Текст книги "В начале было трое. Ироническая шпионская фантастика"

Глава третья

– Что делать собираешься, сынок? – поинтересовался Леонтий за завтраком.

Веня проглотил остатки яичницы с колбасой, помедлил с ответом.

– Мы сегодня с Фроловым собирались командира нашего навестить.

– Я не про сегодня. Чем вообще думаешь заниматься?

– Не знаю пока. Осмотреться надо, с людьми потолковать.

– А в институт?

– В этом году даже пытаться не буду. Не успею подготовиться. Денег хочу заработать, а там видно будет.

– Р-разумно! – вставил свежеопохмеленный Билли Бонс.

Отец и сын рассмеялись.

Они встретились у станции метро Калининская и не спеша побрели по Арбату. Громов жил в старом доме на Сивцевом Вражке. Лёня нес сверток с засушенным полуметровым крокодильчиком, Веня тащил клетку с Капитаном Флинтом. Размахивая свободной рукой, Фролов делился впечатлениями о вчерашних приключениях:

– Прихожу я вчера, значит, а мамки дома нету, только сожитель её, Ломакин Сашка. Ух, он мне крови попортил, пока не сел! Бил, пьяный, чем ни попадя, и меня и мамку. Я в армию уходил, думал, не увижу его больше, он уже к тому времени два года, как сидел. А тут – здрассьте-пожалуйте! Я, грит, откинулся недавно, вот, решил обратно в семью… Тут и мамка пришла. А я гляжу – у ней фингал свежий и лицо заплаканное. Так, говорю, давно откинулся-то? Третьего, отвечает, дни. Ну, говорю, значит ещё не обжился. И нехрен привыкать обратно! Взял его за штаны и в окошко выкинул!

– Да ты што-о? – ахнул Веня.

– Фигня, брат, у нас первый этаж. Он валяется на газоне, ногами сучит от злости, а я ему: ехай в свою Кострому, где прописан, еще раз здесь увижу – шею сверну так, что пятками вперед ходить будешь!

– А он что?

– Он-то? Свалил моментально, тварь. Понял, что не светит.

Помолчав, вздохнул:

– Мамку жалко. Безответная она, кто хошь обидеть может…

Вот и нужная дверь. Позвонили. Раздались неровные шаги и стук палки.

– Кто там?

– Сержант Чжао и рядовой Фролов, товарищ лейтенант!

Раздался радостный вопль и дверь распахнулась.

– Входите, ребята! Ну, вы ваще!

Протопали по длинному коридору в кухню, по старинному большую и служащую, по московским обычаям, местом неофициального общения.

– Вот, товарищ лейтенант, подарки из Африки…

– Отставить товарища лейтенанта! Для вас я теперь просто Данила! О! Капитан Флинт! Здорово!

– Смир-рно, р-раздолбай! – проворковал попугай.

Данила Громов счастливо рассмеялся.

– А это Вам.. тебе, значит, Лола передала! – Леонид протянул засушенного крокодильчика, – Сказала, на удачу!

Данила посерьезнел:

– Как она там?

– Да все хорошо! – пожал плечами Лёня, – Лавочку теперь держит… Ни о чем не жалеет. Сын растет, говорит уже хорошо, бегает. А глаза папкины, зеленые. Из лука крысу застрелил, говорят. Воином будет!

Упоминать о ребенке было немного бестактно, но ребята знали, что Громову будет приятно узнать о сыне.

Лейтенант хмыкнул, но комментировать не стал. Жизнь есть жизнь! Что было – то было!

– Давайте, ребята, за дембель ваш, что живые вернулись, и не как я…

Ребята переглянулись:

– Чего-нибудь лёгонького бы. А то мы уже четверо суток подряд… того, значит, оттягиваемся, – осторожно предложил Веня.

– Ну, легонького, так лёгонького! Вот, сухое вино есть! Сгрызём, а?

Чокнулись Хванчкарой. Капитан Флинт блаженствовал у своего блюдечка. Разговорились.

