Текст книги "Война. 1941-1945 (сборник)"

Мы им припомним!

По-разному складывается судьба народов. Итальянцы, поляки, сербы, греки хорошо знают, что такое национальный гнет. Русский народ много пережил на своем веку. Он знал опричнину и крепостное право. Он знал голод, войны, мор. Но никогда он не знал национального унижения. Никогда русских не попрекали за то, что они русские. Презренный Гитлер решил посягнуть на русскую честь, на русскую гордость.

Передо мной грязная бумажка – приказ германского коменданта города Красноармейска.

«24 октября 1941 г.

ПРИКАЗ

Гражданское население города Красноармейска, встречая германского военнослужащего, должно приветствовать его путем снятия головного убора.

Все лица, не подчиняющиеся этому распоряжению, будут наказаны согласно германским военным законам».

По улице идет немецкий солдат: он только что ограбил чей-то дом. Из его карманов торчат серебряные ложечки и дамская кофта. От него разит шнапсом. Этот мерзавец убил раненого русского. Он весело насвистывает: «Ах, майн Пупхен». И вот перед ним ломать шапку? Перед его начальником обер-лейтенантом, двуногим зверем, который пытает арестованных? Перед окаянной немчурой?

Они наводят револьверы: «Снимай шапку, не то застрелю!» Потом они умиленно пишут в своих газетах: «Русские приветствуют немцев, обнажая головы». Им мало убить – они хотят еще унизить.

Они не знают русской души. Мы все им припомним. Мы им припомним не только разрушенные города, мы им припомним и нашу смертельную обиду. Шапками они не отделаются – придется им расплачиваться головой.

25 ноября 1941

Ночь маршала Петэна

Престарелый маршал Петэн работал до поздней ночи. Ему нужно было убрать генерала Вейгана. Англичане очищают от немцев Ливию. Немцы готовятся захватить Тунис и Алжир. Вейган был помехой, и немцы предложили маршалу Петэну убрать Вейгана. Маршал послушно подписал указ. Затем он стал сочинять послание французским «добровольцам», которых Гитлер посылает на Восточный фронт. Маршал написал: «Сражаясь против Советской России, вы защищаете честь Франции».

Он задумался и отложил перо. Он не знал, что писать. Он мог бы продолжить: «Наши деды пели песню: “Нет участи выше, чем умереть за родину”. Пойте теперь: “Нет участи лучше, чем умереть за Гитлера”. Гитлер захватил нашу страну. Будьте благодарны Гитлеру – он не побрезгал французским хлебом. Гитлер убил на дорогах Франции сто тысяч беженцев. Будьте благодарны Гитлеру – он не обошел своим вниманием “негроподобных” французов. Ступайте на восток! Умрите за Гитлера! Немцы разрушили Орлеан и Амьен, Руан и Камбре. Отблагодарите их, разрушьте русские города. Помогите немцам захватить русское добро. Гитлер занял две трети Франции. Он сделал меня, старого маршала, своим почетным лакеем. Разве это не честь для Франции? Когда вы поможете Гитлеру взять Москву, Гитлер выпьет бутылку французского шампанского. Он пожалует мне железный крест. Он пожалует вам деревянные кресты. Идите в поход, храбрые французы! Эйнцвай!..»

Престарелый маршал уснул. Его комната заполнилась шорохом, гулом. Маршал спрашивает: «Кто это?» Он видит множество теней в солдатских шинелях. Он удовлетворенно говорит: «Здравствуйте, друзья! Вы ведь французские солдаты немецкой армии?» Тени отвечают: «Нет, маршал. Мы солдаты французской армии. Мы ваши солдаты, маршал. Мы солдаты Вердена». – «И вы тоже спешите на восток?» – «Да, мы спешим на восток. Мы скажем защитникам Москвы: Париж, великий Париж с вами. Мы, герои Вердена, склоним наши нетленные знамена перед героями Москвы. Мы спешим и на юг – там наши союзники бьют немцев в Ливийской пустыне. Там сражается горсть французских героев».

