Текст книги "Право выжившего"

Глава восемнадцатая
ОХОТНИКИ

Сева вздрогнул от стука в окно.

– Вот придурок, – прошептал он. В стекло комнаты скреблась швабра.

– Стекло разобьешь! – крикнул Сева, открывая дверь и выходя на балкон.

– Я к-кричу, а т-ты не слышишь, – Лобзик заикался. Представлял он собой жалкое зрелище – худой, в чем только жизнь держится, бледный. Но, как писали его приятели на стене в подъезде, «тяжела жизнь наркомана».

– Тебе чего?

– Д-дай уксусу.

– Зачем? ,

– Н-надо.

– Опять чтотто варишь? .

– Оп-пять.

Сева принес с кухни стаканчик с уксусом.

– Эт-та, спасибо. Сева, завтра зах-ходи. У меня р-ре-бята будут. Девочки. Сам п-понимаешь.

– Понимаю. Как-нибудь зайду.

Лобзику было восемнадцать. С тринадцати он нюхал дихлофос. С четырнадцати – курил анашу. С пятнадцати сел на иглу и употреблял «винт». У него постоянно собирались наркоманские тусовки. Сева как-то раз был там. Ему вкатили в вену несколько кубиков темной жидкости, после чего он чуть не умер. И сообразил больше этим не заниматься.

– Иди, поешь, – крикнула мать с кухни.

– Не хочу. Потом.

– Иди. Потом не буду кормить.

Как раз выдался промежуток между «Санта-Барба-рой» и индийским фильмом. Полгода назад на трикотажной фабрике, где много лет трудилась мать, работников отправили в бессрочный отпуск. Теперь мать смотрела большинство сериалов, которые шли по телевизору, покупала газету «Звезды телесериалов», стала относиться ко всему окружающему гораздо спокойнее, чем раньше. Иногда в гости приходили ее сестры или подруги, и они могли часами обсуждать героев-латиноамериканцев, так что создавалось впечатление, будто они сплетничают о собственных родственниках. Севу это раздражало. Он совершенно не понимал, как люди смотрят такую чушь, когда дома есть видеомагнитофон, по которому можно в пятый раз насладиться новыми «Звездными войнами» или старым «Универсальным солдатом».

Сева наспех – кусок с трудом лез в горло – проглотил картошку с мясом и отправился к себе в комнату. Вновь и вновь мысли крутились вокруг сцены, которую он только что наблюдал у гаража. Что происходит? Что делать? Сева не знал.

Поужинав, он лег на кровать, прикрыл глаза и провалился в дрему. Прошло три часа. Он потянулся к выключателю, но передумал. В полумраке было спокойнее и уютнее.

С улицы донесся звук подъезжающей машины. Сева встал, выглянула окно. На площадку, где стояло несколько автомобилей, принадлежащих жителям дома, заруливала белая «Волга»…

– Ух ты, бли-ин, – прошептал Сева…

– Нам Всеволода Гарбузова, – донесся из прихожей громкий голос. – Нужен… Ничего, что спит… Мы из прокуратуры… Пойдемте посмотрим.

Медлить Сева не стал. Он натянул кожаную куртку, карман которой оттягивала новая записная книжка, распахнул дверь на балкон, посмотрел вниз. Четвертый этаж. Не прыгать же.

– Ой, бли-ин, – снова протянул он, зажмурив глаза, перемахнул на соседний балкон. Под ложечкой засосало. Он боялся высоты.

Надавил на балконную дверь. Незаперта!.. В большой комнате на полу, закатив глаза, лежала еле дышащая, голая по пояс девчонка лет двадцати. Горящая лампа освещала ее зеленоватую кожу. В углу скорчился Лобзик. Он часто дышал, около него валялись шприцы и жгут. На Севу они не обратили никакого внимания. Они витали в космосе.

Сева посмотрел в глазок. Дверь его квартиры была закрыта. Значит, гости еще внутри. Распахнув дверь, он бросился сломя голову вниз…

Дыхание спирало. Бок болел. Воздух со свистом вырывался из легких. Сева никогда не был отменным бегуном. Сейчас он поставил свой личный рекорд. До поселка «Госконюшня» он добрался за пятнадцать минут. Вот и «Чапаев-стрит» – длинная череда небольших домишек, скрывающихся за покосившимися заборами – самый покосившийся у Мухтара Гулиева. Сева отодвинул защелку, распахнул калитку. Байкал хотел залиться хриплым, истошным лаем, но, узнав старого знакомого, шмыгнул в будку.

