Текст книги "Телевизор по имени Васька. Фантастические повести"

Глава восьмая

Наутро, по-быстрому накормив и напоив вернувшегося Ваську, снова писал материал. Но, вместо новостей, кот транслировал кусок незнакомого фильма с голыми тётками и рекламу:

– Сникерс! Полон арахиса! Ты сыт и дово-олен! … и толстый-толстый слой шоколада!

– Молочный шоколад «Дав» нежне-е-е шелка-а-а…

– Вот, Лёня Голубков купил акции «МММ»! Через месяц продал их обратно и заработал вдвое!

На экране персонаж с лицом дебила, отвисшей нижней губой и челкой, как у Гитлера, обалдевшим голосом произнес, прижимая к груди пачку денег:

– Куплю жене сапоги!

– Почему нет, Лёня? А!А!О!О!О!

Семен задумался. Время и число ни разу не показали. Когда советское телевидение докатится до того, чтобы спокойно показывать голых баб? И эта странная реклама… Может, в будущем уже нет советской власти? Фу, придет же в голову такое!

Двенадцатичасовой сеанс также ясности не прибавил. Насколько понял Сеня, показывали заседание Верховного Совета. Особенно запомнился некто Жиринский, крывший своих оппонентов отборным матом. Тоже вещь на советском телевидении невероятная! Число опять установить не удалось…

В час дня раздался звонок в дверь. Решив, что пришел Серега, открыл дверь, не спрашивая. На пороге стояла… Анна Апполинарьевна, собственной персоной.

– По поручению месткома! Проведать больного, передачу принесла! – радостно заявила она, протискиваясь в дверь с двумя тяжеленными сумками.

– Ну-с, что у нас болит? – ласково спросила предместкома, пройдя в комнату.

– Голова! – брякнул Семен растерянно.

– А почему повязка на ноге?

– Сползла… – ещё более растерянно пробормотал он, уже предчувствуя скорую атаку на свою нравственность.

Анапа не собиралась откладывать достижение своего женского счастья в долгий ящик.

– Бедненький! Сейчас Анечка пожалеет своего лапусика!

И, подхватив лапусика на руки, она, как писали в старинных романах, прижала его к своим персям и покрыла лобзаниями его уста, ланиты и чело. Процесс лобзания сильно возбудил председателя месткома. Перенеся возлюбленного на диван, она сорвала с него все, разоблачилась сама, и распространила поцелуйный процесс на остальное тело, особенно задержавшись на… ну, вы поняли. Затем она запрыгнула на лапусика и, стиснув коленями, помчалась вскачь, лихо вскрикивая при каждом оргазме. Родео, да и только!

Васька, лежа под диваном, тихо радовался за хозяина. Хорошая пришла самка, крупная! Удивляло немного, как они это делали, но это – люди, им виднее. Про себя кот твердо решил применить новую позу при первой же возможности.

Зажатый в могучем захвате, Сеня не мог ни протестовать, ни сопротивляться. Он снова положил руку на монументальную попу, ускорив этим процесс. Буквально за секунду до финала-апофеоза в комнату ввалился Серега, ибо дверь забыли запереть. Произошла немая сцена. Все замерли: Сергей у порога, на перекошенном диване Сеня и сверху – Анапа.

– Это… чевой-то… кто? – вылупился на Анапу обалдевший Сергей.

Посмотреть там было на что. Щедрое, короче, тело!

– Это… А-а… э-э…

Анапа зажала Семену рот ладонью.

– По вызову я, – кротко потупив глазки, заявила она, – Он меня за червонец снял.

– А-а! Понятно. Ну, вы тут заканчивайте, а я на кухне посижу, – облегченно выдохнул Сергей и вышел.

Анна Апполинарьевна всерьез хотела продолжать, но Сеня объяснил ей, что не сможет при постороннем человеке в соседней комнате. Дама разочарованно оделась и опять потребовала червонец. Сеня обреченно дал. В дверях кухни она задержалась, и войдя в роль, кокетливо спросила Сергея:

– Красивый мущина, а Вы… не хотите? Всего червончик!

