Текст книги "Ночь длинных ножей"

Глава 11
МИСТИЧЕСКИЕ СВЯЗИ

Было уже темно, когда Алейников вылез из машины. Спальное помещение Нижнетеречного ВОВД устроили в здании бывшего райпищеторга. Сам райпищеторг пережил и исламское правление, и два пришествия федеральных сил, и теперь вот военный комендант района издал распоряжение расквартировать здесь временный отдел. Начальник райпищеторга жаловался, что милиционеры разбазарили материальные ценности, и угрожал выселить их через коменданта и суд. Но комендант его слушать не собирался, судов пока в районе не было, так что ВОВД здесь окопался крепко.

Раньше к этому трехэтажному зданию примыкал ресторан с баром, а в самом райпищеторге были многочисленные кабинеты, где что-то считали и распределяли. Сегодня здесь хозяйничал человек в камуфляже. На крыше был установлен крупнокалиберный пулемет. Во дворе дремлющими монстрами застыли два БТРа, готовые в случае опасности проснуться и ощериться, как клыками, своими пулеметами, ринуться вперед, давя лапами-колесами и сплющивая шкурой-броней врагов. Там же уснула на ночь пожарная машина-работяга, поставщик воды и для отдела, и для комендатуры. По верху забора тянулась колючая проволока. Площадь перед райпищеторгом была перекрыта бетонными блоками, освещалась прожекторами, здесь же свилась спираль Бруно, готовая вцепиться и рвать своими лезвиями-бритвами того, кто отважится перемахнуть через нее.

Омоновцы оккупировали бывший бар «Каравелла», его украшали три буквы: «лла». В зале еще сохранилась чеканка с изображением парусника, украшавшая некогда стены, а также возвышались высокие одноногие барные стулья.

Алейникову все это напоминало тот же опостылевший фантастический фильм – после всемирного катаклизма человек становится человеку врагом, а предметы, здания, которые так привычны всем с детства, вдруг меняют свое назначение и смысл. И тогда ресторан запросто становится казармой, а крыша райпищеторга щерится стволами пулеметов. Тут ни на миг не оставляло ощущение ирреальности… А иногда казалось, что весь мир и задуман изначально именно таким – со спиралью Бруно и стволами пулеметов. А весь остальной мир если и существует, так только для того, чтобы производить оружие, боевую технику, патроны и консервы.

Алейников делил комнату с начальником штаба ВОВД и заместителем начальника по кадрам. Кадровик дежурил в отделе, а начштаба уже спал как убитый.

Алейников вошел в комнату, улегся на металлическую кровать. Раздеваться не стал. Сегодня будет бессонная ночь. Он хотел было вздремнуть, но не тут-то было. Нервы были на пределе. Да еще нахлынули ностальгические чувства.

Начальник криминальной милиции был уже в том возрасте, когда прошлое вспоминают с грустью и возникает холодный страх от мыслей о будущем. Как бы то ни было, жизнь все быстрее движется к финишу. Сорок два года – уже возраст. Есть о чем вспомнить. И пора подводить предварительные итоги.

Как получается, что иногда встречи с одними и теми же врагами, вроде бы случайные, проходят через всю жизнь? Эти люди преследуют тебя, как божий рок.

К одному из таких наваждений для Алейникова относился Даудов. Хромой, пусть черти волокут его прямо в ад!

Когда они встретились в первый раз? Это был девяносто первый переломный год. Еще не развалилась великая советская империя. И прожитых лет за спиной у Алейникова куда меньше. На душе у него тогда было тревожно, как и у всех, но казалось, что падать ниже некуда и дальше все будет изменяться только к лучшему…

Капитан Алейников тогда еще не служил в спецотделе быстрого реагирования Регионального управления по борьбе с оргпреступностью – СОБРов и РУОПов самих еще не было. Он был опером уголовного розыска области на юге России. И однажды ему выписали командировку в Москву в распоряжение Главного управления уголовного розыска.

– Работа там будет веселая. Тебе понравится, – ободрил начальник областного уголовного розыска.

