Текст книги "Спецслужба Императрицы. Альтернативная история"

Глава шестая

Наступил Великий Пост. Таня каждый день ходила в церковь, стояла службы, истово молилась. В воскресенье исповедовалась. Но даже на исповеди ни словом не обмолвилась о своей тайной службе – государыня запретила.

– Я взяла на себя ваши грехи, я за них и отвечу!

На второй неделе поста Таня снова встретилась с Александром. Он снова приглашал в театр, но Таня отказалась, объяснив, что боится греха.

– Вы верите в Бога, Саша?

– Нет, – коротко ответил он.

– А во что вы верите?

– В человека. В его разум и волю!

Сильно удивившись этому заявлению, Таня решила сию тему не развивать, хотя и очень хотелось. Ранее она с атеистами не сталкивалась.

Погода была солнечная, безветренная – странное состояние для Петербургской весны – поэтому молодые люди просто пошли гулять в Летний Сад. Рыхлый и ноздреватый, серый от сажи снег неудержимо таял по всему городу. Бурно текли ручьи, образовывая местами изрядные лужи. Около одной, воистину огромной, пришлось остановиться.

«Прямо, море Лаптевых какое-то!» – подумала Таня, а вслух сказала:

– Ой! Придётся возвращаться!

И грустно вздохнула:

– А жаль, я хотела до Геракла дойти!

– Так, пойдёмте! – воодушевился Александр.

– Но как?

– А вот, как!

С этими словами он поднял Таню на руки и двинулся через лужу. Вода дошла ему до щиколоток, залила штиблеты. На другом берегу Александр бережно поставил свою ношу на землю. От ощущения сильных рук на своём теле, от запаха молодого мужчины, от случайного укола щеки щетиною, Таню захлестнула волна восторга.

– Вы… позволили себе вольность, Саша… – пробормотала она и, неожиданно для себя, погладила парня по щеке.

Того ощутимо качнуло.

– Как же вы, с мокрыми ногами?

– Мне не впервой.

С этими словами молодой человек отошёл в сторонку, сел на скамейку и разулся. Вылил воду из штиблет, выжал носки, обтёр стопы носовым платком и снова обулся.

– Вот! Небось, теперь не замёрзнут, ноги-то! Только придётся быстро ходить с полчаса.

Таня взяла его под руку и скомандовала:

– Побежали!

И они пошли по аллее так быстро, как будто куда-то опаздывали.

Летний Сад невелик, поэтому, дойдя до конца аллеи, они повернули обратно. И так несколько раз! Прохожие косились на молодых людей с удивлением.

– Всё! Согрелись ноги! – с торжеством объявил Александр.

– Ой! Вот и хорошо, а то я запыхалась! – обрадовалась Таня, – Давайте сядем где-нибудь, я курить очень хочу!

В укромной беседке, вдали от посторонних глаз, Таня жадно затягивалась пахитосою, пытаясь причесать растрёпанные мысли и чувства. Александр косился с неодобрением.

– Пойдёмте ещё погуляем? – предложил он, когда пахитоса догорела.

Таня кивнула и встала, протянув парню руку.

Смеркалось. Небо на западе окрасилось в ультрамариновый цвет. Вскоре робко взошла Луна. Фонарщики, негромко и добродушно переругиваясь, зажигали фонари. Таня шла, сжимая в руке руку Александра, который опять молчал. Но всё было ясно без слов…

Сонцев-Засекин с нетерпением ожидал прихода Георгия. Тот отправился на акцию уже пять часов назад, причем не один: с ним были агенты Макаров и Конюхов.

«Может, что-то пошло не так? Сорвалось дело? Жалко: снова отследить этого гада Рюмина будет непросто!»

Анархист Павел Рюмин, связной, приехал в Санкт-Петербург из Новгорода. Информант доложил, что новгородские анархисты послали своим единомышленникам целый чемодан денег: девяносто пять тысяч! Задачей Шония была ликвидация Рюмина и помощника, а Макаров и Конюхов должны были позаботиться о деньгах. И вот, уже стемнело, а дело ни в одном глазу!

Шония появился только в полдевятого, распространяя сильный аромат можжевеловой водки.