– Женатый я, – вежливо ответил тот, – Да и денег с собой столько нету.

– Жаль… А то, я и в кредит могу! Завтра отдадите!

– Нет, спасибо!

И предместкома ушла, рисуя бедрами восьмёрки.

– Ну, ты, старик, даешь! – воскликнул Серега, входя в комнату, – Какая женщина! Кустодиев, Рубенс и Ренуар в одном флаконе! Я таких больших боюся! И где ты её только снял-то?

– Это не проститутка, это гораздо хуже! Это наша председатель месткома! – простонал Семен, осторожно поднимаясь с дивана и ощупывая себя на предмет сломанных ребер.

– Да ты што-о-о! А… как же… она мне… за червонец предлагала!?

– Она ко мне воспылала страстью, но хочет чувствовать себя проституткой, ну, фантазия у неё такая! Второй раз меня насилует! И всерьез каждый раз червонец берет, а мне это не по карману! – почти рыдал наш герой-любовник.

Сергей закатил глаза и, в жутких конвульсиях, рухнул на пол. На губах у него выступила пена. Потом, как лава из жерла вулкана, хлынул хохот.

Отсмеявшись, он спросил:

– Замужем она?

– Замужем, я видел, дядька лет шестидесяти, в Совмине служит.

– Значит, уже не может ничего, а женщина мучается! – задумчиво подытожил Сергей, закуривая, – Давай-ка, пообедаем, и расскажешь, что нового записал.

Около двери они наткнулись на сумки.

– Это она мне передачу принесла, от месткома, – растерянно объяснил Семён.

– А ну-ка, ну-ка… Нет, ты только посмотри! – потрясенно взвизгнул Сергей, выкладывая на стол один деликатес за другим, – Сервелат! Салями! Балык! Осетрина копченая, сёмга! Икра: черная и красная! Вобла! Вологодское масло, перепелиные яйца, копчёный угорь! Оливки, сыр, каперсы, карбонад! И это! – он вытащил на стол две бутылки крымского вина «Чёрный Доктор» и ещё две – муската.

– Глянь, ещё апельсины, бананы, ананас, виноград и персики! Кофе в зернах и две коробки конфет! – подхватил Сеня.

Оба замерли на секунду, потрясенные грандиозностью передачи, а затем хором рявкнули:

– Лопнем, но не дрогнем!

– Есть надо чаще, но помногу! – возвестил Сергей через полчаса, лениво прожевывая колбасу, на которую он намазал масло и положил кусок сыра.

Ел он без хлеба, утверждая, что бережет фигуру.

– Это точно! – подтвердил, сыто отдуваясь Семен, приканчивая огромную яичницу из перепелиных яиц.

– Ценный кадр, твоя предместкома! – похвалил Сергей.

Семен слегка побледнел, и ничего не ответил. Василий же занимался под столом глубоким сравнительным анализом сёмги, осетрины и угря. Все они, безусловно, уступали хеку. Впрочем, угорь… Ничего, жирненький. Сойдет!

За едой Сеня рассказал о виденном. Сергей нахмурился.

– Черненко, говоришь… Не, с этим каши не сваришь. Жалко, Юрий Владимирович недолго прожил!

Заинтересовал его рассказ о дебатах в Верховном Совете.

– Это надо вдумчиво изучить, там каждое слово важно. Ладно, давай отснятые пленки, я проявлю. И бобины магнитофонные тоже. Послезавтра я уже тебе компанию составлю, вместе смотреть будем. Три сеанса получается?

– Три. В шесть утра, в полдень и в шесть вечера. Чаще нельзя, заболеет.

– Попробуем в другие часы, вдруг чего новое поймаем… Все равно, ведь, время не совпадает?

– Ага, не всегда!

– Тогда я пошел… Конфискую у тебя кофе – ты его не пьёшь, и коробку конфет: мне для своей благоверной надо, а то бесится последнее время.

– Ой, с дорогою душою! Только горсточку кофе отсыплю, я начальнику обещал.

