Текст книги "Паутина Темноты"

Произнося эти горькие слова, Алекс неосознанно все сильнее сжимал мою ладонь. Я положила сверху свою свободную руку, слегка сжала его пальцы и мягко возразила:

– Все, это – верно и, одновременно, неверно! По меньшей мере, в той части, что относится ко мне. Ты прав, говоря, что я была влюблена в тебя, однако то чувство пришло не сразу. И не оно было главным в том, что я снова, активно, окунулась в жизнь, после встречи с тобой! Ты, сам, помнишь, насколько переполняло меня отвращение к жизни в момент нашей встречи, я тоже не видела смысла в своем дальнейшем существовании! А ты дал мне цель – помогать людям, обрести лучшую жизнь, даже если они нас о том и не просят! И помог научиться, находить пути осуществления замыслов. И для остальных ребят ты сделал то же самое! И даже здесь мы уже помогли Че и его сестре. Александр все равно бы погиб, даже, если ты и не попал бы в его тело, он сознательно уходил из мира живых. И Че, скорее всего, тоже, погиб бы, пытаясь его спасти!

– Но теперь-то Че выздоравливает, а у Майи появилась перспектива стать подругой Дока. Так и до новых детей недалеко. А ты, вполне, способна принимать самостоятельные решения. Да, и остальные парни потихоньку находят здесь свое место. И мне здесь нечего делать! – упрямо покачал головой Волк.

– Совсем недавно мне об этом Мастер говорил! – напомнила я ему. – А теперь его из спальни за уши не вытащишь! Не то что – за грань! И может быть тебе не заниматься самоедством, а внимательнее оглядеться по сторонам. Глядишь и найдешь еще одну, заблудшую, душу, о которой надо позаботиться!

Тут мне показалось, что внутри у меня тронули туго натянутую струну, сказанные слова эхом отозвались в каждой клетке тела, родив неясные ожидания. И Волк, вдруг, тоже вздрогнул и внимательно посмотрел мне в глаза:

– Ты говоришь о тех, кто, также как и мы, вернулся в этот мир?

– Или тех, кто еще вернется! Вдруг, там окажется твоя половинка? – прошептала я.

И у меня создалось впечатление, что моими губами говорит кто-то иной. Или сама судьба? И на лице Алекса появилось странное выражение, будто он прислушивается к какому-то далекому звуку.

– А еще, мне очень нужна твоя помощь, прямо сейчас! – продолжала настаивать я, почувствовав, что мне удалось его зацепить. – Я прекрасно понимаю твое душевное состояние, потому что оказалась в похожей ситуации. Тебя достает противоречие твоего прошлого положения, ведущего и направляющего наших парней, и того, что нынче они значительно старше нас с тобой. У них теперь значительно больше жизненного опыта, но если ты вернешься в прошлое, то не это было главным в построении стаи. Ведущим становился человек с определенными чертами характера, полученными при рождении. И мы с тобой, как истинные ведущие и направляющие, плевали на возраст и авторитеты, если верили в свою правоту. И шли до конца, воплощая в жизнь свои идеалы. Таким был ты в 1977 году, такой ты и меня воспитал. И этого уже не изменить. А теперь мы, оба, бьемся головой об изменившийся мир и повзрослевших соратников. А у меня еще и Алешка, с которым все перевернулось с ног на голову. В начале нашей истории я была старше и опытнее, он любил меня и восхищался мною, а что теперь? Он зрелый сильный мужчина, знающий этот мир. И он стремится беречь меня и защищать. Но я чувствую, что если пойду у него на поводу, то непоправимо нарушу равновесие в отношениях. Мы должны быть равными, иначе и чувство изменится, и не в лучшую сторону. Я должна отстоять свое право быть ведущей, и ты мне поможешь! И свою половинку ты обязательно найдешь, если искать будешь немного упорнее. Шансы, на данный момент, как никогда велики. Попробуй подумать над этим, прямо сейчас, очень тебя прошу!

Я приподнялась на цыпочки, умоляюще заглянула ему в глаза и легонько поцеловала в щеку. Задумчиво – отстраненный взгляд Волка смягчился, он привлек меня к себе и поцеловал мой, покрытый холодной испариной, лоб.

