Текст книги "Рич & Бьюти. История мира в 9 найт-клабах"

Глава VIII
И снова транс-клуб «Тоннель»
/Санкт-Петербург/

Осенью 1989-го в петербургском спортивно-концертном комплексе имени Ленина состоялись первые легальные концерты группы «Аквариум». Группа состояла из ночного уборщика в бане, сторожа и двух продавцов арбузов. В свободное от музицирования время на жизнь ребята зарабатывали подпольным показом немецкой порнухи на домашнем видеомагнитофоне своего басиста. При этом концерты продолжались девять дней подряд, и каждый вечер самая большая концертная площадка Северной Венеции была забита под завязку. Для жителей СССР такие вот знаки были понятнее светофора. Дополнительных объяснений не требовалось. Раз уж эти уроды все-таки дорвались до сцены, то, значит, все: Страшный суд уже состоялся и мы живем после конца света. Тогда эти настроения царили не только у нас, но и по всему остальному миру.

1.

Ровно в том же году, когда Ленинградский Рок-клуб все-таки вышел из подполья и на всех сценах страны скакали люди, которых еще за пару лет до этого ни за что не выпустили бы из сумасшедшего дома, модный американский философ Френсис Фукуяма опубликовал работу, которая называлась «Конец истории». Там он на пальцах объяснял непонятливым, что все, кина больше не будет и лавочку с человеческой эволюцией можно прикрывать. После того как СССР развалится, стремиться больше не к чему. В Третьей мировой капитализм одержал окончательную, не подлежащую обсуждению победу. Впереди у человечества лишь рай, цвета соуса из McDonalds.

Популярность фукуямовской книжки была бешеная. Философ внятными словами выразил то, что чувствовал каждый: прежнее кончилось, отныне все будет новым. Все войны окончены, всем страстям пора улечься. Какая, на хрен, война, если русские своими руками разломали самый совершенный в мире космический бомбардировщик «Буран», который перед этим строили полтора десятилетия?! Если на руинах атомной электростанции в Крыму теперь устроен крупнейший в Старом Свете рейв, а с Берлином теперь ассоциируется не Берлинская стена, а Loveparade, во время которого толстые лесбиянки в сиреневых париках взасос целуются с полицейскими? ХХ век плохо начинался и еще хуже продолжился, зато финал его оказался что надо. После треволнений предыдущих десятилетий, все мы заслужили право немного повеселиться.

И люди стали веселиться.

Кино и ТВ сорок лет подряд пугали жителей США и Европы русской угрозой. А теперь генеральный секретарь страшной русской компартии Михаил Горбачев снимался в рекламе итальянской пиццы. Так что геройская гибель в бою откладывалась для молодых англичан или американцев на неопределенный срок. Можно было устроить party. Причем не дома, а где-нибудь в теплых краях. Скажем, на испанском острове Ибица.

Для жителей Северной Европы Испания – это то же самое, что для москвичей Абхазия: тепло, все стоит копейки, а на аборигенов можно не обращать внимания. Народу на этих островах тогда почти не было. Дом можно было снять на все лето за сумму, которой дома не хватило бы и на один раз перекусить в закусочной. А винцом испанцы могли угостить и просто так. Впрочем, как раз вино-то приезжавшая сюда молодежь почти и не пила. Ребята предпочитали совсем иные виды досуга.

Как раз в том году, когда в Ленинграде безумствовали «Кино» и «Аквариум», а Фукуяма в Чикаго дописывал свой бестселлер, на Ибице стали проводиться вечеринки с очень смешной музыкой. Как она в точности называлась, никто еще не знал, но штука была веселая. Ходили слухи, что придумал ее негрдиджей, которого звали Ларри Ливайн. Этот парень не просто менял пластинки, а вытворял тако-о-о-о-е… Кроме того, музыку, которую он играл, лучше всего было слушать, предварительно засунув под язык промокашку, пропитанную волшебным растворчиком.

Эра диско давно осталась в прошлом. Да и СПИД заставил гомосексуалистов поумерить пыл. Но самое главное веселье на планете все равно творилось в нью-йоркских гей-клубах. Здесь, как и десять лет назад, каждую ночь происходило черт знает что. Мужчины и женщины (хотя в основном все-таки мужчины) сбивались на танцполе в огромную толпу и вели себя так, будто эта ночь – самая последняя в их жизни.

