, в советское время открыли новый санаторий – «Балтия». После Атмоды старые здания снесли, на этом месте сейчас нечто «офисно-жилое» из стекла и пластика.

Эдинбургский преферанс

Перед Первой мировой войной российские любители азартных игр ехали не только в далекий Баден – Баден, но и поближе – на Рижское взморье.

Туда – на рулетку, к нам – на преферанс. И трудно сказать, что было круче. Ведь в царской России "азардные игры", как называли их тогда, были запрещены. В 1910 году в Эдинбургском кургаузе с дозволения генерал – губернатора Звегинцева учредили "Общество казино". Законы давали губернаторам такое право, но существовал перечень запрещенных азартных игр. К ним и относился преферанс. Запретный плод, как известно, сладок. Преферанс (между прочим, русская карточная игра, еще в 1841 году заменившая вист) был очень популярен в высшем свете. В Эдинбург потянулись со всей России не только любители морских ванн. Как отмечал современник, столов было много, играли на большие суммы. Забытое ныне слово "азардовать" – рисковать – тогда на штранде было не менее повторяемым, чем "купаться". Случались и скандалы, когда проигравшие обвиняли победителей в шулерстве. Дошло до Столыпина, петербургские газеты запестрели заголовками о "подпольном Баден – Бадене" на Рижском штранде. Звегинцев издал распоряжение "закрыть адовые игры", хотя не прошло и недели, как в Эдинбурге вновь стали азардовать. Звегинцев делал вид, что ни о чем не знает. Губернатор прекрасно понимал, кто именно оставляет на взморье большие деньги. И не в последнюю очередь "адовым играм" взморье было обязано росту популярности. Если в 1909 году сюда приехало 46 тысяч отдыхающих, то в 1910–м – 54 500! В 1911–м подпольные азартные игры захватили и Майоренгоф. В следующем году была предпринята попытка частично легализовать азартный бизнес – открылся игорный клуб. Но генерал – губернатор его тут же закрыл – зачем проблемы на свою голову. Лучше пусть играют в подполье, а мы ничего не видим. Совсем как сегодня с "массажными салонами" в Риге. А Эдинбургу не случайно суждено было стать рижским Баден – Баденом. "…Аристократический уголок, – писал о нем отдыхавший здесь писатель Леонид Андреев. – …Женщины все породистые и красивые, мужчины все вежливые… В общем, народ сытый, довольный и, конечно, беззаботный…" Андреев пишет о "постоянных, ежедневных концертах, "морских праздниках", фейерверке на главной улице, местами освещенной электричеством, неустанном движении веселой разряженной толпы; роскошных и относительно дорогих пансионах и флирте, флирте… То он тяжеловесный немецкий, когда флиртующий напоминает собой медведя на канате, степенный и рассудительный, вносящий строгий порядок даже в самое прелюбодеяние, иногда наивный, но всегда самодовольный; то меланхолический русский с вопросами, запросами, сомнениями, колебаниями, угрызениями, душевными разговорами и стыдливостью…" …Жаль, что на рижском штранде времен подпольного азарта не побывал второй Достоевский. А появись "Игрок" о здешних нравах – глядишь, и взморью была бы обеспечена на весь мир слава второго Баден – Бадена. Хотя и сегодня есть возможность ненавязчиво рассказать о малоизвестной страничке из прошлого. Около нынешнего Дзинтарского концертного зала, на месте которого когда – то был Эдинбургский кургауз, – поставить памятник дореволюционному игроку преферанса. Тому, кто проложил дорогу нынешним казино города – курорта. А средств на его установку у игорного бизнеса Юрмалы, уверен, хватит. Было бы желание.