Текст книги "Глаза цвета стали"

В поселке наша колонна в количестве двух сотен тяжеловооруженных пехотинцев вызвала нешуточный переполох, заставив местных понервничать. Ничего, переживут, им это только на пользу пойдет, решил я. В конце концов, мы здесь для их защиты.

Передав гранатомет Лютому, я приказал солдатам идти за старейшинами в казармы. Сам же я направился к тому месту, где обитал Комишира. Предстоял нелегкий разговор, к которому я давно и тщательно готовился. Вилла заносчивого японца находилась в конце главной улицы с великолепным видом на море. К сожалению, ночью не было видно, как огромные волны обрушиваются на каменистый, сильно изрезанный берег, а чайки с пронзительными криками ловят на мелководье мелких кальмаров.

У входа в дом дежурил хмурого вида грузный японец с неисчислимым количеством татуировок на голом торсе. На его перевязи поперек тела болталось множество образцов холодного и метательного оружия. Он, хмуро оглядев меня с ног до головы, на мою просьбу увидеть его господина попросил подождать, после чего исчез внутри дома. Когда он появился вновь, то знаками позвал пройти. Я, проигнорировав обычай разуваться перед входом, сразу зашел за бамбуковый занавес, таинственно постукивающий при каждом дуновении ветра. Комишира в одном фундоши – традиционном японском нижнем белье для мужчин – сидел ко мне спиной, лицом к позолоченному изображению Будды, сжимающего в руках мечи. Японец даже не обернулся на шум, когда я зашел в комнату.

– Пришел извиниться за свою наглость? – глухо спросил он.

Я быстро осмотрелся по сторонам. Не найдя ничего, похожего на стул, сел прямо на пол, поджав ноги и положив меч рядом с собой.

После небольшой паузы ответил спокойно.

– Я пришел по просьбе твоего достопочтимого отца. Он призывает тебя проявить благоразумие и вернуться домой, позабыв про все обиды. Ему сейчас живется непросто.

– Так значит, старый дурак еще жив? – Комишира поклонился Будде, зажигая ароматические палочки благовоний. – Мы расстались много лет назад, наговорив на прощание друг другу много лишних слов. Такой обиды старик мне никогда не простит…

– Ты сын своего отца и не тебе говорить за него. Давай договоримся, если после битвы с некроморфами мы победим, ты и я решим все разногласия на мечах.

– И что мне с этого поединка? – Комишира косо глянул на меня. – Предлагаешь сделку или это очередной твой розыгрыш?

– Ты проиграешь и вернешься к отцу. Я проиграю и…

– И твоя голова без ушей и носа украсит стену моего жилья. Я согласен! – Комишира резво вскочил на ноги и обернулся ко мне, прожигая взглядом, полным ненависти. – Только на таких условиях и никак иначе. И не пытайся меня надуть, как в прошлый раз. Сейчас ты очень далеко от своего дома, капитан Алешин. Всякое может случиться в наших краях во тьме ночи. Если я задамся целью, даже твои бойцы тебя не спасут. Ты меня знаешь.

Я коротко кивнул и кинул ему через всю комнату свой меч. Он ловко поймал его за середину ножен и пристально стал рассматривать узор на рукояти. Потом молча вернул мне.

– Поздравляю, – неприязненно проворчал Комишира. – Старик признал в тебе воина, хотя он и раньше часто ошибался. Впрочем, это не имеет никакого отношения к нашей сделке. Чего ты желаешь перед смертью? Женщину на ночь? Выпивку? Еду? Сигареты?

– Мне нужна твоя помощь в организации обороны и помощь в бою. Я не хочу получить от тебя внезапный удар в спину. Не сверкай так глазами, я говорю, что думаю. А от женщины не откажусь, спасибо за заботу. С твоего позволения, возьму Мари и Юки.

– Что-нибудь еще? – холодно спросил Комишира.