Глава девятая

А через пару дней друзья увидели репортаж о гражданской войне в Нагорном Карабахе. Сотни армян и азербайджанцев ранены, десятки убитых. Горящие дома. Бородатые мужики в полувоенной одежде, стреляющие из автоматов и гранатометов. Старуха в черном, прижимающая к груди голого мёртвого ребенка, воет, глядя в камеру огромными безумными глазами. Беженцы вереницей. Мелькнула пару раз фамилия нового генсека – Медынов.

Трясущимися руками Семен выключил аппаратуру и погладил очнувшегося Ваську. Тошнило, сердце колотилось отчаянно.

– Как же это, Сережа? – прошептал он растерянно.

Сергей ответил не сразу. Лицо его, бледное и враз осунувшееся, подергивалось.

– Тот, кто допустил это – преступник! – медленно процедил он наконец.

Встал, закурил. Предложил Семену «Яву». Тот отказался, закурил беломорину.

– Раньше этот Медынов не попадался?

– Нет, Сереж, первый раз.

– Тогда… смотрим дальше.

На следующий день они поймали часть передачи, в которой удалось хорошенько рассмотреть генсека. В окружении рабочих ВАЗа он выразил пожелание сделать Тольяттинский завод законодателем мировой автомобильной моды. Говорил без бумажки, увлеченно захлёбываясь словами, плохим русским языком с сильным южным акцентом, неправильно ставя ударения и, вообще, путая слова.

– И это – новый правитель великой империи? – пробормотал Семен изумленно, – Такое ничтожество?

– Да уж, сразу видно курицу по полету, а добра молодца – по соплям! Такую чепуху порет! И, главное, стержня в нем нет, в слабаке. Куда он страну заведет?

В последующие дни они увидели, как льётся кровь в Баку, Тбилиси и Вильнюсе. А Генеральный Секретарь ЦК КПСС, вместо того, чтобы срочно навести в стране порядок, разводил с экрана пухлыми ручками, и бормотал что-то о назначении специальной комиссии по примирению сторон.

Семен совсем впал в депрессию от всего виденного. Не помогали даже свидания с Ниночкой. Они встречались два раза, но он все время угрюмо молчал, не в силах выгнать из головы ужасы будущего. Ниночка обижалась, не понимая, в чём дело.

Анна Апполинарьевна уехала с мужем отдыхать в Пицунду, предварительно предприняв ещё одну атаку на Сеню, но он отбился, сославшись на обострение простатита.

Сергей смотрел и писал все полдневные сеансы, когда Семен был на работе, старался также не пропускать вечерние. За десять дней они накопили достаточно материала, чтобы, пусть и в общих чертах, представить, что будет происходить в стране до 1990 года. Некоторые вещи потрясали и заставляли сжиматься сердце от боли и гнева, некоторые изумляли до полного онемения, как, например, сюжет о частном предпринимателе Артёме Тарасове, заплатившем девяносто тысяч (!!!) рублей партийных взносов за месяц!

Сергей составил краткий конспект просмотренных событий, пытаясь выстроить их в хронологическом порядке. Общая ситуация, особенно после прихода к власти Медынова, была ужасная и безрадостная. Небольшая кучка прохиндеев лихорадочно обогащалась, воруя все, что плохо лежит, остальной народ стремительно нищал. Чудовищный разгул преступности, мафия, коррупция и инфляция, на фоне тлеющей пока по краям страны, но готовой вспыхнуть в любой момент в центре, гражданской войны, чёрными жирными штрихами дополняли картину. Все это называлось переходом к рыночной экономике.

– Возможно два пути развития событий, – объяснял другу Сергей вечером одиннадцатого дня, сидя на кухне за чаем, – Первый: будет полный распад страны и коллапс экономики. Возможно, кое-что уцелеет, но восстановление займет кучу времени. Второй: жесткая центральная власть, диктатура, прекращает все безобразия. Затем, тщательно и осторожно, не пуская ничего на самотек, проводит реформы, развивает частный сектор, возможно, денационализируя при этом некоторые предприятия и хозяйственные отрасли. Сельское хозяйство, например. Мужик страну накормит, не надо только ему мешать. До революции Россия всю Европу хлебом кормила.