– Ты умеешь просить так, что становится невозможно отказаться! – тихо промолвил он. – Но мне очень не хочется мешать вам с Алексеем, у вас и своих проблем полно. Поэтому я лучше в палисаднике, под акацией, пока посижу, под звездами спокойней думается.

Я тоже посмотрела на огромное небо, усыпанное звездами, которых не видно в современных кварталах и согласно кивнув, отпустила его руку. Волк уже не собирался уходить в Темноту, по крайней мере, прямо сейчас.

Алекс же, еще раз, легонько коснулся губами моего лба и подтолкнул в сторону дома:

– Беги вовнутрь, а то замерзнешь. И Алешка обидеться может.

– С Хорьком я как-нибудь улажу! Не впервой! – лукаво усмехнулась я, направляясь к крыльцу.

На верхней ступеньке я все же оглянулась, Волк, действительно, направился в сторону палисадника.

Только войдя внутрь дома, я поняла разницу между его уютным теплом и прохладой весенней ночи. Апрель был на редкость теплым, его последний день был больше похож на летний. Но ночь вернула весеннюю прохладу. И я зря выскочила во двор совсем налегке, даже не обувшись. Пока я уговаривала Волка, не торопиться с решениями, выброс адреналина не позволял мне замерзнуть, а теперь меня начинала бить крупная дрожь. От холода или чего-то еще. Какое-то смутное предчувствие будоражило кровь, что-то сгущалось вокруг, предвещая очередной виток судьбы. Мне жутко захотелось прижаться к теплому  живому телу, ощутить, что я, по-прежнему, принадлежу этому миру живых.

Передернув плечами, я вошла из полутемных сеней в ярко освещенную кухню. Алексей сидел на старом пружинном диванчике, стоявшем возле покосившегося буфета, откинувшись на спинку, закинув за голову руки и закрыв глаза. Когда в доме снова поселился Мастер, его ученики натащили сюда старой мебели, увеличивая количество спальных мест, чтобы и самим было на чем переночевать. Конечно, Хорька вымотала сумасшедшая поездка за подругой Мастера, но я была уверена, что он не спал. Однако ничем не показал, что заметил мое появление.

Я тяжело вздохнула, обошла большой круглый стол и присела рядом с ним, на диван, поджав замерзшие ноги. Прислушавшись к преувеличенно ровному дыханию, я окончательно убедилась, что Хорек не спит, а пытается дыхательными упражнениями, восстановить душевное равновесие. Я осторожно прижалась к его теплому боку. Вопреки моему ожиданию, Алешка не обнял моих плеч, а, всего лишь, спросил, не открывая глаз:

– Судя по тому, что я не слышал звука мотора, ты, каким-то образом, уговорила Волка остаться.

– Я уговорила его, не принимать скоропалительных решений, – нарочито небрежно ответила я.

А затем, присмотревшись к его насупленным бровям, добавила:

– А ты, похоже, ревнуешь!

– Ну, что ты! – с изрядной долей язвительности ответил он. – У меня же не должно быть на это причин! Ты, просто, всем помогаешь и успокаиваешь. И Волка, и Мастера, и Че!

Я про себя чертыхнулась, Алешка никак не мог забыть, в каком виде я выскочила от Че.

– Ну, хоть, к Че-то мог бы меня не ревновать! – насмешливо парировала я. – Парень совсем не в том состоянии, чтобы попытаться меня соблазнить!

– Зато ты – в том! – упрямо ответил Хорек, напомнив мне мальчугана, из нашей юности. – А Волк – тем более!

– Еще Барона забыл! – сердито напомнила я. – Если ты мне настолько не веришь, то стоит ли нам пару создавать? Ребенка я, и сама, как-нибудь выращу!

Окончательно разобидевшись, я отодвинулась от Алексея и начала сползать с дивана. Но я только одной, босой, ступней успела коснуться холодного пола, как он резко открыл глаза и, увидев, что я собралась уходить, схватил меня и усадил к себе на колени.

– Не сердись на меня, ну, пожалуйста! – бормотал он, покрывая мое лицо торопливыми поцелуями. – Я, действительно, не могу поверить, что ты выбрала именно меня, особенно теперь, когда с тобой рядом Волк и другие ребята из прошлого! Я так привык к тому, что рядом с тобой было так много парней, более достойных твоего внимания, чем я!

