Текст книги "Браслет с Буддой"

Инна Юрьевна Бачинская
Браслет с Буддой

© Бачинская И.Ю., 2018

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2018

* * *

 
Все в штанах, скроённых одинаково,
При усах, в пальто и в котелках.
Я похож на улице на всякого
И совсем теряюсь на углах…
Как бы мне не обменяться личностью:
Он войдет в меня, а я в него, —
Я охвачен полной безразличностью
И боюсь решительно всего…
 

Саша Черный. «Все в штанах, скроённых одинаково…»

Действующие лица и события романа вымышлены, и сходство их с реальными лицами и событиями абсолютно случайно.

Автор

Пролог

…Женщина стояла у окна и смотрела на темную улицу. За окном была ночь. На углу горел слабый выморочный фонарь, улица выглядела жалкой и нечистой. Моросил безысходный дождь, даже отсюда чувствовалось, какой он скользкий и холодный; в душе поднималась тоска…

Она поежилась, запахнула халат потуже. Поздно, пора спать, может, удастся уснуть. Но тут услышала шум мотора и невольно отступила вглубь. Ей было видно, как длинный темный автомобиль, замедляя ход, остановился наискось от дома. Погасли фары, воцарилась тишина. Ничего не происходило. На темной улице стоял почти неразличимый автомобиль с погашенными фарами. Внутри был человек, который почему-то не выходил… Ждал кого-то? Раздумывал, как поступить? Может, там было двое, и им нужно было поговорить без свидетелей?

Дверца внезапно открылась, и она увидела, что из машины выбрался мужчина. На долгую минуту он застыл, словно прислушивался. Потом оглянулся, открыл заднюю дверцу и нырнул внутрь. Ей было видно, как он там возится. Почему он не включил свет? Мужчина вытащил что-то из машины, и она едва сдержала крик: это было тело человека, безвольное, неподвижное. Мужчина держал его на руках, и наблюдавшей из окна женщине были видны свесившиеся руки и торчащие коленки из-под задравшейся юбки. Она подалась вперед, присматриваясь. Всхлипнула от ужаса – это была женщина! Он держал на руках женщину!

Снова оглянувшись, мужчина обошел машину и ступил на тротуар. Пройдя несколько шагов, нагнулся и положил женщину на мокрую тротуарную плитку. Немного постоял неподвижно и вернулся к машине. Скользнул взглядом по темным окнам, и она, едва не вскрикнув, снова отпрянула в глубь комнаты – ей показалось, что он ее заметил. Она услышала, как хлопнула дверца машины. Включились фары – свет мазнул по спящим домам, заработал двигатель, и машина тронулась с места; спустя минуту красные огни исчезли за углом.

В слабом свете фонаря едва угадывалось тело на тротуаре – неразличимая груда, белые, безвольно разбросанные руки, безвольно разбросанные колени. Женщина все еще стояла у окна, повторяя, что так не бывает, что ей показалось, что это галлюцинация; она снова наклонилась вперед, пыталась рассмотреть тело на тротуаре, надеясь, что оно чудесным образом растворится и исчезнет. Или женщина поднимется и… Может, нетрезвая, выпила лишнего… Из ночных бабочек, а мужчина, случайный знакомый, не пожелал с ней возиться, привез и выбросил, нравы сейчас жестокие… Вот сейчас, сию минуту, она поднимется и уйдет! Но тело женщины, пугающе неподвижное, все еще было там. И она поняла, что случилось непоправимое и женщина уже никогда не поднимется и не уйдет. Никогда.

Подвывая от ужаса, она метнулась в глубь комнаты, чувствуя, как подкашиваются ноги – еще минута, и она упадет, – схватила со стола мобильный телефон и дрожащими пальцами набрала номер…

Глава 1
На распутье

 
Ликует буйный Рим…
                  торжественно гремит
Рукоплесканьями широкая арена:
А он – пронзенный в грудь —
                     безмолвно он лежит,
Во прахе и крови скользят
                                его колена…
 

М. Ю. Лермонтов. «Умирающий гладиатор»

– Пора закрывать лавочку, – сказал частный детектив Александр Шибаев своему другу и сожителю адвокату по бракоразводным делам Алику Дрючину. – Хорош глупостями заниматься. Все. Мелочовка задолбала: отравленные коты, супружеские измены, замочные скважины… Соглядатай, тьфу!