– Я, ребята, только неделю, как из санатория. Надеюсь скоро вернуться в строй. А намедни Жигуль купил без очереди, шестёрку, сейчас рулить учусь! – хвастался Данила.

– Пар-ртия – наш р-рулевой! – значительным голосом подчеркнул Капитан Флинт, распустив хохолок. Ему захорошело.

Данила пальцем погладил его по спинке и плеснул в блюдечко ещё Хванчкары.

– Ну, а вы-то что? Чем заниматься собираетесь?

Фролов пожал могучими плечами:

– Дядька Петро меня зовет напарником, в дальнобойщики. А чего? Деньги нормальные, калымы всякие… Страну посмотрю.

– Дело! – согласился Громов, наливая всем винца и прожевывая кусок полтавской колбасы.

Капитан Флинт тоже закусил колбаской, выклевав из неё сало, и крякнул невпопад:

– Тр-рое суток ар-реста!

Веня погрозил ему пальцем:

– Попка – дурак! … А я не знаю пока. Денег хочу заработать, машину купить…

Данила глянул на него искоса:

– Насчет денег… Друган мой школьный спрашивал на днях насчет надежных людей для артели.

– Какой-такой артель, а? – удивился Веня с ташкентским акцентом.

– Золото мыть на Вилюе. Он как раз новую лицензию получил. Тебе, Веня, самое то! Геологию знаешь, трудолюбивый, надежный.

– Р-рафинад! – согласился Капитан Флинт.

Веня задумался. Про золотодобывающие артели он слышал краем уха. Это был едва ли не единственный в СССР официально разрешенный вид частного промысла. Заработки там были большие, очень большие.

– Хочу! – посмотрел он в глаза Даниле.

– И я хочу! – отозвался Лёня, – Дом куплю, или кооператив… Телевизор цветной… А то что, мы с мамкой, в однокомнатной… Бабу привести некуда!

– Тогда я сегодня ему позвоню, – резюмировал Данила, наливая ещё по стопке.

– Р-рота! Стр-р-ройся! Р-равнение на знамя! – возбужденно заорал Капитан Флинт.

– Правильная птица! – похвалил Лёнька.

На следующий день ребята встретились с Михаилом Потаповичем Топтыгиным, одноклассником Данилы. Крепкий дядька, с загорелым и обветренным лицом, он выглядел намного старше своих двадцати пяти лет.

– Что ж, мужики, расклад такой: артель есть товарищество на паях. Если вы члены артели, то получаете долю, пай. Все, что добываем-намываем, продаем державе, и делим на паи: четыре пая – на оборудование, припасы и неприкосновенный запас. Мне, как председателю, три пая, бухгалтеру – два. Всем остальным – одна доля. Я вас беру. Данила абы за кого словечко не замолвит, к тому же намекнул он мне, что вы на войне были. Вопросы?

– А работа какая? Типа, что делать будем? – задал вопрос Леонид.

– Лопата да кирка. Бери больше, кидай дальше! А на промывке я сам. Дежурство по лагерю по очереди. Часовые – тоже. Жить в палатках. Разрешение на оружие вам будет. На артель зарегистрировано два дробовика и карабин. Охотиться придется, на одних консервах скучно.

– То-есть, как герои Джэка Лондона? – улыбнулся Веня.

– Не совсем. Артели разрешено только шлиховое золото добывать. Жилу разрабатывать нельзя, обязаны нанести на карту и сообщить куда надо.

Подумав недолго, ребята согласились. Михаил продиктовал им список необходимого инвентаря. Следовало торопиться: сезон открывался уже буквально на днях.

Через два дня, нагруженные рюкзаками и палаткой, ребята попрощались с родителями и отбыли с Михаилом на Север.

…Не выпить ли нам кофе, дорогой барон? … Это такой напиток из ягод кофейного дерева, в Аравии растет… Нет, не компот! … Ну, как, вкусно? Нет? Добавьте сахару! … Ах, Вы и с сахаром незнакомы!

