Текст книги "Право выжившего"

Глава тридцать четвертая
СХОДНЯК ПОД ЛАЗЕРНЫМ ПРИЦЕЛОМ

Он пришел один. На такие встречи принято являться в сопровождении свиты. С шелестом подкатывать на лимузинах, чувствуя за спиной своих парней, сжимающих под куртками пластмассовые рукоятки пистолетов и готовых грудью заслонить хозяина от выстрелов. Но гость демонстративно-пренебрежительно отнесся к подобным, далеко не излишним, предосторожностям.

Гвоздь видел этого нездорово-тучного мужчину лет пятидесяти на вид в первый раз. Незнакомец легко и умело выстраивал разговор, направляя его в нужное русло. Он держался очень независимо. И не боялся ничего.

Он позвонил вчера, назвал пароль и сказал, что есть темы, которые необходимо срочно обсудить. Что это за темы, Гвоздь знал прекрасно. И понимал, что никуда не денешься. Предстоит неприятный, с неизвестными последствиями разговор.

Назначал место встречи Гвоздь. Естественно, он выбрал свою территорию – находящийся в тихом укромном местечке недалеко от центра ресторан «Зенит». Столы были накрыты по представительским стандартам, но гость не прикасался к еде.

– Диета, – сообщил он. – Ем только по расписанию. Каша, куриный бульон. Язва виновата, подлая.

– У меня тоже язва, – сказал Гвоздь.

– На нервной почве и от лагерного недоедания? – усмехнулся гость, и Гвоздь недобро посмотрел на него. Ему не понравился фривольный тон. И вообще не нравилось, когда о таких вещах говорят с легкой улыбкой на лице.

– От нервов, – кивнул он. – После того, как в ответ на ментовские провокации, вены вскрыл и тем зону на бунт поднял. Менты сильно пожалели, что связались.

– У меня тоже от нервов, – гость демонстративно не обращал внимания на нотки угрозы в голосе Гвоздя. – Только я их на другое тратил… Вот от пива не откажусь. Люблю пиво. Что бы врачи ни говорили – буду его пить. Слабость.

Гость налил в высокий фужер немецкого пива из стеклянного бочонка и жадно проглотил, вытер салфеткой лицо.

– Хорошо.

– Вас так и называть, как вы представились – Семен Семенович?

– А чем плохое имя? Да и что наши имена? Главное, чтобы человек был достойный.

– Хотелось бы.

– Хотелось – что? Убедиться в моих достоинствах? Не стоит, – теперь уже в беззаботном голосе гостя слышалась угроза. – К делу. Мы люди не жадные, но грядущие убытки нас совсем не радуют.

– Небольшой сбой. Но «порошок» будет.

– Что за «порошок»? – непонимающе посмотрел на Гвоздя незнакомец. – «Тайд» ?

– Посылка, – поправился Гвоздь, подумав про себя:

«Конспиратор хренов». – Будет через несколько дней.

– Через несколько дней? .

– Сбой в канале. Обстоятельства.

– Вы как «Аэрофлот» – никакой ответственности за опоздание.

– Бывают накладки, • – Гвоздю меньше всего нравилось оправдываться.

– Когда будет?

– Двое-трое суток. Мы сумеем решить все проблемы.

– Что я слышу? Двое-трое суток… В приличном обществе принято соизмерять свои возможности и обязательства.

– Вы не работали учителем ? У вас хорошо получаются назидания.

– Нет, я работал в другой системе. Уверяю, та работа у меня тоже получалась недурно.

– По-моему, начинается гнилой базар, уважаемый Семен Семенович.

– Ни в коем случае. Никакого, как вы говорите, гнилого базара.

– Я сказал – три дня. Через три дня груз будет. Все, – хлопнул ладонью по столу Гвоздь. – И не зли меня. Не надо, – он наклонился над столом и вперился своим самым суровым взором в гостя.

– Согласен, конечно, согласен, – поспешно забормотал Семен Семенович. – Никаких вопросов.

– Так бы и начинал. А не гнал бы сразу волну, – Гвоздь откинулся на стуле и налил себе стопку водки, с удовольствием и некоторым разочарованием подумав: «Быстро сломался. А поначалу неплохо себя поставил… Дешевка».

