Текст книги "Война. 1941-1945 (сборник)"

Людоед

Почему плачут вдовы в Норвегии и в Греции? Почему сожжен Руан, уничтожен Белград, разрушен Роттердам? В молодости некто Адольф Гитлер увлекался живописью, он мечтал стать Рафаэлем. Он был бездарен; его забраковали. Возмущенный, он воскликнул: «Вы еще увидите, что я стану знаменитым!» Он оправдал свои слова: все картины разрушения Европы подписаны его окаянным именем.

Немецкие фашисты, чтобы оправдать захват чужого добра, придумали «расовую теорию». Согласно этой теории германская раса отличается особой формой черепа и благородными чертами лица – поэтому немцы должны править миром.

Казалось бы, что сам Гитлер должен являться образцом «благородной германской расы». Предоставим слово виднейшему антропологу Германии профессору Максу фон Груберу. Этот профессор до воцарения Гитлера выступил в качестве эксперта на заседании мюнхенского суда. Вот что он сказал о внешности Гитлера: «Низкий покатый лоб, некрасивый нос, широкие скулы, маленькие глаза. Выражение лица выдает человека, плохо владеющего собой, одержимого».

Гейден рассказывает о дебютах Гитлера: «Он вошел в элегантном костюме с огромным букетом роз, поцеловал руку хозяйки. Ему представили гостей. Он походил на прокурора, присутствующего при исполнении смертного приговора. Когда он заговорил, в одной из соседних комнат заплакал ребенок, разбуженный голосом Гитлера, исключительно громким и пронзительным».

Голос Гитлера невыносим – это хриплый лай, переходящий в острый визг. Говорит он, кривляясь, подпрыгивая, постепенно входит в транс, выкрикивает несвязные слова, как шаман. Он начал с демагогических речей в накуренных пивнушках Мюнхена. Озлобленные разгромом, инфляцией бюргеры упивались криками юродивого. Теперь Гитлер разыгрывает исступленного, он пытается подогреть толпу. Однако та душевная неуравновешенность, которая была ему присуща с ранних лет, вдруг путает все его расчеты – рейхсканцлер начинает вопить, как кликуша.

Прошлое Гитлера темно. Сын австрийского чиновника, он продавал подозрительные открытки, наконец, стал шпиком – ходил на рабочие собрания и докладывал начальству о «смутьянах». Прошлым летом этот бывший шпик торжественно въехал в пустой Париж и снялся на фоне Эйфелевой башни…

Гитлер начал свое политическое восхождение как ставленник хозяев тяжелой индустрии Германии. На собрании промышленников в Эссене Фоглер, Кирдорф, Тиссен признали его «спасителем». Гитлеру нужны были деньги, и немалые; он заявил промышленникам: «Спасайте вашего спасителя!»

Рабочим Гитлер говорил: «Я уничтожу плутократию». Другим языком он разговаривал с крупными капиталистами: «Мы поделим амплуа – вам остается экономика, я беру на себя политику». Его опорой стал заправила «Стального объединения» миллиардер Фоглер. Гитлер сулил Фоглеру хорошие барыши – будет настоящая серьезная война! И Гитлер объявил немецкому народу: «От мира человек погибает, он расцветает только от войны».

Прекрасную технику Германии, трудолюбие и организованность ее народа Гитлер обратил на одно – на разбой. Он убеждает молодых немцев, отрезанных от мира, лишенных всечеловеческой культуры, в том, что Германия должна владеть Землей. Манию величия он сделал общеобязательным заболеванием. Угрозами, шантажом, хитростью он сломил сопротивление многих соседних государств. Гитлер остался невежественным человеком, который изучает гороскопы. Но под его пяту попали восемьдесят миллионов немцев и сто миллионов порабощенных немецкими фашистами людей других стран.

Гитлер – плохой комедиант. Он построил себе дворец среди скал. Он вегетарианец – да, этот людоед, погубивший не менее пяти миллионов человеческих душ, не может вынести страданий вола или барашка.

Это человек исключительной жестокости. Он заявил: «Нужно повесить на каждом фонаре человека, чтобы навести порядок». Он обожает пытки. Ему доносят о новых казнях, о новых убийствах. Тогда его маленькие глаза загораются.

Это самодур, изувер. В 1937 году в Мюнхене посетители «Выставки немецкой живописи» могли полюбоваться редкостным зрелищем – рейхсканцлер Германии собственноручно рвал и резал картины, которые не пришлись ему по вкусу.