На стук в дверь открыла недовольная заспанная Нинка.

Женщина она была скандальная, грубая, день и ночь вместе с маманей «грызла» Гулиева. Правда, и тот был хорош – большой любитель пьяных дебошей.

– Где Мухтар? – через силу выдавил запыхавшийся Сева.

– Спит твой Мухтар, зараза он гнилая! Плыви отсюда.

Совсем очумел, дня ему мало.

Она попыталась закрыть дверь, но Сева поставил руку. – Да ты… – он глубоко вздохнул, намереваясь сказать что-то колкое и обидное, но лишь крикнул. – Ну-ка, зови его! Не то всем нам будет, блин, шторм на девять баллов, – всплыло из глубин сознания красивое выражение.

– Ох, какой страшный… Иди, сам попробуй добудиться.

Нинка включила в коридоре свет, под глазом у нее сиял синяк – след недавнего скандала.

Сева растолкал мычащего и ругающегося сквозь сон Гулиева. Тот продрал глаза и непонимающе уставился на приятеля.

– Тебе чего, придурок?

– Мухтар, ко мне приходили…

Глава девятнадцатая
«ОПЕРАТИВНАЯ ГРУППА, НА ВЫЕЗД!»

Косарев дежурил по отделу. Это означало выезды в течение суток на все трупы по области, где может быть намек на криминал. Пока дежурство было спокойным, если не считать поездки на Пятую Парковую улицу ночью. Там в подвале обнаружили труп бомжа. Пожилой бродяга прожил в подъезде несколько месяцев, потом перестал попадаться на глаза, и все решили, что он сорвался к новым местам, как перелетная птица. А он лежал, завалившись за трубами теплоцентрали, в окружении такого количества пустых бутылок, содержимым которых можно было бы упоить до белой горячки полдома. Последние месяцы своей жизни бомж провел как в раю, не отказывая себе в выпивке.

Косарев еще не видел такого. Многомесячный труп не разложился, а мумифицировался, превратился в некое подобие папье-маше. Как фараон – хоть сейчас в музей сдавай.

– Бывает же, – покачал головой Косарев, вместе с медиком осматривая труп и не замечая на нем следов насильственной смерти.

– Наверно, от перепоя лапти откинул, – сказал судебный медик. – Дела не будет.

– Ты будешь вскрывать? – спросил Косарев.

– Нет. Без меня есть кому…

Проведя полночи за этим занятием, Косарев спать уже не хотел. Он выпил крепкого чая и чувствовал себя более-менее нормально.

В коридорах управления застучали женские каблуки, зашаркали форменные ботинки, послышались голоса, захлопали двери. Начинался новый рабочий день.

Косарев, развалившись в кресле, читал материалы оперативного дела по убийству очередного отморозка – восемнадцатилетнего бойца из группировки «зеленых» и его любовницу взорвали гранатой Ф-1, которую подбросили через окно прямо на ложе любви.

– Ясно, – вздохнул Косарев. Как пить дать, грохнули бойцы из конкурирующей группировки – «разгуляевцы». У «зеленых» и «разгуляевцев» война идет уже который месяц. Что они делят – никто не знает. Но бьют друг друга методично и четко. Такие убийства раскрываются с трудом. А здесь вообще получалась комедия. Косарев вышел на убийцу первого павшего «разгуляевца», приехал с омоновцами его брать и застал еще теплый труп злодея. Возбудили дело уже по этому убийству. Пока установили нового убийцу, его тоже успели расхлопать. Потом установили следующего убийцу – с тем же результатом.

Ну и так далее. Так уже получалось, что до момента задержания киллеры не доживали. Ничего не попишешь – жесткая борьба, закон джунглей.