Работа действительно оказалась занятная. Алейникову пришлось изображать на стрелках с бандитами «шкафа», что было не так трудно мастеру спорта по рукопашному бою. Оперативное внедрение штатных сотрудников – тогда это только начинало практиковаться. Алейников и его напарник под видом правильных братанов с Урала внедрялись в московскую организованную преступность.

Тогда они и пересеклись в первый раз с Хромым. Алейников еще не знал, что им предстоит встречаться долгие годы.

Ресторан «Лазания» на Пятницкой улице был облюбован чеченской общиной, и встретились они там не для того, чтобы воевать, а чтобы утрясать какие-то взаимовыгодные вопросы. Напарник Алейникова держался уверенно, даже нагло, было видно, что он отлично владеет темой. И легенда была продумана настолько тщательно, что у чеченцев не возникло сомнений, что эти люди настоящие уральские бандиты. Алейникову оставалось грозно сдвигать брови и сидеть, немного откинувшись на стуле, чтобы была видна выглядывающая из-под пиджака кожаная кобура с черной рукояткой немецкого «парабеллума».

Этот этап многоходовой комбинации прошел гладко. Переговоры с чеченцами прошли в конструктивном русле. Под конец Хромой, тогда еще не возлюбивший всеми фибрами души ваххабитские ценности, а потому без особых душевных терзаний трескавший запрещенные для истинного мусульманина водку и свиные отбивные, разоткровенничался:

– Эх, братки, приходят новые времена… Москва – слишком лакомый кусок и слишком большой город, чтобы им владели русские.

– А кто им должен владеть? – спросил оперативник.

– Мы. Чеченцы.

– Это почему?

– Потому что мы фактически уже выкинули русских, как нашкодивших щенков, из Чечни. Потому что теперь мы имеем свою территорию, где можем двигать какие хочешь дела. Потому что мы создаем государство, которое будет пригибать Россию… Кто такой московский бандит? Ленивая тварь, обремененная семьей, детьми. Он весь на виду. Его грохнут не сегодня, так завтра. Наш же человек с гор пришел, в горы ушел, и никакой киллер его там не достанет… У нас будут свои банки. С помощью ваших же людей из банков и правительства мы будем выкачивать из России деньги по липовым документам. Мы создаем богатую империю. У нас маленькая страна. Российских денег нам хватит, чтобы жить хорошо.

– Не думаю, что это понравится братве.

– Во как мы ее загнем, – сделал Хромой выразительный жест, будто закручивал кран. – Это наш город… Так что настала пора выбирать. Мы готовы принять под покровительство всех, кто приходит к нам с добром. Подумайте.

Самое интересное, что так думал не только Даудов. Действительно, чеченские бандформирования захватывали все новые и новые позиции в Москве. Началось это в разгар кооперативного движения, в 1988 году, когда из заключения вышли несколько чеченских авторитетов и призвали на помощь правильных людей из Чечни, среди которых был и Даудов. Они начали активно претворять в жизнь теорию «захвата территорий» и повального обложения «налогом за охрану» жуликов, спекулянтов, кооперативщиков. Естественно, их интересы тут же столкнулись с интересами люберецкой, солнцевской, балашихинской и прочих группировок, уже поделивших Москву. Должна была пролиться кровь. Но крови чечены никогда не боялись – ни чужой, ни своей. Быстро была создана единая система боевых дружин, курирующих определенные объекты и собиравших в армию по вполне эффективной системе оповещения по «боевому сбору». Людские ресурсы чеченцы черпали не только в преступной среде, но и в московских вузах, где училось много их земляков. Никогда не стеснялись привлекать к сотрудничеству представителей русских, дагестанских группировок. Сила диаспоры состояла в том, что она не была отягощена уголовными традициями, воровской закон и братковские «понятия» ни во что не ставила, вся деятельность строилась на основе национальных традиций и тейповой структуры. У чеченцев был один единственный вор в законе, который пытался миром утрясти возникавшие конфликты и служил неким буфером между своими земляками и традиционными ворами в законе, вот только чеченцы вписываться в эту систему отказывались. Да и сам чеченский вор-миротворец долго не прожил – его расстреляли средь бела дня из автомата в Зеленограде.

