Текст книги "Карми"

Инна КУБЛИЦКАЯ
КАРМИ

Пролог

Небо было голубым и чистым, только одинокое перистое облачко медленно плыло над березовой рощей. В роще ветер совсем не чувствовался: деревья стояли тихо, неподвижно, только изредка нежный порыв шелестел в листьях.

На опушке щипала траву косуля; ее детеныш пугливо поглядывал по сторонам, прижимаясь к матери. Покой и безмятежность…

Эрих Кениг заметил в траве небольшого зверька. «Мышь – не мышь?» – подумал он. Полевых мышей он представлял иначе. Правда, и знатоком в биологии он себя не считал.

Зверек деловито огляделся, метнулся к толстой березе, замер на мгновение в корнях, а потом вдруг цепко побежал по стволу, забавно виляя длинным крысиным хвостом.

Эрих невольно подошел ближе, пытаясь рассмотреть зверька повнимательней, но вблизи иллюзия пропала, стереоизображение распалось на радужные блики, и Эрих, чертыхнувшись, отступил назад. Нарушенное панно восстанавливалось медленно, к тому же сбой сдвинул программу, и теперь перед Эрихом был огромный аквариум с экзотическими рыбами. Но рыбья пестрота не привлекла внимания Эриха, да и пора уже было ему идти. Он повернулся и пошел по коридору. Под ногами пружинил толстый мохнатый ковер, похожий и цветом, и строением ворса на обыкновенный мох. Только ковер этот не вырос – его соткали крохотные роботы, и приходилось посматривать под ноги, чтобы их не раздавить.

На стене висела табличка: «Осторожно! Идут испытания. Просьба быть внимательнее – экспериментальное оборудование» .

«Хорошо еще, под ногами не хлюпает!» – подумал Эрих. Зеленый ковер, устилающий коридор, его несколько раздражал. Подобные шуточки забавны, но в меру. Превращать же весь спутник в черт знает что нет никакой необходимости.

Эрих чуть было не прошел мимо двери в глайдерный отсек (коридор выглядел совсем непривычно), спохватился, толкнул дверь и оглянулся назад. Восьмигранный коридор со скрытым освещением, причудливо заросший мхом, представлял собой странное и противоестественное зрелище.

– Закрывай дверь! – услышал он голос Жикайо. – А то эти паршивцы набегут…

Эрих носком ботинка отпихнул мини-робота, попытавшегося перебраться через комингс, и захлопнул дверь.

В глайдерном отсеке все было обычным – никаких моховых ковров. Чинно стояли в ряд пять глайдеров. Два расположились отдельно – тот, на котором сегодня предстояло выполнять программу испытаний Эриху, и второй, которым пользовался в служебных и личных целях шеф спасательной службы и инженер-ремонтник (единый в двух лицах) Жикайо. Кроме этих двух лиц у Жикайо было еще одно, порой неприятное, порой забавное: его называли Кляузник, но кляуз в полном смысле этого слова Жикайо не сочинял. Зато он очень любил выискивать недостатки. И все же Эрих знал твердо: нет на свете другого человека, который бы знал глайдер лучше, чем этот ироничный любитель посплетничать.

Впрочем, глайдеры пока еще не вышли из стадии экспериментов, и людей, вообще что-то знающих о глайдерах, было не так уж и много. В настоящий момент все семь опытных машин стояли в глайдерном отсеке спутника Зеркального, из них в рабочем состоянии – всего три.

К испытаниям глайдеров Эрих относился как к добровольно взятой на себя обузе. Никто не настаивал, чтобы он занялся этим делом, но когда обнаружилось, что по физическим, психическим и прочим параметрам Эрих Кениг годится в испытатели, он прилежно взялся изучать особенности управления. Эрих не сказал бы, что полет на глайдере ему очень нравится; зато он предвидел время, когда сможет использовать глайдер для своей непосредственной работы. Поэтому вид глайдера не будил в его душе нежных чувств, как, например, у Жикайо, но и особого раздражения не вызывал.

Жикайо сидел перед пультом, вел предстартовую подготовку; Эрих присел на пол рядом.

– Кто это болото в переходах развел? – спросил он. – Что за шуточки?

– Пленочники, – ответил Жикайо, не отрывая взгляда от экрана. – Наши славные пленочники.