– Ты серьезно? – Алик оторвался от документа, который внимательно читал. – И куда надумал? В таксисты?

– В охрану. Центральный банк ищет начальника охраны, приличная зарплата, командировки… Хоть на месте не сидеть.

– Неужели Жанна подсуетилась? – догадался Алик. – Неужели опять на те же грабли?[1]1
  Подробнее читайте об этом в романах Инны Бачинской «Ритуал прощения врага» и «Знак с той стороны».


[Закрыть]

– При чем здесь грабли? Она позвонила и предложила, говорит, может посодействовать…

– А муж? Опять разбежались? И она вспомнила о тебе?

– Не спрашивал. Тебе не все равно?

Тон у Шибаева был ленивый, словно ему было скучно пререкаться с Аликом, и тот, крупный специалист по интонации и языку жестов, понял, что ничего еще не решено и заявление Шибаева – не что иное, как пробный шар: давай, скажи что-нибудь! Докажи, что я не прав, или, наоборот, убеди, что прав. Потому что я не уверен и сомневаюсь. На Алика он не смотрел, а смотрел в окно, демонстрируя, что ему чихать на мнение компаньона, но брови при этом были сведены, а рука почесывала нос, что является первым признаком вранья и неуверенности. И это было еще одним доказательством топтания на распутье.

– Мне, конечно, все равно, так как я считаю, что всякий индивидуум – хозяин своей судьбы, – начал Алик дипломатично. Он даже пожал плечами, подчеркивая, насколько ему все равно. – Но на твоем месте я бы не стал связываться с этой… э-э-э… – он запнулся в поисках нейтрального определения, – истеричкой! – Дальше понеслось по накатанной. Алик повторил то, что говорил уже тысячу раз, Шибаев соответственно в тысячный раз это слышал. – То она бросает мужа и морочит тебе голову, то у них опять любовь и она тебе пинка, а теперь опять? Осталась одна, оглянулась, годы идут, часики тикают, гормонов не хватает, ну-ка, подать сюда безотказного Шибаева! Неужели ты не понимаешь, что ей надо?

– Речь идет всего лишь о работе. – Шибаев произносит это сквозь зубы, а сам безразлично смотрит в окно. По-прежнему делает вид, что мнение Алика ему никак, но уши шевелятся – слушает.

– Ты уверен? – иронически поднимает бровь Алик. – Ты не понимаешь, что будешь ей должен? Я бы сначала узнал про мужа, вместе они или разбежались. Она же сама не знает, чего хочет. А ты, ты уверен, что хочешь быть охранником? Ты же сыскарь! Ищейка! Ладно, допустим, ты согласен! – Алик поднимает руки вверх, словно сдается. – Пусть начальник охраны. Начальником охраны тоже кому-то надо быть. Тебя взяли, познакомили с коллективом, выдали должностную инструкцию, ты начал обживаться, и тут она приглашает тебя на ужин, к себе домой, под предлогом отметить новый жизненный этап, и ты идешь, понимая, что надо платить. Берешь дежурный мачо-набор – шампанское, конфеты, цветы – и идешь. Знаешь, что будет дальше? – Алик снова иронически поднимает бровь, делает паузу. Шибаев молчит, не требует заткнуться и не молоть ерунды. Продолжает слушать. – Я тебе скажу, что будет дальше. Она попытается тебя соблазнить, создаст интим, погасит свет, наденет прозрачный пеньюар, включит музычку. И ты, конечно, поведешься, как всякий нормальный мужик, у которого три месяца не было секса. После всех ее выбрыков – снова поведешься. А дальше что? Я тебя спрашиваю, что дальше? Опять метания между тобой и мужем, выкручивание рук и ломание хребта? Опять нервы, психи, вопли истеричной кошки и…

– Не надоело? – угрюмо перебил Шибаев. – Почему три месяца?

– А сколько?

– Пошел ты!