В результате за первые два года такой бурной деятельности произошло около полутора десятков боевых столкновений с московской братвой, где чеченцы выставляли от двух десятков до сотни боевиков. Еще пару десятков кровопусканий предотвратила милиция. Итог – чеченской общиной была рассеяна бауманская группировка и потеснены многие другие. Произошла переадресовка «налога за охрану» в чеченскую общину. Притом если русские драли не больше четверти от теневых доходов, то чеченцы забирали половину с перспективой полной оккупации бизнеса.

Весной 1989 года чеченская община из-за внутренних раздоров и обычного для чеченцев выяснения, кто в доме главный, распалась на две части, и хозяин Хромого с полсотней штыков помахал всем ручкой и переместился во взятый «под охрану» ресторан «Лазания» на Пятницкой. Ресторан и стал штаб-квартирой, где ежедневно проводился «рабочий прием», на который косяком шли «кассиры» и боевики. Таким образом, образовалась лазанская чеченская группировка.

В восемьдесят девятом году сотрудники МУРа хорошенько потрепали чеченские бригады – южнопортовую, юго-западную и лазанскую. Хромой и еще несколько человек скрылись от правосудия в Чечне, но, когда все утихло, вернулись обратно. Надо было возвращать утраченные позиции, и мафиозные войны вспыхнули с новой силой.

Когда Алейников встречался с Хромым, тому рисовались радужные перспективы, но его личная судьба и судьба его команды уже была решена.

Через месяц Алейников вышел из внедрения и его подключили к реализации трехлетней муровской оперативной разработки. Он лично ездил задерживать Хромого и уронил его лицом в блюдо со столичным салатом в том самом ресторане, где они еще недавно встречались. Когда мутная пелена растворилась в глазах будущего ваххабита и он увидел Алейникова, то только и смог прошептать:

– Ты?

– Я.

– Сука ментовская. Встретимся. Башку отрежу… Хромой получил восемь лет строгого режима и был препровожден для отбытия наказания в Нижегородскую область на строгий режим. Но долго сидеть он не намеревался. Через полгода его по фиктивным документам из колонии забрал конвой РОВД Наурского района Чеченской Республики и доставил в СИЗО-1 Грозного. Там он пробыл ровно три часа – время, как раз достаточное для того, чтобы друзья и родственники подогнали кортеж машин и отвезли недавнего узника праздновать освобождение.

После освобождения, проживая в Нижнетеречном районе и в Грозном, Хромой пытался вмешиваться в деятельность чеченцев в Москве, призывая нещадно и бескомпромиссно душить русских. Тут его интересы полностью совпадали с интересами органов шариатской безопасности Чечни, которые принимали деятельное участие в жизни мафиозных структур, используя их как способ проникновения в Россию. Но постепенно он стал утрачивать свои позиции – появлялись более наглые и хваткие. Да и чистые уголовники в Ичкерии были уже не в чести. Приходило время «истинных правоверных». Чечню душил в своих объятиях ваххабизм, а Саудовская Аравия и многочисленные арабские не правительственные организации финансировали джихад, и Хромой понял, что нужно резко менять курс. Он припал к благотворному роднику чистого ислама, сошелся сначала с Радуевым, потом с Басаевым, сколотил отряд и в награду получил под управление несколько нефтяных вышек. А потом началась первая чеченская война, где он засветился несколько раз в кровавых рейдах.

После Хасавюртовских соглашений, когда еще действовала совместная группа МВД России и Чечни, розыскной отдел МВД России направил документы на задержание и этапирование Хромого как скрывающегося от правосудия преступника и лицо, подозреваемое в совершении ряда убийств, в том числе военнослужащих. Пришел ответ следующего содержания:

"На ваш исходящий 6995.