Косарев взял авторучку, вписал в план оперативно-розыскных мероприятий очередной пункт. Щелкнул пальцем по носу стоящего на столе сиреневого металлического пингвиненка. Сиреневых пингвинов не бывает, поэтому Косарев подозревал, что и не пингвин это вовсе, а какая-то загадочная птица. Этой игрушке много лет, побывала она с ним и в Афганистане, и на Севере.

Пингвин не был талисманом. В талисманы Косарев не верил, поскольку многих знакомых ему людей они не сберегли.

Однако можно было допустить, что сиреневый пингвин отгоняет-таки от него и от тесного, заставленного столами, стульями, несгораемыми шкафами кабинета злых духов.

– С Алексеичем беседуешь? – спросил, заходя в кабинет, майор Мартынов. Алексеичем он прозвал пингвина за его внешнее сходство с заместителем начальника областного угрозыска.

– Убийство Сталлоне пытаюсь раскрыть на кончике пера.

– Не напрягайся без нужды, – Мартынов, отдуваясь и пыхтя, как паровоз, что неудивительно при его ста пяти килограммах веса, плюхнулся на стул и вытер лоб. – Скоро «зеленые» и «разгуляевцы» друг друга под корень выведут…

– Ага. И на их место влезут казанцы. Конца и края этому не видно.

– Что ты хочешь. Неуничтожимость мирового зла.

– Когда они друг друга мочат – это их не пугает. На место одного отморозка еще пятеро придут. Пацанва еще в школе мечтает бандитами стать. А вот когда мы их мочить начнем – тут они быстро по щелям попрячутся. Поймут, что за них не шпана с соседней улицы взялась, которую на место можно поставить, а государство.

– Как же, начнем мы их мочить, – усмехнулся Мартынов. – Да и зачем? Если государству ничего не надо, почему у нас должна душа болеть ? Дело бандитов – убивать. Наше дело – ловить. А дело судей – пойманных отпускать. И все при делах… Ты мне лучше скажи, у тебя сотни три до зарплаты не найдется?

– Вчера же получка была, куда ты ее дел?

– Ох, лучше не вспоминать, – махнул рукой Мартынов. – Пришел домой, как положено порядочному отцу семейства, положил деньги на стол. Сидим со Светой на кухне, и чую я, что непорядок какой-то – дочки долго не слышно. Пошел посмотреть, а Леночка в туалете зарплату мою на мелкие клочки рвет и бросает. Прям в унитаз…

Не скажу, что все изничтожила. Сто рублей Осталось.

– А зачем порвала? – спросил Косарев, протягивая три сотенных бумажки.

– Не говорит. Три года всего, а упрямая. Может, бессребреницей растет, а?

– Может.

– Как ночь прошла?

– Мумию бомжа нашли. Кстати, – Косарев посмотрел на часы и потянулся к телефону, набрал номер. – Але. Бюро судебно-медицинских экспертиз? Кто вскрытие по неопознанному ночному трупу делал? А можно его к телефону?

– Граерман слушает, – послышался в трубке знакомый голос судебного медика.

– Иосиф, здоров. Косарев.

– А, привет. Надо чего или по-дружески звонишь?

– Надо по-дружески. Ты вскрытие неопознанного бича закончил?

– Ага.

– Акт не подготовил?

– Смеешься.

– Черкани хотя бы бумажку, что признаков насильственной смерти не имеется.

– Не имеется, да? – саркастически осведомился судмедэксперт.

– А что? – почуяв неладное, спросил Косарев.

– Что?! Вы привозите труп без головы, и заявляете, что нет признаков насильственной смерти!

– Как без головы? – опешил Косарев.

– Повторяю, без головы.

– Так, кажется, была голова.

– «Всадник без головы» читал? Так это вторая часть – «бомж без головы».

– Понятно.

Через полчаса Косарев был снова в подвале с замом по розыску отделения милиции.

– Вот она, – кивнул тот, носком ботинка выкатывая из-за трубы голову.

– Е-мое, – Косарев покачал головой.

– Санитары, когда грузили, она оторвалась – труп-то весь высох, хрупкий стал. И ненароком закатилась.

– Повезу Граерману. А то он с ума сойдет, – Косарев сунул голову в пакет…

Время близилось к семнадцати часам, и Косарев уже подумывал, что недоразумение с бомжом – последний сюрприз за сутки. Спокойное дежурство – это подарок. Только в последние годы таких подарков становится все меньше и меньше.