– Два дня, – кивнул Семен Семенович. – Два дня отсрочки. На третий день груз уценится на двадцать процентов. Через пять дней мы получим его бесплатно.

Гвоздь сжал кулак.

– Слышь, фрайер дешевый, ты на кого прешь? Ты знаешь?

– Еще бы, – улыбнулся гость. – Гвоздев Николай Николаевич, родился в… Семен Семенович в двух словах изложил биографию собеседника, при этом прибавив пару подробностей, от которых Гвоздю стало зябко, – об этих фактах его биографии мало кто знал.

– Умный да? Ты что, меня на счетчик собрался ставить? Никому неизвестный фрайер Гвоздя на счетчик – поставит?

– Какой счетчик? – обиделся гость. – Штрафные санкции. Пени.

– Войну хочешь ? – произнес угрожающе Гвоздь, ощущая, как его захватывает волна холодного бешенства. – Да? Если хочешь – будет война. Кровью еще харкать будете.

– Война? О чем ты, Гвоздь? Это не война. Это мясозаготовки будут.

– Что?!

– Как ты меня назвал – никому неизвестный фрайер. Точно – никому не известный. Зато о тебе известно все. Так что войны не будет. Будет избиение. Постепенная зачистка. А на ваши блатные понятия и правила нам плевать. Кирза, тельник, финка, да лишнее масло в пайке – в этом вы все. Какими были, такими и останетесь.

– Так, – Гвоздь вдруг успокоился, откинулся на спинку стула и осмотрел гостя, будто изучая вредное насекомое. – Ничего не знаем о вас? Это поправимо. В подвал тебя сейчас – быстро язык развяжешь. Один пришел. Понт показать. Вот и поплатишься.

– Много ты от меня не узнаешь. Это у блатных так один за бутыль самогона старушку придушит – на следующий день вся братва об этом знает. В порядочной организации человек знает не больше того, что ему положено и что не может нанести урон организации в целом… Кстати, Гвоздь, я бы на твоем месте тут ставни поставил. Опасно окна нараспашку держать.

Гвоздь встревоженно посмотрел в открытое окно.

– Да не туда смотришь. На грудь свою посмотри. Гвоздь вздрогнул, увидев на своей груди пятнышко от лазерного прицела. Это означало, что кто-то сейчас целится в него из снайперской винтовки.

– Спасибо за пиво. Я все сказал, – Семен Семенович отставил фужер, поднялся. – Задерживать меня не стоит. Вся харчевня на воздух взлетит. Запомни – два дня. Потом еще пять. А затем ты уже нам должен деньги за свой товар будешь…

Гвоздь неподвижно сидел, рассматривая свои татуированные пальцы, и думал о состоявшейся встрече. Как же он был прав, когда не хотел связываться с этими типами. А ведь этот Семен Семенович прав. Для того, чтобы воевать, нужно иметь представление, с кем. Кого отстреливать, на кого вести охоту, где устраивать засады и кого брать в заложники. Эти же партнеры в криминальном мире – величина неясная. Жутко законспирированная структура, которая напоминает о себе только тогда, когда нужно заключить какую-то сделку или кого-то отправить на тот свет. Гвоздь почувствовал себя незащищенным. Тут шли какие-то иные счеты, чем привычные стрелки, разборы, сходняки и правилки. Тут игра могла идти еще более жестокая, но, хуже всего, без правил. Надо искать героин, привезенный курьером. Или попытаться прикупить его на стороне – однако такую партию достать непросто. Попытался состыковаться с азербайджанцами. Те из себя наивных начали строить. Ничего, мол, не знаем, груз отправлен. А куда делся – может, вы курьера и грохнули, чтобы за товар не платить. В общем, еще один разбор светит. Так что товар нужно найти во что бы то ни стало. Вручить покупателям «порошок» и впредь держаться от них подальше.

– Зыря, – крикнул Гвоздь.

В комнату влетел глава охраны и боевиков.

– Ты знаешь, что меня снайпер на мушке держал! – прошипел Гвоздь. – Твои быки зачем нужны – чтобы массовку создавать?!

– А где он схоронился-то? Негде, – Зыря выглянул из окна.

