Текст книги "Драконов бастард"

Припечатанная тварь трансформировалась, приняв очертания толстой змеи.

– Забияка! Жнец! Сбросьте это!

Послушные големы ринулись в бой, быстрые и совершенно бесстрашные. Забияка заработал железными кулаками, а его напарник вонзил в черное зыбкое тело когти-серпы. Возможно, змей победил бы магических болванов, если бы мощь читаемых молитв не ожигала его как жар гномского горна. Вдвоем големы скинули тварь с лестницы, и она шмякнулась об пол, попутно повалив один из лабораторных столов и расплескав вокруг смолянистые черные брызги. Големы упали следом – им тоже досталось священной благодати, развеивающей магию.

Тобиус с криком метнул Спиральное Лезвие, но тело твари просто растеклось под атакой, не получив повреждений. Черной лужей она отползла к двери в мертвецкую кладовую. Следующие несколько атак разбились о поставленный Щит Кудулы, самое часто используемое защитное заклинание.

Пользуясь полученным временем, черная субстанция быстро вытянулась и оформилась, приобретая человеческие очертания. Колдун продемонстрировал отменную способность к метаморфизму. Это был мужчина, одетый в тибоникийский дорожный плащ – длиннополое одеяние из кожи с высоким воротником. В поднятом положении тот воротник закрывал нижнюю часть лица и напоминал раздвоенный змеиный язык. Глаза колдуна горели зеленым огнем, а на шее поверх плаща висел золотой медальон, усеянный драгоценными камнями, похожий по форме на стрельчатое окно, убранное ярким витражом. Завершив метаморфозу, малефикарум вскинул руки и разразился настоящим шквалом атакующих заклинаний. Бо́льшая часть мебели опрокинулась, три инкубатора взорвались, расплескивая вонючую жижу, а Тобиусу и Марэну пришлось броситься в первые же подвернувшиеся убежища. Брату Ольвеху было легче: большинство заклинаний таяло или просто изменяло направление удара, попадая в ореол его святой благодати.

Големы, едва оправившиеся от ослабившей их структуру молитвы, уже было бросились врукопашную, но воля хозяина, словно марионеток на нитках, потянула их назад. Жнец чуть не попал под Топор Шааба, что превратило бы его в головню, а Забияка избежал Усталости Дерева и не стал трухой до срока.

Тобиус и Марэн отвечали по возможности, их заклинания то и дело вносили небольшие аккорды в мелодию воя, свиста и рева, наполнившую сравнительно небольшое помещение, однако основную симфонию исполняли заклинания колдуна.

– Эта тварь настоящий боевой маг! – зачем-то заорал Тобиус, словно кто-то еще этого не понял.

Серый волшебник укрылся за письменным столом, ему на голову упала тяжелая чернильница, так что по лицу текла смесь крови и чернил, вокруг валялся ворох пергаментов и бумажных листков. Воздев свой Щит Кудулы, молодой маг вскочил и начал разряжать в противника боевые заклинания. Сначала Железный Вихрь, затем Молот Пустынного Песка. От первого колдун защитился щитом, навстречу второму метнул Водяной Шар, контратаковал Черным Прессом. Это заклинание Щит Кудулы упустил, и Тобиус на несколько мгновений ощутил страшную тяжесть, рухнувшую на его плечи. Коротко застонав, он выплюнул обратную формулу и поспешил броситься на пол, потому что Щит Кудулы лопнул, а голову мага чуть не отсек Воющий Клинок.

Марэн затих, он прятался за поваленным книжным стеллажом и атаковал все реже, пока совсем не прекратил. Тобиус не мог его видеть, но зато он видел, как брат Ольвех громко начитывал литании Гнева, на глазах ослабляющие вражеский напор. Пользуясь минутной передышкой, Тобиус стал наговаривать боевые заклинания, пополняя боезапас. При этом он шарил по вороху бумаг, хватая, комкая и пихая в свою сумку все, что под руку попадется. Волшебник и сам не смог бы ответить, почему под шквалом смертоносных заклинаний он вдруг начал это делать, – просто чувствовал, что, если выживет, нужно будет еще как следует разобраться в обстоятельствах.