Глава четвертая

Север оказался местом, куда без дела попадают только самые отъявленные романтики. Тайга, бездорожье. Доставили их туда вертолетом. До ближайшего человечьего жилья – более двухсот километров по довольно быстрой, порожистой речке. Лёд сошел всего за сутки до их приезда, кое-где ещё было немало снегу – и это в конце мая! На ровной, усыпанной песком площадке у реки, остальные члены артели разбивали лагерь. Всего их было, с ребятами и Топтыгиным – четырнадцать человек. Все до тридцати лет, за исключением бухгалтера Кузьмы Петровича, дядьки лет сорока, жилистого и сухого, как вяленый лещ.

Быстро перезнакомившись со всеми, ребята поставили свою палатку (четырехместную, чтоб было попросторней), и пошли обедать. Обед был немногим лучше армейского: тушенка, перловка, консервированный компот.

– Ништяк, мужики! Освоимся маленько, на охоту сходим, рыбки наловим – красота! А там и грибы пойдут, – пообещал Топтыгин, дуя на ложку, – Так что, устраивайтесь, осматривайтесь. Сегодня – выходной. Следующий – когда улетим.

– Куда… улетим? – не понял Лёня.

– Вестимо, куда! Домой, когда сезон закончится! – хохотнул Михаил.

Это произвело впечатление.

Поев, ребята пошли посмотреть на реку и покурить. Река была неглубокая, с удивительно прозрачной водой, сквозь которую было видно дно и рыб, стоящих против течения, едва шевелящих плавниками. До другого, пологого берега, было метров двадцать.

– Это новый участок, никем ещё не разрабатывался, – пояснил подошедший Кузьма Петрович, – в прошлый сезон мы километров за восемьсот отсюда были.

– И как, хорошая была работа? – поинтересовался Веня.

Кузьма покосился на него, улыбнулся краешком рта:

– Мы говорим «фарт». Нормально, в пределах допустимых отклонений.

Лёня, присев на валун, швырял в воду камушки, которых было в избытке. Иногда он кидал булыжник, и тогда раздавался громкий плюх и взлетал фонтан брызг. Тогда метатель радовался как ребёнок. Внезапно он удивленно ойкнул: булыжник, который он схватил своей лапищей, не такой уж большой с виду – с голову величиной, не хотел отрываться от земли, хотя было видно, что лежит он свободно, не вкопан в гальку. И тем не менее поднять его не удавалось. Упрямый Лёнька, встав, взялся за него обеими руками, и только тогда, побагровев от натуги, оторвал булыжник от берега.

Веня глянул на бухгалтера и даже испугался: тот был красен, как мухомор и похож на какающую мышку, страдающую запором. Глаза его вылезли из орбит, рот свела судорога. Прямо человек, увидевший… ну, я даже не знаю, что. Скажем, необычное что-то.

– П-положь… – хватая ртом воздух, выдавил из себя он.

Растерянный Леонид аккуратно положил камень на место. Кузьма бросился к нему, пал на колени и стал яростно тереть поверхность каменюки рукавом штормовки. Желто-зеленоватое пятно проявилось и заблестело в лучах низкого солнца. Раздался нечленораздельный ликующий вопль, на который немедленно сбежались все остальные. Веня и Лёня ничего не понимали. Топтыгин, кинув один быстрый взгляд на находку, тоже побледнел, затем, без перехода покраснел. Лицо его мгновенно покрылось бисеринками пота.

– Ты понимаешь, дурья голова, что ты наделал? – уставил он дрожащий палец на виновника переполоха.

– А я чо… Я ничо… – бормотал тот, совершенно сбитый с толку происходящим.

– Это же самородок! Кило на сорок с во-от таким гаком!

– Золотой, что ли? – уточнил Лёня, – А почему ж с зеленью?

Все заржали так, что в окрестной тайге отдалось многократное эхо, и с противоположного берега снялась стая птиц.

– Конечно, золотой, глупенький! Такой фарт раз в жизни бывает, эва!

Самородок закатили на кусок брезента и потащили отмывать. Когда, уже отмытого и очищенного от корки наслоившегося известняка, его взвесили, то весы показали сорок три килограмма 380 граммов. Не откладывая, спецы стали делать экспресс-анализ. Пока не закончили, никто не лёг спать.