Престарелый маршал нахмурился: «Ага! Значит, вы перекинулись к де Голлю?» – «Нет, маршал, мы не перекинулись. Перекинулись вы – не к де Голлю, а к фон Абетцу, к врагам Франции, к немцам. Когда-то вы защищали от врага каждую пядь земли. Теперь вы раскрыли перед врагом ворота Франции. Вы были солдатом. Вы стали привратником. Земля Вердена проклинает вас, маршал. Мы спешим на восток. Мы не хотим, чтобы генерал фон Бок прорвался к Москве». – «Почему? Какое вам дело до русских? Что вам Москва?» – «Маршал, мы думаем о Париже. По Парижу ходит немецкий генерал фон Штюльпнагель. Он издевается над французами. Когда генерал Бок побежит на запад, генерал Штюльпнагель понесется на восток. Мы хотим освободить Францию. Мы хотим отомстить за кровь нантских заложников. Мы хотим жить свободными или умереть…»

Маршал трет глаза: «Умереть? Разве вы не умерли? Мертвые не смеют разговаривать… Я попрошу гестапо поставить посты на кладбищах Вердена. Я, маршал Филипп Петэн, запрещаю мертвецам вести антинемецкую пропаганду. Я приказываю…»

Не мертвые говорят с маршалом Петэном – живые. Говорит французский народ. Он кует в подполье оружие. Он готовит свой фронт. Он прислушивается – орудия Москвы – надежда мира. И французский народ повторяет два слова: «Москва держится». У Гитлера нет французских «добровольцев»: сотню босяков и сутенеров не выдать за французский народ. Но прислушайтесь, друзья, – через горы, через снежные поля, через окаянную Германию доходят до Москвы слова бессмертной «Марсельезы»:

 
Вперед, сыны отечества,
День славы наступил!..
 

28 ноября 1941

После Ростова

26 ноября берлинская радиостанция спесиво заявила: «Когда немцы занимают какой-нибудь город, они никогда его не отдают». Три дня спустя хвастунов выгнали из Ростова. Бежали знаменитые танкисты Клейста, бежали «горные стрелки» Кпюбера, бежали «викинги» – бежали, как будто они не викинги, но самые обыкновенные итальянцы.

Германское командование опубликовало изумительную сводку. Вот ее текст:

«Войска, оккупировавшие Ростов, в соответствии с полученными приказами, эвакуировали кварталы города, чтобы предпринять, ставшие необходимыми, беспощадные репрессивные меры по отношению к населению, которое вопреки правилам войны приняло участие в боях, направленных в спину германских войск».

Суровое у нас время – нам не до смеха. Но здесь давайте посмеемся! Битые немцы все еще хорохорятся. Они уверяют, что они ушли из Ростова назло нам. Они ушли, потому что им нужно расправиться с населением. Мы знаем, что немцы умеют расправляться с мирными жителями на месте. Чтобы вешать жителей Белграда, они не уходят в Загреб. Чтобы терзать парижан, они не перекочевывают в Лилль. Если они ушли из Ростова, это потому, что их из Ростова выгнали. Это понятно даже немецким дуракам, которых девять лет отучали думать. Это понятно даже немецким детям.

Они бегут к Таганрогу и в злобе ругаются: «Мы расправимся с жителями Ростова». Но пять тысяч палачей уже негодны для расправы: их закопали в землю. Они кричат: «Мы разгромим город из орудий!» Но наши бойцы считают орудия, захваченные у немцев.

Они повторяют: «Мы ушли из Ростова, чтобы наказать Ростов». Браво, эсэсы! Вам придется «наказать» и всю Россию – уйти прочь. Но не пять тысяч трупов мы зароем в нашу землю, а пять миллионов.

Освобождение Ростова – радостная весть. Это – первая ласточка. Это – первый освобожденный город. Ростов говорит защитникам Москвы: «Держитесь! Немцы умеют не только наступать. Они умеют и убегать».

Мы знаем: опасность по-прежнему велика. Враг на пороге Москвы и Ленинграда. Но сегодня с новой верой мы говорим: «Стой! Ни шагу назад!» Русские показали, что они умеют бить немцев. Трудно только начало.