Раздался громкий вскрик – какая-то из литаний прорвалась сквозь мощный щит и, видимо, задела колдуна. Улучив момент, Тобиус вскочил, перемахнул через стол и направил жезл в его сторону. Бесшумно метнулось на врага Испепеление, затем сразу пятерка Ледяных Шаров, взрывающихся градом осколков при ударе, затем огромной силы Топор Шааба, от которого в лаборатории воцарился нестерпимый жар, и вдогонку – извивающийся ослепительный змей Молнии. Раненый колдун лишь слегка смутился, но не дрогнул, в ответ ударили три Призрачных Копья одно за другим. Отразив их, Тобиус со страшным криком метнул из левой кисти Световую Иглу, создал мощный Толчок и швырнул на врага перегонный куб телекинетическим ударом. Куб превратился в тысячи стеклянных осколков, покромсавших одежду и тело малефикарума, Игла впилась колдуну в район печени, а Толчок припечатал к стенке. Малефикарум истекал кровью, однако продолжал стоять на ногах, зажимая обугленную рану от Световой Иглы.

Скрытый воротником рот его издавал глухие хрипы, но он смог восстановить Щит Кудулы и отбивал им новые боевые заклинания. Становилось видно, что внезапная напористая атака оказалась успешной, и Тобиус не сбавлял темпа. В его арсенале было немало способов уничтожить человека, однажды он в одиночку одолел настоящего магистра, а потом еще долго носился по дикому краю, спасаясь от самых разных соискателей человеческой плоти.

Колдун перестал отвечать на атаки и ушел в глухую оборону. Однако он и не бездействовал – вокруг малефикарума клубились потоки темной силы, а кровь из его ран окрашивалась в черный цвет, превращаясь в какое-то подобие смолы. Падая под ноги, капли этой дряни превращались в крупных черных змей и буквально десятками ползли к незваным гостям. В том, что это не иллюзия, Тобиус убедился, как только одна из тварей вцепилась в его сапог, едва не добравшись до кожи длинными жалами. Оторвав животное, он выкрикнул слово, пробудившее заклинание Крематорий, и две трети зала немедленно потонули в огненном пруду, испепелившем большую часть змей. Те, что поползли к брату Ольвеху, растеклись мерзкой слизью, даже не добравшись до обутых в сандалии ступней.

С удвоенной силой Тобиус бросился в атаку, притом немало опасаясь, что святое Слово припечет и его седалище тоже. Гнев Господа-Кузнеца в отношении носителей Дара всегда был слеп, когда его использовали клирики. Этой очищающей силе все равно, какого мага жечь – целителя или колдуна.

Заставив щит малефикарума разлететься от удара усиленного Огненного Шара, серый волшебник атаковал Прочными Путами, но те были мгновенно уничтожены кислотным контрзаклинанием, а колдун схватился за свой медальон и издал такой громкий вопль, что Тобиуса отшвырнуло прочь звуковой волной и даже оглушило.

В ушах стоял омерзительный протяжный писк, глаза почти ослепли и болели от разрыва капилляров, а когда молодой волшебник смог хоть немного прийти в себя, он увидел, как из ледяного склепа рвутся беспокойники. Оживив мертвецов, колдун в облике громадного скорпиона уже вскарабкался по стене и перепрыгнул на лестницу. Не слыша сам себя, Тобиус закричал и ринулся было вперед, когда справа метнулась фигура Марэна. Обойдя монаха, на которого насели бледные окоченевшие трупы, некромант взлетел по ступенькам и вскинул жезл. Из зеленого камня выметнулось какое-то серое дымчатое лассо, которое захлестнуло хвост скорпиона. Тобиус ожидал, что враг просто изменит вид, но этого не происходило. Скорпион пытался ползти дальше, вырваться, но не мог, а тем временем некромант поднимался все выше и выше, он не сводил с твари глаз, его бледные губы непрестанно шевелились, глаза горели мертвящим пламенем, пляшущим на курганах.