– Труп с признаками насильственной смерти в пригороде, – сообщил в семнадцать тридцать – за полчаса до окончания дежурства – дежурный по области.

– Полчаса подождать не могли, – поморщился Косарев.

– Беда не ждет, – глубокомысленно заметил дежурный, и Косарев мысленно послал его к чертям.

«Форд» – фургончик дежурной группы с полчаса крутился по проселочным дорогам, пока не выбрался к широкой просеке. Там уже стоял дежурный «УАЗик» Черняховского РОВД и «Жигули» его начальника, похожего на таксу, длинноносого с печальными глазами, подполковника лет тридцати пяти. За годы службы он поднабрался цинизма и язвительности и не уставал их демонстрировать.

– О, здорово, гроза злых чечен, – начальник РОВД хлопнул по плечу Косарева. Они вместе были в прошлом году в Чечне.

– Привет.

– Принимай по описи, – хмыкнул начальник отдела. – Красивое дело. Неопознанный труп. Кавказец. Зацепок – ноль. Документов – никаких. Раскроешь – отличишься.

– Вместе с твоими сыщиками. Чтоб не было как обычно в первые дни все работу изображают, а потом ни одного человека не найдешь, чтобы отработку жилсектора закончить, – произнес Косарев,

– Ты меня с кем-то спутал. Мои сыскари бьются над глухарями до последнего.

– Как труп нашли?

– Рабочие совхоза «Пролетарий» отыскали. Он был скрыт тонким слоем земли и ветками. Бродячие собаки, почуяв запах, разгребли, а рабочие их разогнали.

– Собаки?

– Их столько в последнее время развелось. Селяне боятся в лес ходить. Псы в стаи сбиваются, на людей начинают нападать.

– Интересное что-нибудь обнаружили при осмотре?

– Вон там, за кустами, – начальник РОВД показал рукой, – следы протектора. По ширине колеи – «Жигули». Может, на них жмурика этого и привезли?

– А, может, и не на них… Надо окрестных жителей насчет «Жигулей» поспрашивать.

– Поспрашиваем, не беспокойся.

– Давай-ка, поглядим на труп.

– Погляди, может, и узнаешь, – усмехнулся начальник отдела.

Труп лежал там, где его и обнаружили, дожидаясь судебного медика,

Косарев нагнулся над телом. Внимательно посмотрел на него. Трупные изменения уже коснулись лица, но неД .настолько сильно, чтобы его невозможно было опознать. Да Шрам над губой, черное родимое пятно на виске…

– Ну, что скажешь? – спросил начальник отдела. – Говорит тебе что-то оперативная смекалка?

– Говорит, – Косарев вытащил потертую записную книжку, с которой никогда не расставался, перелистнул ее. – Говорит, что это Бакир Бехбудович Керимов из Мингечаура…

Глава двадцатая
БЕСПЛОДНЫЕ ПОИСКИ

С Карданом получилась какая-то несуразица. Как ни крути, а получается, что курьера автомеханик убрал по заказу Матроса. Ведь все началось с той «девятки». А потом смерть Соболева. Не хотел его Матрос убивать, лишний труп совсем ни к чему. Лучше, если бы механик сам принес записную книжку. А потом можно было бы выбить из него деньги за доставленное беспокойство. Или отдать азербайджанцам, если те захотят посчитаться. Теперь ничего не поделаешь. Нужно, конечно, было держать себя в руках, но не получалось, хоть убей.

С головой у Матроса было не все в порядке – об этом ему часто говорили. Когда накатывала ярость, сдерживать он себя порой не мог, да и не старался, блаженно отдаваясь накатывающей жажде разрушения. Урки его за это уважали и побаивались, что помогало поставить себя на достойное место.

Когда в первый раз садился по «хулиганской» статье, следователь повел его на судебно-психиатрическую экспертизу.