Он разрушил Европу, однако он мечтал прежде стать архитектором. По его указанию фашистские летчики разрушили сотни замечательных памятников мирового зодчества. Гитлер сказал: «Я разрушу весь мир».

Он ненавидит все народы мира: ему необходимо мучить и уничтожать. Он сказал своему приятелю Раушнигу: «Если бы евреев не было, их нужно было бы выдумать – только жестокость приближает человека к движению». Он написал о французах: «Это негры, их следует обуздать». Гитлер мстит чехам: его мачеха была чешкой. Он сказал: «Это славянские свиньи». Особенно ненавидит он русских. Этот самодовольный кретин назвал Льва Толстого «ублюдком».

Гитлер презирает немецкий народ. Он сказал Штрассеру: «Нашим рабочим ничего не нужно, кроме хлеба и зрелищ, – у них нет идеалов». Он выдал немцам немало зрелищ. Они увидели костры, на которых пылали книги. Они увидели обнищавшую и одичавшую Германию. Они увидели сотни тысяч солдатских вдов. Они увидели развалины на центральной улице Берлина Унтер ден Линден – расплату за варварские бомбардировки Лондона. На зрелища Гитлер был щедр. Хлеба народу он не дал. Он приказал солдатам добывать хлеб огнем. Он вытоптал Западную Европу и Балканы. Хлеб был сожран. Тогда он погнал голодную орду на восток.

Шведский журналист, который недавно беседовал с Гитлером, говорит, что людоед осунулся, возбужден, страдает бессонницей. Он мечется по своему дворцу. Он чувствует близкую гибель. Не помогут больше никакие снотворные: в ночной тишине он слышит голоса убитых, он слышит голос мести.

Прежде, когда он проезжал по улицам немецких городов, в него кидали цветы – он обожает незабудки и анютины глазки. Однажды среди незабудок оказался увесистый камень – какой-то почитатель решил, что цветами своих чувств не передашь… Теперь цветочные подношения запрещены: «Букеты преждевременны». Берлинцы тихонько острят: «Он мечтает о лавровом венке на могилу…» Вряд ли на его могилу положат хотя бы камень. Осиновый кол – вот ему памятник!

6 июля 1941

Трусливый вояка Бенито Муссолини

Бенито Муссолини правит несчастной Италией. Он требует, чтобы его называли «дуче» и чтобы в газетах, говоря о нем, писали местоимение с прописной буквы: «Он сказал, это Его воля, Он никогда не ошибается».

Последнее является догмой итальянского фашизма.

Школьники и солдаты должны отвечать назубок: «Дуче никогда не ошибается».

Когда-то Муссолини был социалистом. Как все ренегаты, он озлоблен на мир. Идеи он променял на лиры – лиры давали ему владельцы заводов «Фиат» за усмирение рабочих. Он начал со службы на итальянских фабрикантов, он кончил службой немецкому ефрейтору.

Муссолини любит сниматься в самых неожиданных позах. Я видал его на экране раз сто – то в боевой форме со шлемом, то в трусиках на пляже. Это тучный, обрюзгший человек, с самодовольным лицом и с чересчур большим подбородком.

Биографы уверяют, что Муссолини – прекрасный семьянин. Своих детей он пристроил. Его дочь – супруга графа Чиано, министра иностранных дел. Управление Италией, таким образом, семейное дело. Один сын Муссолини обожает кино. Папаша послал его в Голливуд. Но киноактеры устроили перед гостиницей, где остановился Муссолинин сын, кошачий концерт. Пришлось покинуть негостеприимную Америку. Зато в Риме сиятельный режиссер был немедленно объявлен гением. Другой сын Муссолини, по имени Бруно, занялся более практичным делом: он скидывал бомбы на абиссинских пастухов и на каталонских старух. Бруно написал книгу, в которой рассказывает, как приятно уничтожать безоружных абиссинцев. Он пишет: «Мы подожгли деревню зажигательными бомбами. Это было чрезвычайно занимательно».

Бенито Муссолини начал с убийств в розницу. Отряды чернорубашечников нападали на журналистов и на рабочих, на католиков и на коммунистов, они били людей резиновыми палками, вливали им в рот касторку, пытали. Особенно прославился Муссолини в те времена подлым убийством социалистического депутата Маттеоти. Будучи трусливым, Муссолини поспешил заявить: «Я неповинен в этом преступлении», – он боялся гнева народа.