– Ты же сам понимаешь, что это не для тебя! – Алик повысил голос. – И работа, и она. Особенно она. Эта страница твоей жизни перевернута, а умные люди говорят, что никогда не нужно возвращаться, возвращаются только неудачники…

– А я кто, по-твоему? Удачник?

– Ты между мирами.

– Где?

– Между мирами провалился. Планида у тебя такая. И теперь у тебя три пути. Первый – принять то, что не можешь изменить, утереться и шагать дальше. Второй – попытаться вырваться и сбежать, не суть куда. Можно в охрану. Главное – сбежать.

– А третий?

– Повеситься.

– Значит, уходим в охрану.

– Неправильный ответ. Внутри у каждого из нас стержень. Твой стержень – сыск – ломать не надо. Художник не может петь в опере, там нужны другие параметры. Возьми меня, например. Иногда так достанет… – он махнул рукой. – Все, думаю, ухожу!

– Интересно, куда?

– К чертовой матери! В детский сад воспитателем. Или дворником. Неважно, куда. Главное – соскочить. В омут с головой. Охрана – тот же омут. Можно переступить и утереться, а можно назло всем, и себе тоже, – в омут. Ты представляешь себя охранником? Наденешь желтый комбинезон с надписью на спине и на груди «Вооружен и очень опасен», кепку… или что там у них? Берет с пером?

– Почему желтый?

– Ну, синий. Неважно. Или розовый. Главное – комбинезон. Раз-два, левой! Строем. Под козырек! Сейчас ты на вольных хлебах, что хочу, то и ворочу. Хочу – сплю до обеда, хочу – пью до утра. Ну, так и дуй вперед, не топчись на месте, и главное – не возвращайся и не распускай сопли. Поезд ушел, страница перевернута, забудь. Все проходит, пройдет и это. Знаешь, кто сказал?

– Сам придумал?

– Мудрец сказал. Ну, вышибли тебя, так получилось, встань и ползи вперед, жизнь продолжается и…

– Давай еще про свет в конце туннеля, – буркнул Шибаев. – И без тебя тошно.

Алик открыл рот и… промолчал. Уж очень расстроенная физиономия была у друга. Ничего, подумал он, самое главное он, Алик, обозначил, теперь пусть думает сам, своей головой. Чертова Жанна нарисовалась, как всегда, некстати. Вот же вредная баба! Ну, было, встречались, быльем поросло. Бегала от мужа к Шибаеву и обратно, мельтешила – туда-сюда, туда-сюда! Ему, Алику, она никогда не нравилась. Капризная, самовлюбленная, характерец – о-го-го! Норов! Все должно быть, как она сказала, или никак, шаг в сторону – побег, из всех орудий – пли! Короче, сиди тихо и не отсвечивай. Ладно, разбежались, зализали раны, поставили точку. Все! Ан нет, опять на те же грабли. У Шибаева чувство обгаженности из-за того, что вышибли из полиции, можно понять. Никак не проходит, однолюб чертов! Родная гавань – и хоть трава не расти! Сколько оперов соскочили в охрану или в телохранители, живут припеваючи, так нет же! Карьера, видите ли, накрылась медным тазом. Причем вышибли по нелепейшему обвинению в коррупции. Ши-Бон, конечно, лопухнулся. Какой-то лавочник сунул конверт, в чем-то там он был замешан, а Шибаев не среагировал сразу, а потом уже было поздно – поднялся визг, тот барыга его же и обвинил. Вышибли по состоянию здоровья – зачли старые заслуги и чтобы не ставить пятна на репутацию заведения. И на том спасибо.