– Но, ведь, если диктатура, кровищи будет море! – нерешительно возразил Семён.

– Сеня, во время хирургических операций всегда кровь. А если операцию не сделать, то будет мертвый гниющий труп, который и резать уже незачем, и воскресить невозможно!

Сергей помолчал, затем, пристально глядя другу в глаза, тихо произнес:

– Мы, благодаря Ваське, знаем будущее. Мы должны его изменить. Мы должны спасти страну. Ты и я.

Семен, не колеблясь, молча протянул руку. Сергей сжал её.

– Суетиться не будем. Время есть. Да, забыл тебе сказать: я послезавтра поступаю в Академию! Так что…

– А как ты… мы…

– Я, для начала, посмотрю, что можно на этого Медынова наковырять. Если что-то найду, то использую, если нет, то создам искусственно. Короче, его надо подставить. Капнуть нашим, заслать матерьяльчик в западную прессу. И не видать ему ЦК, как своих ушей!

– Умно. И… без крови.

– Хм, радикально мыслишь! Хотя, конечно, товарищ Сталин говорил: нет человека – нет проблемы. До этого, надеюсь, не дойдет. Я другого боюсь: этого устраним, а к власти придет другой, тоже с новым в кавычках мышлением.

– А, может, тут все дело в историческом процессе? Общественно-экономическое развитие не обойдешь и не обманешь… Страна-то у нас – насквозь искусственная! Все контролируется и регламентируется… Когда пахать, когда сеять – все по указке сверху. Сколько кофточек сшить и какого цвета – тоже. Все хотят джинсы носить, за контрабандные по две зарплаты платят, а промышленность не может обеспечить: ГОСТа на краситель с индиго нет! Все на зарплате, а делают дело, или нет, никого не волнует. Личная заинтересованность в производстве только на энтузиазме. Врачам, учителям, инженерам деньги платят смешные. Частное предпринимательство, которое есть самая рациональная вещь на свете, загнано в подполье… Да ты все сам знаешь! Вот и зрел гнойник, зрел, да и лопнул? Как в семнадцатом году, а?

– И это тоже, Сеня, и это тоже… Реформы нужны, но постепенные и осторожные. И одному человеку с этим не справиться. Но этот слизняк совершенно не годится Союзом управлять, тем более в такое трудное время. Согласен?

– Согласен!

Глава десятая

Утром двенадцатого дня Семен привычно настроил и включил аппаратуру и задействовал кота.

Телевизор, прогревшись, начал показывать Танец Маленьких Лебедей. Через минуту кадр сменился и Семен увидел… Серёгу! Он смотрел в камеру, постаревший, со шрамом на щеке. Генеральская форма со Звездой Героя. И взгляд, пронзительный и суровый, всепроникающий. Взгляд сильного человека с большой буквы Сэ.

Он начал говорить:

– Граждане Советского Союза! К вам обращаюсь я, генерал Трубецкой-Белый! Преступник Медынов, поставивший нашу великую страну на край пропасти, арестован и будет подвергнут военно-полевому суду. Власть в СССР принял Государственный Комитет по Чрезвычайному Положению, возглавляемый мной. В стране с шести часов утра сегодня, 19 августа 1991 года, вводится чрезвычайное положение. Временно приостановлено действие конституции… тр-ррр… введены танки… тр-рр… военно-полевые суды… тр-рр… комендантский час… тр-ррр прямые и всеобщие выборы… тр-ррр… процветание… т-ррр искоренение преступности… тр-ррр… ещё не поздно… Клинк!

Картинка запрыгала, звук поплыл. Передача прервалась и изображение в глазах Васьки померкло.

– А, разъедрить тебя через конденсатор в щелочную батарейку паяльником ржавым! И без канифоли! – в сердцах выругался Семен, – Самое важное не дал досмотреть!

Он подождал ещё немного, но пошла дурацкая реклама стирального порошка. Пришлось остановить запись и разбудить кота.