2 декабря 1941

Ответ Риббентропу

В Берлине было задумано большое торжество: собрали «союзников» Германии. Предполагалось, что Гитлер сообщит им о взятии Москвы. Программу праздника пришлось в последнюю минуту переменить. Москву немцы не взяли, и Гитлер решил, что не стоит зря показываться перед своими лакеями. «Союзникам» преподнесли бывшего коммивояжера, сбывавшего скверное шампанское, – Иоахима фон Риббентропа.

Фон Риббентроп – первый наглец Германии. Когда он был послом в Англии, англичане пробовали убить его иронией. Ему говорили: «Вы – настоящий джентльмен». Фон Риббентроп не смущался, он развязно отвечал «Jawohl, конечно», наступая при этом собеседнику на ногу. Фон Риббентроп умеет быть любезным, когда нужно сбыть поддельное вино или выдать мобилизацию за сельское празднество. Он умеет и дерзить, это ловкий мужчина.

Перед лакеями фон Риббентроп был великолепен. Он сначала расхвалил свою челядь. Вшивые румыны у него стали легендарными героями, маршал Маннергейм – пасхальным агнцем. Потом фон Риббентроп начал ругаться. Он обличал всех – президента Рузвельта, Черчилля, англичан, особенно он поносил русских. Его слова о русском народе настолько живописны, что их стоит выписать:

«Русский человек туп, жесток и кровожаден. Он не понимает радости жизни. Ему неизвестны понятия прогресса, красоты и семьи».

Ай да Риббентроп! Какой он прыткий в берлинской лакейской! Как он отважно нападает на русских – у себя дома, подальше от наших красноармейцев! Как ловко жонглирует словами этот разбитной коммивояжер!

Мы не знаем прогресса? Кто это говорит? Министр государства, которое гордится тем, что в середине двадцатого века оно возродило десятый век. Прогресс гитлеровцев? Да, это знатный прогресс! В 1941 году они воскресили обычаи своих предков, диких германцев. Они ввели палача с топором, дуэли на молотах – один прогрессист разбивает голову другому, аутодафе для несчастных книг, еврейские погромы и «расовую теорию». Эти ревнители прогресса выбросили из своей страны самого крупного ученого нашего времени – Эйнштейна. Они сожгли сотни тысяч книг. После Дарвина они вернулись к генеалогическим деревьям. Они оскопляют чехов – так дикари на заре человечества оскопляли врагов. Они ввели экономику кочевников, которые вытаптывали страны. Они превратили Европу в пустыню. Они поклоняются языческому богу Вотану, они приносят ему и его первосвященнику, тирольскому шпику Гитлеру, кровавые жертвоприношения. Вновь над Европой – черная смерть и ужас тысячного года, когда люди суеверно ждали светопреставления.

Красота? О какой красоте смеют говорить эти люди? Они сожгли музей Франции – Руан. Они сожгли Новгород. Они выкинули из немецких музеев самые прекрасные картины. Их красота – это лягушечьи лапки Геббельса, это пирамиды из черепов, это распоротые животы полек и сербок. Кто посягнул на красоту мира, на древнюю Грецию? Друзья фон Риббентропа, банда механизированных мешочников. Нет города уродливей, чем столица гитлеровской Германии с ее пузатыми бюргерами, с ее обер-лейтенантами, морды которых изрублены на дуэлях, с ее толстозадыми валькириями и пауком-свастикой на фасадах.

Семья? Погодите, кто говорит о семье? Геббельс, публично избитый за блуд? Доктор Лей, который насилует девочек? Или, может быть, господа ефрейторы, которые устраивают в наших городах публичные дома и оскверняют наших женщин?