– А я, всегда сама решала, кто будет мне ближе всех! – строго напомнила я, не поддаваясь на его подлизывания и попытки загладить вину. – Женщиной Барона я стала тогда, когда сама решила, что это необходимо нам, обоим. И стае. И была ему верной спутницей, хотя и не могла сказать, чтобы нас соединяло очень уж горячее чувство. А Волк всегда был мне наставником и другом. Он не только привел меня в стаю, но показал всем, и прежде всего мне, самой, что я могу быть лидером и вести за собой людей. Алекс сделал меня тем, что я есть. Он для меня не менее важен, чем Мастер – для тебя. Че, всего лишь, был мне надежным товарищем и однажды помог вернуть пошатнувшуюся веру в себя. Но я ни на секунду не задумывалась, чего мне будет стоить, оттащить его от грани в небытие. Уверена, что точно также я вела бы себя по отношению к любому члену нашей стаи. Этого отношения к жизни мне не изменить, да, я и не хочу его менять! А тебе я обещаю, быть верной и любящей подругой, и хорошей матерью нашему ребенку. Если ты, все еще, этого хочешь!

Произнося эту тираду, я с удивлением смотрела, как меняется лицо Алексея. Обиженное в начале нашего разговора, потом смущенное, теперь оно становилось восторженно-удивленным. А когда я закончила говорить, он вдруг радостно рассмеялся.

– Что тебя так развеселило? – недоуменно спросила я, не очень понимая: обижаться мне или радоваться, такой резкой перемене настроения.

– Если бы я, хоть на йоту, верил в какое-нибудь божество, то решил бы, что оно ответило на мои молитвы! – ответил он, продолжая радостно улыбаться. – Рассеялся мой самый страшный кошмар, преследовавший меня последние пару лет!

– Ничегошеньки не понимаю! – я потрясла головой и пожала печами.

Алешка сделал глубокий вдох и начал разъяснять:

– Я уже говорил, что не поверил в твою смерть. У меня всю жизнь было ощущение, что ты где-то рядом. И тебя надо, просто, найти. И я искал! Вернувшись с войны, я не искал ни постоянной работы, ни жилья. Я даже с женщинами не проводил, подряд, более одной ночи, не желая создавать даже подобия семьи. Военной пенсии, случайных заработков и поддержки братства мотоциклистов хватало, чтобы как-то питаться, заправлять мотоцикл и колесить по стране. Но я не мог не видеть, как постепенно изменяется наша страна и люди, что в ней живут! Даже многие члены стаи изменили нашим идеалам, сломавшись под давлением обстоятельств. И я начал опасаться, что однажды найду тебя, и увижу, что ты тоже изменилась. Увижу твое равнодушное лицо и усталые, пустые глаза. И даже моя любовь будет бессильна тебя изменить! Я очень часто видел сон, что бегу за тобой и кричу твое имя. Ты, наконец, поворачиваешься – и не узнаешь меня!

Хорек зажмурился и потряс головой, отгоняя ужасное видение. Я же прикоснулась ладонью к его щеке и тихо спросила:

– А ты, и в самом деле, сразу узнал меня? Или, просто, очень хотел, чтобы твоя мечта, наконец, сбылась?

Алексей открыл глаза и уверенно встретил мой испытующий взгляд:

– Я узнал тебя еще до того, как обернулся! Можно предположить, что я узнал голос или какие-то знакомые интонации, но меня, как будто, что-то толкнуло в спину, когда ты появилась в дверях. Я еще пару минут боялся поворачиваться, вдруг, ты исчезнешь!

– У меня тоже странное ощущение, будто что-то тянуло меня обратно, – задумчиво промолвила я. – Во всяком случае, тебе удалось удержать меня в тот раз, когда мы занимались любовью, и я чуть не перешла грань. Да, и в случае с Че, именно твоя роль была решающей, ты очень не хотел меня отпускать.

– Быть может, между нашими душами есть связь, как у Мастера с Волком, заставившая их, одновременно, вернуться в наш мир? – предположил Хорек.

Я задумчиво кивнула, а потом поинтересовалась:

– А Волка и Мастера ты тоже, сразу, узнал?