– Мужики! – возгласил Михаил, выйдя, уже в темноте, из палатки, – 92 процента!

Все грянули троекратное Ура!

– Не, ну почему с зеленью? – снова поинтересовался Леонид у Вени, когда ложились спать.

– Да из-за примесей! Чисто желтое, кстати, редко бывает. Может и розовый оттенок быть, и фиолетовый, а то и серебристый, не подумаешь, что золото. Вот переплавят, очистят, и будет золотое, как положено, – объяснил Веня.

– А… Понятно… Буду теперь внимательно смо… смо-треть…

– Точно, Лёнь! Смотри под ноги! Э, ты спишь уже, что ли?

– Спу-у… По команде «Отбой!» наступает сонное время суток…

На следующий день Веня, удалившись в кусты по нужде, тоже нашел самородок, небольшой, на четыреста граммов!

– Где-то здесь гнездо! – задумчиво заключил опытный председатель.

Все опытные согласились с ним. Гнездо, или гнездная россыпь, было мечтой всех старателей. Три дня промывали гальку и песок, золота было немного, но, как выразился Кузьма, достаточное количество, чтобы потрудиться на совесть. Днем лагерь охранял один часовой, ночью – два. На вопрос ребят, зачем такие предосторожности, Михаил объяснил, что в тайге всякое бывает: и медведь может забрести и порушить лагерь, и росомаха.

– И чалдоны, – выдержав паузу, добавил он, – Они беспредельщики, чаще из беглых зэков. Мы в прошлый сезон двоих потеряли – чалдоны напали на них в тайге, взяли, что было ценного: дробовики, патроны, курево, ножи, одежду – и смылись. Искать некому. Вот и приходится держать ушки на макушке. Бывали случаи, что они всю артель клали и с фартом уходили. Бандиты ведь свои каналы сбыта имеют. Это мы не можем продать ни крупинки-порошинки на сторону – каждое золото как бы паспорт имеет, ну, на спектрометре сразу состав виден, и моментально ясно, откуда. Нам ведь держава этот участок не наобум выделила – сперва геологи поработали. Для промышленной разработки здесь неперспективно, а для артели – в самый раз. Так что, если крупка с этих мест всплывет где-то, нас вопросами замучают. Доказывать придется, что не верблюды. Обычно удается: куда отсюда дернешься. И обязательно в каждой артели человек есть от конторы. Он, в случае чего, и подтвердит алиби.

– Стукач, то-есть? – уточнил Веня.

Михайло Потапыч потрепал его по плечу, и ничего не добавил к сказанному.

На четвертый день набрели на богатую россыпь, которую вычерпывали целую неделю. Спали по шесть часов в сутки. Дежурство по лагерю казалось праздником, отдыхом. Так же за праздник и отдых считалось сходить в очередь на охоту или рыбалку, обычно по двое. На первой же охоте, отойдя от лагеря всего-то километров на пять, Веня с Лёней подстрелили лося. Соорудив волокушу, приперли его с триумфом домой. Хватило на неделю! Артельщик Егор, имевший тягу к кулинарии, в свое дежурство умудрился даже налепить пельменей. Свежая рыба не переводилась на столе, а через месяц поперли грибы, как и было обещано. Жизнь отравляли только комары и мошка, приходилось преть в накомарниках или не выпускать папиросу изо рта. Спали под пологом из тюля. Отсутствие женского общества также сказывалось на настроении, особенно кручинился любвеобильный Фролов. Веня стойко, не жалуясь, терпел, хотя, не смотря на выматывающую нагрузку и сухой закон, эротические сны посещали все чаще.

– Не журитесь, хлопцы! – посмеивался над новичками хохол Павло, ветеран шести сезонов, – Тильки пивсезона без жинок маятно, привыкнете!

Через полтора месяца наткнулись на другое гнездо. Пруха! Два гнезда за треть сезона – большая удача!

В этот день часовой (им был Егор) предупредил всех о приходе чужих, выстрелив дважды в воздух.

– О! – удовлетворенно хмыкнул Павло, работавший с ребятами, – Эвенки пришли!