Там люди в белых халатах полчаса терзали его глупыми вопросами типа: "что тяжелее, килограмм железа или килограмм воздуха? ", «не было ли среди родственников больных шизофренией?» Матрос, естественно, взорвался и обругал женщину-главврача с недобрым колючим взглядом. Та холодно посмотрела на него и процедила:

«Смотри, докричишься. В психушку запру – всю жизнь оттуда не выберешься». Тогда Матрос закрыл рот и больше не возражал, поскольку немало был наслышан о психиатрических больницах. В акте амбулаторной экспертизы врач каллиграфическим почерком вывела:

«…психопатия возбудимого круга. Вменяем, мог отдавать отчет своим действиям и руководить ими».

В тот роковой вечер ему, понятное дело, дешевле было бы не распускаться. Когда Гвоздь понял, что Соболев мертв, он поднял глаза на Матроса и голосом, от. которого мурашки поползли по коже, произнес:

– Матрос, ты найдешь записнуюкнижку и «дурь».

Не то…

Что скрывается за этим «не то», Матрос меньше всего хотел бы ощутить на собственной шкуре. Он слишком хорошо знал Гвоздя и имел понятие, насколько экономно тот бросается угрозами.

Труп Матрос и Киборг утопили в отстойнике около совхоза – это место они давно присмотрели на крайний случай. И случай этот появился. Потом двинули в Апрельск. Задача выглядела несложной – вызвать из квартиры этого пацана, отобрать у него книжку с телефоном Серафимы, оттаскать его за уши, чтоб не повадно было, и исчезнуть.

Позвонив в квартиру Севы, Матрос сунул его матери под нос красную книжечку, которую смастерил один его кореш. Смастерил не шибко качественно, но главное, что в глаза бросалась тисненая золотом надпись «Прокуратура России». На лохов действует безотказно.

Парня дома не оказалось. Из-под носа ускользнул. Перевернули всю комнату, осмотрели квартиру, но записной книжки не нашли. Хозяйка квартиры не понимала ничего, кроме того, что происходит наглый произвол.

– Вякнешь кому – всей семьей в тюряге сгниете, от имени прокурора обещаю, – Матрос положил в карман взятую с полки цветную фотографию Севы.

Гвоздь выслушал рассказ своих помощников и покачал головой.

– Эх, Матрос, если бы у тебя было столько мозгов, сколько гонора… Нужно было к этому, к Гулиеву ехать, выколотить из него все, что знает.

– Сейчас сделаем, – с готовностью кивнул Матрос.

– Я же говорю – голова у тебя пустая. Ночь же, весь поселок на ноги поднимешь. Завтра утром…

Утром, руля по омытым ночным дождем улицам, Матрос еще не знал, что неприятности для него только начинаются. Он надеялся на лучшее. А зря. В этот день фортуна не была намерена улыбаться ему.

Глава двадцать первая
ПОБЕГ

Вся Севина жизнь полетела кувырком. Он чувствовал себя так, как чувствует пилот в самолете, потерявшем управление.

Все рушится, небо и земля кувыркаются, а внизу пустынные скалы, о которые наверняка разобьешься.

В ту ночь Гулиев, выслушав рассказ Севы, всполошился и принял единственно возможное для перепутанного человека решение:

– Сматываемся.

Севе было неважно, кто приходил по их душу – милиция или кто-то еще. Вполне могло оказаться, что тот заказчик на «Жигули» – замаскированный милиционер, а в его кармане лежит бумага с печатью, по которой Севу и Гулиева надлежит арестовать за убийство, а затем расстрелять. А может быть, тип в желтой кожанке и его приятель и есть те, кем отрекомендовались с самого начала – обычные бандюги, по неизвестным причинам готовые разделаться с Соболевым и его подельниками. Предположений можно было строить сколько угодно, но одно Сева знал точно, куда ни кинь – везде клин. А потому решение Мухтара исчезнуть и схорониться где-нибудь до лучших времен он расценил как чрезвычайно мудрое и своевременное.

Бежать, скрыться… Но вот только куда бежать? Первую ночь худо-бедно прокантовались у Борисова, приятеля Гулиева.

А что дальше? Оставаться в Апрельске страшно, да и Борисов – человек ненадежный и болтливый, с ним связаться – все равно что объявление в газету дать.