– На окнах – ставни должны быть. Лучше из железа. Сученыш, ты нас всех угробишь!

– Все сделаем.

Гвоздь зло посмотрел на своего помощника.

– С такими специалистами чудо, что мы еще жив! сказал он. – Только из-за угла стрелять умеете.

– Не, ну не так…

– Заглохни.

Глава тридцать пятая
ШМОН

Расследование убийств Соболева и Керимова тормозилось. На отдел по раскрытию убийств, как всегда, продолжали наваливаться другие дела. Внук хотел смотреть телевизор, бабушка возражала. Внук избил и задушил ее, а тело сбросил в реку. Типичное «телевизионное убийство». Время от времени они случаются – в основном на почве того, кому какую программу смотреть… «Ты мне на полпальца меньше налил» – заявил один бомж другому – удавка из проволоки, труп – в лесополосу. Тоже типичная история – за недолив спиртного народу пало, наверное, намного больше, чем в Афганской войне… Мать поругалась с сыном и влила тому в водку флакон психотропного вещества. Угробив его, отравилась сама… На пригородном кладбище в свежей могиле нашли труп шестнадцатилетей девчонки – жутко изуродованный, с содранным скальпом. В тот же день взяли за это дело убийц – двух ее одноклассников. Развлекались ребята со скуки… Обычная житейская гнусь.

Да тут еще замучили общегородские мероприятия. «Арсенал», «Мак-2000». «Гастролер». Обещали очередной этап измотавшего каждого сотрудника милиции на Руси «Вихря-антитеррора». Городским властям вновь захотелось призвать к порядку приезжих.

– Проводим рейды по гостиницам, – заявил на инструктаже начальник милиции общественной безопасности УВД. – Нарушение режима проживания, оружие, наркотические вещества – этому основное внимание. В каждой группе – сотрудник угрозыска или РУБОПа, паспортной службы, бойцы ОМОНа. Действовать вежливо, но решительно. Соблюдать права граждан и социалистическую законность.

По старой привычке начальник МОБ сказал «социалистическая законность», хотя давно уже нет ни социализма, ни законности, ни порядка.

Косарев и Мартынов попали в одну группу. Гостиница «Восток» вполне оправдывала свое название. Но точнее ее все-таки было бы назвать «Кавказ».

– Стой здесь. До последней капли крови. Никого подозрительного не выпускай, – проинструктировал Косарев бойца ОМОНа, чье стокилограммовое тело загородило выход из гостиницы. – Работаем по этажам. Одна группа – в правое крыло. Другая – в левое. Рации – на третьем канале.

Мероприятие проходило уныло и неинтересно. Агент еще вчера сказал Косареву, что Новокузнецкая банда, жившая в этой гостинице, сказала «завтра менты со шмоном заявятся» и исчезла в неизвестном направлении. Косарев в очередной раз убеждался, что работа без конкретной информации, да еще в таких масштабах – дело совсем бестолковое.

Так и получалось. Постучаться в номер, проверить паспорт, досмотреть вещи в случае необходимости – и до свидания. Почему-то как раз в тот день все постояльцы подобрались как на подбор вежливые и правопослушные

– У вас на меню печати нет. Администратора сюда, – наконец нашел к чему прицепиться командир группы омоновцев – бывший сотрудник ОБХСС.

Хоть какой-то результат. Будет чем забить рапорт. «Нарушение правил торговли» – звучит!

Этаж за этажом. Номер за номером.

– Гуляем? – спросил Косарев, открывая незапертую дверь. Можно было бы и не спрашивать. Гульба была в самом разгаре. Двое кавказцев, две туполицых, смазливых дивчины и скромно сидящий в углу качок собрались в номере. Стол ломился от выпивки и еды.

– Сутенерствуешь, сынок? – спросил Косарев качка.

– Да нет. К знакомым зашел.

– Ага. В горном ауле вместе жили ? Как их хоть зовут, братьев твоих?

– А чего, я помню.

– Забирай своих матрешек и дуй отсюда, – порекомендовал Косарев.

Качок нахмурился, недовольный тем, что заработок срывается. Девочки – видно сразу – из интимной фирмы. Качок – охранник, который привел их в номер и должен получить деньги, после чего оставить своих подопечных для любовных утех, а через пару часов (или поутру) получить их целыми и невредимыми обратно.