Я достал из ранца бутылку саке и поставил перед собой. При виде напитка японец заметно оживился, но в его глазах светились недоверие и подозрительность.

– Выпьем и скрепим наш договор кровью. Ты и сам знаешь, что словам веры нет.

Комишира на это лишь фыркнул, но взглянул на меня с уважением:

– Если ты отравишь меня, Алешин, гнев Будды обрушится на тебя. Откуда у тебя саке?

– Из запасов твоего благородного соседа, он сначала ни в какую не желал продавать, но я дал цену от которой он не смог отказаться. Если не доверяешь, могу первым испить…

– Руки прочь от благородного напитка, гайдзин!

Подозрительный японец, все еще колеблясь, сделал осторожный глоток. Прислушавшись к внутренним ощущениям, довольно кивнул и извлек из складок набедренной повязки маленький блестящий клинок длиной в ладонь.

– Я даже спрашивать не буду, где ты его там прятал… – хмыкнул я.

Комишира, не обратив на мои слова ровным счетом никакого внимания, сделал надрез у себя на запястье. Уронил в бутылку несколько капель собственной крови. Я повторил за ним и хорошенько взболтал напиток, после чего мы распили бутылочку на двоих. Когда саке закончилось, я с тяжким вздохом потянулся к своей сумке, где лежала фляжка с разбавленным водой медицинским спиртом, который доставала мне Светлана.

– Предугадывая твой следующий вопрос, хочу тебя разочаровать, – Комишира тоже храбро отпил глоток из моей фляжки, но тут же выплюнул и закашлялся. – Боги! Какая гадость! Ты туда аккумуляторной кислоты, что ли, налил?

– Только для цвета. – Я с улыбкой сделал глоток. – Поговорим о морских жителях.

Комишира раздраженно дернул щекой:

– Морские жители за нас не вступятся и ничем не помогут…

– Вот как? Почему?

– Они не собираются сражаться с себе подобными. Кроме того, они очень трусливы.

Я ожидал чего-то подобного, поэтому не сильно огорчился от этих новостей.

– Сколько у тебя техники на ходу и сколько солдат, способных держать оружие?

– Пять рабочих танков, шесть машин и пять сотен крепких мужчин, готовых к смерти.

– А женщин? – спросил я, хитро посмотрев на него.

– Если дело обернется круто, они немногим мужчинам уступят, но надеюсь, до этого не дойдет. Техника ломается, но отважные сердца никогда не заржавеют.

– Хорошо сказано. Как будем строить оборону, брат?

Комишира, проигнорировав слово «брат», достал из ящика стола старую топографическую карту с карандашными пометками и расстелил на полу передо мной.

– Твои люди займут оборону на гребне холмов, обо всем остальном мы позаботимся сами. В случае чего, поддержи нас огнем из своих консервных банок. Какой у них калибр?

– Сто и сто пятьдесят миллиметров, тип боеприпасов – осколочно-фугасные. Есть неуправляемые ракеты, дальность по навесной траектории – десять километров…

– Прекрасно. В таком случае нам нужно лишь благословение Будды и немного удачи. Я вызвал дальние блокпосты у моста и приказал им возвращаться в поселок. Танки и машины будут готовы к утру, их сейчас осматривают механики. Что у тебя еще есть для боя?

Немного захмелев от спиртного, я нетвердой рукой достал из ранца маленькую радиостанцию и поставил рядом с пустой бутылкой из-под саке.

– Воздушная поддержка. Обожаю запах напалма по утрам…

Неожиданно выхватив свой меч, японец нанес коварный удар из неудобной сидячей позиции. Я, мгновенно скинув с себя хмель, молниеносно подхватил меч с пола и блокировал удар ножнами. Лезвие со звоном отскочило, оставив на ножнах глубокую зарубку. Я ожидал нечто подобное, поэтому был начеку.

– Всегда наготове. – Комишира удовлетворенно кивнул и убрал лезвие в ножны. – Я с радостью украшу твоими ушами стену, когда эта шумиха с некроморфами поутихнет. Теперь уходи: мне нужно многое обдумать и принять важные решения.