Разумеется, не обошлось без бэ супруги Веры. В смысле, бывшей. Куда же без них! Не одна, так другая. Шибаев – парень видный, так и липнут, но при этом норовят согнуть. Ушла к какому-то мелкому предпринимателю, не выдержала ночных дежурств с облавами и хронического финансового тупика. Теперь счастлива, хотя еще с год примерно бегала к бэ мужу под предлогом сготовить котлеты или прибраться, а на самом деле убедиться, как ему без такого сокровища хреново и невыносимо. Проявляла заботу. Вся из себя, в белом костюмчике, увешанная золотыми колотушками… Ну скажите на милость, что за жлобское пристрастие к килограммовым цацкам? Причем гарнитурам, чтоб на всех частях тела все одинаковое. Какое-то скудоумие и ноль фантазии. Он, Алик, ее не то чтобы боялся, но опасался. Хотя, чего уж там греха таить, изрядно побаивался. Она же его терпеть не могла, ревновала, гадости измышляла, обзывала бледной немочью и кое-чем похуже. Да что с ними такое? Никакого чувства реальности! Как-то нашла губную помаду… Крику было! Что Шибаев себя губит, путается с кем попало, опустился до падших женщин, ей соседка Алина донесла, та, что имела на Ши-Бона виды, да не срослось. Якобы переживает за него, дурного и несмышленого, за отца своего сына, а как же! Чисто по-человечески. Помада, кстати, была Аликова. Не его, конечно, а барышни, которую он пригласил на романтический ужин, попросив Шибаева сходить в кино.

Достала, в общем. И бегала, пока Шибаев не сменил замки и не сказал «шиш тебе», когда она потребовала ключи. Умерла так умерла. Между прочим, замок Шибаев сменил с его подачи, прислушался. Тоже толкала его в охрану… Да что ж им всем так неймется затолкать его в охрану! А Ши-Бон послал, говорит: сдохну раньше, он один из лучших оперов… был. Стажировка в Штатах, карьера, успех. Как в той песне: все было, все было, было, да прошло. Алик убежден, что есть индивидуумы, которым лучше не пытаться. Не получится у них ни взятки нормально брать, ни с бизнесом, ни в политике, потому что прямые, как рельса – ни гибкости, ни дипломатии, ни подлости. И честные! Да-да, не смейтесь. Собаки-ищейки, в хорошем смысле. Бежать по следу и вынюхивать – больше ничего не умеют. Так и Ши-Бон! Бежать по следу, соображать насчет мотива и вынюхивать. Тут ему нет равных, тут он даже Алику с его воображением дает фору.

А дело было так. Эта… бывшая Вера попросила Шибаева купить ребенку компьютер, намекнув, что новый муж и сам в состоянии, но есть же живой отец, и мальчику приятно. Ши-Бон и завис, так как с финансами не шибко. А тут конверт суют… Да не взял бы Ши-Бон никогда этих денег! Сначала не врубился, потом уже поздно было. Дурацкая история. И, как везде, шерше прекрасный пол. Правда, Веру прекрасным полом можно назвать с большой натяжкой, что еще обиднее – пропадать, так с музыкой.

Короче, помог он Шибаеву с лицензией частного детектива, пустил в свой офис. Друзья познаются в беде потому что.

Друзья… Да не дружили они никогда! Учились в одном классе, было, да, а вот дружбы не было. Какая там дружба! Бледный задохлик Алик Дрючин и любимец школы здоровенный лоб Ши-Бон. Кликуха у него была такая – Ши-Бон, а еще Китаец, что ни в какие ворота, так как физиономия у Шибаева вполне славянская. Чемпион по бегу, плаванию, гребле, футболу… Китаец Ши-Бон! Как звучит, а? Девчонки визжали при виде Ши-Бона, а на него, Алика, ноль внимания, разве что списать попросят. Ши-Бон и понятия не имел, что существует на свете такое недоразумение, как Алик Дрючин. Одно погоняло чего стоит. Как-то уже в университете Алик всерьез задумался, чтобы сменить фамилию, долго выбирал, да так и не выбрал ничего путного. Не знал, на чем остановиться. То ли на чем-нибудь с историческими аллюзиями – Македонский, например, то ли из области права и философии… Аристотелев или Правдин… Черт, прямо горе от ума. Нет чтобы взять что-нибудь нормальное, человеческое… Русланов! Так и чудится что-то посконно-былинное. Адвокат по бракоразводным делам Алик Русланов. Нет, слишком манерно. А с другой стороны, Дрючин – редчайшая фамилия. Много вы знаете Дрючиных? Не знаете вовсе, потому что людей с фамилией Дрючин раз-два и обчелся. Носили ее Аликовы предки с деда-прадеда, нормальные люди… Может, хорош выпендриваться?