В этот момент петрианец, которого облепили мертвецы, решил, что времени церемониться не осталось; дабы не быть разорванным на части, он вскинул руки и широко распахнул рот – ударная волна святости опустилась на голову Тобиуса кузнечным молотом. Некроманта, который был к Ольвеху гораздо ближе, просто швырнуло на ступени, дымчатое лассо растаяло. Колдун же, хоть и получил изрядную порцию церковной благодати, оправился первым, являя чудеса выносливости. Он перетек в форму громадного черного гамадриада и распахнул пасть, когда Марэн только-только пытался встать. Тобиус, едва поднявшийся на четвереньки, видел, как из пасти кобры градом летят сверкающие иглы – за несколько мгновений лицо и грудь некроманта превратились в жутко развороченную портняжную подушечку.

Серый маг бросился на помощь Марэну, но тело того уже катилось кубарем с лестницы, жезл отлетел в сторону, змей же быстро пополз вверх. Подскочив к некроманту, Тобиус немедленно попытался проверить пульс, но с воплем отдернул руку, на которой уже пузырилась какая-то пурпурная жижа. Судя по тому, как растекалось лицо Марэна, иглы сочились кислотой.

Быстро закатав рукава, Тобиус покрыл свои руки пульсирующим целебным свечением и стал водить ими по ранам. Повреждения были ужасными: кости, кожа, мускулы – пострадало все. Токсины уже распространялись по телу, неся разрушения во все ткани, терзая нервную систему и внутренности. Когда яд попадет в сердце, оно немедленно отомрет.

Тобиус замедлил ток крови, наложил на тело сильнейшие восстановительные чары, усилил стойкость организма к токсинам в десяток раз, введя Марэну так называемые «слезы иволги». Он шептал нужные словоформулы и сыпал на раны драгоценными ингредиентами, доставаемыми из множества внутренних карманов сумки. Убедившись, что отвоевал для некроманта немного времени, маг помчался вверх по лестнице, думая лишь о том, чтобы догнать колдуна-потрошителя.

Не разбирая дороги, спотыкаясь впотьмах, рискуя упасть и разбить себе голову о ступеньки, Тобиус рвался наверх. Он легко залечил свои незначительные раны Исцелением, но не почувствовал себя легче: слишком много сил было истрачено в поединке.

Вырвавшись в каменный мешок, он пробрался наверх по тоннелю и прополз в расщелине навстречу свету, однако то, что он увидел, вырвавшись на свободу, его не обрадовало – в груде дымящегося тряпья, валяющегося поодаль на выжженной земле, с трудом узнавался брат Хорас. Половина тела огромного монаха почернела, вздулась волдырями, левый глаз был потерян, местами виднелись участки обугленной кости, кровь не сочилась, ибо все раны запек страшный жар. Неподалеку прямо из оплавленного камня торчал меч, свет его благодати и жар святости жгли и слепили Тобиуса даже на расстоянии, так что он не решился бросить на оружие второй взгляд.

Чудовищные раны должны были убить монаха, но нет, сильное натренированное тело все еще жило, хотя дышало оно едва-едва. Исцелять брата Хораса было бесполезно – магия слабо действовала на божьих слуг, – но Тобиус носил с собой настой белого алоэ, горький, изрядно ядовитый, но способный подарить полумертвому человеку несколько лишних часов, если оставить его в покое. Влив жидкость, похожую на густое белое молоко, в растрескавшуюся щель рта, волшебник бросился прочь. Больше он ничего сделать не мог при всем желании.

Когда колдун сбежал из лаборатории, его встретил брат Хорас. Огромный иоаннит закрыл собой путь к бегству, встал насмерть и в одиночку дал тому достойный бой, но был сражен чем-то страшным, от чего даже святое оружие не смогло его защитить. Да только и сам колдун целым не ушел. Тобиус ринулся по кровавому следу, которым враг окроплял прелую листву и ветки растений, убегая.

Змеиный Язык, как мысленно и сгоряча обозвал его Тобиус, собирался переходить через лесную речку, когда серый маг догнал его.

– Стой!

Колдун и не подумал остановиться – он продолжал идти, подволакивая правую ногу и сильно горбясь.

– Я сказал – стой!