– Что это за дрянь? Декоративное что-то? Ума не приложу, зачем на спутнике нужен мох.

– Не знаю, заметил ли ты, но на Зеркальном уже второй день выключена система воздухообеспечения, – ответил Жикайо. – Это болото ее заменяет. Индикаторы, как видишь, показывают норму. А вообще-то, я думаю, это отвлекающий маневр. Позавчера у них что-то взорвалось, Крамера какой-то вонючей гадостью с ног до головы облило, так что целый день с него эту гадость сдирали… И я полагаю, для того, чтобы переключить общественное мнение на обсуждение других безобразий, Бирс поразвешивал свои плакатики и выпустил мини-роботов. – Жикайо помолчал и продолжил: – Уж не знаю почему, но дверь в кабинет Адмирала оказалась неплотно закрытой. Роботы туда пробрались и натворили там Бог весть что. Случился большой скандал. По-моему, Адмирал до сих пор не подозревает о ЧП с Крамером.

– Пожалуй, да, – согласился Эрих. – Я видел его вчера вечером; если б он о Крамере знал, упомянул бы непременно.

– Адмирал метал молнии?

– Не в меня, – пожал плечами Эрих. – Ему Киннеми подвернулся, так что Адмирал критиковал главным образом кадровую службу.

– Наверняка было сказано, что Киннеми перепоручил все свои обязанности Лайт, – весело предположил Жикайо.

– Именно! Заодно выяснилось, что Асьян – бездарный маляр, Миу – престарелый недоучка, ты – неудачник и клеветник… Одним словом, почти вся глайдерная группа – сборище дилетантов.

– А ты?

– А меня Адмирал ценит. У меня, говорит, в глайдерной группе только два профессионала: Кениг, астрофизик, и Лайт – высококвалифицированный специалист по заморочиванию молодых стажеров.

– О! – с удовольствием воскликнул Жикайо. – Адмирал ценит Лайт, это верно. Только вот что меня озадачивает, друг Эрих. Почему всякий раз, когда что-то натворят пленочники, перетряхивают грязное белье нашей группы?

Он выключил экран, встал и потянулся.

– Устал, – проговорил Жикайо. – Махнуть, что ли, на Землю, куда-нибудь на берег теплого океана?

– А испытания?

– Да брось ты, – легкомысленно ответил Жикайо. – Скучно…

– Не дурачься.

– У врачей давно был? – спросил Жикайо уже серьезно.

– Только что.

– Карточку, – потребовал Жикайо.

Приняв из рук Эриха голубоватый пластиковый квадратик, Жикайо двумя пальцами потер уголок.

– Я тебя когда-нибудь обманывал? – спросил Эрих, видя, что Жикайо проверяет карточку тщательнее, чем всегда.

– Не в этом дело. Просто мне почему-то не хочется выпускать тебя в полет.

– Ищешь предлог?

– Я могу это сделать и без предлога, ты знаешь.

– Что случилось? – спросил Эрих насмешливо. – Протуберанцы на Солнце, магнитные бури? – Под этим предлогом, воистину тогда смехотворным, Жикайо однажды отменил полеты.

– Все нормально. Мне просто дурной сон приснился.

– И только-то? – удивился Эрих.

– Дыма без огня не бывает, – объявил Жикайо. – Видимых причин нет, но выпускать тебя мне не хочется, – повторил он.

– Надо подсказать Адмиралу, что ты еще и самодур, – отшутился Кениг.

– Я шеф спасательной службы. Вот ты взорвешься, а мне потом твои косточки по всей Солнечной Системе собирать.

Эрих несильно ударил Жикайо в плечо:

– Не каркай. Ну чему там взрываться, в глайдере?

– Вроде бы нечему, – пожал плечами Жикайо.

Не хотелось Эриху срывать график испытаний; у него и так хватает работы, зачем же без толку мотаться с Луны на Зеркальный и обратно. Да и Жикайо не до конца был уверен в своей правоте: предчувствие – это еще даже не интуиция.

– Послушай, приятель, – вкрадчиво сказал он, – какая-то пара световых минут, четверть астрономической единицы… Разве это расстояние? Ты же меня в момент вытащишь, если что.

– Ладно. Но только если что, пускай «марку» и сиди тихо, не мельтеши.