Они столкнулись совершенно случайно в каком-то шалмане – Алик забежал перекусить, торопился в суд, а Шибаев пил водку, переживал душевную травму, и вид у него был не ахти. Алик, повинуясь импульсу, подсел к нему; Шибаев поднял затуманенный взгляд, спросил: «Ты кто?»

Не иначе насмешница-судьба столкнула их лбами и изменила жизнь обоих. А теперь смотрит откуда-то сверху и хихикает. Такие разные, крючкотвор и трепло Алик Дрючин, книголюб, философ, психолог и поэт – да-да, сочиняет стихи и все шекспировские сонеты наизусть читает, от зубов отскакивают, знаток классической музыки, трепетно бегущий на зов любви – в смысле, влюбляется без продыху и сразу женится, и все четыре раза облом – с одной стороны, а с другой – жесткий, немногословный, упертый и драчливый Ши-Бон, бывший мент, прямой, как рельса, которому тоже не везет с женщинами. Такие как Шибаев ломаются, потому что пропал смысл. Такие как Алик гнутся, но не ломаются – если пропал смысл, начинают искать другой. Мужику нужна работа. Занятие. Понимая это, Алик схватил слабыми руками здоровенного Ши-Бона и потащил. Напоминая крошечного муравья, тянущего стрекозу. И испытывая при этом чувство глубокого морального удовлетворения: он, незаметный Алик Дрючин, – путеводная звезда легендарного Ши-Бона!

Так они и жили. Вытаскивая Шибаева из депрессии и тоски, Алик оставался ночевать в его двушке, жарил картошку, накрывал на стол, вел душеспасительные беседы. В итоге Шибаев бросил пить… Он и сам уже собирался, понимая, что это тупик, а тут Алик подвернулся и стал капать на мозги. Алик перенес к Шибаеву свою пижаму и купил новые тапочки с помпонами – себе с красными, Шибаеву с зелеными. Тот сразу свои оторвал, не оценив красоты. А еще Алик притащил парфюм, к которому питал слабость. Всякие лосьоны, пенки, одеколоны и кремы. Шибаев начинал чихать, когда Алик выходил из ванной свежий, как утренняя заря…

Со временем устоялся их быт, была произведена уборка территории и куплен новый диван в гостиную, где квартировал Алик. Тот еще крючкотвор, он повесил на пищеблоке, в смысле, на кухне, графики уборки и готовки и требовал неукоснительного их выполнения. Шибаев фыркал, но подчинялся, называя сожителя занудой и кишкомотателем. Алик был справедлив, но строг. У них действовал, например, морской закон: кто готовит пищу, тот не моет посуду, хотя никаких моряков не водилось в роду ни у того, ни у другого. Их вечерние трапезы были той роскошью общения, о которой когда-то красиво сказал один замечательный человек. Алик докладывал о бракоразводных процессах, Шибаев – о клиентах. Он втянулся в работу частного детектива, хотя считал ее мелочовкой, не стоящей внимания. Иногда подворачивались, правда, интересные дела, и тогда у него распрямлялись плечи и вырастали крылья. Втянуться-то он втянулся, но иногда чувство бессмысленности и бесполезности бытия накрывало его с головой… И тогда – хоть в петлю. Это был звездный час Алика! Он устраивал Шибаеву сеансы психотерапии, рот у него не закрывался, он говорил, говорил, говорил… Главное – не останавливаться. Примеры из истории, литературы, собственной биографии, а также биографии соседей и знакомых. Всякие истории из области житейской мудрости, призванные внушать оптимизм и веру в себя. Стихи. И так далее. До полного выноса мозга. Шибаеву, чтобы заткнуть этот фонтан, приходилось немедленно выходить из депрессивного состояния и жить дальше.