В результате ведения против чеченского народа жестокой и варварской войны Россией уничтожены, разграблены, стерты с лица земли целые города. Ранены, покалечены и убиты десятки тысяч ни в чем не повинных граждан Чеченской Республики Ичкерии – женщин, детей и стариков, разграблено их имущество, республике нанесен огромный экономический, моральный и невосполнимый людской ущерб. Тысячи граждан Чечни уничтожены в застенках российских фашистских фильтрационных лагерей, подвергались жестоким пыткам. Во главе с вашим министром-палачом и личным врагом чеченского народа, военным преступником Куликовым органы внутренних дел, как цепные псы, натасканные на человеческой крови, эти нелюди в намордниках, проводили так называемые зачистки среди мирного населения, звериными методами убивали, грабили и увозили в фильтрационные лагеря ни в чем не повинных граждан, что свидетельствует о том, что ни чести, ни смелости, ни мужества не хватало куликовским убийцам, чтобы воевать против чеченских бойцов сопротивления. Куда легче было показывать свой звериный лик на уничтожении мирного люда. Вы повторили несколько Катыней на чеченской земле. Нет и не будет вам пощады до судного дня.

Хотя война приостановлена и подписан мирный договор с Российской Федерацией, война невидимого фронта будет продолжена с вами до полного признания Чеченской Республики Ичкерия, до полного возмещения материального и морального ущерба и предания всех военно-политических преступников России Международному военному трибуналу в Гааге.

Мы со своей стороны имеем возможность направить вам розыскные задания на тысячи и тысячи палачей-убийц, мародеров, грабителей чеченского народа. Есть среди них и сотрудники вашего подразделения, в свое время откормленные в Чечне и Дагестане, и мы их знаем по именам.

А что касается Даудова, он всегда оставался верным сыном своего народа, а в сложных условиях 1995 – 1996 гг. активно участвовал в сопротивлении.

Нет смысла более разыскивать его. Он занимает соответствующую его опыту должность, имеет личную охрану, пользуется авторитетом среди жителей и руководства республики, проживает в ста метрах от штаба армии генерала Дудаева, которой командует известный всему миру генерал Салман Радуев, является советником командующего.

Начальник Управления национальной службы безопасности полковник госбезопасности Дукаев.

Начальник Гудермесского РОВД полковник полиции Хамсухаджиев.

Ознакомлен: Даудов".

Потом был рейд по ликвидации подпольной типографии, когда Алейников и его бойцы едва не взяли Даудова.

И вот теперь судьба сводит их снова.

Алейников посмотрел на часы. Ну что ж, время близится. Пора выдвигаться.

Он застегнул бронежилет, проверил оружие. И поднял эбонитовую трубку полевого телефона.

– Водителя к расположению.

На часах – четыре утра. Дневальный тряс Мелкого брата, но тот и так давно не спал.

– Вставай, время…

– Уже встал, – Мелкий брат спрыгнул с верхней койки скрипучей двухярусной кровати. В тесном кубрике спало четверо сотрудников криминалки.

– Бр-р, – передернул он плечами, ополаскивая лицо водой из умывальника.

Гризли оказалось добудиться куда сложнее. Он урчал, сладко причмокивал и никак не желал возвращаться на грешную землю.

– Тревога! Духи! – на ухо ему гаркнул Мелкий брат и из пригоршни брызнул ему на лицо.

– И где? – приоткрыв один глаз, деловито осведомился Гризли.

– Всю войну проспишь. Большой брат.

– Ой, бли-и-ин, – потянулся Гризли, нехотя приподнимаясь. – За что такие мучения?

– Давай. Уже пора…

Гризли, казалось, так и не проснулся, а все действия совершал машинально, полуприкрыв глаза. Натянул камуфляж, нацепил разгрузочный жилет. Рассовал по кармашкам запасные магазины, гранаты «РГД-5» и одну «эфку» – на крайний случай. Отцепил прикрепленный к сетке кровати Калашников, с щелчком присоединил к нему подствольный гранатомет «ВОГ-25». И, наконец, пошире открыв глаза, осведомился:

– А где моя утренняя чашечка кофе?

– А какао с шампанским не желаете? – возмутился Мелкий брат. – Давай, двигай.

– Грубый ты. Невежественный. – Гризли сладко, во весь свой широкий рот зевнул и, покачиваясь, направился к лестнице.

– Ни пуха, – сказал дневальный.