– Конечно, – рассмеялся Эрих. – Все будет в норме, не бойся.

– Тогда переодевайся, чего стоишь?

– Подержи пока. – Эрих бросил на колени Жикайо свой абак, а сам прошел к шкафу за спецкостюмом. Вообще-то, спецкостюм можно было носить постоянно – Жикайо, собственно, так и поступал, но Эрих предпочитал для повседневного ношения другие фасоны. Зато кратковременность такого переодевания Эрих компенсировал особым блеском: спецкостюм ему пленочники сработали по заказу, черный с золотом; вид у Эриха в этом костюме был поистине царственный.

Жикайо – другое дело. Его стандартный темно-серый спецкостюм никогда не привлекал внимания: комбинезон комбинезоном, ничего особенного. И в голову никому постороннему не могло прийти, что по всем параметрам спецкостюм не уступит скафандру, даже воздухом, при необходимости, может обеспечивать в течение часа.

– Как всегда, великолепен, – заявил Жикайо, оглядев Эриха. – Проверь костюм.

– Все в норме. – Эрих протянул руку за абаком, но Жикайо отвел абак в сторону. – Все в порядке, – повторил Эрих, – я проверил.

– Странно, – сказал Жикайо, разглядывая вещицу, – абак у тебя обыкновенный, серийный.

– Мне он нравится, – ответил Эрих, забирая нитку бус, более похожих на какие-нибудь старинные четки, чем на сложный современный логический комплекс.

Жикайо проводил Эриха до его глайдера; тот махнул рукой на прощание и, ступив в луч гравитационного лифта, поднялся в машину.

– Иди к пульту, – глухо послышался его голос уже из люка.

– Не учи ученого, – пробормотал Жикайо закрывающемуся люку. У него опять мелькнула мысль: а не запретить ли полет?

Но пока все шло как обычно, стандартная процедура проверки систем прошла без каких-либо сбоев. Эрих убрал ступоходы, на мгновение завис в воздухе и медленно, черепашьим ходом, повел глайдер вверх. Зеркальная мембрана с чмокающим звуком выпустила аппарат в открытое пространство.

Жикайо повернулся к экранам. Набирая скорость, глайдер уходил к огороженному маяками полигону. Там он включит джампер и «перепрыгнет» на несколько световых минут в район другого полигона. Эрих при этом испытает довольно неприятные, но вполне терпимые ощущения, после чего, определившись, вернется на первый полигон.

Многочисленные датчики отметят изменения в состоянии глайдера и человека.

Очередной цикл испытаний будет окончен. Скучно и предельно просто. Только Жикайо не доверял этой простоте.

– Марка-один, – услышал наконец Жикайо голос Эриха по прямой связи. («Семнадцать минут», – отметил глайдерный таймер, считающий время полета). – Стартовые координаты… Стартовый вектор… Стартовый импульс… Предполагаемые финишные координаты… Пошел отсчет. Ожидай марку-два. Конец марки-один.

Марка-два, по программе, должна была последовать с точки финиша минут через пятнадцать. Эти пятнадцать минут прошли, но Эрих не давал о себе знать. Жикайо волновался, но серьезных оснований для тревоги не имел: мало ли что может быть, – к примеру, Эрих еще раз решил проверить финишные координаты. Но минуты шли, а Эрих не отзывался.

Полтора часа Жикайо ждал, уставившись на табло; когда же истекло девяносто минут, вызвал Адмирала и сообщил о том, что исчез Эрих Кениг. Он начал излагать, что собирается предпринять, но его прервала марка-три:

– Марка-три, – сказал голос Эриха. – Марку-два, конечно, вы еще не получили. Реальные координаты по марке-два… – И он назвал координаты совершенно неправдоподобные, до такой степени не соответствующие планируемым, что Жикайо и Адмирал недоуменно переглянулись.

– Это же… – нервно сжимая ладони, начал Адмирал, но голос Кенига, как обычно спокойный и деловитый, продолжал:

– …Я предположил, что неправильно задал данные джамперу; тщательно проверил и перепроверил возвратный вектор, прыгнул обратно к Земле, но опять промахнулся, хотя и не намного. По-моему, шалит джампер. Сейчас попробую откорректировать прыжок. Стартовые координаты… Стартовый импульс… Стартовый вектор…

– Эрих, сиди на месте! – заорал Жикайо, не сообразив от волнения, что сигнал приходит с запаздыванием на несколько минут.

