Текст книги "Карми"

Глава 4

В окрестностях Таруна принцессин караван оставил повозки и перебрался в лодки. По течению ладьи шли быстро, а потом, когда река растеклась вширь и скорость замедлилась, выручал попутный ветер, так что гребцам работы почти не было.

Маву едва успевал следить за принцессой. Непоседливая девочка бегала по ладье, и хокарэм должен был оберегать ее, чтобы она не свалилась в воду, не защемила руку в ржавой уключине, чтобы не выпачкала нарядное платье в смоле.

– Загоняла, – жаловался Маву старшему хокарэму. – Сколько можно!

– Следить за тем, что человек делает, порой труднее, чем что-то делать самому, – отозвался Стенхе. Он бросил взгляд на принцессу: – Погляди-ка, сейчас она на себя корзину опрокинет…

Маву, не дослушав, метнулся к девочке, поймал накренившуюся корзину, обнаружил, что в ней лежит только что пойманная корабельщиками рыба, а Савири тянет руки к еще трепещущему окуню.

– Госпожа моя, – сказал Маву, еле сдерживаясь, – ты сейчас вся перемажешься, и нам с тобой даст нагоняй твоя нянька.

– Так давай старое платье наденем, – предложила Савири.

– Нельзя, – вздохнул Маву. – Принцесса не может быть замарашкой.

О том, что она едет к королю и королеве в гости, Савири помнила и о всяком замке, который видела на берегу реки, спрашивала, не замок ли это Лабану. Но к ее разочарованию, все отвечали отрицательно, пока наконец после долгого-долгого, как казалось девочке, путешествия Стенхе не указал на серые башни:

– Вот он, Лабану-Орвит.

В замке Лабану и была совершена свадебная церемония. Сам Руттул не приехал: он никогда не выезжал из Сургары; на церемонии его особу представлял Малтэр, личность хорошо известная в Майяре. Он был незаконным сыном покойного принца Марутту от красивой дочери небогатого вассала. Красотой Малтэр пошел в мать, но был нищ и бесправен, потому что хоть отец и признал своего сына, делать для него ничего не хотел. Малтэр, попробовав поискать славы в ратном деле, очень скоро понял, что можно хорошо жить, применяя оружие, и в мирное время. Ему было двадцать три, когда он собрал шайку головорезов, по которым плакала виселица, и занялся откровенным разбоем.

Сначала на его молодечество смотрели сквозь пальцы, потом, когда он начал наглеть, деятельность его попытались пресечь, но было уже поздно. Бог весть почему Малтэр стал весьма популярен в простом народе, хотя за «заступника обиженных» он себя не выдавал. Вероятно, немалую роль в этом сыграли его приятная внешность, обаяние и удачливость, о которой рассказывали настоящие сказки. К тому же при всех его кровавых подвигах поведение Малтэра было неизменно галантным, а щедрость – царской, так что по крайней мере женская половина Майяра относилась к нему с безграничной симпатией.

При всем том был он человеком предусмотрительным и во времена сургарского мятежа, оценив обстановку, принял сторону Руттула. Руттул сначала не был склонен ему доверять, потом же, поняв, что от союза с ним Малтэр выиграет больше, чем от предательства, уже не сомневался в бастарде. Конечно, Малтэра пытались подкупить. Но что мог дать Малтэру Майяр? Поместье, пусть даже и большое, и необходимость подчиняться сюзерену. Однако в Сургаре Малтэр и так завел себе поместья, потом, женившись на миттауской княжне, получил земли в окрестностях Интави, а что касается сюзерена, то Малтэр полагал, что может обойтись без него. Зачем? В Сургаре он один из первых, никто не смеет приказать ему, и если Малтэр признает власть Руттула, то только потому, что Руттул никогда не пытался показывать свое превосходство. Пожалуй, они даже были друзьями. И поездка в Майяр за Руттуловой невестой была скорее дружеской услугой.

Малтэр любил бывать в Майяре: здесь у него имелись многочисленные связи в самых разных кругах. Он договаривался с купцами, нанимал контрабандистов, рассылал своих шпионов. Тайные операции доставляли ему удовольствие даже сейчас, когда он остепенился, и не меньшее удовольствие доставляла ему возможность поддразнивать тех, кто в те времена, когда он был нищим бастардом, пытался унизить его.