Потом он укрепился, пошел в гору. Ему захотелось массовых убийств. Муссолини объявил: «Война – дело божественного происхождения. Война для мужчин то же, что для женщины материнство».

В Абиссинии Муссолини убивал, и притом мирные пастушеские племена. Потом он направил чернорубашечников в Испанию. Итальянцы залили кровью улицы Малаги. Я видал дневники и записные книжки солдат Муссолини: это регистры грабежей и убийств.

Муссолини обожает помпезность. Свои речи он произносит только с балкона. Он сравнивает себя с Юлием Цезарем. Будучи низкого роста, он принимает посетителей, сидя на высоком стуле. Он ходит на цыпочках. Он живет на ходулях.

Батальоны чернорубашечников носят высокопоэтические имена. Солдаты, битые всеми армиями мира, называются «непобедимые», «неукротимые», «неуязвимые». Грабители окрещены «львами», «тиграми». Дезертирам присвоены имена «Буря», «Ураган», «Гроза».

Отменный семьянин уважает институт проституции. Отправив своих солдат в Африку, он озаботился организацией моторизованных домов терпимости. Его журналист Турацци сообщил публике, как дуче готовится к победе: «Мы предпочитаем арабок и негритянок – они куда выносливее белых…»

Муссолини создал фашистскую армию. Эта армия отличается от других армий тем, что немедленно сдается в плен. Если угодно, это самая пленоспособная армия мира. В марте 1937 года Муссолини отправил генералу Манчини телеграмму: «Поздравляю моих легионеров с неминуемой победой у Гвадалахары». Эту телеграмму испанцы нашли два дня спустя в штабе Манчини – генерал успел удрать. Непобедимые легионеры тем временем стояли в очереди перед республиканскими постами: сдавались. Экспедиционным корпусом командовал любимец дуче генерал Бергонцоли. Он бежал, проявив при этом талант спортсмена. Недавно Муссолини послал его в Ливию. Бергонцоли удрал из Бардии, оставив солдат на произвол судьбы. Наконец, в Бенгази англичане поймали этого быстроногого генерала.

Когда итальянцев били греки, Муссолини говорил: «Весь мир видит мощь Италии». Когда итальянцы неслись по Ливии, убегая от англичан, Муссолини твердил: «Мы – победители на двух материках».

Он объявил войну Франции ровно за четыре дня до падения Парижа – этот воинственный мужчина труслив, как мелкий хищник. Убедившись, что французской армии больше нет, он вышел на балкон и крикнул: «Вперед, наследники древнего Рима! Пробил исторический час». Но крохотные французские отряды отбили все атаки непобедимой фашистской армии. Это не помешало «дуче» сказать: «Нами одержана еще одна невиданная победа».

Теперь Гитлер приказал ему отправить солдат на Восточный фронт. Муссолини послал против Советского Союза одну, вероятно самую «непобедимую», дивизию. Уезжая, чернорубашечники кричали, что они в два счета завоюют всю Россию: «Пишите нам в Иркутск!» Мы знаем, что это значит: уезжая в Ливию, чернорубашечники кричали: «Мы уничтожим Великобританию. Пишите нам в Индию». Действительно, именно в Индию англичане отправили пленных итальянцев. Очевидно, придется иркутским лагерям принять и «непобедимую» дивизию…

Муссолини – злобный и мстительный человек. Он гноит на Липарских островах сотни тысяч людей, заподозренных в одном – они усомнились в том, что дуче никогда не ошибается. Итальянский народ его ненавидит. Он это знает, он ищет охраны на стороне. Он стал лакеем Гитлера. В список захваченных Гитлером стран следует включить Италию – она оккупирована германскими дивизиями. Итальянцы кормят немцев, работают на них, умирают за них. Что получают в обмен итальянцы? Бенито Муссолини.

Независимость Италии родилась в тот день, когда порабощенные миланцы восстали с криком: «Вон немцев!» Девяносто лет спустя изменник Муссолини ликвидировал независимость своей страны – он впустил в Италию немцев.