– Пошел отсчет, – продолжал Кениг. – Ожидай марку-четыре. Конец марки-три. – И добавил, улыбаясь (это было слышно по голосу): – У спутника Зеркального я, конечно, буду раньше этой марки.

И Жикайо в очередной раз понял, как человек мал и бессилен перед Вселенной.

Кенига искали – безрезультатно.

Если судить по координатам марки-два, сама марка должна была прийти через неделю. Эрих Кениг, таким образом, стал первым человеком, который выбрался за границы Солнечной Системы.

Марка-два пришла в рассчитанное время. Голос Эриха был бодр. Он еще не подозревал о сбоях в джампере; чуть виновато предположил, что ошибся в наборе стартовых данных; заявил, что ошибка даже к лучшему: когда бы еще Адмирал разрешил так далеко забраться в космос?

Других известий от Кенига еще долго не было.

Его искали. Но глайдер – пылинка в бездонном небе. Разумеется, ничего не нашли. «Неполадки в системе наведения» – было решено на обсуждении. Какие неполадки? Кто мог сказать… Теоретики принялись строить математические модели, конструкторы – невесть что дорабатывать в схеме глайдера. Полеты запретили на год, потом запрет продлили еще на год (Жикайо плевал на запреты и из принципа пользовался в своих передвижениях только глайдером, подавая дурной пример неокрепшим душам стажеров). Потом тихо-мирно, без особой помпы опять начали испытания.

А на исходе третьего года пришла марка-четыре.

– Марка-четыре. Реальные координаты… – услышали Жикайо и Адмирал слова, сказанные примерно сто сорок шесть недель назад. – Джампер сломался, это ясно. Я сглупил. Надо было мне ждать в точке-три помощи. Теперь поздно. Этот сигнал вы услышите через три года. В глайдере мне столько не просидеть, сами понимаете – ресурс глайдера небезграничен. Я буду прыгать еще. Может, удастся нащупать какую-то закономерность в капризах джампера. А может, я нечаянно запрыгну поближе к Земле. Если повезет, отыщу планетку, на которой можно жить. В любом случае поглядывайте, нет ли от меня марки… – Эрих помолчал. – Мне очень хочется быть уже вместе с вами, когда до Земли дойдет эта марка, – проговорил он. – Но если так не получится, прошу тебя, Жикайо, или тебя, Асьян. Передайте привет Лидии и Томасу. – Пауза. – И еще, ребята… Марки я буду посылать, если окажусь в радиусе десятка световых лет, иначе очень скоро останусь без энергии. А если поселюсь на пригодной для жизни планете, марку вышлю в любом случае. Ну что ж, ребята, может быть, еще увидимся. Конец марки-четыре.

Книга первая
СУРГАРСКАЯ ПРИНЦЕССА

Глава 1

Эта девочка ничем не отличалась от своих сверстниц, если бы не одно обстоятельство: отец ее был король, и, значит, была она принцессой. Правда, за недолгие свои годы (а ей пока исполнилось всего пять лет) маленькая принцесса отца своего не видела: сразу после рождения увезли далеко на север, во владения принца Карэны, отца ее матери. И девочка воспитывалась в его замке, совершенно не нужная своим родителям, потому что король Лаави уже имел двух сыновей.

В замке девочку прозвали Савири, Дама-Льдинка, потому что глаза у нее синие, как лед, а настоящего имени у нее не было, как и у всех знатных майярских женщин; в официальных документах ее именовали Оль-Лааву, дочь Лаави, так как других дочерей у короля не было.

Но хоть и росла Савири никому не нужная, без охраны ей обходиться не пристало, и поэтому было у нее два телохранителя-хокарэма. Два хокарэма – это большая роскошь, но король Майяра мог позволить такую роскошь для своей единственной дочери (для сыновей, впрочем, он отрядил по три хокарэма). И пока маленькая вельможная дама пачкала пеленки или капризничала, отказываясь от молочной кашки, рядом всегда неотступно несли дежурство два человека, каждый из которых смог бы голыми руками победить вооруженного до зубов всадника.