– К черту… Нет, к шайтану иди, – кивнул Гризли. Алейников ждал перед воротами, туда уже подкатил, желтый «уазик» криминальной службы, видавший виды, с простреленным в двух местах бортом. Сонный водитель сидел, прислонившись лбом к рулевому колесу.

– Как наркоман, – усмехнулся Мелкий брат, глядя на Гризли.

Действительно, у того взгляд был непроспавшийся, оловянный.

– Я проснулся…. Я совсем проснулся, – загундосил Гризли, прикрывая глаза и прислоняясь к машине. – Эх, как же я проснулся…

– Повязку с головы сними, – велел Алейников. – Берет надень.

Гризли заворчал, но подчинился. Молодняк считает, что повязка на голове вместо кепки или берета смотрится круто – мол, эдакие псы войны. На самом деле первое, по чему бьет снайпер, – это как раз по повязке, потому что их обычно таскают забуревшие «команчи» – контрактники Министерства обороны, снискавшие дурную славу у аборигенов.

– Так, СОБР уже должен быть, – Алейников посмотрел на часы.

– Вон, пылят, – сказал Мелкий брат.

К спальному расположению подкатил «Урал». За ним рычал БРДМ – боевая разведывательно-дозорная машина, древнее чудо военной техники – машина хлипкая, броня тонкая, но зато есть башенка с пулеметом, а пулемет никогда лишним не бывает, может сослужить хорошую службу.

Командир группы СОБРа спрыгнул из кабины мягко, благо на ногах не омоновские бахилы, а кроссовки, пожал всем руки.

– Ну что, задавим ворога поганого? – улыбнулся он.

– Даже пискнуть не успеет, – кивнул Мелкий брат.

– У меня только просьба, сыщики. Героизм не проявляйте. Стреляйте, когда скажут. И лучше, если куда скажут. И впереди моих орлов не летите. Даже не пытайтесь. Это не ваша работа.

– Ясно? – обвел взглядом своих подчиненных Алейников. – За боевую часть операции отвечает СОБР. Если командир группы прикажет мне ползти, хрюкать и кукарекать, я поползу и захрюкаю… И вы сделаете то же самое.

– Кукарекать не хочу, – покачал головой Гризли. – Чай, не петух. Но принцип ясен.

Он наконец проснулся и с подозрительностью и некоторым интересом воспринимал происходящее.

– Все, грузимся. С богом, братцы. – Алейников открыл тяжелую, занавешенную бронежилетом от шальной пули дверцу «уазика».

Машины неторопливо двинулись сквозь ночь, которая вскоре растворится под лучами восходящего солнца.

«Увижу я это солнце?» – вдруг подумал Мелкий брат. Во время первой чеченской войны, когда он был еще солдатом и не раз ощущал на себе, во всей неповторимой гамме чувств, что такое ночной бой, ему всегда до боли хотелось увидеть восходящее солнце. И всегда лез в голову этот проклятый вопрос, в груди же тоскливо щемило и страшно хотелось жить.

«Выживу, – подумал он. – Назло духам… И вернусь. Обязательно вернусь».

Технику оставили на дальних подступах к селу Даташ-юрт, в котором проживало более трех тысяч человек. У командира группы СОБРа, бывшего офицера ГРУ, были отличные карты – и масштабные, и аэрофотосъемка, где каждая улица, каждый дом как на ладони. Странные времена, когда военным по блату приходится доставать карты и все необходимое для ведения боевых действий по защите государства. Но такова логика времени – кризис давно достиг таких немыслимых высот, что теперь никого ничем не удивишь.

Алейников двигался почти бесшумно. Жизнь научила его производить как можно меньше шума. Шумного бойца противник обнаружит быстрее, и тогда шансы остаться в живых резко идут на убыль.