Начинатель фашизма, он мог бы требовать с Гитлера отчисления – авторские права. Он ничего не требует. Перед Гитлером он не сидит на высоком стуле, он стоит перед ним, вытянув руки по швам. Черчилль недаром назвал Муссолини шакалом – этот тучный, надменный комедиант плетется позади Гитлера: он надеется на объедки. Он выклянчил у Гитлера Далмацию. Он гложет кость и трусливо поглядывает на море – ему мерещатся английские корабли.

Он трусливо поглядывает и в окно: он боится гнева итальянского народа.

Согласно легенде Рим основали два брата, вскормленные волчицей. Римляне и теперь держат в клетке волчицу – это символ прошлой славы. Кто знает, не посадят ли в соседнюю клетку шакала – Муссолини, как символ прошлого позора?

9 июля 1941

Бедные музыканты

В каждом европейском кабачке имелись румынские музыканты. Они играли упоительные вальсы. Кто знает, не вышел ли бы из генерала Антонеску исправный скрипач? Но Антонеску предпочел скрипке саблю. Свою саблю он продал Гитлеру, и румынские войска ознакомились теперь с другой музыкой – советских пулеметов.

Румынские крестьяне ели пустую кукурузную кашу. Немцы забрали и кукурузу. Немцы повсюду на первых местах. Только на фронте они вежливо пропускают румын вперед. Немцы идут позади и расстреливают непослушных. Называется это «военным союзом».

Румынские фашисты в душе обижены: они предпочли бы первые места в Бухаресте. Чтобы как-нибудь утешиться, они занялись литературой. Они решили отомстить заносчивым немцам. Для этого был избран некто Александру Ранду, по всей видимости тоже неудачливый скрипач.

Как известно, гитлеровцы считают немцев высшей расой – все народы должны повиноваться немцам. Но Александру Ранду тоже не дурак. Он с научной точностью установил, что высшая раса – румыны. Он пишет в «Универсуле»: «Необходимо утвердить румынизм в международном плане. Румыния колыбель арийской расы. Румыны не просто народ, это единственный народ, унаследовавший дух Римской империи».

Каково Гитлеру это читать! Он ведь думал, что колыбель арийской расы – мюнхенские пивнушки. Не тут-то было! Я уж не говорю о возмущении Муссолини – этот давно заявил, что его битые дивизии – «наследники Римской империи». А выходит, что «наследники» – румыны.

Итак, румынские скрипачи не хотят больше играть вальсы. Им приспичило управлять всей Европой – от норвежских фиордов до Арарата.

А пока что румын гонят на убой – командуют ими немцы. И немецкий генерал Лист, набивший руку на истреблении балканских народов, разносит генерала Антонеску, как будто перед ним не «наследник Римской империи», но музыкант в ночном кабаке: «Послушайте, если ваши солдаты еще раз побегут, я вас выгоню!..»

Бедные музыканты!

9 июля 1941

Бастилия будет взята

14 июля 1789 года парижский народ взял крепость, где томились политические заключенные, – легендарную Бастилию. Патриоты сожгли ненавистную народу тюрьму; и на том месте, где стояла Бастилия, народ танцевал. В память героических дел революции из года в год 14 июля во всех городах, во всех деревнях Франции люди веселились и танцевали.

Ревели гармоники, кричали хлопушки. Среди зелени каштанов просвечивали бумажные фонарики. В деревушках пускали ракеты. С колоколен тридцати пяти тысяч французских деревень петухи гордо оглядывали виноградники, нивы, пастбища.

Проходили войска, несли знамена славы – Жемаппа и Вальми, Марны и Вердена.

Проходили демонстрации; и знамена парижских пролетариев дружески встречались со знаменами армии.

Народ веселился. Что может быть заразительней французского веселья? 14 июля 1789 года народ разрушил не только парижскую тюрьму: Бастилия была символом насилия. В те далекие времена французский народ первым поднял знамя свободы, кинулся к свету, к молодости. Солдаты революции отстояли республику от пруссаков и от предателей-эмигрантов.

14 июля 1940 года… Никогда я не забуду этого дня. Улицы Парижа были особенно пусты. На площадях гитлеровские трубачи дули в трубы: праздновали победу. По бульварам маршировали убийцы и грабители. Французы сидели дома, закрыв ставни. Одна женщина мне сказала: «Сегодня я не могу их видеть!»

Тащили на расправу арестованных. Гоготали германские офицеры. Денщики задыхались: не успевали выносить награбленное добро.