– И что? – поинтересовался Лёня, умывая вспотевшую физиономию.

– А то! Базар будет, обмен, значит!

Они подтянулись в лагерь.

Эвенков было трое. Раскосые мужички небольшого роста и неопределенного возраста, они сидели на корточках около кухни, покуривая короткие трубки. Поодаль стояло три вьючных оленя. В ожидании, пока соберется вся артель, дежурный налил пришельцам чаю, который они невозмутимо прихлебывали из своих расписных хохломских пиал. Топтыгин, как старший, тоже пил чай, заваренный прямо в алюминиевой кружке.

Когда все собрались, начался базар. Сначала эвенки расстелили на брезенте десятка два соболиных и песцовых шкур. Председатель и бухгалтер долго мяли и нюхали товар, потом принесли со склада припасенную специально для таких случаев водку из расчета бутылка за шкуру. Эвенки приняли плату, покурили. Затем старший из них достал замшевый мешочек, тяжелый с виду. Кузьма принес весы. Песка оказалось около килограмма. На вопрос, откуда фарт, вожак ответил:

– Три дня пути вниз по реке. Гнездо.

По русски он говорил чисто, и пресловутое «однако» не употреблял. Сторговались за три ящика водки и полсотни патронов к карабину. У них была та же модель: «Тайга».

Затем старший, порывшись в мешке, вынул такое, что Веня ахнул: друзу изумрудов! Не крупных, самый большой кристалл был карата два, но очень, очень красивых. Михаило Потапыч покачал головой, отказываясь. Нимало не огорченные этим, эвенки продолжали пить чай. Остались и на обед, с удовольствием съев по полной миске перловки.

Перед уходом, когда водка была упакована и погружена на оленей, старший протянул руку, прощаясь, и негромко сказал:

– Сосед близко. День пути. Мы двоих видали. Посматривайте тут.

Михаил пожал руку и враз посерьезнел.

Эвенки ушли, растворились в тайге.

– О каком соседе речь, а? – тронул его за рукав Веня.

– Сосед, он же – хозяин. Снежный человек.

– Как это?! Он существует!?

– Да уж. Не приведи Бог встретить. Жуть такая охватывает… короче, обгадиться можно.

– А, это… Застрелить, к примеру?

– Не, паря, ты и ружо не сможешь поднять. От него одна защита: шум. Музыку включим на полную громкость, он этого не любит, не сунется.

– Михайло Потапыч, ты сам-то… видел?

– Видел… Издали, к счастью.

Топтыгин был явно не расположен к разговору и Веня отстал. Вечером, за ужином, поинтересовался насчет изумрудов, почему не купили.

– А на кой? К огранщикам ходов нет, а дикие, как есть, они ничего не стоят. Да и не купит никто. Можно было за банку консервов сменять, не зевай в следующий раз! – объяснил Вене бухгалтер.

Про себя Веня решил обязательно сменять, если представится случай. Для мамы.

…Я сейчас попытаюсь сосредоточиться… Нет, точно! … Ик!… Два Портоса!? Ни фига себе… Человек! Ещё Бургундского для меня и господ Портосов!

Глава пятая

Три дня шел дождь, но работа не прекращалась. Россыпь была очень богатая, всех охватил азарт.

– Весело взяли брёвнышко! – покрикивал Леонид, хватая тачку, наполненную песком для промывки, и бегом катя её вверх по склону.

Лопата в руках Вени так и мелькала. Руки наливались тяжестью, но он уже научился превозмогать усталость. Два часа до обеда! А там – часок блаженного отдыха. И комары в дождь не досаждают!

Из лагеря доносилась приглушенная дождем музыка из магнитофона. Успевшая надоесть хуже горькой редьки группа «Лед Зеппелин», призванная отпугивать снежного человека, третий день сушила мозги. Неужели трудно хоть что-нибудь другое поставить?

Краем глаза, сквозь пелену дождя, заметил приближающуюся фигуру. Лёнька возвращается! Но, почему с другой стороны?