Богам благодарение, никто не покушался на жизнь принцессы; и хокарэмы, которых звали Стенхе и Маву, не имели возможности показать себя в деле.

Маву был очень молод, почти мальчик, хорош собою и франтоват. Вид у него был несколько легкомысленный, но весьма привлекательный для молоденьких горничных, которых он тоже не сторонился.

Стенхе по хокарэмским понятиям был стариком, ему было уже далеко за сорок, но держался он молодцевато. Если он чем-то и щеголял, то это книжной ученостью: в молодости ему пришлось вместе с хозяином провести несколько лет в монастыре, там он поднабрался знаний, и до сих пор сохранил любознательность, получая удовольствие от любой попавшей в его руки книги.

И пока малолетняя принцесса понемногу росла, Стенхе почти все свое время посвящал обучению Маву, а тот в свою очередь предпочитал общество уже упомянутых молоденьких служанок, которые в нем души не чаяли.

В ту пору, когда Савири минуло пять лет, из далекого Гертвира пришла весть о смерти молодого принца Таррау, одного из ее старших братьев. Известие подняло малолетнюю принцессу на ранг выше; это еще не означало, что она может унаследовать престол, но шансы Савири стать королевой значительно увеличились – ее брат, наследный принц Аррин, с рождения был слабым, болезненным ребенком, и все сомневались, доживет ли принц до того времени, когда на его голову возложат корону.

Король в специальном послании своему тестю, принцу Карэне, просил того обратить внимание на воспитание маленькой принцессы, но Карэна и сам уже не мог не думать об этом: шутка ли, получить возможность сделать Верховной правительницей женщину из рода Карэна! Пока Савири отделяли от трона два сына короля от первого брака, об этом не приходилось и мечтать, теперь же, когда преграда внезапно почти исчезла, Карэна уже видел себя регентом при юной королеве.

Он немедленно вызвал Стенхе и истомил того подробной инструкцией о воспитании принцессы. Стенхе покорно поддакивал, имея на эту проблему свою точку зрения, – он уже соображал, как совместить требования Карэны с собственными воззрениями.

– Ну ладно, ступай, – проворчал наконец Карэна, и Стенхе пошел разыскивать принцессу.

Он нашел ее во дворе замка: они с Маву сидели склонившись над выбитыми в каменной плите лунками для ртанавэ. Чуть поодаль на скамье у колодца дремала принцессина нянька.

Маву и Савири поочередно степенно раскладывали свои фишки по лункам. Маву игрок был плохой, Стенхе с ним и играть никогда не садился, но он не ожидал, что Маву такой простак, которому не под силу обыграть пятилетнюю девочку. Савири выигрывала с большим преимуществом: в ее «копилке» уже собралось около двух третей всех фишек,

Маву же тщетно пытался оберечь свои лунки от посягательств принцессы.

– А ты попробуй сам, – возразил Маву на подтрунивания старшего хокарэма, сгребая фишки с плиты.

– Нечестно! – закричала девочка. – Ты не доиграл!

– Да что там, – молвил Маву. – Все равно уж не выиграю. – Он уступил свое место Стенхе. Тот сел, разложил фишки в начальную позицию и посмотрел на принцессу. Савири сказала:

– Начинай, пожалуйста.

Начинающий партию игрок имеет незначительное преимущество над соперником; получалось, что девочка давала ему (ему!) небольшую фору. Улыбнувшись этому, Стенхе начал игру. Он не собирался нянчиться с принцессой, решил сразу показать ей свое умение, но неожиданно обнаружил, что имеет равноценного себе партнера.

Девочка играла быстро, не затягивая пауз, но при этом ухитрялась как-то выстраивать сложнейшие комбинации. У нее не было привычки пересчитывать фишки в своих лунках, но она точно знала их количество, в этом Стенхе убедился, когда она, не давая походить ему, сделала шестнадцать ходов подряд, в заключение забрав две дюжины фишек из лунки Стенхе.

– А? – воскликнул над ухом Стенхе Маву, довольный так, будто сам провернул эту комбинацию. Стенхе молча отодвинул его подальше, чтоб не висел над душой.

Теперь он проигрывал. Это было ясно. Но очень, очень стыдно было Стенхе потерпеть поражение от малолетней девочки.