– Но… – решил возразить качок.

– Не раздражай. Иначе всю твою фирму на уши поставлю.

Парень пробурчал что-то под нос и вместе с девахами удалился.

– Цепляете тварей всяких, а потом плачете, что вас водкой с психотропными веществами накачивают, – сказал Косарев.

– Да мы… – начали оправдываться покрасневшие кавказцы солидного возраста.

– До свидания, – Косарев отдал их паспорта и вышел прочь.

Следующий номер. Тук-тук. Два дагестанца без отметки о проживании – в отделение на разбор и на штраф… Следующий.

Нет пропуска в гостиницу – в отделение… Суровая работа для уголовного розыска – борьба с особо опасными уклонистами от регистрации…

С третьим этажом покончено. Теперь на четвертый.

– Хоть бы пару патронов, или доллар фальшивый найти, – сказал Мартынов.

– Да брось ты., – отмахнулся Косарев. – Меньше думай о том, как пустить пыль в глаза. Вечер прошел бесполезно – и спиши его.

Группа разделилась. Пошли по номерам. Косарев закончил проверку своих номеров и направился в конец коридора.

Там работал старший лейтенант – участковый из местного отдела. Подойдя к дверям, Косарев услышал возбужденные голоса. Переговаривающиеся особенно не стеснялись в выражениях.

– Ты чего, черножопый, решил за сто баксов откупиться?

– Э, мое, клянусь хлебом. Не хотэл продавать. Сам хотэл косяк забить!

– А кого волнует – хотел или не хотел. На хранение тянет. Два года на парашу.

– Нэт денег больше… Ну, двести.

– Что? Мне, офицеру?! Двести баксов? Ты о чем? А со старшим делиться? А с товарищами по работе? Ты чего, обезьяна?

– Э, зачем обзываться?

– Не нравится? А дубиной по ребрам?

– Ладно. Бэз денег оставляешь. Триста баксов.

– По рукам. Четыреста… , – Триста пятьдесят.

– Уговорил…

Косарев взмахом руки подозвал омоновца и Мартынова, толкнул дверь. В номере старший лейтенант держал за шкирку кавказца. На столе лежал кулек с анашой.

– Понятых, – кивнул Косарев омоновцу.

– Э, братья, – озадаченно посмотрел на пришедших кавказец. – Больше четырех сотен баксов нэт.

– И не надо. Побереги на адвокатов, – Косарев завернул руки кавказцу, нацепил на них наручники и засунул ему кулек в карман.

– Э, брат, ты что дэлаешь?

– Твои братья в другом месте, – он толкнул кавказца на стул и кивнул старшему лейтенанту. – Пошли, перекинемся словечком.

Они прошли в темный холл, где стояли расшатанные кресла и неработающий телевизор за решеткой.

– Значит, пятьсот баксов тебе? – спросил Косарев.

– Вы о чем?

– Двести – мало ? Надо со старшим поделиться ?

– Я бы поделился.

– Да-а?

– Поделился бы, падлой буду.

– Ты и так падла.

Косарев ударил старшего лейтенанта в грудь, тот отлетел на пару шагов. Потом последовал оглушающий удар в лоб, и участковый впечатался в стенку.

– Душманский прихвостень, – прошипел Косарев. – Таких гадов четвертовать надо.

– Да вы… Да ты, – участковый встряхнул головой. – Это так даром не пройдет.

– Не пройдет? – Косарев взял старшего лейтенанта рукой за горло, встряхнул, потом отпустил и перевел дыхание. – Я бы тебя, будь моя воля, здесь бы и порешил… Можешь подать на меня рапорт.

– Так со своими нельзя! Могу ведь и без рапорта разобраться.

– А ты попробуй. Застрелю к чертовой бабушке. Поспрашивай, кто такой подполковник Косарев, если еще не слышал.

– Да ладно.

– Вот тебе и ладно, – Косарев ударил его резко в челюсть тыльной стороной ладони – чтобы ничего не сломать.

Послал на пол отдохнуть. Сплюнул, повернулся и пошел прочь.