Додумать Веня не успел. Рядом с ним оказался отнюдь не армейский друган: высокое, под два метра, покрытое серо-бурой шерстью существо. Голова большая, больше человеческой, темные глаза… Рот распахнут, видны белые большие зубы. И тянет лапы! К Вене! А-а-а!

Но крик не вырвался из глотки. Ужас, примитивный, жуткий, пронзительный, сковал все тело. Читатель! Ты можешь представить этот ужас, вспомнив, как боялся остаться один в темной квартире в детстве, когда из всех углов на тебя надвигается НЕЧТО, чтобы выкрутить руки-ноги, а мамино пальто, висящее на вешалке, вдруг протягивает к тебе рукава-щупальца… Или, допустим, ты, отличник-пионер, идешь домой с ТРЕМЯ двойками в дневнике, который надо дать на подпись суровым родителям! Или тебе, комсомольцу, поручили сделать политинформацию, а ты забыл, и вспомнил только в самый последний момент, когда исправить уже ничего нельзя, а тебя за это могут исключить из светлого будущего!

Существо шустро приблизилось к Вене, скрюченному и парализованному у кромки воды, и, схватив его, перебросило к себе на спину. Вброд ломануло через реку. Минута, другая – и существо исчезло в тайге. Оно бежало ровной рысью, уворачиваясь от сучьев и пней с легкостью акробата. Через поваленные стволы перепрыгивало сходу, не снижая темпа. Шерсть, совершенно не намокшая в воде, издавала странный, какой-то не совсем звериный запах. Ужас отпустил парня, но двигаться он по-прежнему не мог, не то, что сопротивляться. Все тело сделалось ватным, безвольным. «Несет меня лиса за темные леса! За быстрые реки, за высокие горы!» – вспомнилось ему. Вскоре не то потерял сознание, не то заснул. Укачало, наверное!

Очнулся наш герой в берлоге, на куче сухой травы и веток. Это, видимо, была небольшая пещера, так как было сухо, тепло и не душно: шум дождя был отчетливо слышен. Сквозь щели в потолке, образованном корнями дерева, проникало немного света. Существо, снежный человек, хозяин, сосед, йэти было рядом, на расстоянии полуметра. Присмотревшись, Веня понял: это самка! Под недлинной мягкой шерстью угадывались грудные железы. Специфический мускусный запах её чем-то напоминал запах африканских женщин, полировавших кожу смесью красной глины и говяжьего жира. Женщина-зверь внимательно смотрела на Веню, изредка дотрагиваясь до него пальцем, совсем человеческим с виду. И рука была человеческая, только большая. Страх исчез, уступив место любопытству.

Повернув голову, чтобы луч света не бил в глаза, Веня рассматривал свою похитительницу. Высокий лоб с выдающимися надбровными дугами, широкий, африканский нос. Губы крупные, но вполне человеческого рисунка. Подбородок несколько скошен, массивная нижняя челюсть. Шерсть на лице светлая и совсем короткая. Вспомнились портреты неандертальцев из учебника по истории. Очень похожа!

Женщина-зверь вдруг улыбнулась и протянула опешившему парню кусок вяленого мяса, сопровождая это странным мурлыкающим ворчанием. Веня взял. Есть хотелось ужасно, и он, решив: будь что будет! – откусил и стал жевать. Женщина (он уже, скорее, воспринимал её как женщину, а не зверя. Ну, как… снежную женщину!) одобрительно покивала и погладила его по щеке. Потом достала ещё один кусок мяса и принялась за него, весело поглядывая на Веню. Когда они поели, снежная женщина придвинулась вплотную, приобняла парня за плечи, и, что-то ласково бормоча, принялась гладить его по голове. Сознание Вени как бы сдвинулось. Он вдруг ощутил… нежность! Да-да, к этой… странной, не-пойми-кому! Начался странный сон наяву. В голове замелькали образы: вот он, большой и сильный, покрытый лоснящейся шерстью, идет по тайге, уверенно ступая хозяйской поступью. Он видит далеко и как бы все вокруг сразу. Он чует запахи грибов и ягод, зверей и птичьих гнезд. Издалека он слышит шум ветра над сопками, бормотание телевизора с деревне, рокот машин на шоссе. Туда нельзя, там – опасно. Рядом идет подруга, будущая мать его детей. Она улыбается ему и он знает точно: все будет хорошо!