А когда Шибаев вваливался в дом после драки, окровавленный, но с чувством глубокого морального удовлетворения – бывало и такое, – Алик в полнейшем восторге ухаживал за ним, как самая нежная нянька. Сам же он никогда не дрался, и не били его по причине хилости и слабости, но шибаевские драки вызывали у него живейший интерес. Алик умывал друга, чистил, отпаивал водкой, выспрашивал, что да как, и давал советы согласно своему разумению. Алик любил давать советы. Вся его правовая деятельность заключалась в том, чтобы давать советы. Правда, Шибаев его советов не спрашивает и вообще в гробу видал. Но, как известно, если постоянно капать на мозги, то след остается.

– Снимешь вывеску с двери, – сказал Шибаев. – Освобождаю помещение.

– Твердо решил?

Шибаев набычился и промолчал. Значит, ничего пока не решил, выжидает, пробует на вкус. Хоть бы подвернулось стоящее дело, убийство… Неплохо бы. Но, как назло, ничего. Зеро. Самому подсуетиться разве что? Не в смысле убить кого-нибудь, а просмотреть городские криминальные хроники и выяснить у их общего знакомого, крутого опера капитана Астахова, насчет дохлого «глухаря», который не жалко отдать в руки конкурирующей детективной конторы. Или привлечь Лешу Добродеева, борзописца из «Вечерней лошади», знатока и собирателя местного жареного фольклора, понимай, сплетен: а вдруг у него в заначке жемчужное зерно? Какое-нибудь недоказанное убийство, замаскированное под несчастный случай, закрытое подозрительное дело, безутешные родные, несогласные с официальной версией… В таком духе. В полицию – бесполезно, а к частному детективу – самое то. Ему бы только стащить Шибаева с мертвой точки. И оттащить от этой вамп… Жанны. А там посмотрим.

Алик вдруг ахнул. Женщина-вамп и вампирша! Одно и то же. Обе пьют кровь. А ведь он давно подозревал, что вамп на самом деле вампирша!

И тут в дверь постучали…

Глава 2
Мститель

Как бы ни был хорош ваш план, все равно он в корне неправилен.

Законы Мерфи для армии

Мужчина достал из почтового ящика пару писем. Поднялся к себе, сбросил плащ, уселся за письменный стол, держа письма в руке. Одно было им ожидаемо, другое, без обратного адреса, смотрелось случайным и, пожалуй, угрожающим. Он был суеверен и не любил непредсказуемости. Он начал с ожидаемого. Читал, поглядывая на лежащее рядом случайное. Прочитал, отложил в сторону. Потянулся за тем…

Он держал в руке длинный белый конверт, самый обычный канцелярский конверт… Потом ему казалось, что он почувствовал укол предчувствия – в сердце впилась маленькая острая колючка. Он медлил, рассматривая конверт. Затем поддел костяным ножичком клапан, с силой провел вдоль, поморщившись от неприятного звука рвущейся бумаги.

Вытащил листок, сложенный вдвое. Развернул. Там было всего-навсего четыре строчки:

«Вас видели на углу Чешской и Ильинской 26 марта с. г.

Я готов молчать. Не даром.

100 000 зеленых. Мусорный контейнер во дворе Сиверская, 6.

20 мая 24.00».

Мужчина настороженно взглянул на дверь, перевел взгляд на окно, спрятал письмо в ящик стола. Потом вытащил, перечитал снова, раз, другой. Задумался. Усмехнулся угрюмо. Он был по натуре игроком. Часто азартным, идущим ва-банк, бросающим на кон все, что есть… Хотя производил впечатление человека спокойного и уравновешенного, знающего, чего хочет, без минутных слабостей. Даже слегка вялого и сонного. Он также умел достойно проигрывать – спокойно, высокомерно, ничем не выдавая разочарования.

Но сейчас на кону стояло слишком много, проиграть нельзя. Он чувствовал себя идущим по лезвию, понимая, что исполнить задуманное нужно осторожно, не торопясь, дотошно разработав детали. Он подтянул к себе бювар, достал лист бумаги.