Безымянный охранник, подчиняясь хлопку в ладоши, незаметно появился в проеме двери и, быстро поклонившись, сделал жест рукой следовать за ним к выходу.

– И все равно ты бьешь, как педик, – пьяно ухмыльнулся я. – Спокойной ночи, вождь.

Комишира покрылся пунцовыми пятнами гнева:

– Завтра поглядим, так же ли ты храбр в бою, как в словесном поносе.

– До завтра, мой желтокожий братишка. – Я с трудом встал и зашагал за охранником.

– Как ты меня назвал, гайдзин?! – вновь стал заводиться Комишира.

– Где мои женщины, черт тебя дери? – резко оборвал я его гневные причитания.

– Камуя приведет. За это можешь не переживать. – И он демонстративно отвернулся.

Закинув автомат на плечо, я вышел в прохладу ночи и с удивлением увидел на небе звезды. Это была большая редкость, учитывая плотный облачный покров. Я счел это добрым знаком. Огладив оберег на шее, я глубоко вдохнул воздух, насыщенный дурманящими ароматами дикорастущих цветов. И почему такой красотой наслаждаешься и начинаешь ценить исключительно накануне битвы, когда она может стать для тебя последней?

– Сюда, господин, – нетерпеливо позвал Камуя.

Я спокойно шел по узкой улочке между низеньких живых изгородей, ловя на себе любопытные взгляды японцев. Не каждый день увидишь белого человека, таскающего на спине настоящий самурайский меч столь чудной работы. Возможно, в их душах просыпалось древнее преклонение перед воинами-меченосцами, а может, они так проявляли свою религиозную составляющую. Большинство жителей поселка были синтоисты, а другая часть – буддисты. Если вторые поклонялись Будде и всей этой небесной шатии-братии Востока, то первые свято верили, что душа или живой дух присутствует даже в неживой материи вроде камня, воды или меча. Из-за этого между двумя конфессиями постоянно возникали трения, часто приводящие к массовым потасовкам и даже убийствам. Именно на фоне религиозного фундаментализма и, я не побоюсь такого слова, экстремизма, синтоист Мацумото Сун поссорился со своим родным сыном, буддистом Комиширой, слишком близко принявшего к сердцу религию матери. Я старался быть подальше от всех этих религиозных распрей, поэтому мое мнение разделилось поровну между Комиширой и его отцом. Старик был из старой школы и чтил духов, но его сынок с рождения жил у своей матери-китаянки в Пекине, учился там же в школе и впитал с молоком тамошний образ жизни. Когда его мать погибла в автокатастрофе, отец забрал Комиширу к себе в Токио, передал ему свое умение обращаться с мечом, но уже ничего не мог поделать со сложившимся религиозным мировоззрением. Укоренившаяся в его сыне до состояния фанатизма религия никак не желала дружить со старой религией отца. Из-за этого они часто ссорились.

– Подождите здесь. Я скоро приведу девушек, – глухо проворчал мрачный Камуя, исчезая внутри небольшого домика, больше смахивающего на жилье советского геологоразведчика, нежели на традиционную японскую пагоду.