– Мастера – с первого взгляда, хотя, и выглядел он на тридцать лет моложе, чем когда мы с ним виделись в последний раз! – уверенно ответил Алексей. – С Волком меня несколько сбивало то, что он был в теле человека, кого я знал раньше. Но и тут я быстро понял, что это не племянник Че, а кто-то другой.

Лицо Хорька затуманилось, но он продолжил рассказ:

– Я очень хорошо знал этого парнишку. Со своими родными я, после возвращения из Афганистана, почти не общался. Мать с отцом уже умерли, а у братьев и сестер были свои семьи. И очень мало жилой площади. Они разменяли ту четырехкомнатную, что дали нашей многодетной семье еще при СССР, на кучу мелких комнатушек. И все так боялись, как бы я не начал претендовать на их квадратные метры, что, напрочь, забывали о родственных чувствах. А для Че мы, вскоре после возвращения, сумели выбить крохотную, но отдельную квартирку, упирая на то, что он не только ветеран, но еще и инвалид. Всей командой по инстанциям ходили, исключая самого Димку, конечно. Первое время, после госпиталя, пока он в постоянной помощи нуждался, я, и вовсе, с ним вместе жил. Привык он ко мне за время лечения, мы почти полгода в одном госпитале провели. И мою помощь ему принимать было проще, чем нагружать сестру, у которой, и так уже, малец на руках. У Майи отдельное жилье имелось, но она и к нам часто со своим пацаненком приходила, он у нас на глазах подрастал. Потом мы с Дином и Че его к мотоциклу и идеалам братства приучили, но, видно, что-то упустили, раз, он по своей воле из мира уйти решился.

Алексей снова замолчал и сокрушенно покачал головой:

– Я, поначалу, поверить не мог, что его больше нет. А потом очень обрадовался, что это вернулся именно Алекс, я был уверен, что вы с ним должны быть связаны. И твое возвращение теперь – лишь дело времени. Да, и сам, Волк для меня много сделал в юные годы. Но я всегда помнил, что вас с ним связывали особые отношения, к нему ты была привязана, пожалуй, даже больше, чем к Барону. Так что, уж, не суди меня строго!

Я задумчиво посмотрела в его глаза и кивнула:

– Ты прав, говоря об особых отношениях! Но они были, скорее, сродни тем, что были у вас с Мастером. Наставник и ученица. Конечно, можно вспомнить, что и Роза у мужа училась когда-то. Восхищение учителем легко может перерасти в настоящую любовь. Но для такого чувства важна взаимность, а сердце Алекса всегда было закрыто для меня. Он сильно обжегся, впустив в свое сердце женщину, причем не единожды. Сначала в пятнадцать лет, когда потерял свою первую девушку. А потом об Инесс. На меня его душевных сил уже не хватило, ему проще было воевать, чем любить. И превращать мятущихся юнцов в отважных борцов за справедливость. Кстати, именно он, первым, разглядел в тебе потенциального ведущего.

Такое заявление окончательно выбило Алексея из равновесия, он смущенно почесал в затылке и спросил:

– Быть может, мне тоже стоит поговорить с ним?

– Он как-то не очень расположен разговаривать! – тяжело вздохнула я.

– А это – дело поправимое! – хитро усмехнулся Хорек и ссадил меня с колен на диван, после чего нырнул в недра кухонного шкафчика.

Немного порывшись там, он выудил початую бутылку водки, вероятно, оставшуюся после обтирания Че. Такое решение было вполне предсказуемым, сей популярный, среди россиян, напиток развязывает языки и устраняет противоречия.

– Мне же нельзя! – запротестовала я.

– Тебе мне тоже есть, что предложить! – лукаво улыбнулся Алешка и вышел в сени.

Совсем заинтригованная, я последовала за ним. В сенях Хорек открыл крышку большого деревянного ларя, предназначенного для хранения муки, и выудил оттуда большой мешок. А из него – самовар! Очень похожий на тот, что был в доме моих стариков. Теплыми вечерами они выносили его во двор, где топили щепочками и сосновыми шишками. А потом пили чай и вспоминали молодость.

– Где ты его раздобыл? – удивленно выдохнула я.