– Маву, – сказал тогда Стенхе, – сбегай-ка в мой покой, принеси сюда доску для ирранхо.

– И тебя задело… – торжествующе протянул Маву. Он исчез и скоро вернулся, таща под мышкой доску и размахивая увесистым мешочком с фигурами. Стенхе, чтоб не лишать девочку удовольствия, до конца доигрывал уже проигранную партию.

Причудливо расчерченную доску для игры в ирранхо принцесса уже видела не раз; фигуры неизменно ее забавляли – она относилась к ним как к куклам. Теперь же Стенхе расставил все фигуры по местам и стал объяснять правила. Он говорил так, как говорил бы взрослому, не сюсюкая; правила в его изложении больше напоминали какой-то высокоученый трактат.

– Ну, Стенхе, – сказал Маву укоризненно, – она же ничего не поймет.

Савири, однако, как будто понимала. Иногда она спрашивала, что означает то или другое слово, но Стенхе знал, что она мало что запомнила из всего того обилия терминов, которое он вывалил на нее.

– Впрочем, лучше давай попробуем играть. На доске тебе будет яснее…

Первую партию Стенхе, в сущности, играл и за себя, и за принцессу. Он показывал, рассказывал, объяснял, ничуть не сомневаясь, что Савири почти ничего не запоминает.

Но ошибся. Савири, правда, то и дело спрашивала, верно ли поступает, но все же в общем запомнила хорошо. Эту партию она, конечно, проиграла, но, когда они взялись за вторую, Стенхе опять почувствовал странную сильную манеру игры. Девочка, в точности следуя первому правилу ирранхо, которое гласило: «Не думай долго, но томи противника ожиданием», – очень быстро позагоняла фигуры Стенхе в умело подготовленные ловушки.

Маву, чтобы не раздражать Стенхе, отошел и присел в сторонке: успехи малолетней принцессы его уже не веселили. Маву уловил, что Стенхе в растерянности, а растерянного Стенхе юноше никогда еще не доводилось видеть.

Сбитый с толку, старый хокарэм стал понемногу нарушать первое правило, задумываясь все чаще и надолго. Маву нетерпеливо ерзал. Савири же эти паузы ничуть не мешали: она рассматривала фигуры, водила пальчиком по узорам доски и вдруг подала голос.

– А кто это – Альео Тавра Ану Сим? – спросила она, старательно выговаривая имя.

– Богиня удачи, – машинально ответил Стенхе, потом удивился и оторвался от размышлений. – А где ты услышала ее имя? – спросил он с интересом. – В этих местах ее не почитают, она из гортуских поверий.

– Я не слышала, – отвечала Савири и указала на надпись по краю доски: «Не досаждай просьбами Альео Тавре Ану Сим, игрок, надейся на холодную голову и горячее сердце». – Вот тут нарисовано, правда?

– Правда, – отозвался Стенхе, но привычка к наставлениям и тут дала о себе знать. – Написано, а не нарисовано, – поправил он. – А ты что, разве читать умеешь?

– Умею, наверное, – неуверенно ответила девочка.

– Ну-ка, – он протянул ей свой нож, – что тут написано?

– «Верен, как пес», – бойко прочитала Савири надпись на рукояти. – Правильно, да?

– Да, – отозвался удивленный Стенхе. – Кто ж тебе буквы показал?

– Никто, – на этот раз удивилась девочка. – И я не буквы читаю. Я просто смотрю и вижу, как говорить.

Стенхе перевел взгляд на Маву. Маву привстал, готовый куда-то бежать и что-то делать. А что же делать, мальчик? Пользы от Маву никакой не было, да и быть не могло…

– Твой ход, – напомнила Савири.

– Ах да, – спохватился Стенхе. Его ход… Но какая могла быть теперь игра? Стенхе сказал: – Знаешь, госпожа, я все равно уж проиграл, а тебе и есть пора.

По знаку Стенхе Маву растолкал няньку.

– Ах, задремала я на солнышке, разморило меня, а дитя некормленое, голодное, – захлопотала, причитая, та, уводя девочку.

Стенхе проводил Савири взглядом.

– Ну? – спросил он Маву. – И что бы это значило? Маву за собой никакой– вины не чувствовал.

– Умная у нас хозяйка, вот что это значит, – легкомысленно заявил он.