– Ох! – с облегчением выдохнул куратор-поручик, – Наконец-то!

Георгий плюхнулся в кресло и закурил:

– Приехали на адрес заранее, да. Ждём с Конюховым в подворотне. Сколько нужно времени, чтобы от вокзала до Васильевского Острова добраться, э? Даже пешком не больше двух часов! Ну, а с тяжёлым чемоданом – три! Стоим, мёрзнем. Час, стоим, два стоим, три – всё равно стоим! Дворник подошёл, спрашивает: вы чего тут? Конюхов объяснил, что товарища встречаем, рубль ему дал, чтоб отстал. Я себе думаю:

«Нехорошо! Дворник нас запомнил, потом описание в полиции сделает. Надо его тоже… того!»

Но решил не резать: ни в чем не виноват человек, да и семья у него, дети… Тут Макаров подошёл, видит, что мы замёрзли уже в ледышку! Сбегал в кабак, принёс нам полштофа можжевеловки. А закуски никакой не принёс! И стаканов тоже! Шени деда*! Пришлось пить с горла́ и рукавом занюхивать.

*Шени деда – грузинское грубое ругательство

Поручик, представив такое поглощение водки своим живым воображением, содрогнулся:

«С горла, в подворотне, без закуски… Б-рр!»

Георгий, закурив новую пахитосу, продолжал:

– Маленько согрелись, ждём дальше. Я уже беспокоиться начал: уж не случилось ли с нашим… э-э… пациентом чего-нибудь плохого? Вдруг поскользнулся, ногу сломал… или сосулька на голову упала! А что? Вполне возможное дело! Вот, всего неделю назад на моей улице сосуля здоровенная на старушку упала! Ухо едва не оторвалось, и ключица сломалась. А старушка оказалась кухаркой нашего околоточного! Так тот дворника пригрозил в каторгу закатать: зачем сосульки с крыши не убрал, да? Ну, дворник кухарке заплатил за увечье, чтобы она в суд не пошла. Много, двадцать пять рублей!

– Не отвлекайся, Георгий! По делу рассказывай! – строго одёрнул его куратор.

Георгий обидчиво поджал губы:

– Да я всё время по делу! Значит, видим: идёт! Один, без помощника. Чемодан тяжеленный, бедняга аж на сторону скособочился. Конюхов ему за спину зашёл, чтобы не убежал, а я кинжал вынул – и на него! Этот Рюмин чемодан бросил и давай ногами махать! Про японскую борьбу джиу-джицу слыхал? Вот, он её и пытался применить! Только что какое-то джиу-джицу против кинжала, да? Зарезал я его, Немезиду на грудь положил, глаза закрыл, помолился. Всё-таки христианская душа! Конюхов чемодан подхватил, а тут снова дворник. Встретили, спрашивает, знакомца-то? А мне теперь хлопот не оберёшься! Ну, дал я ему полусотенную: вот, говорю, тебе на помин души раба божьего Павла. Теперь, небось, молчать будет в полиции, э?

– Возможно… – неуверенно согласился Сонцев-Засекин.

Дворника, конечно же, допросили.

– Фамилия? Имя? Отчество? Звание?

– По пачпорту Штюрмеры мы, а по-уличному Пожаровы. Крестили Иваном, потому, как родила меня матушка на Ивана Воина*. Батьку звали Митрофаном. Звания мы крестьянского.

*Святой мученик Иоанн Воин празднуется 12 августа.

– Что, нерусский, что ли? – удивился следователь, – Немец?

– Ну, уж сразу и немец! – обиделся дворник Штюрмер, – Тута вот в чём дело: предбывший барин наш, фон Штюрмер, когда мужиков на волю выпущал, всем своё фамилиё в пачпорт писал, только без фона.

– Без фона, говоришь… Рассказывай, кто тут был! Вообще, что видел.

Дворник замялся:

– Без дыму про такое говорить невозможно, ваше благородие. Смертоубийство, однако… кровища!

Следователь похлопал себя по карманам: пахитосы, как назло, кончились.

– Анисимов! – позвал он урядника, – Дай ему закурить!

Урядник не без сожаления протянул Штюрмеру голландскую сигару. Ему утром подарили пять штук. Другого курева при себе не нашлось.