Раздумывал, сидя неподвижно и уставясь невидящим взглядом в листок. Выстраивал конструкцию. Потом принялся неторопливо писать аккуратным писарским почерком, нумеруя строчки. Иногда зачеркивал, так же аккуратно и тщательно, как писал. Иногда перечеркивал листы накрест, целиком, и отбрасывал один за другим, пытаясь предусмотреть и продумать запасные варианты… Это было похоже на игру. Он всегда просчитывал варианты на несколько ходов вперед. Была задача, были пути реализации. Главное – исключить случайности. Сейчас же задача усложнилась, так как случайности все-таки возникли. Случайности и непредвиденные обстоятельства, в результате программа может дать сбой. Ну что ж, подумал он, значит, уберем их, только и всего. Непредвиденные обстоятельства и случайности.

Он знал себя и верил в себя, он был одержим сильным чувством – клубком из ненависти, злобы, желания мести… Не сомневаясь, без колебаний, методично шел вперед. Нет, впрочем, слово желание здесь слишком нейтрально и не передает смысла задачи. Он был одержим! Одержим жаждой мести… До бурления крови, до дрожи в руках, до полного помрачения рассудка. Но об этом знал лишь он один. На поверхность не вырывалось ничего. Ничто не выдавало в нем человека одержимого…

Мститель… Так он насмешливо думал о себе. Зорро. Монте-Кристо. Кто там еще? И не вспомнить…

Он снова достал из ящика письмо, перечитал. Застыл, мысленно перебирая в памяти события той ночи – методично, не торопясь, вызывая перед глазами женщину, идущую впереди, потом пустую, плохо освещенную улицу, темные дома – не светилось ни одно окно. И не было ни души. Пустота и запустение. Он не почувствовал чужого присутствия. Его инстинкт самосохранения молчал. Шестое, седьмое и все остальные чувства тоже молчали. И вдруг это письмо… Как гром среди ясного неба! Досадно. Оказывается, его видели. Непонятно. Там никого не было. Он проверил. Заглушил двигатель, погасил фары, сидел, выжидал. Ни движения, ни звука, ни огня. Там нет жилых домов. Охранник? Там нечего охранять. Достаточно сигнализации. Где же был этот… соглядатай? Где он прятался, этот… Он отшвырнул от себя письмо. Листок спланировал на пол, лежал там белым пятном среди других белых пятен.

Он закрыл глаза, откинулся на спинку кресла. Еще раз представил себе ту улицу… Кривоватую, плохо освещенную, пустую. Безусловно, пустую. Дом быта. Мебельный, какие-то бедные подслеповатые лавки… Здоровенные амбарные замки. Тишина. Подходящие параметры: отсутствие жилых домов, отсутствие охраны, еле живой мигающий фонарь в начале Чешской. Подходящее место пришлось искать – он колесил по городу несколько дней, пока не нашел то, что требовалось. Мысленно он ставил птички в своем списке и вычеркивал то, что считал неактуальным. Когда в голову приходила новая идея, испытывал чувство удовлетворения и злобную радость от приближения к цели.

Этот анонимный писака думает взять его голыми руками? Сбить с пути? Ну что ж… Так даже интереснее. В полночь… Что за дешевые понты? А тебе не страшно, дружок? Полночь – время привидений и вампиров… Не страшно? Ты хорошо подумал? Ну, тогда ты в игре. Берегись!

Одним больше, одним меньше…

На другой день днем он съездил на Сиверскую, нашел дом номер шесть, прошелся по двору, осмотрелся. Двор был проходной, неуютный и нечистый, с хорошо просматриваемыми входами. С мусорным контейнером и двумя-тремя гаражами-самостроями, с облезлой детской площадкой, огороженной низким штакетником, и кустами напротив подъезда; с десятком разношерстных запаркованных машин. Он усмехнулся, представив себе того сидящим в кустах или в домике на детской площадке, откуда были видны оба входа во двор, потирающим руки от нетерпения. Охотник! Не подозревающий, что охота пошла на него самого. Правда, шантажист мог прийти прямо к назначенному времени, в полночь, и не устраивать засаду в кустах, но Мститель был уверен, что тот придет раньше, захочет убедиться, что деньги прибыли. И сериалы он смотрит, и с законами жанра знаком, так что без засады никак – в том месте, откуда двор виден как на ладони…

Он вернулся на Сиверскую за полтора часа до назначенного срока. Вошел в подъезд за жильцом, минуя лифт, поднялся на второй этаж и стал наблюдать из окна на лестничной площадке.