Тем временем ласки лежащей рядом стали настойчивей и целеустремленней. Неуклюже, но уверенно, неандерталка раздевала нашего героя, обрывая пуговицы штормовки и рабочих штанов. Запустив руку под одежду, достигла самого дорогого, что есть у мужчины. Веня был в каком-то полусне, ему было невыразимо приятно… и все равно. Двухмесячное воздержание также делало свое дело! Рефлекс сработал и привел то, что надо, в рабочее состояние. Легко повернув парня на спину, странная партнерша ловко овладела им в позе «родео». Вскоре наступила развязка, и Веня погрузился в глубокий сон.

Проснувшись, он обнаружил себя в одиночестве. Оглядевшись, нашел кусок мяса. Посмотрел на часы: было 15.20. Проспал, выходило, едва ли не сутки. Прихватив мясо, выбрался из пещеры. Дождь прекратился, было тепло и солнечно. Умывшись в ручейке и позавтракав, пошел в лагерь. Странное дело: он ни на секунду не сомневался в какую сторону идти. Мало того, точно знал, что дойдет за три с половиной часа. Идти было нетрудно, тайга здесь была редкая. Сорвал по пути несколько ягод малины, подумал, не сделать ли привал: малина была сладкая, спелая. Вдруг почувствовал: рядом медведь! Зрение сразу включилось на круговой обзор, слух обострился. Точно, косолапый, метрах в ста! Снова, как во вчерашнем сне наяву, Веня ощутил себя высоким, сильным и волосатым. Мысленно сконцентрировавшись на образе приближающегося медведя (он как бы видел его, не прибегая к помощи глаз), угрожающе рыкнул. Немедленно вдали затрещал валежник – мишка удирал со всех лап. Н-да… Ну её, малину! Скорее домой!

В точно предугаданное время вышел к реке. Перешел вброд, борясь с быстрым течением. Вот и лагерь, за поворотом! Выстрел! Выстрел! Заметил, значит, часовой… К нему, побросав лопаты и тачки, бежали артельщики.

– Мы, как следы вчера увидали, так сразу поняли, кто тебя унес, – сообщил Михайло Потапыч, наливая Вене вторую кружку обжигающего, дегтярно-крепкого, восхитительно сладкого чая.

Они сидели вдвоем в командирской палатке. Все остальные продолжали работать, до ужина было ещё два часа.

– Это не звери, – сообщил Веня, отхлебывая чай и жмурясь от удовольствия, – Это неандертальцы, прямо как в учебнике.

– Так, скольких ты видел? – возбужденно наклонился вперед Михаил.

– Одну… Она каким-то гипнозом владеет. Захочет – испугает, захочет – наоборот.

– Ты её трахнул, – не спрашивая, а утверждая, произнес Топтыгин.

– Да… Скорее она – меня… А я… не сопротивлялся. Не мог! А как ты догадался?

– Для чего же ещё тебя было похищать? Людей они не едят. Слышал я такие истории. Когда им мужика надо, похищают иногда, чтобы забеременеть. А, г-м, самцы ихние иногда баб насилуют. Я видел одну в деревне под Тобольском, у неё дочка от… снежного человека родилась. Некрасивая, немая, но – колдунья! Будущее провидит, мышей и крыс изгоняет… эпилепсию лечит.

«Во, дела! Мало мне, что двое сыновей, которых никогда не увижу, в Африке бегают, теперь ещё один, волосатый, будет по тайге бродить!» – раскинул умом Веня и пригорюнился.

– Не журись, хлопче! – потрепал его по плечу председатель, – Главное – жив-здоров! Сегодня отдыхай, а завтра – труба зовёт к трудовым свершеньям!

…Щ-щас спою! …По диким степям Забайкалья… Это, Портос, такое место… туда уходят души воинов, павших в бою… с мечом в руке… Повторяю: Забайкалье… За… Кто за? … Единогласно!