Тобиус вскинул руки, и от всего его тела пошла волна ревущего пламени – не магического огня, который лишь подобие природного, а настоящего живого огня, воплощающего первостихию. Такой огонь был самым горячим, самым яростным, самым голодным, он бы сожрал мир, дай ему волю, и Тобиус носил частицу этого огня в себе, обладая даром стихийного волшебства. Не успей колдун развернуться и закрыться Сферой Ледяного Мрамора – стал бы золой. На миг Тобиус увидел глаза своего врага, налитые кровью, с потемневшими белками и странными расширенными зрачками. Затем эти глаза вновь полыхнули ядовитым огнем.

– Я сказал, чтобы ты встал на месте, тварь! И ты встанешь на этом месте, или я тебя испепелю! – Загустевшая в горле слюна заставляла его голос клокотать, уподобляясь звериному рыку. Тобиус занял боевую стойку.

– Ну что ты привязался ко мне? – устало спросил малефикарум. – Пшел вон, щенок, пока во мне еще осталась капля милосердия.

– Ты не проявлял милосердия к тем, кого подвергал вивисекции, подонок! Тебе незнакомо значение этого слова!

– Какие громкие слова для желторотого юнца.

Вокруг колдуна закрутилась воронка грязной магической силы – настоящий ураган магии, готовой быть пущенной в ход. Он один уже выдержал противостояние с двоими волшебниками и двоими монахами, получил множество увечий и растратил сотни иоров[10]10
  Иор – крайне приблизительная единица измерения магической энергии.


[Закрыть] магии, но за его плечами было еще больше силы, гораздо больше. Против колдуна стоял Тобиус, молодой, но не слабый волшебник, переживший много трудностей, участвовавший в боях против других магов, опытный, отчаянный и непоколебимо уверенный в своих способностях. Ни страшная сила, ни жуткие вещи, творимые Змеиным Языком, не смутили его, лишь разожгли жгущее чувство ненависти к зверю, потерявшему человеческое естество.

– Бешеная тварь… нет, не будет никакого суда! Никуда я тебя не поведу, а просто убью тебя! – Желтые глаза серого мага пылали яростью, ярко, словно янтарные угли в очаге.

– Какие ужасные угрозы… вы жестокий человек, чар Тобиус!

– Ага, и очень коварный…

Серебряный перстень с украшением в виде головы и крыльев полярной совы мягко засветился на пальце Тобиуса, и рядом с магом появилась тощая восьмифутовая фигура. Она словно состояла из одних только прямых линий и полупрозрачного голубовато-белого льда. Существо распространяло вокруг себя потоки сильного мороза, которые покрыли древесные стволы и землю слоем скрипучего наста, длинноносая голова безразлично уставилась на колдуна, рот-трещина выдохнул облако мороза. Дух бурана, одна из тех сущностей природы, которые укутывают мир в белое одеяло с приходом зимы, сильнейший из слуг Тобиуса, был готов исполнять приказы, и они не заставили себя ждать.

– Убей его!

Дух поднял руки, растопырил пальцы-сосульки на широких ладонях и исторг волну убийственного холода. Атака продолжалась всего три секунды, но этого было бы достаточно, чтобы умертвить все, что попало под удар. Однако когда дух прекратил морозить, превратив часть леса в зимнее царство и заковав реку в лед, Змеиный Язык остался невредим. Он стоял в столбе красного жара, и восходящие потоки нагретого воздуха пополам с паром колыхали его одеяние.

– Впечатляет, чар Тобиус. Но со мной вам не тягаться. Видите ли, дело в том, что у меня есть друзья…

Колдун стоял к Тобиусу вполоборота, левым плечом вперед, но потом он медленно повернулся – и серый маг увидел его правую руку. Рукав плаща был оторван, а красную, словно ошпаренную кипятком кожу покрывали шрамы. Не следы старых ран, но точная последовательная скарификация, линии магического рисунка и демонологические глифы, вырезанные по живой плоти.

– …в Пекле.

«Так он и одолел иоаннита, – с замирающим сердцем подумал Тобиус, – демонопоклонник!»