После операции, которая, естественно, ничего не дала, уже ночью Косарев вез Мартынова домой.

– Гниль какая, – сказал Косарев, возвращаясь все снова и снова к сегодняшней истории. – За рваные баксы барыгу с наркотой отпустить.

– Подрабатывает народ, как может, – пожал плечами Мартынов. – А как можно милиции не платить по три месяца зарплату и ждать, что она не доберет свое?

– Иди, джинсами на рынке торгуй, если не доволен. Или банк охраняй – зарабатывай. Тебя в форму одели, удостоверение, оружие, власть дали. А ты баксы сшибаешь вместо того, чтобы подонков арестовывать. Как такого героя назвать? Вражина.

– Ох, неистовый ты, Косарев.

– Да, неистовый. Я привык полагаться на тех, с кем воюю бок о бок. Знать, что мне прикроют спину. А эта тварь тебя за баксы продаст с потрохами.

– Продаст. Ступивший на путь предательства идет по нему до конца, – согласился Мартынов.

– Сегодня он у наркоша баксы взял. Потом похоронил вещдоки. Потом продал информацию. И вот он уже на содержании у мафии и сдает всех – агентов, своих коллег… Трудно работать, когда не знаешь, откуда ждать подвоха – от таких же, как ты, сотрудников или от начальства?

– Такова жизнь.

– Ага, – Косарев наподдал газу, и машина резко рванула вперед. – Надо было бы Допытаться этого старлея за жабры взять как положено… Да все равно дело бы сгорело – одна морока. Доказательств никаких. Хоть рыло почистил ему.

– А, понятно, почему у него челюсть распухла.

– Мало досталось… В расход бы его пустить. По законам военного времени.

– Да ладно, всех не пустишь. Все С черных деньги берут.

– Ты берешь?

– Я – нет.

– А ребята наши?

– Нет.

– Значит, не все. А эта мразь в старлейских погонах" берет. Вот я и говорю – по законам военного времени

– Сейчас не военное время.

– Ты уверен?

Глава тридцать шестая
ТАБОР ПОД ЛУНОЙ

Стучат колеса. Мечутся по тамбуру дети. Звенят стаканы, и слышится из купе привычное русское: «Ну, будем». Пассажиры спят, завернувшись в простыни, листают книги, ведут долгие разговоры о жизни, о политике. Пылятся пакеты и чемоданы. Лежат наверху две объемистые сумки с маковой соломкой…

Как и обещал Михась, работа была не тяжелая. Глазей в окно, пей чай, трепись с попутчиками. Заливай, что тебе скоро в армию и ты едешь в Московскую область повидать тетушку. И присматривай за грузом – он дорого стоит.

Сева за свою жизнь насмотрелся множество фильмов "про наркомафию. В них чемоданчики с пакетами белого порошка менялись на чемоданчики с деньгами. В них гремели выстрелы, бились шикарные машины, стрекотали вертолеты и обязательно присутствовали красивые блондинки. Такая жизнь виделась беззаботной, интересной и приятной. Но опасной. В том, чтобы перевозить в купе товар, приятного было немного поменьше, но зато, как заверял Михась, и опасности ровным счетом никакой. Кому интересно проверять мальчишку? А если и возьмут за ухо – главное ни в чем не признаваться. Знай себе, тверди, что сумки передали случайные люди, а что в них – понятия не имеешь… Правда, верилось в такую простоту и легкость с трудом, но Севе хотелось верить – и он верил, И чувствовал себя очень неплохо.

– Хоть бы в Чечню не послали, – в который раз заводила знакомую песню пышнотелая женщина лет сорока пяти. Груженая гостинцами, она ехала к сыну, служившему в Москве.

– Не пошлют, – возразил второй попутчик – очкастый, интеллигентного вида мужчина лет пятидесяти. – В горячие точки направляют только с согласия солдат.

– С согласия, – вздохнула женщина. – Он у меня шебутной. Сам в армию напросился – говорит, хочет . испытать себя. А теперь в горячую точку просится.

– Зачем? – удивился Сева.

– За Россию, говорит, воевать хочет, – хмыкнула женщина. – Ау меня детей всего двое. И мне эта Россия… Лишь бы дите живо было. Пусть кто другой за нее воюет.