Зеленка. Алейников опасался и не любил ее, как опасаются этой мешанины кустов, деревьев все, кто знает о войне не понаслышке. В зеленке может прятаться засада. Там терпеливо, порой годами, ждут своего часа противопехотные мины, чтобы с присущей им по природе подлостью рвануть, когда их придавит тяжелый солдатский сапог. И вместе с тем зеленка – это нередко единственное спасение для уходящей от преследования разведгруппы. Тогда зеленка становится защитницей, в ней легко запутать следы, организовать засаду. Она спасла Алейникова в девяносто пятом, когда боевики наседали, и их было не счесть, и нужно было спасать своих людей.

А в девяносто шестом в Веденском районе именно в зеленке он впервые ощутил, что это такое, холодный пот, который тонкими струйками стекает по шее и пробирается между лопаток по ставшей вдруг очень чувствительной коже. Это похлеще любого фильма ужасов. Такое кино называется – прочесывание зеленки. Продвигается по лесу длинная цепь. Заливаются лаем служебные собаки, натасканные на поиск взрывчатки и людей. И ты идешь вперед, не зная, какой шаг станет последним. В этот момент, несмотря на то, что рядом люди, ты ощущаешь себя страшно одиноким и беззащитным. И знаешь, что от смерти тебя, может быть, отделяют секунды. Рулетка: кому выпадет шанс – тот останется живым. Шаг пройден – не резанула автоматная очередь, не разворотила пулями грудь – живем! Еще шаг – не разорвалась под ногой умело замаскированная под осенним листом мина – живем! Каждый шаг – это смерть и рождение. Каждые сто метров – считай, целая жизнь… И вдруг где-то совсем рядом мир раскалывается. Это кто-то, кто – не видно за деревьями, наступает на мину, и душа отрывается от искореженного тела. Но шаг замедлять Нельзя. Прочесывание зеленки. Боевая задача. Война.

Алейников передернул плечами, настолько явственны были эти воспоминания. Но здесь – другая зеленка. И боевые действия больше не идут. И мин здесь сейчас нет.

За полосой зеленки открылось селение, на его окраине и находится домишко, где засела боевая группа Даудова.

– Не растягиваться. Вперед, – скомандовал командир группы СОБРа.

По селу прошли без проблем. Аборигены спали без задних ног, и даже собаки не брехали.

– Вон дом, – кивнул Алейников.

Дом стоял, погруженный во тьму. Ни одного огонька. Алейников внимательно осмотрел окрестности в прибор ночного видения. И сделал заключение:

– Кажется, дозора нет.

– Разгильдяи, – усмехнулся командир группы СОБРа. – Считают себя в безопасности… Вперед.

Каждый знал свое место и задачу. Оперативники держались за собровцами. Алейников, имевший богатый опыт проведения боевых операций и знавший по себе, что это такое, когда чужие путаются под ногами, вперед не лез, предоставляя работать слаженной боевой команде.

Дом был приземистый, несуразный и весьма походил на обычный сарай. На закрытой невысоким сплошным, грубо сколоченным из пластмассовых и деревянных листов забором территории расположились еще несколько ветхих строений.

Алейников прижался к забору. Рядом с ним пыхтел кипящим русским самоваром Гризли и сжимал автомат Мелкий брат.

– Прикрывай подходы, – кивнул командир группы СОБРа двоим своим бойцам. – Двинули.

На тренировках и на практике все эти акробатические фокусы отработаны не раз, поэтому и в деле получается все красиво, непринужденно и, главное, быстро, с минимумом шума. Один боец подставляет руки, другой перемахивает через забор. Специальный подарок приготовлен для собаки – кусок пластика, убивающий у пса желание связываться с незваными гостями.

Еще двое собровцев очутились за забором. С едва слышным скрипом отодвинулся засов, и металлическая калитка открылась. Алейников и Мелкий брат проскользнули на территорию.

Какой черт поднял того змееныша? Теперь уже и не узнаешь. Но визжал он во весь голос:

– Солдаты!.. Ай, Махмуд! Солдаты!..

Тут все и началось.

Светошумовые гранаты полетели в дом. Рвануло так, будто прямо над головой загрохотал весенний гром. И изнутри дом озарился, как если бы там зажглись тысячесвечовые праздничные светильники. Двое собровцев сиганули в окна. И послышалось истошное:

– Лежать!!!

Одиночный выстрел… А потом:

– Бляди!!! На!!!