Все произошло примерно так, как он себе представлял. Охотник появился спустя двадцать минут, без десяти одиннадцать, за час десять до полуночи. Покрутился по двору, засел в кустах и затих. Вечер был холодный, мглистый; сырость пробирала до костей. На площади пробило одиннадцать, звук был дребезжащий и глухой. Он со злорадством подумал, что шантажисту придется сидеть в кустах еще час. Еще два глухих удара обозначили половину двенадцатого. Время тянулось невыносимо медленно. Четыре новых удара. Полночь. И сразу же глухие, далекие, бесконечные, доносящиеся как будто из-под воды удары: двенадцать. Время вампиров и привидений. Человек в подъезде ухмыльнулся, представив себе растерянность того. Десять минут первого. Двадцать. Тридцать…

Ну же, подстегнул он мысленно того. Тебе не надоело сидеть в засаде, дружок? Не замерз? Не хочется размяться? Тот, словно услышав, вылез из кустов и пошел к мусорному контейнеру… На всякий случай, думая, что пропустил донора. Салага! Открыл крышку, заглянул внутрь, посветив себе фонариком. Распрямился. Оглянулся. Вся его фигура выражала недоумение и разочарование. Он еще раз заглянул в контейнер. Потом с силой захлопнул крышку и пошел со двора. Человек из подъезда метнулся вниз по лестнице.

Он увидел того на улице переходящим дорогу к припаркованному на другой стороне автомобилю. Ухмыльнулся – противник оказался глуп и не принял никаких мер предосторожности. Завтра настрочит новое письмо с угрозами, потом еще одно, а мы тем временем узнаем, как его зовут… Как в том культовом фильме: «Имя, сестра, имя!»

Номер машины навечно вбился в память, память у него была феноменальной.

Через день он знал имя шантажиста – Варга Анатолий Ильич, мелкий чиновник из налоговой. Любитель острых ощущений. Как он и ожидал, через день пришло новое письмо. Он не ошибся, это ничтожество стало угрожать, стиль был вполне хамский, на «ты». Но чувствовались между строк недоумение и беспокойство.

Он «принял» его после работы, пошел следом. Не удивился… Почти не удивился – вот оно что! – когда они оказались на Чешской и Варга вошел в салон-парикмахерскую «Эмма». Мститель постоял на другой стороне улицы, рассматривая три женских головы в витрине, в париках химически-пронзительных оттенков: блонд, красно-рыжем и жгуче-черном. Личики у всех трех голов были бессмысленно-одинаковыми.

Спустя пятнадцать минут Варга вышел оттуда с женщиной. Она заперла дверь на ключ, и они удалились вместе. Вот и все, подумал Мститель с некоторым разочарованием, ларчик открывался довольно просто. Она могла видеть его из окна-витрины тогда, двадцать шестого марта. Вопрос – что она делала там ночью? Окна не горели, он помнил это точно. Да какая разница! Занималась отчетностью, засиделась допоздна… Неважно! Главное, что точки над i расставлены, и теперь нужно действовать аккуратно, чисто и по возможности быстро, пока не увеличился круг желающих заработать на нем. Варга мог разболтать о своих планах еще кому-нибудь… Кроме женщины из «Эммы».

Оказывается, ее тоже звали Эммой. Эмма Короткевич, хозяйка заведения и подруга Варги. Безмужняя, не особенно удачливая в бизнесе, клюнувшая на такое плюгавое ничтожество, как Варга. Он проводил их до ее дома – любовник был пеший, без машины, – и посидел на лавочке, ожидая, пока вспыхнут окна ее квартиры. Теперь, когда на руках у него были все козыри, можно было начинать охоту. Чем раньше и быстрее, тем лучше.

Но быстро не получилось. Почти три недели понадобилось ему, чтобы поймать шантажиста в удобном месте в удобное время: тот шел из бара по тупичковой, слабо освещенной улочке, накачавшись пивом, на бульвар, где, скорее всего, тормознул бы такси или частника. Он почувствовал азарт преследователя – то самое чувство, когда понимаешь: сейчас или никогда, – и вжал до упора педаль газа.