Фон Риббентроп назвал наш народ «тупым и жестоким». Было бы обидно, если бы этот проходимец хвалил наш народ. Народ, который до всего дошел своим умом, народ Ломоносова, народ самоучек назван «тупым». Как здесь не посмеяться? Наш народ дал миру величайших ученых. Чьи книги читали немцы до того дня, когда Гитлер приказал своему народу стать народом дураков? Может быть, немцы в 1932 году читали романы Геббельса или «философские» опусы мошенника Розенберга? Нет, они читали Толстого и Достоевского, Чехова и Горького. Русские – «тупой народ»? Мы многое придумали. Мы придумаем, как получше перебить этих прогрессивных погромщиков, тупых и зазнавшихся фашистов. Есть у нас изобретатели. Может быть, весной какая-нибудь «тупая» бомба свалится на острую голову фон Риббентропа – надумаем и это.

Фон Риббентроп говорит, что мы – «жестокий и кровожадный народ». Это говорит гитлеровец, то есть представитель племени, уничтожившего десятки миллионов людей. Что думают о гуманности фон Риббентропа польские вдовы и сербские сироты? Русские были мирным, может быть, чересчур мирным народом. Лев Толстой жил не в Берлине. Братство народов люди провозгласили не в Потсдаме. Когда Германия голодала, мы слали немецким рабочим хлеб. Фон Риббентроп об этом не помнит: он тогда спекулировал на французском шампанском. Теперь мы решили перебить всех немцев, которые ворвались в нашу страну. Мы их не хотим мучить или пытать. Мы попросту хотим их уничтожить. Это гуманная миссия, она выпала на долю нашего народа. Мы продолжаем дело Пастера, который открыл сыворотку против бешенства. Мы продолжаем дело всех ученых, нашедших способы уничтожения смертоносных микробов. Во имя прогресса, красоты, семьи, русский народ, – огонь по немецким оккупантам!

3 декабря 1941

Черная душа

Почему Вальтер Дарре считается в Германии «специалистом по крестьянству»? Потому что Вальтер Дарре презирает крестьян. Он заявил: «Проблема сельского хозяйства – это проблема химических удобрений и племенного скота. А рабочие руки всегда найдутся».

Почему доктор Лей – «специалист по рабочим»? Потому что доктор Лей считает рабочих «простачками» – так он изволил выразиться. Доктор Лей закабалил рабочих Германии.

Почему гитлеровцы называют Альфреда Розенберга «специалистом по России»? Потому что Альфред Розенберг ненавидит Россию.

«Специалисты» – у них палачи: один рубит головы рабочим, другой расстреливает крестьян, третий вешает русских.

Остзейские бароны набили руку на карательных экспедициях и на государственной измене: они либо усмиряли народные восстания, либо продавали Россию германской империи. Альфред Розенберг затмил своих предков: он и усмиритель, и предатель.

Он родился в Ревеле. С детства говорил по-русски и думал по-немецки. Учился в Риге. Пел «Боже, царя храни», но при этом нетерпеливо поглядывал на запад: его царя звали тогда Вильгельмом. Когда Россия защищалась с оружием в руках, Альфред Розенберг окопался. Во время войны он неожиданно выехал за границу. Приятель Розенберга Гиммлер считает, что Розенберг тогда занимался шпионажем. Вернувшись в Россию, Розенберг решил закончить образование. Он мирно сдавал зачеты. Рижский техникум перевели в Москву. В 1918 году молодой, но прыткий Альфред ходил по темным московским улицам и жадно ел паечный хлеб. Он мечтал, что немцы придут в Москву. Но гора не пришла к Магомету. Розенберг отправился в Германию, и в 1919 году беглый балтийский барон встретился в Мюнхене с мелким шпиком Гитлером. Адольф понял Альфреда, Альфред понял Адольфа.

Учителем в те годы был Альфред: Розенберг изложил перед восхищенным Гитлером все «теории» старых русских черносотенцев. Гитлер пробовал лопотать: «Людендорф предлагает…» Розенберг его прерывал: «Людендорф – ерунда! В России был жандармский полковник Зубатов – вот это философ! Нужно организовать союзы рабочих с помощью полиции. Объявить, что правительство стоит над классовой борьбой. Фабриканты будут счастливы. А рабочие не посмеют бунтовать. Мало усмирять, надо обманывать. Зубатов был умницей… Мы должны внушать презрение к русским. Мы должны говорить, что немцы – первый народ в мире».