– Когда люди переезжают из старых деревянных домов в новые квартиры, то многое становится для них ненужным! – в голосе Хорька звучала явная грусть. – А я помнил подобный самовар в своем старом доме, мы собирались вокруг всей семьей, пили чай, жевали сухие яблоки и играли в лото. Когда родителей не стало, все разбежались в разные стороны. И самовар куда-то подевался. А дом Мастера мы, изо всех сил, пытались сохранить. Даже когда Розу с мальчиками увезли отсюда, в Казань. Ты, может быть, заметила, что на воротах надпись есть.

– Ага! – хихикнула я, вспомнив огромные буквы «Мое! Не влезай – убью!»

– Так это – я написал! – похвалился Хорек. – И наведывался сюда, довольно часто, гонял бомжей и гостарбайтеров. А еще притаскивал разные вещи, что в полуразрушенных домах, в округе, находил. Вот, и его однажды нашел! И даже запас шишек сделал.

С этими словами он вручил мне бутылку, а сам понес самовар во двор.

Не прошло и десяти минут, мы, уже вдвоем, сидели на крылечке и смотрели, как самовар пыхтит и булькает, выбрасывая, временами, из трубы снопики мелких искр. Уютный запах горящего дерева и разогретой сосновой смолы вернул меня далеко в прошлое, в раннее детство, когда мир был таким большим и интересным, и каждый новый день нес радостные открытия. А рядом были родные люди, всегда готовые помочь и защитить. Или рассказать интересную сказку на ночь.

Мысли Алексея, судя по всему, бродили так же далеко, он ничего не говорил, только рассеянно перебирал мои пальцы. И мы с ним, одновременно, вздрогнули, когда из темноты послышался голос Волка:

– Человек бесконечно долго может смотреть не только на звезды, но и на текущую воду, и горящий огонь. И каждый в них видит что-то свое!

Алекс подошел поближе, протянул руку к потоку теплого воздуха, вырывающегося из трубы, и спросил:

– Не помешаю, если я рядом с вами посижу?

Я, не говоря ни слова, подвинулась, плотнее прижавшись к Алешке, и Волк примостился рядом на ступеньке. Некоторое время мы, молча, смотрели на всполохи огня, думая каждый о своем.

А затем Хорек пошарил у себя за спиной и достал бутылку и два стакана. Поймав взгляд Волка, он поставил стаканы на землю, разделил спиртное поровну и передал стакан Алексу.

– Сегодня особенная ночь! – тихо сказал он, глядя, как колышется прозрачная жидкость. – В канун мая моя мордовская бабушка поминала ушедших родственников и пугала малышню страшными сказками про домовых и лесных духов.

– Моя, тоже, ставила свечу и вспоминала ушедших, – поддержал его Алекс.

– А моя прабабка открывала окно и ставила свечу к зеркалу, – вспомнила я. – Бабушка Агния говорила, что в эту колдовскую ночь можно спросить у духов о будущем и попросить совета.

– И неспроста они, наверно, в эту ночь духов вспоминали! – задумчиво продолжил Алексей. – Возможно, есть дни и места, когда они к нам ближе. Так я хочу выпить за то, чтобы те из них, кто, уходя из мира, хотел обрести покой, нашел бы его. А те, кто не хотел уходить, нашли бы дорогу назад.

И не успела я возразить, против такого, неоднозначного, тоста, как он, залпом, выпил стакан, а Волк к нему присоединился. Парни, конечно, имели в виду наших друзей и подруг, но получилось как-то слишком обще. А у меня, аж, мороз пробежал по коже, казалось, что противно скрипнула заржавевшая дверь, и откуда-то повеяло затхлым холодом подземелья. Желая отогнать подступающую жуть, я потянулась к самовару и, подставив к крану свой стакан в подстаканнике, залила кипятком молодые смородиновые листочки. Тепло живого огня согрело пальцы и придало сил.

– Вероятно, существует веская причина, по которой именно тебя, так близко, трогает мир бестелесных сущностей? – чуть слышно спросила я, поднеся к лицу душистый напиток. – И из всех наших друзей, не уходивших в Темноту, только ты, сразу, узнаешь вернувшихся, как будто, подобно нам, видишь сущность сквозь тело!

– Возможно, потому, что и я побывал совсем рядом с гранью, а может и за ней! – невесело усмехнулся Хорек.