Прошел год. Что сделали гитлеровцы с цветущей Францией? Пустыня… Мелкий шпион Абец стал наместником. Адмирал Дарлан превратился в сухопутного денщика при немецком генерале. Французские патриоты томятся в концлагерях. Французские дети умирают голодной смертью. А гитлеровцы еще рыщут – вывозят последние крохи.

14 июля теперь не праздник: об этой дате запрещено вспоминать.

Виктор Гюго писал о пруссаках, которые в семьдесят первом году грабили Францию:

 
Они крадут часы, укладывают
чемоданы  —
берут добро. Деревню грабят
за деревней.
Но мы горды другим – была взята
Бастилия…
 

Я вижу Париж. По его улицам еще ходят гитлеровцы. Но как пугливо они озираются! Они уже поняли, что значат эти горящие глаза… Юноши уплывают в Англию на рыбацких лодках. Рабочие ломают станки. Крестьяне жгут хлеб. Франция проснулась.

14 июля втайне будут праздновать все патриоты Франции. С надеждой они смотрят на восток: там великий народ защищает свободу – свою и мира. 14 июля в России будут убиты тысячи гитлеровцев, уничтожены десятки танков и самолетов.

Гитлерия – вот Бастилия XX века, страшная, зловонная тюрьма, в которой томятся народы Европы! На штурм этой новой Бастилии вместе с бойцами Красной Армии идут партизаны и герои порабощенных фашистами стран, патриоты свободолюбивой Франции.

Бастилия будет взята. На ее обломках будет танцевать и веселиться освобожденная Европа.

14 июля 1941

Дневник немецкого унтер-офицера

Хорст Шустер полтора года назад был студентом. В феврале 1940 года его призвали на военную службу. Предчувствуя исторические события, участником которых он станет, Хорст Шустер завел дневник. Надев военную форму, он меланхолично записал:

«Хороша свобода! Да, теперь на время придется с ней распрощаться…»

Впрочем, Хорст Шустер быстро забывает о «свободе». Он гранатометчик, исправный солдат. Через полгода его производят в ефрейторы, через год он – унтер-офицер. Он деловито отмечает:

«Унтер-офицерские знаки мне необходимы – они помогут мне как на службе, так и в финансовом отношении».

Нельзя сказать, чтобы наш исполнительный унтер любил службу. Он пишет:

«Служба состоит на восемьдесят процентов из дежурств. Самое противное – это караул по воздушному наблюдению».

Удовольствие сидеть где-то в тылу, да еще когда назначают в караул! А товарищи Шустера развлекаются в завоеванной Франции. Говорят, что недели через две немцы займут Лондон. Сколько будет поживы! Хорст Шустер просит, чтобы его отправили на Западный фронт.

Наш культуртрегер приезжает в захваченную гитлеровцами Францию. Он полон сознания своего превосходства. Дикарь, который пишет с ошибками, высокомерно отмечает:

«Наша германская культура выше. Иногда отвратительно смотреть на примитивную жизнь французского народа…»

Какое, должно быть, испытание для «культурного» унтера глядеть на «примитивный» народ, который смеет предпочитать парламент мордобою, а Ромена Роллана – доктору Геббельсу!

Впрочем, Хорст Шустер быстро утешается: он еще попал на объедки пирога. Ему выдали «оккупационные марки». На эти фальшивые деньги он покупает ботинки и сувениры, ест, пьет. Он в упоении пишет:

«Все баснословно дешево!.. Бутылка шампанского – одна марка… Когда нам не нравится еда, мы идем в город – прекрасный обед за одну марку: жареная курица, овощи, суп, салат из помидоров, фрукты и вдобавок вино. Да, это жизнь! Теперь поблизости от наших квартир устроили публичный дом. Все мои товарищи говорят об этом целый день, и они массами направляются туда…»

Теперь мы знаем, что такое «жизнь», настоящая жизнь, для бывшего студента, ныне унтера германской армии: грабеж с помощью «оккупационных марок» и публичный дом, куда табунами несутся культуртрегеры.

Но вот приходит черный день: приказ о переводе Хорста Шустера из «примитивной» Франции в высококультурную Германию. Наш «патриот» льет горькие слезы: прощай жареная курица! Прощай дом терпимости! Шустер пишет:

«Здесь жизнь была прекрасной, а мы должны теперь вернуться в Германию. Разве можно этому поверить?..»