– И это верно, – кивнул очкарик. – А вы как считаете, молодой человек? – обернулся он к Севе.

– Не хочу воевать, – отрезал Сева.

– Вот, правильно, сынок, – попутчица пододвинула к Севе пакет с пирожками. Она всю дорогу пичкала его разной снедью – он напоминал ей сына.

– Беда с этой молодежью, – покачал головой очкастый. – На мотоциклах как бешеные по ночам носятся. Ансамбли эти. Наркотики. Вот ты, Всеволод, как относишься к наркотикам?

– Плохо, – сказал Сева.

– Вот, есть все же нормальные ребята, – кивнул очкарик в сторону Севу. – Но большинство… Пропащее поколение.

– Муж-то ездил к нему, – гнула свое женщина. – Обещал всыпать по первое число. А я хочу кому-нибудь денег дать, чтобы не посылали сына никуда. Кому бы дать-то?

– Это надо на месте поспрашивать, – сказал очкастый интеллигент.

Сева слушал разговор, с готовностью уплетая за обе щеки пирожки и запивая « Пепси».

Пассажирский поезд тащился устало, как будто после тяжелой болезни, Он простаивал у каждого столба и останавливался на каждой станции. Как раз это-то и было нужно. Выгружать такой груз лучше на незаметном полустанке, где о милиции и слыхом не слыхивали, и где никто не поинтересуется, что же лежит в здоровенных сумках у молодого человека. Севу должны были ждать на одной такой станции на самой окраине Московской области.

– Стоянка – две минуты, – сообщила проводница. А Севе больше и не надо. Очкарик, твердивший о вреде наркотиков, помог Севе выгрузить сумки, и покачал головой:

– Все-таки есть еще вежливая молодежь.

– А мой…Как пошлют в Таджикистан… – опять за охала женщина, и разговор пошел по очередному кругу…

Поезд начал набирать скорость, а Сева остался стоять посреди перрона со своей поклажей.

Так он простоял минут пятнадцать. Растерянность .была готова перерасти в отчаяние. Один. В незнакомой местности. С грузом маковой соломки, за который в случае чего, с него пообещали снять шкуру и достать из-под земли. И никого из встречающих. Севе захотелось заплакать. И действительно слеза навернулась на глаз. – Кого ждешь? – спросили за спиной.

– Алеху Ждана, – произнес условленное имя Сева, увидев плотного хорошо одетого с ртом, полным золота, цыгана и худого в кожанке русского белобрысого мужчину.

– От Михася?

– Ага.

– Поехали…

Такой груз не должен концентрироваться в одном месте. Его сразу раскидывают по барыгам. А те отдают его уличным торговцам. Путь этой партии маковой соломки был точно таким же.

– Два дня перекантуешься и обратно поедешь, – сказал цыган. – Тоже с посылкой.

– Ладно. А где жить?

– Найдем.

И нашли…

Сева изумленно взирал на открывшееся ему зрелище. На широкой лесной просеке вырос целый поселок – несколько брезентовых палаток, десятки странных строений, сколоченных из фанеры, реек, обклеенных плотной бумагой, покрытых полиэтиленовой пленкой, которой прикрывают парники. На кострах варилась еда, в лужах плескались голые дети, которые были абсолютно нечувствительны к утренней прохладе. Цыганки суетились по хозяйству, совсем еще юные мамаши – почти девчонки – кормили грудью детей, без всякого стеснения, и их юные женские прелести приковывали Севин взор. В одной палатке кряжистый цыган подравнивал огромную гору мелочи – похоже, это был семейный доход за день. Вся земля в лагере была усыпана пятидесятирублевыми монетами – они были добыты путем попрошайничества в городе, перетаскивались в мешочках, которые рвались, так что мелочь сыпалась, как зерно во время уборочной из дырявых бортов грузовиков.

– Это что? – ошарашенно спросил Сева.

– Это табор, – пояснил сопровождавший его цыган.

– А зачем?

– Поживешь тут пару дней. Спи. Ешь. Пей. В ус не дуй. Свобода. Чем плохо?

– А…

– Мы живем, и ты пару дней проживешь. Ничего, не умрешь, неженка.

– Ладно, – кивнул Сева…