Главное, что всем им нравилось в музыке, это жесткий басовый барабан. Диджеи теперь не просто ставили публике пластинки, а обязательно сопровождали их ударами драм-машины. Таким образом любую, даже самую хиленькую песенку можно было превратить в убойный хит. Первыми до этого трюка додумались парни из клуба Warehouse, поэтому и музыку с ритмом сперва стали называть «хаус». Потом так же начали играть и во всех остальных клубах Нью-Йорка, Чикаго и Детройта. К середине 1980-х самым модным заведением планеты стал клуб Paradise Garage. В его честь новый стиль какое-то время назывался «гранж».

Впрочем, ни слово «хаус», ни слово «гранж» долго не продержались. Называть новую музыку стали все-таки другим термином. В Америке эта музыка так ведь и осталась развлечением для черных педиков. Приличная белая публика ее почти не слушала. В отличие от англичан: эти влюбились в новинку сразу. Небогатые лондонцы из рабочих семей специально на все лето уезжали на Ибицу, где играла куча черных диджеев, каждый из которых тщательно копировал фокусы того же самого Ларри Ливайна.

Странная бум-бум-бум-музыка, теплые пляжи, хохочущие девушки, легкие наркотики, молодость и ощущение, что раз Советы рассыпались, значит, и войны не будет больше никогда. Ни-ко-гда! Парни неделями не приходили в себя от экстази и танцевали по сорок часов подряд. Все это вместе они называли особым термином, который означает «полный улет», «сумасшедший дом», «развлечение из разряда тех, что потом фиг вспомнишь без того, чтобы не покраснеть». По-английски словечко звучало кратко: «рейв».

2.

Пару лет спустя, к концу 1991-го рейв, наконец, добрался с Ибицы до Лондона. Заскучав в дождливой серой столице, молодые люди стали собираться на пляжные вечеринки в клубах, типа Future или Spectrum, слушать свой рейв, жрать свое «экстази» и ностальгировать: эх, черт возьми, как здорово было летом на Ибице, в следующем году обязательно опять туда поеду.

А Советский Союз той зимой, наконец, развалился. Сперва на его месте руководство страны планировало создать какой-нибудь новый (может быть, даже антисоветский) Союз. А потом плюнуло и решило, что и одна Россия – тоже неплохо.

Это было странное время. Президент страны всерьез спрашивал советов у черных магов и экстрасенсов. Наемные убийцы предлагали постоянным клиентам гибкую систему скидок. Легкие синтетические наркотики еще не были запрещены, и купить их можно было, просто набрав телефон, указанный в газете бесплатных объявлений. У правительства не осталось средств, чтобы снять с орбиты запущенного туда еще при коммунистах космонавта, и тот едва не установил рекорд одиночного пребывания в космосе. Зато большие продюсерские империи, работу которых отстраивали на протяжении десятилетий, вдруг взяли и рухнули. Да и какая индустрия развлечений могла существовать в стране, где у населения не осталось ни копейки денег?

Эра Ленинградского Рок-клуба осталась далеко в прошлом. Последние годы это место мало кому нравилось, зато люди, заставшие его лучшие времена, теперь отлично знали, какого клуба они НЕ хотят. И как только появилась возможность, именно бывшие рок-клубовские музыканты стали открывать собственные заведения. Гитарист группы «Кино» Тихомиров открыл «Полигон», парни из группы «2ва самолета» открыли «Нору», весельчаки из коллектива «Н.О.М.» – Ten-club. Самым успешным из клубов этой волны стал «Там-Там», открытый бывшим виолончелистом группы «Аквариум» Севой Гаккелем. Все эти заведения бодро начинали, однако протянули совсем недолго. Причина была все та же: в начале 1990-х платить за музыку русские не могли. А платить за такую музыку, как им предлагали тогдашние продюсеры, еще и не хотели.

Серьезные артисты предыдущих лет, исполнители патриотических или народных песен, улетучились из телеэфиров как вампиры, почуявшие чеснок. Их место заняли странные девушки, которых на съемки привозили непосредственно из бань, а по окончании съемок туда же и увозили. Продюсеры по-честному не понимали, что же, черт возьми, предложить публике? Чего она хочет? Нового Утесова или Кобзона? Новых «Веселых ребят»? Новую Аллу Пугачеву? Они пробовали запускать самые разные проекты, а выручки все равно не было.