Встав пораньше, Гулиев направился к ближайшей телефонной будке – благо по решению областных властей телефонные автоматы теперь работали бесплатно. Опасливо озираясь, он нервно накручивал телефонный диск и выслушивал от знакомых нецензурную брань и нелестные отзывы о «придурках, которые звонят в шесть утра». Впору уже было отчаяться, но на четвертом звонке повезло. Сонная Люська, терпеливо выслушав чушь о мифических кредиторах и «хреновой ситуации», зевнув, осведомилась:

– Дядьке моему «запор» на колеса поставишь?

– О чем разговор, ласточка моя! – опасаясь, как бы не спугнуть удачу, затараторил Гулиев. – «Мерседес» из него сделаю, как только проблемы свои улажу.

– Мои снова на север укатили, дача свободная. Живи уж. Только чтоб не мусорить, а то быстро в три шеи выгоню.

– Языком все буду вылизывать, голубушка моя!

– Мухтар, ты придуриваешься или всерьез?

– Куда серьезнее, кисонька…

Глава двадцать вторая
«ЖМУРИК» В ОТСТОЙНИКЕ

Мартынов на дежурстве сменил Косарева. Ему «повезло» на «приключения» побольше. Если быть точнее, то дежурство выдалось невероятно суетным. Да еще с такими выездами на такие преступления и происшествия, от которых оторопь брала.

Девятнадцать ноль-ноль – двойное самоубийство в Завадском районе.

Мужчина и женщина – оба бомжи – повесились на одной веревке, на которой сделали две петли. Что их толкнуло на такой шаг – об этом можно только гадать. Двадцать три часа – выезд в дом престарелых в Чудинском районе. Там восьмидесятилетний дедок, в прошлом особо опасный рецидивист, приревновал семидесятипятилетнюю даму сердца за то, что она нашла себе более молодого, которому едва только стукнуло семьдесят. На вечерней прогулке, вынырнув из кустов, отвергнутый поклонник порезал милующихся изменницу и соперника и отправил их в реанимацию с тяжкими телесными повреждениями.

– Все равно убью, – шипел старый рецидивист. – И его… И ее… – он поднял затуманенный взор на Мартынова и приглушенно сказал. – И тебя, ментовская сволочь…

Что на это ответить, Мартынов не нашелся. Он лишь подумал, что вроде немало видел, ко всему, кажется, привык, и все равно постоянно натыкаешься на что-то, не лезящее ни в какие рамки.

Визит в дом престарелых настроил его на грустные мысли о старости, тлене, о проходящих годах. Но долго предаваться ему этим размышлениям не дали.

– Труп у «Чаплыгинского», – сообщил дежурный в шесть тридцать утра.

– В Первомайском районе ?

– Да.

– Иду…

Труп убийцы кинули в отстойник около главной усадьбы агропромышленного предприятия «Чаплыгинский» – бывшего колхоза «Знамя труда». Труп, по задумке преступ – ников, должен был потонуть в вонючей жиже, да не получилось – он лишь погрузился туда и лег на решетку.

– Я сперва подумал, просто ботинок кто кинул. ан нет, – хитро прищурился пожилой местный пастух, – вижу, ботиночек-то на ноге. А потом глядь – а там спина, дерьмом облепленная. Ну, думаю, непорядок. Потонул кто-то.

– Молодец, папаша, – кивнул Мартынов. – Будет тебе грамота от МВД. – Так я завсегда. Ежели еще кого найду так сразу сообщу.

– Да, папаша, заходи почаще, ежели найдешь хмыкнул Мартынов.

– Не сумлевайся уж. Понятые – две тетки-доярки испуганно охали и кудахтали, когда проходил осмотр трупа. Что жертва не сама прыгнула в отстойник и не утопилась там – было видно сразу.

– Множественные телесные повреждения, – сообщил эксперт. – Причина смерти? Насильственная. Точнее скажу после вскрытия.

– Отлично. Значит, не по собственной воле в дерьме утопился, – Мартынов был раздражен и зол.

В карманах убитого было пусто. Ничего, что могло бы помочь установить личность. Неопознанный труп – это страшный сон опера.

Но труп из отстойника был неопознанным недолго. Его дактилоскопировали, и Информцентр областного УВД оперативно сообщил, что убитый по дактилоучетам значится как Роман Константинович Соболев, 1967 года рождения, в девяносто первом году осужденный Завадским райсудом за спекуляцию к году условно.