Змеиный Язык имел покровителей в Пекле, возможно, даже заключил контракт с кем-то из демонов и теперь пользовался их силой. Чтобы одолеть такого колдуна, нужен был опытный демонолог, или сильный священник-экзорцист, или… Колдун взмахнул рукой, и с его пальцев сорвались огненные струи, превратившиеся в пылающий кнут. Широкий взмах – и кнут с громким хлопком обрушился на духа бурана. Тобиус бросился в сторону, спасаясь от страшного потустороннего жара, а его слуга испарился и вернулся обратно в перстень.

Тобиус нырнул за ближайший древесный ствол и бросился бежать. Дерево захлестнул кнут, и оно воспламенилось. Волшебник бежал и нашептывал слова заклинания, которое сам же и придумал какое-то время назад, он еще не успел опробовать его, но вот-вот намеревался это сделать. Сунув руку в поясной кармашек, он выбросил на землю два артефактных камушка, которые превратились в земляных элементалей. Пока призванные слуги безропотно погибали от ударов кнута, маг мчался прочь. Близость страшного жара трижды опаляла его спину, отчего плащ на плечах нервно дергался и протестующе рычал, но Тобиус всякий раз прибегал к тактической телепортации, молниеносно перемещаясь на незначительное расстояние в сторону, тем и спасая собственную жизнь.

– Куда же вы, чар Тобиус? – кричал Змеиный Язык. – Как можно убегать после стольких грозных слов, брошенных в порыве наглости?

Серый маг немедленно развернулся и встретился с малефикарумом лицом к лицу. Он не поддался на провокацию, просто заклинание уже было завершено, осталось донести его до цели.

– Ты умрешь, клянусь Даром, я убью тебя!

– Я предлагал вам оставить меня в покое, чар Тобиус, но моя невиданная щедрость не была оценена по достоинству.

За спиной колдуна образовалась черная выгоревшая просека, лес погибал, горели деревья и кустарник, огонь лизал скалы и пожирал мхи, гоня прочь испуганных до полусмерти животных. Сила Пекла несла в хрупкий мир живых существ разрушение и боль, как и было ей положено.

Малефикарум взмахнул рукой, вскидывая пламенный кнут для удара, Тобиус ринулся вперед, навстречу смерти, молниеносно телепортировался в сторону, избегая нечестивого оружия, а затем совершил прямой рывок, подходя вплотную к врагу. Кнут – это оружие опасное, но медленное, вблизи почти бесполезное, а вот булава – совсем иное дело. Поэтому удар тяжелой бронзовой дубины по правому плечу легко сломал врагу ключицу. С бешеным воплем колдун вскинул свободную, левую руку, на которой уже выросли кинжальные когти, но Тобиус ударил его кулаком в солнечное сплетение. В следующее мгновение труп колдуна упал наземь, когти исчезли, демонический кнут погас и растаял, будто его и не было. Сердце убийцы больше не билось, кровь замедляла бег в жилах, легкие не наполнялись воздухом.

Заклинание Мясной Гроб было придумано самим Тобиусом и не имело известных аналогов. Его нельзя было использовать на больших расстояниях или держать в жезле, только вблизи, только свежесплетенным, но результат того стоил. Один удар – и неминуемая, неотвратимая смерть настигала любого. Самым сложным было подобраться к врагу вплотную: ведь волшебники обычно предпочитали атаковать друг друга на больших расстояниях.

Тобиус вытер рукавом мантии пот с грязного лба. Остатки чернил, кровь, копоть… Волшебник тихо застонал, думая о том, что хоть колдун и умер, но последствия его дел остались – лес продолжал гореть. Он пошел в сторону очага возгорания, думая, как бы потушить все и не надорваться, когда за спиной полыхнул новый источник жара. Маг развернулся, понимая, что не успевает защититься, но вместо Змеиного Языка с кнутом наготове увидел тварь из демонологических атласов – ахога. Козлоногое воплощение лжи, демон из Пекла, уродливое чудовище, источающее жар и серное зловоние.

Не обращая внимания на Тобиуса, демон легко подхватил труп Змеиного Языка и перебросил его себе на спину.

– Не смей! – Тобиус и сам не понял, откуда появилась в нем эта ревущая ярость, заполняющая грудь. – Это моя добыча! Эта падаль будет прибита к воротам Академии!