Имелись, правда, у новой ситуации и свои плюсы. Один из них состоял в том, что русские теперь могли свободно ездить за границу. Продюсеры приезжали куда-нибудь в Лондон или Амстердам, заходили в большие гипермаркеты и видели: здесь можно купить все. От носков и макарон до ноутбука и черной икры. Современный бизнесмен – это тот, кто в состоянии исполнить любую прихоть клиента. Именно по этой схеме они и стали восстанавливать свое зашатавшееся могущество.

Очень скоро каждая большая продюсерская империя завела себе по отдельному проекту для каждой категории покупателей. Все, кто в состоянии платить за музыку, должны получить то, что хотят. Отбрасываем неплатежеспособных пенсионеров и совсем маленьких детей: что остается? В обязательный пакет теперь входили смазливая певица (лучше несколько), бойз– и герлз-бэнды, взрослый дядька-баритон для официальных телевыступлений, электронный музыкант, шансонный проект, – ну и собственная рок-н-ролльная звезда, как без этого?

С подачи Айзеншписа группу «Кино» теперь обслуживали те же звукорежиссеры, что писали альбомы сладенького певца Валерия Леонтьева. Группу «Наутилус Помпилиус» поддерживала сама Пугачева (на одном из их дисков она даже исполнила партию бэк-вокала). Первый муж певицы Валерии продюсер Александр Шульгин запустил группу «Мумий Тролль», а последующий муж той же певицы, продюсер Иосиф Пригожин – группу «Король и Шут». Если публике хочется парней с гитарами, то толковый бизнесмен просто обязан это ей предложить.

Очень быстро вчерашние бунтари превратились всего лишь в несмешных клоунов. Рокн-ролльщиков ведь любят не за их мастерство (и так понятно, что гитаристы группы «Алиса» играют на уровне всего-навсего среднего ресторана), а за то, что они типа честные. За то, что они поют типа от сердца. Да только в болотце русского рока ни о какой честности и ни о каком сердце речь больше не шла. Рокер Макаревич открывал сеть стоматологических клиник. Рокер Сукачев вкладывал бабки в открытие ресторана. То, что сперва казалось андеграундом, оказалось всего лишь очень плохой эстрадой. В результате попсовая исполнительница Лолита Милявская звучит сегодня куда рок-н-роллистее, чем, скажем, Диана Арбенина и все остальные рок-певицы вместе взятые.

Пятнадцать лет назад музыканты считали, что это возможно: быть и богатым и независимым одновременно. Вчерашние подпольщики верили, что продюсеры – это не враги, которые пришли за копейки купить их души, а верные соратники, которые просто помогут вылезти из нищеты. Рок-звездам никто не объяснил, что раз ты мечтаешь о больших деньгах, то не удивляйся, если ничего, кроме денег, и не получишь. Ведь тот, кто хочет большой телевизионной популярности, обязательно добьется ее. Но лишь для того, чтобы потом смотреть на себя по ТВ, поджимать пальцы от неловкости и мучиться: ну зачем я туда поперся? Чтобы вот так вот по-кретински выглядеть, да?

Тех, кто не успел выскочить из захлопывающейся мышеловки, сегодня вы можете видеть в нелепых трансляциях праздничных концертов или рекламе черт знает чего. Выглядят они не очень. Те, кто выскочить успел, по большей части мертвы. Легенды Рок-клуба Свинья и Рикошет спились и умерли забытыми, никому не нужными. Егор Летов надолго замолчал, а потом во сне захлебнулся рвотой. Оба пути оказались тупиковыми. Кривляешься ли ты на сцене перед равнодушными болванами, или убиваешь себя алкоголем в подвале, продюсер в любом случае получит то, что ему причитается. А ты – нет. Потому что именно продюсер, а не ты, является главным действующим лицом этого спектакля.

Более жалкого зрелища, чем рок-клубики середины 1990-х, трудно было и вообразить. Чумазый зал, часто подвальный. Копеечный вход, внутри накурено, теплое бутылочное пиво в баре. После нескольких бутылочек прыщавые посетители перестают обращать внимание на то, что концерт задерживают и вместо заявленной в афише группы выступает другая, точно так же никому не известная.

Впрочем, здесь же, совсем рядом с этими заведениями функционировали другие клубы. Совсем-совсем другие. Там играла другая музыка, и жизнь там была тоже совсем иной: в начале 1990-х в России началась эра техно.