Это из низкой, больше похожей на землянку пристройки вывалился по пояс голый горец. Его рельефная мускулистая фигура ясно очертилась красными вспышками, когда в его руках заговорил ручной пулемет… Половина пуль были трассирующими, и было видно, как очереди прочерчивают забор, бьют по земле. Этот горноаульный Рэмбо, борец за торжество исламской идеи, истошно выкрикивал чеченские ругательства.

Штурмующие рассыпались, ища укрытие от свинцовой смерти. Тут главное не раздумывать долго – куда прыгать да зачем. В бою выживает тот, кто умеет отдаться первому, единственно верному порыву и действовать, как велит подсознание. Оно срабатывает на выживание куда быстрее сознания.

Алейников упал на землю и закатился за неработающий дизельный двигатель. Пули высекли на нем искры и ушли рикошетом в небо. Еще несколько смертей прошло стороной.

Мелкий брат отскочил, когда пластмассовый кусок забора отвалился, вышибленный двумя пулями…

– Сука, – с этими словами Алейников, успевавший по Привычке быстрее всех, исторг короткую ответную очередь. Почти все пули легли точно в цель.

Уже заваливаясь, горный Рэмбо продолжал нажимать каменеющим пальцем на курок, и трассирующие пули устремились почти вертикально вверх.

– Третий, восьмой. Быстро на точку! – переведя дух, крикнул Алейников в рацию.

– Принято, – ответил водитель «Урала».

Вскоре послышался звук приближающихся моторов.

В доме опять загрохотали выстрелы.

– Лежать, гнида! Лежать!!!

Бой в темноте – где свои, где чужие? Кто там свалился, пропоротый выстрелами из пулемета? Кому жить? Кому умереть?

Грохнула очередь… Потом рванула граната и посыпались стекла.

Потом все затихло…

– И-й-я-а-а-а!!! – заметался под ночным небом безумный, наполненный страданием крик. – Я-а-а-а!!!

Какие потери? Кому не суждено встретить рассвет? Это станет ясным, когда загорятся фонари и их лучи выхватят из темноты окровавленные тела и испуганных, сидящих на коленях людей.

– Не стрелять! – послышался голос.

Дверь распахнулась В проеме входной двери приземистого дома, в котором только что бушевал бой, возник командир группы СОБРа.

– Отработали.

– Пошли, – кивнул Алейников, включая фонарь и отступая в укрытие. На свет очень любят стрелять недобитые, недостреленные.

Но все успокоилось. Успокоилось мертвенно. В доме царил погром. Тлели обугленные куски каких-то тряпок – это потрудилась «РГД-5» Здесь лежало два тела. В соседней комнате еще одно. В коридоре сидел, прислонившись к стене, чеченец. Глаза его остекленели. В груди зияла дыра. Рядом хрипел, привалившись к новехоньким, «ненадеванным» шинам от трактора, собровец, около него склонился встревоженный боевой товарищ, работая с индивидуальным медпакетом.

– Куда попало? – спросил Алейников.

– В броник. И задело руку, – проинформировал командир группы СОБРа.

Бойцу сегодня повезло. Собровцы предпочитают не таскать на себе панцири – бронежилет далеко не от каждой пули убережет, зато сильно сковывает движения, когда все порой решают незаметные и несущественные в обыденной жизни доли секунды. Но Алейников настоял, чтобы все надели броники, и оказался прав. Этим он спас жизнь собровца.

– О-я-а-а!!! – вновь завопили из соседней комнаты. Алейников мысленно подвел итоги. В доме было шестеро бандитов. О четверых можно не беспокоиться – им уже не бороться за свободу Ичкерии. Еще один был ранен и истекал кровью, ему перебило ногу и плюс к этому две пули вошли в плечо. Это он так дико орал. Последний бандит был более-менее целым, если не считать, что его отключили хорошим ударом по голове. Он только начинал приходить в себя, тряс массивной головой и слабо мычал, дико оглядываясь и морщясь от бьющего в глаза луча фонарика.