– Давно она тебя стала обыгрывать?

– Недели две назад. Даже, пожалуй, чуть больше.

– Так, – сказал Стенхе. – А что с ней еще происходило за эти две-три недели?

Маву пожал плечами:

– Разве что капризничать стала больше…

– Капризничает? А то, что она сомлела вдруг на той неделе?

– Головку напекло, – неуверенно высказал догадку Маву.

– Кашлять начала…

– С дневной жары холодной воды напилась, – ответил Маву.

– Спит плохо…

– Набегается вечером и угомониться не может, – дал объяснение Маву.

– Будто сглазили ее…

– Ты в сглаз веришь? – удивился Маву. Они помолчали.

– Бусы еще нашла, – вспомнил Маву. – Грошовые бусы, – видно, какая-то крестьяночка потеряла.

– При чем тут ее бусы? – поинтересовался Стенхе.

– Не знаю, – признался Маву. Бусы… Ох, Маву, Маву…

– Где они сейчас? – спросил Стенхе просто так, чтобы хоть что-то сказать.

– На кукле навешены.

– Принеси-ка, пожалуй.

Менее всего Стенхе думал, что в чем-то виноваты бусы. Маву он отослал единственно для того, чтоб поразмышлять в одиночестве и придумать, с чего бы это вдруг маленькая принцесса невесть как научилась грамоте. Кто бы мог обучить ее грамоте? То, что он сам не учил, Стенхе знал точно. Маву это тоже в голову никогда бы не пришло. Ну а секретарь или писец принца Карэны? Нет, никак Стенхе не мог поверить, чтобы эти степенные люди решили вдруг учить грамоте маленькую девочку.

Так что же, в замке есть еще грамотные люди? Стенхе перебирал в мыслях всех, кто имел доступ к принцессе, но никто не возбуждал подозрений.

Маву скоро появился. Он сбежал во двор по ступенькам, раскручивая бусы вокруг пальца.

Бусы… Стенхе хмыкнул. Эти бусы он уже видел мельком две недели назад, но тогда к ним не присматривался. Сейчас же он взял их в руки и, размышляя, стал рассматривать каждую бусину. Его мысли были далеки от этих простеньких грошовых бус, и, совсем не ожидая ничего подобного, он вдруг заметил нечто, заставившее его вскочить на ноги.

– Ты присматривался к ним? – спросил он Маву, уже зная, что услышит отрицательный ответ. Разумеется, Маву и в голову не приходило присматриваться к бусам: так, дешевая безделушка, разве что сгодится в подарок знакомой служаночке.

– Ну-ка глянь, – подал ему бусы Стенхе. Маву небрежно повертел их в руках.

– Ого! – вдруг протянул он. – И где ж мои глаза были? Что это такое, Стенхе?

– Амулет, – коротко ответил Стенхе.

Хокарэмы не верят в могущество амулетов. Вера в силу петушиной или волчьей лапы, собачьей шерсти или пепла жабы смешила их и вызывала желание использовать эту веру в своих целях.

Услышать же, что Стенхе называет таинственные бусы амулетом, было неожиданно для Маву – он помимо воли рассмеялся.

– Амулетов не бывает, Стенхе, – весело сказал Маву. – Не ты ли мне это говорил?

– Нет, не я, – ответил Стенхе. – Я никогда не отрицал возможности существования Настоящих Амулетов. Я называл шарлатанством все эти малоаппетитные штуки, которые дурни носят в ладанках. А Настоящий Амулет…– Стенхе подумал, подыскивая слова. – Настоящий Амулет – это, с точки зрения новейших знаний, такая вещь, которая оказывает явное действие, оставаясь непонятной по своей природе. Подобным Амулетом в свое время были игральные кости святого Кавустэ.

– По-моему, – сказал Маву, пропуская бусы между пальцами, – для подобной вещи нужно какое-то другое название.

– Зачем же искать другое? – отозвался Стенхе. – Слово «амулет» именно в таком значении употребляется алхимиками уже несколько веков.

Стенхе в задумчивости расставлял на доске фигуры. Играть он не собирался, но Маву неожиданно сел напротив него:

– Сыграем?

– Поди ты…

– Сыграем. – Маву сделал первый ход. – А?