3.

Пионеры рейва любят вспоминать эпизод почти двадцатилетней давности, когда в квартиру братьев Хаас на Фонтанке постучался культовый на тот момент музыкант Вячеслав Бутусов. Его группа «Наутилус Помпилиус» находилась тогда на пике. Бутусов привык к тому, что куда бы он ни пришел, его везде узнают, принимают, наливают выпить, а потом еще и будут долго благодарить за визит. Но вот с Хаасами этот фокус не прокатил. У них в квартире тогда играла музыка, похожей на которую больше не было нигде в СССР. Именно они изобрели то, что сегодня называется «русский рейв». Так что никакие Славы Бутусовы со своей стухшей рок-н-ролльной славой им были не указ.

С самых что ни на есть сталинских времен музыкальная карьера в нашей стране передавалась, как грипп: из уст в уста. Легенды эстрады загодя готовили себе смену, находили учеников, и ситуация не здорово отличалась от армейской: если хочешь стать «дедушкой» и чтобы салаги пришивали тебе подворотничок, то сперва сам побудь салагой и вдоволь попришивай воротнички тем, кто старше. Легенды джаза приняли эстафету от монстров совсем уж допотопной эстрады, а потом передали ее первым ВИА, а уж те пригрели первых звезд рок-н-ролла, и так далее. Пугачева давала путевку в жизнь юным волосатикам, а те в благодарном экстазе припадали к ее царственной руке. Но возможно это было лишь потому, что некогда совсем юная Алла и сама точно так же припадала к руке еще более царственной Клавдии Шульженко.

Но вот на рейверах эта цепочка, наконец, прервалась. Эти ничью руку целовать не собирались принципиально. Считали, что всего в состоянии добиться сами. В ту ночь, когда на рейв к Хаасам пришел любимец Пугачевой Вячеслав Бутусов, функции фейс-контроля осуществлял крепкий парень Миша Воронцов (будущий DJ Миха Ворон). Вместо того чтобы попросить у Бутусова автограф, а у Пугачевой – возможность выступить в Кремлевском дворце съездов, Миша дальше порога рокзвезду не пустил, велел валить, откудова пришел, а напоследок еще и пригрозил, что вот сейчас догонит и даст пендаль.

Да и с чего бы ему робеть перед старшими по званию? Предыдущая страна рушилась на глазах, а удастся ли на ее руинах построить что-нибудь путное, никто тогда еще не понимал. На кой хрен диджею Михе Ворону нужен был Кремлевский дворец съездов, если самые важные вещи на свете той зимой происходили ни в каком не в Кремле, а в той самой квартире, куда он не пустил Бутусова?

4.

На весь умиравший СССР тогда имелся всего один комплект диджейской аппаратуры («вертушки» плюс простенькая саунд-система). И стоял этот комплект именно у Хаасов на Фонтанке. Первым научиться на всем этом играть попробовал старший из братьев Алексей. Правда, диджеем он так и не стал. Освоил всего несколько трюков, научился сводить пластинки, чтобы играли в стык, без пауз, и на этом успокоился. Для домашних вечеринок, которые он устраивал у себя дома, этого было достаточно.

В том году в сером и рушащемся Ленинграде, где продукты были по карточкам, а улицы не освещал ни один фонарь, происходило почти то же самое, что и в развеселом, никогда не спящем Лондоне. И там, и там молодые модники открыли для себя целый новый мир: музыка, мистика, легкие, еще не запрещенные наркотики, поездки в Гоа и разговоры шепотом о грядущей кибер-революции.

В Британии самые массовые рейвы происходили на руинах Стоунхеджа. В этом виделась некая связь поколений: вот, мол, нынешние фанаты техно оттопыривают там же, где и их доисторические предки. В России все вдруг бросились читать Кастанеду: жулика-этнографа, уверявшего, будто мексиканские индейцы занимались тем же, чем нынешние рейверы, еще тысячи лет назад. В Лондоне самые продвинутые кушали не только синтетические наркотики, но и побеги амазонских кактусов, от которых тебя сперва долго рвало, зато потом ты узнавал, как на самом деле устроен этот мир. В Петербурге кактусов взять было негде, зато тут росли замечательные галлюциногенные грибочки, которые давали эффект не хуже, чем любой кактус. Свежий, едва-едва родившийся рейв на глазах превращался в странное первобытное язычество.