Я познакомился с Комиширой в доме его отца на старом маяке. Сначала я просто приходил на маяк из интереса, потом неожиданно для себя увлекся холодным оружием и стал учеником Мацумото, вызвав этим порицание и недовольство его сына. Они уже тогда были не в ладах друг с другом, и я стал той каплей, что переполнила терпение парня и вылилась в большой скандал с демонстративным уходом и хлопаньем дверей на прощание. Старик был гордым человеком, но уход сына стал для него сильнейшим ударом, возможно, по этой причине он перенес всю свою заботу и радушие на меня. Мацумото в военном городке не любили за скрытность и прошлую жизнь, когда он еще был командующим островного гарнизона. Многочисленные медицинские проверки не подтвердили слухи о его заражении «радостью жизни», после чего все оставили его в покое, но слухи продолжали жить и по сей день, рисуя из него чуть ли не некроморфа. Многое, чему он меня учил и что пытался передать, не вызывало во мне дикого восторга. Например, он свято верил, что в изменившемся мире мы можем и должны найти разумный баланс между живыми и мертвыми и адаптироваться среди них. Он серьезно полагал, что с этими тварями можно вести разумный диалог, как с морскими жителями, которых он часто приводил в качестве примера. Я не разделял его оптимизм, так как знал всю подлую и мерзкую натуру некроморфов, а что касается морских жителей, то они, скорее, исключение из правил. Эти скользкие создания были ужасно пугливы и при любой угрозе исчезали в море, словно за ними гнался сам Сатана. Наверное, они бы так никогда и не выходили из воды, если бы не природное любопытство и желание заполучить металлическое оружие.

– Добрый вечер, Дмитрий-сан! Давно вас не видели в наших краях…

– Приветствую, дамы. Будь моя воля, я бы от вас обеих вообще никогда не отлипал.

Вышедшие следом за Камуей две миловидные японки лет двадцати тихо рассмеялись и безропотно последовали за мной, мелко семеня ногами под пестрыми кимоно. Повсюду в поселке кипело оживление, связанное с тревожными новостями. Люди с факелами готовились к обороне, вооружаясь, кто чем мог. Ополченцы одевались в кожаные доспехи, обшитые металлическими пластинами, брали в руки длинные копья и мечи, после чего шли к пунктам сбора. Гарнизон поселка, состоявший из японских солдат, вооружался огнестрельным оружием, выкатывал на оборудованные капониры допотопные гаубицы полевой артиллерии времен Вьетнамской войны и обустраивал удобные позиции для минометов и пулеметчиков. Несколько танков, глухо рыча мощными дизелями, медленно взбирались на возвышенности, откуда удобнее всего контролировать территорию за пределами поселка. Женщины и подростки углубляли лопатами траншеи, обновляли колья и растягивали дополнительные бухты колючей проволоки. Все были заняты делом, и от этого у меня несколько отлегло от сердца: некроморфы теперь не смогут застать всех врасплох.

– Связь с Гнездом установлена, – прямо с порога моего нового жилища доложил Антон, но замолк, удивленно разглядывая за моей спиной смущенных девушек. – А это кто с тобой? Здрасти. Вижу, ты здесь прямо свой человек и чувствуешь себя как рыба в воде.

– Это Мари, а это Юки. Займи их разговорами, дубина, но будь джентльменом, поэтому без пошлостей. Не видишь, что они едва живые от страха. Возьми еду из моего ранца и угости, и не стой столбом, словно я тебе посоветовал сделать себе харакири.

Забрав из рук покрасневшего напарника рацию, я вышел в соседнюю комнату, чтобы кроме меня никто другой не слышал разговора. Мученически вздохнув, глухо проворчал:

– Гнездо. На связи капитан Алешин…

– Дима, какого черта от тебя так долго нет вестей?! Доложи немедленно обстановку!

– Полковник, мы спешно окапываемся, занимая круговую оборону. Ситуация действительно непростая, но мы будем защищать гражданских, пока хватит боеприпасов. Будем рады любой помощи, какую вы сочтете нужной нам предоставить…

– О какой помощи ты говоришь? – грубо перебил Высоков. – Ты допустил серьезную тактическую промашку, позволив себя и своих людей загнать в тупик. Я просил тебя эвакуировать людей вглубь острова, а не геройствовать, принимая бой. Куда вы собрались отступать, если позади вас море? Надеешься на эвакуацию по воде? Так вот на все это требуется время! Если вы хоть на миг дрогнете, ваше отступление превратится в паническое бегство и последующую резню. Ты это понимаешь? Все закончится очень быстро.

– Поэтому мы будем сражаться до последнего. Вы нам поможете?