– Ого! – восхитился дворник, раскуривая сей деликатес, – Добрый табачок, продирает до кишков, аж в дупе чешется!

Выпустив клуб дыма, стал рассказывать:

– Ну, значит, скалываю я лёд, собираюсь пошабашить, ибо смеркается уже. А в подворотне двое стоят. Не с нашего дома. Долго стояли. Смотрю, к ним третий подошёл, и принялись они водку пить. Третий ушёл куда-то, а вместо него другой появился, с чумоданом. Тута энти двое и давай у него чумодан отымать! Ну, порезали при этом. Обнаковенное дело! Я, значит, им и говорю: нехорошо, мол! Нынче Великий Пост, а вы такое непотребство содеяли! А тот, который повыше, в коричневом пальте, мне полсотенную дал и говорит: вот тебе на помин души раба божия Павла.

– А дальше что?

– А что, «дальше»? Ушли оне и чумодан унесли.

– А ты что?

– А я пошёл чай пить, как раз самовар вскипел и меня баба моя позвала.

– А почему не свистел? – не сдержавшись, заорал следователь.

– Дак, всему свой черёд, ваше благородие! Чай, ежели перестоится, то… сами знаете, пить его невозможно. Вот, я как напился, так и засвистел!

– Ёпэрэсэтэ! – ругнулся следователь, – Ладно, говори, какие приметы.

– Не было в тот день примет! – твёрдо заявил любитель чая, – Ни кошка чёрная не бегала, ни соль не рассыпа́лась, ни баб с пустыми вёдрами навстречу. Снов вещих тоже не видел.

Следователь аж вспотел от досады:

– Дурак! Я тебя спрашиваю, как они выглядели!

– Что ж вы меня дураком-то? – укорил его дворник, – Не дурак я, службу знаю! А выглядели оне по-разному: один повыше, в коричневом пальте и папахе, другой поплотнее, в зипуне и треухе. Тот, что высокий, с усами, а второй с бородой пегой.

– Может, бородавка на лице, или шрам, или, скажем, пальца на руке не хватало? – терпеливо продолжал допрос свидетеля следователь.

– Не, ни бородавков, ни шрамов не было. А насчёт пальцев не могу сказать, не считал я у них пальцы-то.

– А который из них Павла этого зарезал?

– Обое, ваше благородие. Один спереду, а другой сзаду.

Рана на теле мертвеца была только одна, прямо в сердце.

– Ладно, ступай, – вздохнул следователь, – Ежели что вспомнишь, расскажешь.

– Всенепременно, ваше благородие!

Дворник ушёл, а следователь, вздохнув, закрыл дело по причине необнаружения преступников. Где их, этих грабителей искать, тем более, что всех примет только коричневое пальто и папаха?

А открытку с Немезидой не нашли, ибо Штюрмер без фона взял её себе. Потому, что красивая.

Хлопнула входная дверь, и Александр встал со стула встретить товарища. В комнату вихрем ворвался Шевырёв.

– Ну? Что?

– Ничего, Петя. Денег нет, – грустно развёл руками Ольянов.

– Как!? Почему!? – вскричал Шевырёв, вытирая разом выступившую испарину со лба.

– Павел не дошёл. Его вчера зарезали и ограбили в подворотне.

– Он что, был без охраны?!

– Да, он был один и сильно задержался. Видимо, ждал Говорухина до последнего. Я ждал три часа сверх условленного времени. А вечером дворник мне всё рассказал: двое поджидали в подворотне и сходу зарезали Пашу, едва он появился.

– Значит, Виктор его не встретил на вокзале… Ты понимаешь, что это означает?

– Предательство?

– Да! И не просто предательство, а воровская наводка! Те, двое, поджидали в подворотне не абы кого, а человека с чемоданом денег!

Шевырёв вынул револьвер Lefaucheux и крутанул барабан.

– Я его убью!

– Подожди! – схватил его за руку Александр, – Пусть сначала скажет, у кого деньги! Он же в доле!

– Ты прав, Саша. Пойдём к нему прямо сейчас!

Александр посмотрел в окно: хмурое петербургское утро набиралось сил, чтобы перерасти в хмурый же день, сулящий неприятные хлопоты.