Прослушал ещё раз магнитофонную запись. Что же получается, предотвратить приход Медынова к власти им не удалось? Или тут что-то другое? Возможно, Сергей, тот, из передачи, ничего и не знал о будущем? Другая линия развития истории, в той реальности события идут своим чередом… А если вмешаться, то история свернет на другой путь и этой передачи не будет! Семен, поразмыслив, пришел к выводу, что трансляции идут из будущего, в котором их вмешательства не было. Ведь даже знание грядущего – уже есть вмешательство в него. Семен попытался думать эту мысль дальше, но быстро запутался. Одно он знал твердо: Сереге эту запись показывать нельзя. Спрятав пленки, он покормил Ваську и пошел на работу.

К вечернему сеансу Сергей пришел мрачный и с чемоданом.

– Со своей, понимаешь, поцапался. Уж не хочет быть она царицей, хочет быть владычицей морскою, и чтоб золотая рыбка, то-есть я, был бы у неё на посылках!

– Переведи, не понял!

– Да, понимаешь, в академию-то, в Ленинград надо ехать, а моя – ни в какую: служи, говорит, здеся, у меня тута и родители, и работа, и подруги, и связи. Хочешь, говорит, езжай один – это на три-то года! – но тогда обратно не возвращайся.

– Думай, Сережа, думай, казак! Академию окончишь – атаманом станешь!

– Вот я и думаю: али я не весел, али не красив? Один не останусь, какие мои годы! А эта, за столько лет, мне даже дитё не удосужилась родить! Хочу, объясняла, для себя пожить! Не поверишь, без гондона ни разу не дала! Короче, я сегодня у тебя ночую, утром поезд.

– Лады!

Сергей достал из чемодана тонкую черную папку.

– Вот матерьяльчик на нашего товарища Мэ. Он – первый секретарь Краснодарского крайкома. Друг Леонида Ильича. Прохиндей и взяточник, куда там узбекам или грузинам, они и рядом с ним не стояли! Со всей своей вотчины взятки берет! Матерьял, оказывается, давно уже собран, только в дело его пустить руководство не могло: всё-таки личный друг самого Леонида Ильича!

Он положил руку на плечо Семену, заглянул в глаза:

– Завтра с этой папкой ровно в час дня будь на станции Студенческая, последняя дверь последнего вагона из центра. Связник будет в синем плаще и с такой же папкой. Сядете вместе в вагон и там обменяетесь. Всё.

– Я понял, Сережа… А кто он?

– Это мой человек, контакт с БиБиСи. Матерьял опубликуют на Западе, будет скандал. Медынова, конечно, не посадят, но из первых секретарей он наверняка слетит. И, уж генсеком точно не станет!

Закурив, он продолжил:

– Для тебя риск минимальный, связник чистый, как попа младенца, хвоста за ним быть не может, за тобой – тем более. Ну?

– Сделаю.

Вечерний сеанс преподнес сюрприз: поймался репортаж о кооператорах, делавших шашлыки из бомжей. Показали аккуратно разделанные трупы и пирамиду из голов в углу подвала. Семен, не досмотрев, убежал в сортир блевать. Когда вернулся, все уже закончилось. Серега сидел бледный.

– Всякое, блин, повидал, но, чтоб такое… Сеня, валерьянка есть?

– Не, откуда… Щас к соседке схожу.

Тенью скользнув за хозяином, Василий шмыгнул в открытую дверь и смылся гулять.

Вернувшись с пузырьком, Семен спросил:

– Тебе сколько капель?

– Дай, я сам…

Сергей трясущимися руками начал капать валерьянку в рюмку. Немного пролилось на лежащий на столе бумажник, но они этого не заметили. Успокоившись немного, Серега показал другу фотографию.

– Вот, посмотри! Это она, Катя.

Сеня всмотрелся. Красавица с пепельными волосами и огромными глазами улыбалась загадочно, чуть дразняще.

– Эх, какая у нас любовь была! А теперь прошла, завяли помидоры… Человек! Подавай водку, выпьем за отъезд! – Сергей спрятал бумажник.

– Это мы мигом, Ваше благородие! Не извольте сумлеваться, и грибков солененьких на закусь спроворю!

И они выпили за отъезд.