Ахог обратил к нему горящие глаза, дернул уродливым пятаком, хохотнул и растаял в огненной вспышке, оставив после себя лишь запах серы и быстро рассеивающийся черный дым. Тело колдуна он утащил с собой.

– Друзья в Пекле… – прохрипел Тобиус и закашлялся.

Призывать дождь, увещевая духов природы, не было сил, поэтому маг просто оторвался от земли и поднялся над дымной пеленой. Там он наконец смог вздохнуть и растереть слезящиеся влагой, вытянутой из воздуха, глаза. Дальше было проще: охватив самые низколетящие облака и спрессовав их в водяные сферы размером с тыкву, он градом обрушил эти снаряды на пожар. При ударе о землю и деревья шары взрывались, расплескивая воду во всех направлениях. Вскоре огонь угас, и по земле стал стелиться влажный серый дымок.

У подножия замшелых скал над братом Хорасом сидел брат Ольвех. Серый монашек водил руками по изуродованному телу своего собрата, от его пальцев на раны опускались тонкие золотистые нити. Рядом с телом Хораса лежал слабо шевелящийся и хныкающий сверток какого-то тряпья. Марэн валялся у входа в пещеру – он едва дышал, но все же продолжал цепляться за жизнь.

Забияка и Жнец стояли поодаль, ожидая приказов. Тобиус подумал, что это странно – ведь големы послушны только ему и, по сути, должны были ждать его внизу. Так почему же они поднялись?

– Это младенец? – обратился к петрианцу Тобиус, указывая на сверток.

– Да. Лежал и плакал в дальнем углу, там, где был основной распределительный узел.

– Вы будете искать его отца?

– Нет, – ответил монах после небольшого промедления. – Сему чаду суждено принять стезю служителя божьего. Отныне заботиться о нем будет Церковь.

– Понятно…

– Колдун? – спросил петрианец, не отрываясь от своих целительных манипуляций.

– Я убил его.

– Господь-Кузнец да простит вам сей грех. Тело?

– Можете мне не верить, но ахог унес его. Я ничего не смог сделать.

– Отчего бы и не поверить.

– Спасибо, что вытащили чара Марэна.

– Он – человек, – ответил брат Ольвех безразлично. – Все мы люди – как грешники, так и праведники. Все мы равны в глазах Его и в праве на жизнь равны тоже.

Тобиус поднял с земли жезл некроманта, с усилием взвалил тело на плечо и медленно выпрямился.

– На вашем месте я бы не торопился с этим, чар Тобиус.

– Что?

– Вы ведь хотите спасти сего грешника? Не надо, оставьте эту идею.

Тобиус помрачнел, поджал губы, его приятное лицо, сдобренное, как могло показаться, немалой долей благородной крови, в одночасье стало жестче, темнее.

– Тогда почему бы вам не оставить брата Хораса в покое? Он все еще дышит, но с такими ранами и без ухода умрет через несколько часов.

– Брат Хорас хороший человек, пылающий молот Господа, который еще послужит делу добра.

– А чар Марэн…

– Чар Марэн проклят. – Петрианец говорил тихо и ровно, как говорили все до единого члены его ордена, у которых будто были отняты все человеческие эмоции, но его голос все равно легко перекрыл громкий и злой голос мага. – Из его души не получится светозарного меча, и она падет в Пекло, в лапы демонов, и будет источать черный чад во время Последнего Побоища. Сегодня ему представился шанс погибнуть, совершая доброе дело, достойное дело, погибнуть, защищая добро. Если он умрет сейчас, практически мученической смертью, у его про́клятой души появится шанс взойти к Небесному Горну и быть перекованной, а затем отправиться обратно в мир и вновь закалиться. Уже во благе, а не в скверне. Лучшая участь, о которой только может мечтать такой, как он. Если же он выживет каким-то чудом, то кто знает, какие еще ужасные деяния совершит в будущем. Оставьте, чар Тобиус, проявите милосердие.