– Пойдём. Надо найти эти деньги, без них нам придётся туго. А других не будет, товарищи отдали нам последнее.

После состоявшегося 19 февраля студенческого митинга на могиле Добролюбова, Ольянов и Шевырёв создали «Террористическую фракцию Народной Воли». Собственно, «Народная Воля», как партия, практически прекратила существование в 1881 году, после убийства Александра II. Остались лишь отдельные осколки-кружки, слабо связанные между собой, не имеющие общей программы, лишённые средств. Не было и типографий для печати революционной литературы и прокламаций. Но Ольянов и Шевырёв были полны решимости возродить партию, продолжить борьбу за свержение монархии и установления в России конституционной демократии, власти народа.

Вот программа «Террористической Фракции», разработанная Александром Ольяновым:

«По основным своим убеждениям – мы социалисты. К социалистическому строю каждая страна приходит неизбежно, естественным ходом своего экономического развития; он является таким же необходимым результатом капиталистического производства, и порождаемого им отношения, насколько неизбежно развитие капитализма, раз страна вступила на путь денежного хозяйства. Этот закон не выражает собой, конечно, единственно возможного пути; он не исключает возможности более прямого перехода к социалистической организации народного хозяйства, если для этого существуют особо благоприятные условия в характере интеллигенции и правительства. Он выражает собой лишь ту историческую неизбежность, с которою каждая страна приходит к социалистическому строю, если ее развитие совершается стихийно, без сознательного участия в нем какой-либо общественной группы. Только на известной ступени экономического развития общества, при достаточной зрелости его, возможно осуществление социалистического идеала, и не только полное осуществление его, но и каждый шаг к нему возможен только как результат изменения в отношении общественных сил в стране, как результат количественного или качественного увеличения силы в рабочем классе. Только через сознание и волю самого народа могут воплотиться в его жизнь какие-либо принципы и только известные экономические условия обусловливают прочную подготовку народного сознания к восприятию социалистических идей. Параллельно с экономическим развитием страны идет ее политическая жизнь.

Политические завоевания совершаются активным выступлением значительной части населения государства, таковой в России считается крестьянство. В нем еще живы его старые традиционные принципы – право народа на землю, общинное и местное самоуправление, свобода совести и слова. Несмотря на значительное развитие в его среде мелкой буржуазии, крестьянство еще прочно держится общинного владения землей, а его несомненная привычка к коллективному труду дает возможность надеяться на непосредственный переход крестьянского хозяйства в форму, близкую к социалистической. При своей отсталости и неорганизованности крестьянство может оказать только бессознательную поддержку своим общим недовольством. Второй и главной революционной силой являются рабочие, естественные носители социалистических идей и проводники этих идей в крестьянстве; они будут иметь решающее влияние при экономической и политической борьбе.

Роль дворянства, духовенства и бюрократии пассивна, невелика сила и у нашей нарождающейся буржуазии. Правительство опирается на армию и через нее получает самодержавное могущество, потому необходимо иметь на нее воздействие наравне с другими общественными группами. Передовой отряд в политической борьбе – интеллигенция. Главные силы партии должны итти на воспитание и организацию рабочего класса и улучшение народного хозяйства.

Но при существующем политическом режиме в России невозможна никакая часть этой деятельности.

Окончательные требования, необходимые для обеспечения политической и экономической независимости народа и его свободного развития, сводятся к восьми пунктам:

1) Постоянное народное представительство, выбранное свободно прямой и всеобщей подачей голосов, без различия пола, вероисповедания и национальности и имеющее полную власть во всех вопросах общественной жизни.

2) Широкое местное самоуправление, обеспеченное выборностью всех должностей.

3) Расширение самостоятельности как экономических, так и административных единиц.

4) Полная свобода совести, слова, печати, сходок, ассоциаций и передвижения.

5) Национализация земли.

6) Национализация фабрик, заводов и всех вообще орудий производства.

7) Замена постоянной армии земским ополчением.

8) Даровое начальное обучение.