Теперь он был отнюдь не нищ. Разбой на дорогах и тайные аферы значительно обогатили его. В настоящее время под его началом было шесть каперских кораблей с отборной командой и великолепным вооружением. Одного такого корабля было бы довольно, чтобы озолотить любого, Малтэр же был богат фантастически. Он рядился в шелк и бархат, в невиданные меха и пышные перья; он не жалел для нарядов ни драгоценных красителей, ни редких кружев, ни заморских благовоний. Из украшений Малтэр предпочитал саерамисский розовато-черный жемчуг – две крупные грушевидные жемчужины украшали его серьги.

Однажды какой-то льстец стал говорить, что Малтэр куда больше Руттула достоин называться принцем. Малтэр насмешливо поднял брови: «Принц Малтэр? Фу, как пресно! Только дурак может думать, что звание принца прибавит значительности моему имени. Руттулу, впрочем, тоже. Но если это его забавляет, почему бы и нет?»

Таков был представитель жениха.

Савири, затянутая в пышный свадебный наряд, который весил почти столько же, сколько она сама, с жемчугами, вплетенными в волосы, в огромных дорогих серьгах и многочисленных ожерельях, едва дышала. У нее даже не было сил любоваться экзотическими одеждами Малтэра, хотя раньше, заметив его во дворе, она была в восторге. Маву помогал принцессе двигаться, фактически он почти весь вес ее наряда принимал на себя; Стенхе порой подменял его, давая отдохнуть, но вся свадебная церемония, если так можно выразиться, была полита потом Маву. Затем к весу наряда прибавился и вес принцессы, которая устала и уже не могла стоять на ногах, но тут к Маву присоединился Стенхе, и вдвоем они продержались до конца.

Принцессу, как была в громоздком наряде, отнесли в паланкине в ладью, и караван, к которому прибавились сургарцы, продолжил путь по реке.

Следующий день принцесса была тиха и послушна, измотанный Маву дремал, а Стенхе, на котором усталость почти не сказалась, беседовал с кормщиком.

Утаить теперь, что они направляются в Сургару, было совершенно невозможно. Стенхе ожидал плача и страхов, но, к его удивлению, все обошлось. Принцесса подошла к нему и, тронув за рукав, спросила тихо:

– Стенхе, правда мы в Сургару едем?

– Правда. А ты что, боишься?

– Я с тобой и Маву ничего не боюсь, – ответила девочка серьезно. – Но мне немножко не по себе.

– Ну вот, – улыбнулся Стенхе. – Ты же знаешь, что бояться нечего, пока мы с тобой, но почему-то боишься. Глупо ведь, госпожа моя…

– Стенхе, – спросила девочка, – а ты не бросишь меня в Сургаре ?

– Ну что ты, госпожа моя, – ответил Стенхе. – Как же я могу тебя бросить?

Ладьи спустились по реке до самой Лоагны, а потом, когда корабельщики решили, что штормов не предвидится, караван потянулся морем до устья Вэнгэ. По Вэнгэ, переправившись через пороги, ладьи дошли до Тавина, и путь был окончен.

Дом Руттула Маву понравился.

– Когда разбогатею, – заявил он, оглядываясь, – заведу себе такой же.

– Сперва разбогатей, – ответил Стенхе. Дом-то ему тоже нравился, не нравилось, каким образом устраивают принцессу. Руттул, правда, в этом не был виноват. Покои своей маленькой невесте он предоставил хорошие, только вот свита расположилась в этих покоях согласно обычаю. Спальня принцессы была большая, но не так уж и велика для четырнадцати человек, которые устроились здесь на ночлег.

– Будешь ночевать у порога, – приказал Стенхе. Маву кивнул.

– А я справлюсь? – спросил он нерешительно.

– Не смеши. С чем тут справляться? Кто на нашу принцессу покушаться будет?

Для своего ночлега Стенхе выбрал крохотную, но уютную комнатушку, на которую никто не позарился. Он первым делом распахнул окно во внутренний дворик, впуская в комнату свет, а потом аккуратно разложил свои пожитки.