С того дня Альфред Розенберг стал «специалистом по России». Он занялся одним: он поносил русский народ. Вот несколько отзывов Розенберга о русских:

«Только варяги, то есть немцы, смогли преодолеть дикий хаос русской степи… Русские не способны к творчеству. Это – подражатели. Они органически ниже любого дикого народа». «В России можно проверить правильность расовой теории – существование России представляет смертельную опасность для северной, то есть германской, расы». «Русский народ не способен возвыситься до понятия чести. Он способен только на бескровную любовь». «Необходимо обуздать народ, отравленный Толстым».

Розенберг не только говорил, он и действовал. Он посылал диверсантов в Россию, печатал фальшивые червонцы, устраивал взрывы, убийства.

Гитлер сделал его негласным министром иностранных дел: Розенберг стоял во главе всей подрывной работы гитлеровцев за границей. Он содержал заговорщиков в Эльзасе, подготовлял мятежи судетов, наставлял румынских «легионеров». Одновременно он писал книжки с громкими названиями: «Борьба духовных ценностей» или «Грядущая империя». Этот погромщик из Ревеля считался первым философом оболваненной Германии.

«Поход на Восток» – вот как Розенберг определил свою программу. Он писал: «Надо загнать русских в Азию». В мечтах он уже торговал бакинской нефтью и украинской пшеницей. Он говорил: «Мы начнем с освобождения Украины» – «освободить» на их языке это значит прикарманить.

Он числился также педагогом: он воспитывал гитлеровскую молодежь. Он приучал будущих эсэсовцев к насилиям и грабежу. Он говорил: «Женщины любят только жестоких». Он выдвигал вперед самых тупых и самых бессовестных. Он пояснял: «Необходимо, чтобы один приказывал и чтобы все ему повиновались».

Началась вторая мировая война. Из Риги, из Таллина в Берлин приехали друзья, родственники и клиенты Розенберга. Он их дружески принял: «Погодите. Скоро справедливость восторжествует. Снова варяги поплывут на Восток…»

Он любит изысканно выражаться: он хочет показать гитлеровским босякам, что он, Альфред Розенберг, – человек с высшим образованием. Он не маляр, он – барон. В начале войны он возвышенно провозгласил: «Эта война прикончит всех англичан».

Когда французские капитулянты сдали немцам Париж, Альфред Розенберг впал в восторг. Этот человек обожает унижать. В частной жизни он унижает женщин и прислугу. Ему этого мало. Он жаждет унизить народы. Он приехал в Париж. Он вошел в здание французского парламента, поднялся на трибуну и горделиво сказал: «Мы выкинем идеи французских просветителей в мусорный ящик». Месяц спустя я увидел Альфреда Розенберга в Брюсселе. Он устроил парад эсэсовцев на площади Конституции: он старался даже в деталях унизить побежденных. Он мечтал поехать в завоеванный Лондон, войти в здание английского парламента и крикнуть: «Ваша хартия свободы пойдет на растопку». Но в Лондон он не попал…

Теперь барон Альфред Розенберг дожил до желанного часа: Адольф Гитлер назначил его «министром Восточных областей» – ему вручены захваченные гитлеровцами советские области. Барончику сорок восемь лет. Он еще полон прыти. Он видит себя Альфредом первым, российским кайзером.

На своем новом посту Альфред Розенберг уже принял три решения:

1. Собственность колхозов объявляется собственностью германского государства.

2. «Министерство» Розенберга будет помещаться в здании советского посольства. Розенбергу понравился старинный особняк на Унтер ден Лиден. Этот дом издавна был посольством России. Розенберг развлекается: он хочет в доме, где защищали Россию, над Россией измываться.

3. На почтовых марках «для бывшей России» будет напечатано изображение Гитлера с немецкой надписью «Остланд» – «восточная провинция».