Поглазеть на подпольные дискотеки в сквот на Фонтанке приходило до пятисот человек за вечер. Кто-то из модников привел с собой молоденького парня, родом из Мурманска. Тот приехал в Ленинград, чтобы учится в музыкальном училище. Звали его Евгений Рудин. Чуть позже Женя возьмет себе псевдоним DJ Грув.

Споры о том, кто именно стал самым первым русским диджеем, ведутся уже лет пятнадцать. Дольше спорят только о том, кто написал песню «Поручик Голицын». Знатоки уверяют, что в Прибалтике еще в конце 1980-х кто-то уже менял пластинки и даже умел скретчить. Фиг его знает: может все это и так. Но первым диджеем-звездой стал точно этот мурманский парень. Если вам известно имя всего одного русского диджея, то можно спорить на что угодно: это имя «DJ Грув».

Отцы-основатели сквота на Фонтанке сегодня вспоминают о молодом Груве, кривясь от неудовольствия. Они уверяют, будто к ним в сквот тот пришел в дурацком сером комсомольском костюмчике и первые уроки мастерства получил у Леши Хааса в обмен на банку маминого варенья. На злопыхательства можно не обращать внимания: в отцах-основателях говорит зависть. Кто сегодня помнит их имена? А про Грува слышал любой, в чьем доме имеется телевизор.

Первым из диджеев он начинает гастролировать в Москве. Выступает по клубам, заключает контракт с серьезной корпорацией «Райс-Лис’С» и очень быстро становится программным директором небольшого, но популярного танцевального радио. После «Гагаринparty» столица была готова в любой позе отдаться петербургским варягам. Грува здесь сразу начали воспринимать именно как звезду. Вместо того чтобы так и остаться на уровне подпольных вечеринок, он начинает работать с вполне состоявшимися поп-звездами типа группы «Мальчишник» и Лики Стар.

Русские танки в те годы уходили из Европы и на освободившихся площадках тут же устраивались масштабные танцевальные мероприятия. Холодная война окончена, теперь – дискотека! Несколько раз Грув съездил выступить в Европу. Глядя на то, что там происходит, он понимал: в умелых руках рейв – это оружие, поубойнее артиллерии. С его помощью можно достичь любых целей. Абсолютно любых.

В Берлине самые модные клубы открывались в ненужных больше ядерных бомбоубежищах, – и в Ленинграде тоже. Грув выступал в «Тоннеле», потом выступал в «Грибоедове», но потом уровень бомбоубежищ стал ему невыносимо тесен. Диджеинг в чистом виде больше не может удовлетворить его амбиций. Евгений понимал: чтобы стать действительно народной звездой, необходим какой-то другой путь. И в середине 1990-х он берется за ремиксы. На тот момент – очень свежий и непривычный музыкальный жанр.

В 1996 году Грув записывает композицию «Счастье есть». Там в качестве сэмпла (повторяющегося фрагмента) звучал не музыкальный отрывок, а слова Раисы Горбачевой: «Счастье есть, его не может не быть!» Никто не помнит, по какому поводу супруга экс-президента сказала эту фразу, но чувствовали: речь идет о том, что надоевшее вчера окончено и наступает по-настоящему прекрасное завтра.

Композиция прозвучала на волнах только появившегося в те годы ультрамодного радио «Максимум», и Грув проснулся звездой. Следующие несколько месяцев подряд этот трек звучал из каждого окна.

5.

Любое общество всегда состоит из двух половинок: из богатых и бедных. Одним работать, другим развлекаться. Одним пахать, другим отплясывать на балу. Так было до тех пор, пока русские большевики не попробовали построить мир, где никто не будет жить за счет чужого труда. Этот проект показался всем настолько привлекательным, что казалось, будто уже в ближайшее время капитализм отомрет сам собой. Он, впрочем, выжил. Западные правительства в темпе перегруппировались и предложили подданным другой вариант: давайте, вы станете не богатыми и не бедными, а «средним классом», а?

Прежде о такой штуке, как этот класс, никто и слыхом не слыхивал. Но теперь богатые разрешили бедным пожить так, будто они вовсе и не бедные, и тем это понравилось. Вторая половина ХХ века стала временем невиданного расцвета культуры. Оплачивал культуру как раз средний класс. Уровень жизни в западных странах стал настолько высоким, что каждому было по карману купить себе немного прекрасного. Кто-то ходил в кино, кто-то на концерты. Одни покупали пластинки, другие платили за кабельное ТВ. И вот эта модель, к которой все успели даже привыкнуть, стала рушиться. Оглядев то, что представляют из себя ее руины, философ Фукуяма объявил, что история окончена. Можно расслабиться и получить удовольствие.