Он все видит в мрачном свете. Даже победы германской армии его не радуют. По дороге в Германию он пишет:

«За исключением некоторых предместий Орлеан разрушен. Страшно глядеть! Вдобавок стоит ужасная вонь – здесь поработали наши пикирующие бомбардировщики».

На родине нашего вояку, утомленного покупкой ботинок и сувениров, ждет заслуженный отдых. Он едет в свой родной Магдебург. Там нет ни жареных кур, ни волшебного дома терпимости. Зато там ждет его хорошая арийская невеста по имени Эрика. Наш вояка отправляется с Эрикой в театр:

«Мы слушали оперу «Кармен». К сожалению, за десять минут до окончания спектакля – проклятая воздушная тревога. В результате три часа в бомбоубежище! Мне не везет!..»

Бедный Хорст – ему пришлось провести ночь с Эрикой в бомбоубежище! Что за нахалы англичане! То ли дело, когда пикирующие самолеты уничтожали Орлеан…

И вот новый год – 1941-й! Гитлер сказал, что этот год будет годом победы, но Хорсту не по себе. Все ему не нравится.

Забыты и куры и Эрика. Он впадает в сомнения:

«Почему у меня не может взять верх спокойное, счастливое настроение? У всех солдат то же самое. Мы всегда чего-нибудь ищем. А что? Покой? Музыку? Любовницу? Я даже не могу сказать, что именно. Самое лучшее, когда спишь: тогда ни о чем не думаешь…»

Так начинается протрезвление. Всем этим воякам смертельно надоела война, хотя из них мало кто воевал по-настоящему. Хорст Шустер начинает думать, хотя в «памятке» немецкого солдата написано черным по белому: «Немецкий солдат никогда не думает, он повинуется». Тяжело для непривыкшего человека думать, и Шустер пишет: «Нас медленно доводят до сумасшествия».

А Гитлер тем временем подготовляет очередной поход. Идет военная суматоха. Шустер пишет:

«Маршировать. Маршировать. Топаешь, как баран, и ничего не знаешь ни о положении, ни о целях. Это неправильно… Похоже на то, что опять что-то начинается. Одни говорят – Испания, другие – Ливия. Во всяком случае не на Англию…»

На месте Гитлера, прочитав такой дневник, я испугался бы – подумал, что унтер Шустер, посредственный человек, повторявший все глупости начальства, вдруг понял, что он «баран»!..

Гитлеровцы захватывают Балканы. Хорст Шустер сидит в тылу. Он упоен победами, он блеет, как баран. Но впереди его ждут горшие испытания.

12 июня Шустер со своей частью направляется в Восточную Пруссию. Они проезжают мимо деревень, населенных еще не истребленными поляками, и Шустер огорчен дурным отношением поляков к захватчикам. Наконец он в пограничной деревушке. Он чувствует – что-то надвигается. Ему не говорят что. Он пишет 16 июня:

«Атмосфера как-то сгущается. Мы перестраиваемся на военный лад. Где мы будем завтра?.. От нас до русской границы тринадцать километров».

Следующая запись короткая:

«22 июня. 2 часа 30 минут пополуночи. Нас разбудили. Вперед, в Россию!»

«Бараны» пошли…

Затем Шустер пишет под Двинском:

«Мы находимся в очень серьезном положении, так как русские на нас наступают…»

Следующая запись 5 июля:

«Мы много маршировали, мало спали. Только вчера нас, наконец, снова моторизировали. Русские нас угостили бомбами. Нашей роте пока что посчастливилось. Атмосфера опять сгущается, готовится что-то новое. Только весь вопрос – что именно?..»

Хорст Шустер, унтер-офицер 8-го полка 3-й мотомехдивизии, попал в плен. Он может сказать, что ему лично «посчастливилось». Он не ожидал такого благополучного конца. Одно дело есть во Франции жареных кур, другое – маршировать, когда на голову падают русские бомбы… Может быть, в плену Хорст Шустер задумается всерьез? Может быть, он поймет, как его обманывал Гитлер?

Немецкие солдаты даже не знали, против кого идут воевать… Это – автоматы с невестами и с пулеметами. Конечно, можно их очеловечить, научить думать, сделать из них людей. Но для этого нужно очень много бомб. Когда Хорсту Шустеру было хорошо, он ел курицу и кричал «ура». И впервые задумался, когда ему стало плохо. Поход на Советский Союз станет начальной школой для миллиона баранов.

16 июля 1941