– Ну уж тогда и вы оставьте! Брат Хорас тоже стоял за правое дело, и теперь сразу же…

– В Оружейных Чертогах обретается множество праведников, чар Тобиус. Церкви же нужны праведники здесь, на грешной земле, дабы они сражались против зла и несли тяжелую ношу защитников человечества. Поэтому я сделаю все, чтобы спасти брата Хораса. Чар Марэн – некромант. Лишь смерть способны творить адепты этого проклятого ремесла, лишь убивать живых и тревожить души мертвых могут они…

– Да все некроманты Семи Пустынь не перебили столько людей, сколько замучили в казематах своих цитаделей клирики Петра и Святого Официума! – взорвался Тобиус… и немедленно пожалел об этом.

Шутки тут же закончились, его высказывание встало даже не на грани, это был шаг далеко за грань всех дозволенностей. Он совершил непозволительное в присутствии монаха, обвинил охотников Господних и Святой Официум в убийствах, извратил суть их незаменимой работы, сиречь высказался в поддержку колдунов, ведьм, демонопоклонников и прочих еретиков. Уже этого было достаточно, чтобы на него надели эстрийские перчатки[11]11
  Футляры, повторяющие форму человеческих ладоней, обычно изготовленные из железа с элементами керберита или из керберита целиком. Предназначены для того, чтобы закованный в них волшебник не мог совершать магических пассов, а также лишался чувствительности к магическому дару. Были изобретены монахами из Эстрэ для охоты на колдунов и ведьм.


[Закрыть] и привязали к столбу над кучей хвороста.

– Не сегодня, – спокойно сказал петрианец. – Не сегодня, но когда-нибудь, не сомневайтесь, Церковь припомнит вам эти слова, чар Тобиус.

Круглые безразличные глаза Ольвеха буравили саму душу мага. Глаза братьев Петра имели один взгляд на всех. И на всё. В стенах Академии шептали, что до пострига неофиты Ордена святого апостола Петра являются обычными мужами и отроками, но после пострига, надев серые робы, они меняются. Что-то происходит с ними, серость, подобная цвету их одеяний, овладевает их душами, тают чувства, лица становятся невыразительными, голоса никогда не звучат громко, и глаза… эти страшные безразличные ко всему глаза, в которых бесконечно горит лишь один огонь – огонь веры. Петрианцев словно отрезают от всех страстей, и одинаковыми глазами они смотрят на мир, единые во взглядах и стремлениях, безжалостные братья Петра.

Хотя такие ли безжалостные?

– Тогда пусть Церковь вспомнит и мои заслуги, – ужасаясь своей наглости, бросил серый маг. – Забияка, Жнец, ко мне!

Големы приблизились и положили свои боевые конечности на плечи хозяина. Тобиус телепортировался прямо к «Кладбищенскому двору».

Когда в ноги ударила земля и лесная теснота сменилась ветреным простором перекрестка, а перед магом возникла бывшая дозорная башня, пришел запоздалый страх, что рядом с монахами магия сработает неточно и Телепортация зашвырнет куда-то не туда.… Но обошлось.

– Марэн, ваши защитные чары…

Говорить с некромантом было все еще бесполезно, его тело пока что не погибло, но само это обстоятельство уже являлось подвигом человеческой живучести, и не стоило ожидать большего. Уложив волшебника на траву возле дороги, Тобиус порылся в сумке и вытянул оттуда крохотный фиал, наполненный прозрачной жидкостью насыщенного индигового цвета. Откупорив его, он сделал маленький глоток и сморщился от невообразимой горечи. Слегка заломило виски, шумная волна магического прилива затопила сознание, и запас магической силы пополнился на несколько сотен иоров.

Прикрыв глаза, маг соприкоснулся с ажурной клетью защитных заклинаний, которыми Марэн, уходя, накрыл свою собственность. Он быстро отверг мысль попытаться войти внутрь с некромантом на руках, в надежде что чары примут это за возвращение хозяина и распадутся. Риск того, что на Тобиуса рухнуло бы все, припасенное Марэном для воров, показался серому волшебнику уж слишком большим. Осторожно распутывая нити, расшатывая основы системы и надламывая печати, Тобиус в конце концов снял защиту.