Остзейский барончик мстит русским. За что? За то, что он ел русский хлеб? За то, что русский народ велик? Кто поймет черную душу этого проходимца… Наверно, он поедет в Ясную Поляну и будет там глумиться над могилой Льва Толстого.

Мы теперь знаем, какая судьба ждет нас, если Гитлер победит. Россия станет «восточной провинцией». Грабить, вешать, пытать будет ничтожный немчик по имени Альфред.

Нет, этого не будет! Альфред Розенберг забыл русскую историю, хотя когда-то он ее учил. Розенберг думает, что русские способны только на «бескровную любовь». Он узнает скоро, что такое кровная русская ненависть.

5 декабря 1941

Русская музыка

Нет трагедии без шута. Зимний ветер крутит пыль на улицах запущенного Берлина. Стучат костыли калек – чечетка смерти. Каждый вечер миллионы немок мечутся в тревоге: они еще ждут. Каждое утро в Германии просыпаются несколько тысяч новых вдов. С востока как бы доходит запах человечины. А мясник Гитлер шлет на бойню новые и новые дивизии. Берлину страшно. Берлин теряет голову. И вот тогда показывается на сцену первый шут Германии – колченогий Геббельс.

Второго декабря Геббельс обратился к немецкому народу с пламенным призывом. Он просит вспомнить о немецких солдатах, сражающихся далеко от родины. «Жертвуйте», – кричит Геббельс. Что же нужно немецким солдатам? Может быть, замерзая, они мечтают о валенках, о фуфайках, о теплых рукавицах? Может быть, голодные, они просят банку консервов? Нет, немцам под Москвой не хватает одного: музыки. Шут Геббельс пишет:

«Наши солдаты изнывают вдали от Германии среди безотрадных просторов. Жертвуйте патефоны и побольше граммофонных пластинок».

Надо надеяться, немки и немцы откликнутся на призыв доктора Геббельса. Зачем им патефоны? Они охотно отнесут все пластинки на указанные пункты. И среди снежных сугробов раздастся: «Ах, майн либер Аугустин…»

Романс «Почему, красавица, ты так недоступна» пошлют немцам, которые умирают под Москвой. Ведь они уже пятого октября, согласно немецким газетам, находились «в предместьях Москвы». Прошло шестьдесят дней. Погибли сотни тысяч немцев. «Предместья» оказались длинными… Москва оказалась недоступной. Пусть дураки послушают перед смертью сентиментальный романс. А другую песенку: «Счастье проходит слишком быстро» Геббельс может направить в Мариуполь. Может быть, кто-нибудь из ростовских «победителей» прислушается к трелям певицы. Боюсь только, что им не до колоратуры…

Шут даже из смерти делает балаган. Москва стала для немцев Верденом этой войны. Окрестности нашей столицы превратились в огромное немецкое кладбище. Здесь погребены не только сотни тысяч немцев – здесь погребена слава Германии. Впрочем, немецким солдатам не до славы. Они тоскливо чешутся задеревеневшими от холода пальцами. Они плачут от ледяного ветра. Они суеверно прислушиваются к разрывам: чей черед? Каждый из них проклял тот день, когда он родился, и все они прокляли тот день, когда родился Гитлер. Шут Геббельс шлет этим живым мертвецам патефоны. Они будут слушать марши и вальсы, вальсы и марши. Геббельс не пошлет им единственно уместной пластинки: траурный марш. Шагайте, мертвецы, по снегу! Хороните свое счастье! Хороните свою Германию! Нет, вместо этого над могилами гнусаво завизжит патефон: «Татари-татара, валери-валера».

А вдруг затеряются по дороге патефоны? Что будут делать музыкальные немцы «среди безотрадных просторов»? Но, может быть, их порадуют наши артиллеристы? Это – тоже музыка, и немцы хорошо знают некоторые мелодии наших орудий. Мы их побалуем хорошим концертом. А если уцелеет кто-нибудь из них, он никогда не забудет нашей русской музыки.

Товарищи бойцы, немцы соскучились по музыке. Придется для них исполнить – на орудиях, на минометах, на пулеметах – очередной номер: траурный марш Германии.

7 декабря 1941