Поздний СССР был совсем не сахар. Но для большинства русских падение коммунизма стало реальной катастрофой. Все прежние блага, типа бесплатного жилья, бесплатного образования, бесплатной медицины и гарантий от безработицы, испарились как дым. Бабки, которые раньше делились на всех, теперь сосредоточились у небольшой компании русских олигархов. Все вернулось к тому, с чего и началось: есть голубая кровь и есть черная кость. Кому-то пахать, кому-то отжигать на танцах.

Однако не меньшей катастрофой гибель СССР стала и для жителей «стран-победительниц» типа США или Великобритании. Там весь этот цирк-шапито с социальными гарантиями был свернут еще быстрее, чем у нас. Президент Рейган в США и премьер-министр Маргарет Тэтчер в Англии всего за несколько месяцев ликвидировали блага и свободы, которые тамошние жители перед этим отвоевывали для себя почти целый век. А чего? СССР пал и бояться богатым было больше некого. А значит, незачем и делиться деньгами. «Средний класс» вдруг принялся таять, как сугроб с наступлением июля.

Пару лет в самом начале 1990-х русские еще радовались тому, как здорово все получилось с ликвидацией осточертевшего советского строя. Но, осмотрев то, что получилось, вдруг осознали: их на…бали. Развели, как детей. Они-то думали, будто борются за собственную свободу, а оказалось, что за бабки бывших чиновников, которые теперь превратились в олигархов. Разговоры о свободе в нынешнем мире – это вообще довольно верный симптом: с вашей помощью кто-то хочет перераспределить бабки.

Как только население начало осознавать эту истину, рейтинг президента Ельцина тут же обрушился с 80 % до одного. А потом и до минус одного. Перед выборами 1996 года вряд ли кто-нибудь поверил бы, будто обнищавшие, моментально отброшенные по уровню жизни в третий мир жители России выберут этого человека еще на один срок.

Чтобы попробовать хоть как-то переломить ситуацию, русских звезд собрали вместе и отправили в большой музыкальный тур «Голосуй или проиграешь». Единственным электронным музыкантом, принявшим участие в акции, был Грув. Ему даже было предложено сделать ремикс на официальный гимн этого тура. И открывшиеся возможности Евгений использовал на все сто. В конце 1996-го газета «Московский комсомолец» назвала диск Грува «Событием года», трек «Счастье» – «Композицией года», а сам Грув получил звание «Персонаж года». Всех прочих русских диджеев этот парень сделал сразу на два корпуса.

Спустя год после «Счастье есть» Грув выпускает скандальный альбом «Ноктюрн». Большинство треков на альбоме строится как музыкальная тема, на фоне которой приводятся отрывки телефонных разговоров. Скандальность же состояла в том, что прямо на первой композиции «Ноктюрн. Часть первая» мужской голос говорит в трубку: «Мне кажется, я люблю тебя», а второй мужской голос отвечает: «Я тоже тебя люблю».

Ноктюрны были снова приняты публикой на ура. Грув опять получает звание «Артист года», «Ноктюрн» – звание «Композиция года» и «Видеоклип года», а ремикс на старую советскую песню «Облако» в исполнении певца Иосифа Кобзона. – «Событием года». В этом же году Грув получает пафосную национальную премию «Овация» «За достижения в области молодежной культуры». Триумф был полный.

К концу 1990-х всем казалось, что электронная музыка одержала победу на всех фронтах. Вот сейчас… стоит подождать еще неделю-другую… вслед за Грувом на сцену попрут целые толпы таких же симпатичных и талантливых, а клубная культура шагнет, наконец, за порог клубов и изменит мир к лучшему. Тогда никто не мог и представить, что, кроме Грува, никаких других звезд в этом мире так больше никогда и не появится, а рейверские клубы доживают свои последние деньки и не за горами момент, когда они превратятся всего лишь в дорогие рестораны с музыкой, для состоятельных клиентов.

История странного эксперимента под названием «музыкальная культура ХХ века» была окончена. То, что было дальше, это уже совсем иная история.