Пришлось втаскивать тело на вершину башни, в кабинет некроманта. Марэн был положен на жесткую дощатую лежанку, покрытую тонкой льняной тканью, а серый маг отправился рыскать по полкам и шкафам. К его разочарованию, оказалось, что хозяин гостиничного двора – никудышный зельеваритель. Никаких редких и ценных ингредиентов, даже стандартный набор трав и порошков не был собран полностью. При таком раскладе стоило благодарить судьбу уже за то, что хотя бы котел имелся в наличии и колдовской очаг исправно горел. Тобиусу пришлось лезть в собственную сумку и доставать коробки из пасти Лаухальганды.

Серый маг беспрерывно варил лекарства и комбинировал противоядия в течение двух суток, попутно поддерживая в Марэне жизнь. К счастью, у него осталось несколько иголок с образцами кислотного яда для создания антидота. На третий день некромант умер, и пришлось пересаживать ему сердце, а заодно и глаза взамен вытекших.

Пробный образец противоядия Тобиус вливал в тело Марэна на протяжении следующих трех дней, после чего проявились побочные эффекты в виде пурпурных язв на правой руке. Взяв образец вещества из язв, волшебник разобрал его состав, изменил формулу антидота и начал вливания улучшенного состава. Повреждения организма были страшными. Что-то Тобиус смог исправить благодаря опыту и целительским талантам, ну а что-то могло исправить лишь время и чудо. Особенно сильно пострадало лицо, и надеяться, что оно когда-нибудь станет выглядеть как прежде, не следовало. Тем не менее Марэн потихоньку выкарабкивался с того света, доказывая, что некроманты – самые живучие из всех волшебников мира.

Прошли полторы недели, в течение которых Тобиус сидел над телом Марэна, неотрывно следя за его состоянием. Однажды ночью налетела гроза, как в тот первый вечер, когда Тобиус пришел в «Кладбищенский двор». Волшебник спустился в погреб, чтобы набрать себе еды, когда во входную дверь громко постучали. Причем не просто громко, а так, будто хотели высадить дверь. Поставив деревянный поднос на стойку, Тобиус подошел к двери. Впускать в зал сырость и холод снаружи, где разбушевалась непогода, не хотелось, но и сделать вид, что никого нет, было нельзя. Он отпер дверь.

– Мы закрыты, – сказал Тобиус, получив пощечину от холодного ветра, ворвавшегося в зал.

Короткая вспышка молнии выхватила из темноты силуэт высокого человека в дорожном плаще со стоячим воротником. Рука волшебника дернулась к жезлу, но он вовремя остановился, потому что жезл остался на вершине башни, а на пороге «Кладбищенского двора» стоял не Змеиный Язык.

– Почему я не могу войти? – спросил посетитель грубо.

Тобиус глубоко втянул носом мокрый и холодный воздух – лицо его стало жестче.

– Наверное, тебе мешает вот это. – Он указал пальцем на дверной косяк, на котором виднелись вырезанные его собственным ножом новые охранные знаки.

– Где хозяин?

– Болен.

– Впусти, у меня есть приглашение. Марэн мой друг.

– Всякий может сказаться другом человеку, который сам за себя отвечать не может. Пшел прочь.

Между треуголкой, с которой стекали ручейки дождевой воды, и краем поднятого воротника на лице незнакомца вспыхнули красные огоньки.

– Ты хоть знаешь, на кого лаять вздумал, смерд? Да я сейчас стены порушу, и никакие знахарские царапки на косяке твоего горла не спасут!

Тобиус без слов вскинул руку и ударил потоком золотого света, снося собеседника с порога. Из темноты послышался громкий вопль боли, перетекший в жалобный скулеж.

Раздался громовой раскат.

– И чтобы больше не появлялся здесь, – бросил серый маг в холодную ночь. – У меня еще много такого припасено! На целое кладбище хватит! Падаль ходячая…

С этими словами он захлопнул дверь, запер все замки, проверил систему защитных чар, которой опутал «Кладбищенский двор».

Марэн очнулся на вторую неделю. Тобиус сидел за его столом и разбирал бумаги, украденные из лаборатории Змеиного Языка, когда некромант захрипел громче обычного.

– С пробуждением. Не пытайтесь говорить, у вас глотка пересохла и язык распух. Сейчас дам воды.