На целую минуту Высоков задумался. Я слышал его недовольное сопение и глухие голоса на заднем плане. Наконец, приняв решение, полковник выдавил из себя:

– Мне жаль, Дима, но кроме эвакуационных вертолетов для твоей группы никакой иной помощи от нас не жди. У нас здесь проблемы. Серьезные проблемы. Вчера вечером, пока мы были заняты последствиями плохо спланированной и организованной операции «Мародер», на Северный было совершено нападение большой группы некроморфов. Сейчас мы пытаемся оценить ущерб.

– Как это вообще стало возможным? А впрочем, я знаю как. Из-за раздолбайства!

– Боюсь, что все гораздо драматичней. Туман и его призрачные обитатели…

Я почувствовал, как в животе зародилось неприятное чувство страха. Туман был самым непонятным явлением, с которым я впервые столкнулся на Хоккайдо незадолго до дерзкого рейда морской пехоты для спасения военнопленных. Туман неожиданно пришел с моря и накрыл военную базу японцев, где я вместе с остальными пленными содержался в подземных казематах, возможно, благодаря которым и выжил. Даже там я слышал дикий вопль японских солдат. Когда морская пехота освободила нас из плена, нашим глазам предстала страшная картина – вся база была завалена изуродованными трупами, причем с начисто вырванными глазами. Тела были без кожи и отвратительно блестели голыми мышцами, а крови в них не было ни грамма. Но самое страшное произошло после, когда все они начали оживать. Новоиспеченные твари питались жизненной энергией живых, обращая в себе подобных. Это был мой первый бой и первый опыт сражения с электро-некроморфами. Из высадившейся на Хоккайдо доброй сотни морских пехотинцев жалкие остатки эвакуировали всего на трех вертолетах…

– Что Гнездо намерено теперь делать? – хрипло спросил я. – Высылать помощь?

– Эвакуации гражданских не будет.

– Что?! Повторите, я не расслышал…

– Эвакуации не будет, во всяком случае, пока туман не рассеется!

– Но как же так?! Вы же обрекаете их на страшную смерть, не говоря о том, кем они станут после! – Меня начал душить гнев. – Все эти неупокоенные бедолаги ринутся к Гнезду с двух сторон одновременно! Это будет хуже чумы. Вы хоть осознаете размеры проблемы?

– Не кипятись, Дима, все мы прекрасно осознаем! – примирительно проворчал полковник. – Именно поэтому мы ничем не можем вам сейчас помочь. Хочешь бросить в самое пекло еще и наших парней?! Ни я, ни кто-либо другой из совета не даст такой самоубийственный приказ, хватит с нас жертв операции «Мародер». Генерал Воронин вообще предлагает поднять в небо бомбардировщики и сровнять Северный с землей. Сделаю все возможное, чтобы убедить совет отправить вам подмогу даже в ущерб обороне Гнезда, но ничего не обещаю. Мой голос в последнее время слишком слаб, его могут и не услышать. Я не должен тебе это говорить, но многие в совете лишь для вида создают вокруг себя кипучую деятельность, а в реальности уже давно смирились с поражением. Мы в шаге от полной катастрофы, а помощи ждать неоткуда, как и нет путей отступления. Эвакуация с острова также невозможна – кругом территории, захваченные некроморфами. Мы будем сражаться, но финал заранее предрешен.

– Ни хрена еще не предрешен! – рявкнул я и оборвал связь.