В отстаивании минимума свободы, террористы решили действовать заодно с либералами. Что же касается до социал-демократов, то наши разногласия с ними кажутся нам очень несущественными и лишь теоретическими… Они сводятся, по мнению авторов проекта, к тому, что фракция возлагает больше надежды на непосредственный переход народного хозяйства в высшую форму и, придавая большое самостоятельное значение интеллигенции, считает необходимым и полезным немедленное ведение политической борьбы. На практике же и террористы и социал-демократы действуют во имя одних и тех жe идеалов и одними и теми же средствами, поэтому фракция убеждена, что социал-демократы всегда будут ближайшими товарищами.

Передовой лучшей части русского общества все дальше и дальше приходится отстоять от правительственных начинаний. Между правительством и интеллигенцией произошел разрыв уже давно, пропасть увеличивается с каждым днем. В борьбе с революционерами правительство пользуется крайними мерами устрашения, поэтому и интеллигенция вынуждена была прибегнуть к форме борьбы, указанной правительством, т.-е. террору. Террор есть, таким образом, столкновение правительства с интеллигенцией, у которой отнимается возможность мирного культурного воздействия на общественную жизнь. Чем сильнее будет гнет, тем чаще будут происходить террористические акты, и правительство будет указываться в этой борьбе все более и более изолированным. Успех такой борьбы несомненен. Террор должен действовать систематически и, дезорганизуя правительство, окажет огромное психологическое воздействие: он поднимет революционный дух народа, подорвет обаяние правительственной силы и подействует пропагаторским образом на массы. Фракция стоит за децентрализацию террористической борьбы: пусть волна красного террора разольется широко и по провинции, где система устрашения еще более нужна, как протест против административного гнета.

Террор немедленно прекратится, если правительство удовлетворит минимум свободы и гарантирует выполнение следующих условий:

1. Полная свобода совести, слова, печати, сходок, ассоциаций и передвижении.

2. Созыв представителей от всего народа, выбранных свободно прямой и всеобщей подачей голосов, для пересмотра всех общественных и государственных форм жизни.

3. Полная амнистия по всем государственным преступлениям прошлого времени»

Террористическая фракция «Народной Воли»

Сия программа была отпечатана на подержанной пишущей машине «Ремингтон», купленной в Гельсингфорсе Шевырёвым и тайно, контрабандой, переправленной в Санкт-Петербург, так как все печатные машины подлежали регистрации в Охранном Отделении. Он же, изрыгая проклятия, и печатал текст одним пальцем. Несколько дней. Вторую копию из четырёх послали царю. На конверте было написано:

«Александру Александровичу Романову лично, в собственные руки»

Тот, прочитав, покривился:

– Интеллигенция… Что это, вообще, такое? Дворянство – знаю, духовенство тоже знаю, крестьянство и мастеровщину знаю. Служилые люди есть, купечество. Капиталисты, во! А интеллигенция?

Он щёлкнул пальцами, подскочил лакей.

– Принеси-ка мне словарь!

Был принесен словарь Брокгауза и Ефрона. Слова «интеллигенция» в нём не нашлось. Не нашлось его и в словаре Даля.

– Это собирательное название для людей с университетским образованием, зарабатывающих на жизнь своими знаниями и распространяющих культуру в обществе, – пояснила Мария Фёдоровна.

– Так, ежели они несут культуру в народ, то, как они могут терроризм проповедовать? – нахмурился царь.

– Написано же: сие есть вынужденная мера, призванная принудить правительство, то-есть тебя, к реформам!

– А, вот, хреном им по всей морде! – рявкнул самодержец всероссийский, и жена не стала его укорять за ругань, ибо была того же мнения.

На следующий день Мария Фёдоровна показала документ Редрикову. Тот внимательно прочитал, делая пометки красным карандашом, затем поднял на «мадам» округлившиеся глаза:

– Какой цинизм! Какое, прямо-таки, оголтелое и разнузданное… даже слова не подберу, как назвать!

– Вот совершенно, вот именно, Николай Леонидович. Эта писулька ещё раз подтверждает, что я поступила правильно и своевременно, создав службу «Л». Нам необходимо удвоить, утроить усилия, выполоть сорную траву с поля вон! И не только в столицах, но и по всей России!