– Все, собираем их. И оружие. Трупы оставляем. Сейчас все село встанет на уши, – бросил Алейников. – Слишком много шума, черт возьми!

Раненых боевиков подхватили, выволокли на улицу и бросили в «Урал», как мешки с картошкой, ничуть не заботясь о сохранности товара. Опять послышался дикий вопль. Собровец, прыгнувший в кузов, наконец догадался заклеить чеченцу пластырем рот, и теперь тому оставалось только мычать и стонать. Потом быстренько собрали оружие и кинули следом.

Но уйти в темпе вальса не удалось.

– Черт побери! – воскликнул Алейников, пригибая голову и слушая новые хлопки выстрелов.

Били из автомата. Мелкий брат, стоявший рядом с Алейниковым, отпрянул – пуля впилась за его спиной в борт «Урала».

– Получи. – Один из собровцев навскидку послал ответную очередь. Кажется, ему повезло – он в кого-то попал, поскольку оттуда больше не стреляли.

Через несколько секунд выстрелы загрохотали с другой стороны. Это били из какой-то несерьезной игрушки, типа чеченского «узи» – автомата «борз».

– Заповедник ваххабитский, твою мать! – Алейников заскочил в «уазик», прикрикнул растерявшемуся Гризли:

– Шевелись! Все на месте?

Командир группы СОБРа махнул рукой:

– Порядок.

Самое страшное – забыть в ночи своего товарища. Этому нет прощения.

– Двигаем!

Еще одна пуля срикошетила от БРДМ… Когда выбрались из поселка, Алейников провел ладонью по лицу и выдохнул с облегчением:

– Целы все. Выбрались.

– Я, кажется, окончательно проснулся, – уведомил Гризли. – Жалко, ушей не порезал на сувениры.

– Да заглохнул бы, хохотунчик ты наш! – бросил Мелкий брат, голос его дрожал. Алейников взял рацию.

– Астрахань, ответь второму.

– На связи, – ответил дежурный по отделу.

– Нападение на оперативную группу. Поднимай тревожную группу. Подтягивайте силы к пятому блокпосту. С места не двигаться. Ждите нас.

– Понял…

– Оповести комендатуру…

Все сделано. Резерв задействован. Их будут встречать БТР и две машины с омоновцами.

Удалившись на безопасное расстояние, Алейников взял рацию и сказал:

– Притормаживайте, ребята…

«Урал» и БРДМ остановились. «Уазик» встал им в хвост. Алейников вышел и подошел к спрыгнувшему на землю командиру собровцев.

– Шум подняли. Но потом штатно отработали. Молодцы. – Алейников закурил.

– Гаденыш шум поднял, – сказал командир группы, тоже закуривая. – Так бы без единого выстрела их взяли.

– Главное, наши все целые. Как твой парнишка?

– Жить будет…. Если налить хорошо.

– Нальем, – кивнул Алейников.

Он предвкушал, как расслабится, прибыв на базу, – хватанет стакан водки и снимет накопившееся напряжение. Тогда клокочущее в груди возбуждение боя отступит и сердце успокоится.

– Давай посмотрим нашего языка, – сказал Алейников.

– Рогов, Ломов, тащите клиента! – крикнул командир СОБРа.

Вытащили пришедшего в себя от удара по голове пленного. Второй бандит потерял сознание, ему вкололи промедол, наложили жгуты, и он отключился. Возможно, он выживет. А может быть, и нет. Спешить из-за него к медикам никто не стремился. То, что сдохнет еще один воин Аллаха, никого, по большому счету, не волновало. Сейчас надлежало разговорить другого.

Алейников внимательно посмотрел на пленного, освещая фонарем. Тот щурился и отводил глаза. Стоявший сзади собровец ударил его по ногам, ловко поставил на колени, взял за волосы, так что Алейников смог рассмотреть лицо. Оно было смуглое, с восточным разрезом глаз. Это был явно не чеченец и не ногаец. Скорее всего, пришелец из Средней Азии. Среднеазитские баи запретили в своих вотчинах ваххабизм, выжигают его каленым железом, и ваххабиты оттуда мигрируют в Россию, в Ичкерию, где им раздолье.