Мартынов понимал, что дело отпишут ему, поскольку убийство произошло в зоне его ответственности. Он грустно размышлял, насколько велики шансы у этого дела зависнуть. Примерно такие же мысли одолевали и Косарева, которому предстояло заниматься убийством Бакира Керимова.

Зрительная память у Косарева была отличная, а за эти годы азербайджанец практически не изменился. Да и воспоминания, которые получаешь в момент наивысшего нервного напряжения, в память забиваются накрепко. Поэтому он был уверен, что это именно Керимов.

По нему особых сдвигов не предвиделось. Косарев направил запрос по записанному у него в блокноте месту жительства Керимова, совершенно не надеясь на ответ.

Все-таки странная штука – судьба. Разве думал Косарев, записывая данные на чеченского наемника на заводе «Красный молот» в Грозном, что через пять лет он увидит его труп не на поле боя, а в своей родной области, где пока мир. Мир? Есть ли сейчас они в России, мирные места?

Косарев и Мартынов утром сидели в кабинете, наполняя бумагами заведенные дела оперативного учета по новым убийствам. Косарев печатал документ на расшатанной машинке, которую позаимствовал в соседнем кабинете у ребят из оперативно-розыскного отдела. Магистральная дорога компьютеризации пролегла в стороне от областного уголовного розыска. Вчера в кабинете сломалась единственная пишущая машинка, и теперь приходилось ходить с протянутой рукой по всему этажу.

Между тем продолжались странные узнавания.

– Але, – сказал Мартынов, подняв телефонную трубку.

– Это Граерман говорит. Живет такой эксперт.

– Только о тебе и думал. Что скажешь нового о причинах смерти Соболева?

– Я тебе могу сказать новое о самом Соболеве. Помнишь, у меня год назад машину увели.

– Это когда кастетом погладили?

– Ага… Так вот, кастетом меня приголубил Соболев.

– Да ты чего ?! Не обознался ?

– Запомнил я его лицо. Хорошо запомнил. Он.

– Интересно. Очень интересно…

– Что случилось? – спросил Косарев, глядя на озабоченное лицо своего приятеля.

– Этот «жмурик» – ну Соболев который. Так он, родимый, в прошлом году Граермана грабанул. Машину взял. Помнишь, какой шум тогда Иосик поднял.

– Такое не забудешь. Вот тебе версия – разборки вокруг теневого автобизнеса… Вообще, что у тебя с этим делом?

– Пока ничего. Родственники Соболева – тетки и дядьки, ничего ни о чем не знают. В квартире жил один – жена бросила три года назад – ушла к жокею с городского ипподрома.

– Чего только не бывает.

– Квартиру осмотрели. Гараж – в нем две машины, запчасти, куча барахла. И… И кастет.

– Которым и шарахнули Граермана.

– Может быть.

– Что у него за машины в гараже ? – спросил Косарев. Оперативники Черняховского РОВД при опросе местных жителей узнали, что в день убийства в окрестностях крутилась синяя «девятка». Поэтому любые известия об автомобилях вызывали у него живой интерес.

– Белая «четверка» – она принадлежала самому Соболеву. И синяя «девятка». Я сперва подумал – кто-то чинить отдал. Но теперь допускаю, что краденая. Надо ее технарям показать на предмет перебива номеров.

– «Девятка» синяя, – кивнул Косарев. – Чего ты " раньше не сказал?

– А чего ты раньше не спросил? В чем дело-то? Косарев объяснил.

– Ты что, думаешь, оба убийства связаны? – спросил Мартынов.

– А почему им не быть связанными?

– С самого начала об этом думали. Но разница в дате наступления смерти – более суток. Да и найдены трупы в разных концах области.

– Но машина-то одна, – хлопнул в ладони Косарев.

– С чего ты взял? Мало «девяток», что ли?

– Синий цвет не такой частый. Кстати, проверить версию легко. Мы изъяли с места происшествия гипсовый слепок со следа протектора. Сравним с покрышками машины из гаража Соболева. И сразу все встанет на свои места.