Я снова приложился к фляжке, ощущая пустоту в душе. Полковник прав, мы обманываем сами себя, пытаясь создать бурю в стакане, в котором давно закончилась вода. Мы выдохлись в тот момент, когда небеса затянули свинцовые тучи, и та планета, что мы знали, погибла под ударами неведомых сил. Кем же мы на самом деле оказались со всеми своими машинами и технологиями? До смерти напуганными неудачниками, которые кинулись сметать припасы с прилавков, запасаясь солью и сахаром, в надежде пересидеть шторм тихой сапой. Мы позабыли про свою силу, что делала из нас людей. Могучие герои-одиночки – это, конечно, лишь красивые мифы, настоящая сила людей только в единстве. Я выполню свой долг и буду защищать представителей своей расы. Последняя мысль мне показалась неожиданно абсурдной. К каким именно представителям я теперь должен себя относить? Разве только к тем нелюдям, у которых окажутся такие же, как и у меня, глаза и способности. А может, переметнуться к детям тьмы и таким образом выжить, даже если всю оставшуюся жизнь придется жалеть о содеянном?

Стоп! Я оборвал размышления, которые меня не доведут до добра. Какими бы отвратительными мои глаза ни были, не они делали из меня человека, а мои личные качества и душа, не затронутые пока никакими изменениями. Если я предам род людской в угоду желанию выжить, какой же я буду после этого человек? Скорее всего, меня ждет печальная участь стать последним уцелевшим солдатом Земли, выигравшим себе десяток лет жизни ради возможности влачить жалкое существование в полном одиночестве среди мрачных руин павшей цивилизации. Нет, такого «счастья» мне даром не нужно. Лучше смерть.

– Приятель, на тебе лица нет, – Антон выглянул из соседней комнаты, где слышался смех девушек. – Неужто все настолько плохо? Что тебе сказал Высоков?

Я отвел взгляд в сторону и быстро прошел мимо, стараясь не смотреть напарнику в лицо:

– Что подкрепление прибудет… лишь к завтрашнему вечеру, – соврал я.

– Ха! И это плохая новость?! – Антон потащил меня за руку в комнату. – Твои знакомые девчонки просто большие зубоскалки! – Он быстро разлил по стаканам настойку из рябины и малины. – Тебе плеснуть для поднятия боевого духа? Твое пойло нормальные люди пить не могут, ответственно это заявляю, поэтому я кое-что прикупил у какого-то шустрого мальчонки, торгующего у дома напротив. Оказывается, и здесь есть свои умельцы-самогонщики…

– Нет, я лучше своей спиртяги глотну, а то остальное меня не пробирает – отказался я. – Да и поздно уже. Если я заведусь, добром это все не кончится. Я спать, а вы как хотите.

– Так быстро? Мы только начали!

– Ты можешь сидеть здесь, сколько хочешь. Мари? Ты со мной?

Миниатюрная японка с великолепной фигуркой быстро встала с диванчика и слегка поклонилась Антону и Юки. Молча и с готовностью пошла следом за мной в другую комнату, где нас ждала уже расправленная кровать и о чудо, с чистыми простынями и одеялом. Меня это особенно порадовало, учитывая, как долго я не пользовался обычными благами цивилизации.

За стеной раздались возня и приглушенный женский смех.

– По-моему, оставлять их одних было неудачной идеей, – вздохнул я, любуясь аппетитными бедрами Мари. Японка помогла мне раздеться и отвела к огромному деревянному чану, встроенному прямо в пол. Не передать моих чувств, когда я медленно погрузился в восхитительно горячую воду, пахнущую мятой и чистотелом. Как же давно я мечтал об этом! Какое блаженство! Просто космос!

– Моя сестра не даст в обиду вашего друга. Почему вы до сих пор не истребили всех мертвых тварей? Вы могучие воины и у вас много оружия. Наш остров совсем маленький…

– Остров, может, и маленький, но мест, где могут спрятаться некроморфы, предостаточно. – Мягко перебил я, нежась в горячей воде. – Под островом множество неизученных пещер естественного происхождения, лавовых полостей, большинство из них затоплены или находятся под действующими гейзерами. Но некроморфов это не сильно беспокоит. Эти твари хуже крыс, ныкаются в таких местах, где ничто живое не продержится и часа.

Девушка, чуть помедлив, скинула с себя кимоно и, сохраняя достоинство, погрузилась в воду. Смущенно прильнув к моему плечу, стала нежно натирать мою кожу на груди жесткой мочалкой.