Стенхе пожал плечами. Маву был настолько беспомощным игроком, что на него не стоило тратить время. Однако несколько ходов спустя Стенхе понял, что Маву стал проявлять ту же сильную манеру, какой только что щеголяла Савири.

Дьявольщина!.. Ах да! Ведь у него в руках эти чертовы бусы. Бусы, от которых если не умнеют, то становятся заметно смышленей.

Стенхе отцепил от пояса кошелек и протянул руку к Маву:

– Ну-ка давай их сюда…

Маву с ухмылкой отдал. Но хотя Стенхе, забрав бусы, сунул их в свой кошель, ему это не помогло.

Партию он проиграл. Проиграл позорно, пытаясь уберечь свои фигуры от ловушек, постоянно отставая от стремительного Маву.

– Я думаю, – сказал Маву, воодушевленный победой, – что бусы действуют только при прикосновении к ним.

– Ну, не выдумывай, – отозвался Стенхе. – Когда принцесса меня обыгрывала, бусы висели на кукле. И ты вспомни, что я тоже держал их в руках.

– Ты держал, а я поглаживал их, – указал Маву на разницу.

– Может, и верно, – согласился Стенхе. Он потянулся за бусами, но передумал. – Ладно, посмотрим, как на тебя подействует. Может, ты тоже в обмороки падать начнешь.

– Ну уж нет, – засмеялся Маву. – А что принцессе о бусах сказать?

– А ничего. Ты не знаешь, куда они пропали, и все, понял?

Маву понял. Когда назавтра принцесса стала искать украшения своей куклы, Маву развел руками: не знаю, не видел. «Может, Стенхе знает?» – отговаривался он.

Девочка наряжала куклу в праздничное платье, украшала ее своими детскими побрякушками. Кукла была велика, всего на голову ниже принцессы, и так тяжела, что на руки ее не возьмешь; когда по ходу игры ее следовало передвинуть, на помощь приходил Маву, и он же таскал куклу, когда принцесса желала вынести ее во двор. Вообще-то, это была не кукла, а статуэтка, вырезанная слободским резчиком; тот изготовил ее сразу с подножием-постаментом, в платье и с косой, венцом уложенной вокруг головы, но придворный брадобрей сделал парик из конского волоса, и Савири трепала этот парик, пытаясь уложить прическу так, как ей хочется. Деревянное «платьице» куклы Савири называла нижним платьем, а верхних ей нашили горничные девушки из лоскутов. Кукла была настоящей щеголихой – у нее даже была шелковая косыночка, на которую девушки очень долго собирали уже никуда не годные кусочки: ведь шелк очень дорог, и у самой Савири не было ни одного шелкового платья.

Укутав куклу в платье, Савири укрепила в ее волосах свои сережки и повесила на шею ожерелье. На ее взгляд, этого было мало, ей не хватало исчезнувших бус, как будто не очень красивых на первый взгляд, зато заманчиво вспыхивавших искрами на солнце.

– Стенхе, – закричала девочка, увидев старшего хокарэма, – ты не знаешь, куда пропали мои бусики?

Стенхе тоже не знал. Подумав, он предположил, что бусы утащила птица: кукла стояла у самого окна, и блеск украшений вполне мог приманить какую-нибудь крылатую воровку.

– Может, Маву послать, чтоб он в сорочьих гнездах пошарил? – предложил Стенхе.

Маву возмутился:

– Так я и полез! Лучше я тебе, госпожа, другие бусики куплю, согласна?

Принцесса была согласна.

Маву в этот же день купил у деревенского торговца бусы. Он отдал их Стенхе, и тот, рассмотрев их внимательно, разрешил подарить принцессе. Не так уж часто попадаются у бедных торговцев Настоящие Амулеты.

Стенхе напрасно ожидал, что действие бус как-то отразится на здоровье Маву. Маву ни на что не жаловался, был весел и беспечен. Несмотря на то что он больше к амулету не прикасался, способность выигрывать он сохранил. Правда, Стенхе не замечал, чтобы он поумнел; возросшая сообразительность у Маву почему-то касалась исключительно азартных и неазартных игр. Стенхе попробовал обучить его ниваури, и Маву тут же уловил замысловатые правила. Впоследствии он сделал это самым важным способом добычи денег.