– Да, я помню, ты что-то про госпиталь говорил! – вспомнила я. – Неужели все было настолько серьезно? И как же тебя угораздило?

– А я, вот, не помню, чтобы ты об этом когда-нибудь подробно рассказывал! – припомнил Алекс. – Да, и остальные уходят от этой темы.

– Не очень-то приятно вспоминать, как тебя, свои же, едва на тот свет не отправили! – в голосе Хорька прозвучала целая бездна горечи.

– Ты можешь не рассказывать, если это причиняет тебе боль! – предложила я, чувствуя, как его сердце срывается в галоп.

– Однажды, все равно, придется рассказать! – тяжело вздохнул Хорек. – Иначе вам не понять нашего отношения к миру, в котором мы теперь живем.

Алешка поставил опустевший стакан на землю и обнял меня за плечи, словно стараясь найти опору и поддержку, и начал свои невеселый рассказ. Горькие, жестокие слова падали ко мне прямо в душу, словно острые, колючие льдинки, оставляя после себя кровоточащие следы. Я следила за его лицом, а его взгляд бродил где-то в темноте, высматривая призраков прошлых бед и несчастий. Чувствуя, что он заново переживает всю ту боль, я решила если не успокоить, то хотя бы поддержать его, отставила в сторонку остывший чай и сжала в своей ладони его холодные пальцы. Но он этого не замечал, выплескивая наболевшее.

– Теперь ты понимаешь, почему мы не хотели об этом говорить с тобой, Алекс? – мрачно поинтересовался он у Волка, когда рассказ подошел к концу. – Тяжело погибнуть, не дожив до конца войны, которой ты отдал все силы, но еще тяжелее дожить и понять, что все твои подвиги и страдания были напрасны. И хуже того – никому не нужны! Это отнимает желание жить!

– Я понял тебя, Хорь! – тихо ответил Волк. – Я, и сам, ощущаю нечто подобное.

– А я считаю, что не бывает ненужных битв! – упрямо возразила я. – Если они не меняют мир, то меняют нас, самих! Вам эти перипетии помогли лучше понять, насколько прогнила система власти и кто стоит у руля. И не поддаваться на последующие попытки обмануть и увести в сторону от истинного пути. Не дали ввязаться в следующую, неправедную войну. А тебе, и вовсе, новые возможности открылись. И я этому рада, у меня здесь появился довольно надежный якорь.

– А Мастеру вы свою историю рассказывали? – поинтересовался Алекс.

Алешка отрицательно покачал головой:

– Только в общих чертах.

– И не рассказывай! – порекомендовал Волк, подбирая мой стакан и доливая в него горячей воды. – Он тоже очень хотел верить, что его знания на пользу хорошему делу направлены. Айкидо, ведь, изначально, искусство защиты, а не нападения. Он его подросткам преподавал, надеясь, что поможет решать споры без ножей и другого железа. Вы, и сами, помните, что в конце семидесятых в городе творилось. Ему товарищи из спецслужб запрет на преподавание сняли, в обмен на то, что он ихних, добровольных, помощников натаскивать станет. А я, еще в свое время, осознал, что у конторы только на словах все на благо людей, а на деле – только копни, такое вылезет!

Затем он посмотрел на меня и добавил:

– И давайте заканчивать, на сегодня, с грустными воспоминаниями, а то Инь уже трясет от наших разговоров! А ей, в сегодняшнем состоянии здоровья, излишне нервничать ни к чему!

Меня, и в самом деле, изрядно потряхивало, видимо, я слишком хорошо воспринимала то, что творилось в душе у Хорька. Семейный дар, позволяющий считывать эмоции людей, который часто помогал мне и в прошлой жизни, после возвращения из-за грани обострился многократно.

Волк же всунул мне в руки стакан с чаем, заставил выпить, а потом, и вовсе, порекомендовал Хорьку увести меня в дом.

Алешка подхватил меня на руки, я прижалась к его теплой груди, обняла за шею и прошептала:

– Хочу быть с тобой! Всегда!

– Я тоже! И в этом мире, и в любом другом! – ответил он и быстрыми шагами понес меня в нашу комнатку.

А там мы попытались забыть об этом жестоком мире, хоть ненадолго. И я даже не заметила, когда провалилась в мир снов.