Нынче вечером Ваське не везло. Сначала обломалось свидание с хорошенькой рыженькой из восьмого дома, видно, хозяйка не пустила. Затем пришлось позорно бежать с гастрономской помойки, куда вдруг нагрянули ресторанские коты. Силы были уж очень неравны, а то бы порвал их одного за другим! И, в довершение непрухи, дворничиха Зульфия окатила из ведра грязной водой – как раз подъезд помыла! В общем, и холодно, и мокро, и киска не пришла… Куда податься? Домой…

Повопил немного под дверью. Уже улегшийся спать хозяин впустил Васю в квартиру и снова завалился спать, даже не взглянул на бедное животное, противный!

Сразу же учуялся божественный запах валерьянки. Как по ниточке, кот безошибочно подобрался к висящему на стуле пиджаку спящего Сергея. Встав на задние лапы, осторожно, зубами, вытащил бумажник и отволок его под шкаф. Там, счастливо урча, стал слизывать чудесный нектар. Сладкая волна ударила в голову и, затуманив на миг сознание, горячо разошлась по всему телу, до самых кончиков когтей. Это было вкуснее, чем любая жратва, приятней, чем самка, упоительней, чем победа над противником! Всё больше пьянея, Васька стал рвать когтями и зубами источник своего кошачьего счастья, тереться всем телом и глотать оторванные клочки. Через пару часов от бумажника и его содержимого не осталось ничего… Васька уснул там же, под шкафом. Он не почувствовал, как стальные острые скрепки сожраных документов пропороли кишечник и кровеносные сосуды. К утру он издох, не приходя в сознание.

– Проспали! Блин, уже шесть! – взревел Сергей, вскакивая с дивана.

Семен, стукнувшись спросонок босой ногой о ножку стула, зашипел от боли и бестолково заметался по квартире. Одевшись в полминуты, Сергей схватил чемодан:

– Бывай, старик! Если сразу тачку пымаю, успею на поезд!

– Счастливо! Звони!

В час дня Семен был на Студенческой. Связника определил легко, благо народу было мало. Сердце колотилось о ребра и во рту пересохло, как в пустыне, когда передавал папку, но все прошло гладко. Связник, не оборачиваясь, вышел на Кутузовской. Семен – на Филях. Дело было сделано, оставалось только ждать.

Глава одиннадцатая

За утерю партбилета и служебного удостоверения при неясных обстоятельствах Сергея исключили из рядов КПСС и уволили из КГБ.

– Потерял бдительность, чек-кист! А если они, документы, в лапы врагу попали? Да за такое, я тебя в тридцать седьмом лично расстрелял бы! – гремел начальник службы внутреннего расследования.

– А теперь что, патронов нету? – буркнул Сергей, которому терять уже было нечего.

– Шо-о-о?!

Короче, ещё и звездочку сняли, и отправили служить на дальнюю заставу. Китайская граница. Жена, к его удивлению, вскоре приехала и осталась жить.

История пошла своим чередом. Вскоре после описанных нами событий по БиБиСи транслировали убойный репортаж о коррупции в Краснодарском крае. В результате – многих партийных и хозяйственных чиновников посадили. Медынов уцелел, но его, как говорится, бросили на сельское хозяйство: заместитель министра плодоовощного хозяйства СССР.

А в 1985 году Генеральным Секретарем ЦК КПСС был избран Михаил Сергеевич Горбучев, моложавый, энергичный, говорящий без бумажки. Слова «гласность» и «перестройка» вошли без перевода во все языки мира. Эйфория от ожидаемых перемен захлестнула всю страну… Потом был Карабах, Баку, Тбилиси, Вильнюс… Все пошло вразнос, контроль над страной был утрачен. Нарождающийся капитализм тоже проливал реки крови, сколачивая первичный капитал. КПСС была полностью дискредитирована, партийцы публично жгли партбилеты, а члены ЦК выбрасывались из окон.

В августе 1991 года была попытка навести порядок в стране, но, без решительного лидера, способного довести дело спасения СССР до конца, провалилась через три дня. В результате, Советский Союз вскоре перестал существовать.