– Дмитрий-сан, у вас есть жена?

– Нет, Бог миловал. Были женщины, но почему-то лишь на час. – Я обнял ее за талию и привлек к себе. – Взгляд твой прекрасен, прям он и чист, безо лжи, снова исполнен загадок…

Мари стыдливо увернулась от моего поцелуя, упираясь руками мне в грудь.

– О вас ходит много удивительных рассказов. Комишира вас ненавидит, но даже он признает в вас могучего и удачливого воина. Трудно поверить, что у вас нет постоянной женщины, которая ждет дома и следит за очагом. Разве легендарный герой Гнезда может совершать подвиги и жить при этом без любви в сердце? Это неправильно.

Слушая ее сбивчивую русскую речь с забавным акцентом, я лишь грустно улыбнулся:

– Мари, ты еще слишком молода, чтобы рассуждать о таких вещах. Иногда любовь может стать настоящей обузой. А я привык жить налегке. Если вдруг сгину в бою, никто обо мне не станет плакать и слагать легенды. Как будто меня и не было никогда. Все просто.

– Но почему вы так считаете? Неправда! Я буду плакать по вам! – воскликнула девушка, прижимаясь ко мне обнаженными грудями.

– Это пройдет, как только узнаешь меня получше, – попробовал я отшутиться.

– Вы тоже считаете меня наивной и глупой? Все девушки живут сердцем, а не глазами.

– Вот именно, хотя иногда не мешает раскрыть глаза пошире. Воин должен идти в бой, словно в последний раз, только тогда он вернется назад живым. Долг тяжел, как гора, зато смерть легкая, как перышко. Трудно, наверное, все это для понимания.

– Совсем нет, вы забываете, что кодекс бушидо нам известен с пеленок. Но это не объясняет ваше одиночество. Мне кажется, дело в страхе и опасениях…

– О каком страхе идет речь? – Я удивленно посмотрел в ее глаза. – Ты о чем?

– Мне кажется, что вы боитесь себя. – Увидев, как мои губы плотно сжались, она испуганно отшатнулась от меня: – Простите меня, господин, я не хотела вас обидеть.

– Ты меня не обидела, Мари. Скорее, удивила своей проницательностью. Да, наверное, ты права. Иногда я действительно боюсь того, в кого превращаюсь.

Смыв многодневную грязь, снова чувствуешь себя человеком. Жаль, что мысли нельзя отмыть от грязи так же легко как тело. Я помог Мари выйти из воды и, не удержавшись, подхватил на руки и отнес на кровать. Ну как ей объяснить, что тема любви травит мне душу, в корне убивая похоть. На секунду захотелось раскрыться, рассказать о своих страхах и надеждах, но я решил, что это неудачная идея и очень несвоевременная. Возможно, я ее больше никогда не увижу, но, раскрывшись перед ней хоть раз, я обязательно дам трещину в своей непробиваемой защите и обязательно привяжусь, чего делать не стоило. С одной стороны, в этом нет ничего плохого, но как же ей будет тяжело, если однажды она узнает о моей гибели. Пусть лучше все будет просто и приземленно, как всегда.

Задув фитиль масляной лампы, я отдался в умелые руки и губы Мари. Не знаю почему, но я желал ее больше всех на свете, даже не чувствуя к ней особой привязанности. Для меня это был парадокс, который я надеялся разрешить. Отношения с Мари разительно отличались от отношений, которые были с Ольгой из Северного, или бешеных, но чувственных со Светой.

Силой воли я очистил мысли от всего, кроме Мари. Про себя быстро воздал хвалу богам за то, что они однажды свели меня с этой хрупкой, но очень чуткой и понимающей молодой японкой. Когда судьба изредка сводила нас вместе, во мне просыпалась неудержимая тяга к жизни. Я ощущал себя живым. Снова чувствовал себя нужным.