– Я вас понял, мадам! Мы теперь имеем восемь исполнителей. Вполне надёжных, смею заверить. Вот, извольте взглянуть: список кандидатов на устранение на следующий месяц.

Мария Фёдоровна взяла лорнет и прочитала лист:

– Ого! Неплохо: шестьдесят восемь человек! Пожалуйста, представьте мне досье на каждого. Будем утверждать.

– Всенепременно, мадам!

Итак, заговорщики шли разобраться с предателем. Путь был неблизкий, в порт. Извозчик запросил рубль, но у товарищей в общей сложности нашлось при себе только восемьдесят копеек. Пришлось идти пешком. Мороза не было, но ветер с залива пробирал до костей сквозь сукно шинелей. Шевырёв ругался и кашлял. Примерно на полпути он был вынужден остановиться из-за особенно сильного приступа, после которого на носовом платке появилась кровь.

– Проклятье! – пробормотал он, с отвращением выбрасывая испачканный платок в реку, – Летом в Крым поеду полечиться. Климат, воздух, море… Кумыс татары квасят превосходный!

Александр промолчал.

Квартира, которую снимал Говорухин, находилась в тихом переулке, всего в сотне шагов от порта. Пройдя по тёмному захламленному коридору, оба остановились около хлипкой фанерной двери. В щёлку было видно свет не то свечи, не то керосиновой лампы.

– Дома! – прошептал Шевырёв с ненавистью, – Значит, действуем, как договорились: ты его держишь, а я допрашиваю!

– Лучше связать сначала, – возразил Александр, – Он сильный, не больно-то удержишь!

– Ага, свяжем!

Не постучавшись, они ввалились в комнату. Говорухин сидел за столом, читал что-то. При виде визитёров нахмурился:

– Что случилось?

Шевырёв шагнул вперёд и ударил его рукояткой револьвера по голове. Говорухин обмяк.

– Давай, вяжи его скорей!

Александр, оторвав от простыни полосу, привязал бесчувственное тело к стулу. Затем плеснул в лицо водой из кружки. Говорухин открыл глаза и скривился от боли:

– Вы чего!?

– Во-первых, здравствуй, Витя! – скверно оскалился Шевырёв, – Во-вторых, где деньги?

– Деньги? Я как раз собирался идти Павла встречать. У него деньги!

– А почему вчера не встретил?

– Как, вчера? Он же сегодня приезжает!

– Вчера, Витя, вчера. И вчера он ждал тебя до последнего, и пошёл один, без охраны. А во дворе Сашиного дома его ограбили и зарезали! Дворник рассказал, что двое до-олго в подворотне поджидали. Говори, кому ты Пашу сдал? С кем ты в доле? И где их найти?

– Да, я… я день перепутал! Клянусь! – завопил Говорухин, дёргаясь всем телом, пытаясь освободиться.

– Говори! – настаивал Шевырёв.

– Я тебе всё сказал!

– Так, значит, сотрудничать со следствием мы не хотим?

«Дознаватель» вынул перочинный нож и открыл малое лезвие.

– Я тебя, мерзавца, на куски буду резать, пока не признаешься.

Сказано это было вполне повествовательным тоном, и оттого прозвучало очень жутко.

Порвав на груди допрашиваемого рубаху, Шевырёв сделал первый надрез.

– А-а-а! – закричал Говорухин.

Александр отвернулся.

– Ну? Теперь скажешь?

– А-а-а!

– А так? А вот так?!

Пытка продолжалась уже четверть часа. Александра мутило. Наконец вопли стихли.

– Сознание потерял, гад! – с сожалением вздохнул Шевырёв, – Может, он и впрямь день попутал? Кабы виновен был, всё бы уже выложил.

– Да… уж… – пробормотал Александр, не в силах взглянуть на изуродованное тело бывшего товарища.

– Пойдём, Саша, – грустно сказал Шевырёв и чиркнул Говорухина по горлу лезвием.

– Зачем? – вскрикнул в испуге Александр.

– Затем! Вина хоть и не была доказана, но сомнения остались. Придётся деньги как-то по-другому добывать…

На улице Шевырёв закурил и, сплюнув, сказал:

– В песне поётся: «Вы жертвою пали в борьбе роковой». Вот, Витя и пал этой жертвою…