В доме, вернее, на половине принцессы царила сейчас суматоха, а Стенхе всяких переполохов не любил. Он предпочитал действовать не спеша, рассудительно, и неторопливая его повадка понравилась сургарцам.

Наведя порядок в своей каморке, Стенхе вышел во двор и под лучами заходящего солнца принялся чинить после дальней дороги свои сапоги.

– Зачем же ты сам, сударь, – услышал он рядом с собой приятный голос. Молодая женщина, которой голос принадлежал, вид имела не менее приятный. Ей было, как оценил Стенхе, лет тридцать или немного более того, одета она была опрятно и немного франтовато, как любят одеваться зажиточные горожанки в Тавине. Стенхе сразу проникся к ней симпатией. – Зачем, сударь? Отдай сапожнику, – продолжала женщина. – У нас хороший сапожник, ты не думай. Пала, Пала! Возьми у господина обувь да занеси Навирэ.

Стенхе безропотно отдал свои многострадальные сапоги.

– А хочешь, я скажу, чтобы он новые сделал? – предложила женщина.

– Не хочу, дорогая моя госпожа, – улыбнулся Стенхе. – Я старый, и обувка у меня старая. Разношенные башмаки ноге приятнее. – Он встал и слегка поклонился: – Меня зовут Стенхе, любезная госпожа.

– Мое имя Хаби, – сказала женщина. – Я экономка в этом доме.

– Счастлив познакомиться, сударыня, – улыбался Стенхе. – Не забудь меня своей добротой, хозяюшка, – добавил он лукаво.

Хаби прыснула со смеху.

– Ох какой ты… Какая же я хозяюшка? – сказала она рассудительно. – Хозяйку вы привезли…

– Ну, малышка не скоро еще хозяйкой станет.

Вынырнул откуда-то Маву, бросил небрежно Стенхе:

– Я свои вещички к твоим закинул, – а сам жадно засмотрелся на цветущую прелесть Хаби. – О, какие в Тавине красотки!

Он тут же принялся сыпать любезностями. Хаби, смеясь, отвечала – ее забавлял пылкий юноша в хокарэмской одежде. Но когда Маву, осмелев, попытался как бы в шутку обнять женщину, она ловко увернулась.

– Ай-ай-ай, молодой человек… – улыбнулась она. – Ишь, быстрый! – Она обратилась к обоим: – Может, вам что-нибудь нужно с дороги? Говорите, не стесняйтесь.

– Мы не стесняемся, – заверил ее Маву.

– Ничего не нужно, – ответил Стенхе.

– Тогда я пойду, дел много, – сказала она и убежала на чей-то зов.

– Ты что руки распускаешь? – спросил Стенхе, погасив улыбку. – Эта женщина не для тебя.

– Для тебя? – ухмыльнулся Маву.

– Зачем тебе глаза даны, мой мальчик, скажи на милость? – проговорил Стенхе. – Чтобы в девчонок ими постреливать ?

– А что? – невинно спросил Маву.

– Эта женщина держится в доме Руттула уверенно, как настоящая хозяйка, – продолжал Стенхе. – Она распоряжается слугами, и слуги ее слушаются беспрекословно. Вывод?

– Ты хочешь сказать, это пассия Руттула? – ухмыльнулся Маву. – Ну, это ничего не значит.

Стенхе помолчал, а потом объяснил Маву, что если он хоть словечко вздумает сказать о Хаби без почтительности, то он, Стенхе, лично возьмет на себя труд поучить его учтивости.

– Или ты полагаешь, я с тобой не справлюсь? – закончил он.

– Справишься, – согласился Маву. Он тут же переменил тон, заговорил преувеличенно обидчиво: – Что, мне уже с красивой женщиной и поговорить нельзя? Сразу начинаешь черт знает что думать…

– Иди-ка ты, братец, к принцессе, – приказал Стенхе. А когда Руттул спросил Хаби, как ей понравились майярцы, она сказала простодушно:

– Уж и не знаю, как дальше будет. Какие-то они все бестолковые, крикливые…

– Все?

– Ну не все, – весело призналась Хаби. – Ты, господин, заметил юношу-хокарэма? Он пытался за мной ухаживать. Милый мальчик… А кто второй хокарэм, что останется при маленькой госпоже? Этот тугоухий? Ох какой неприятный человек! Сколько боги ему недодали слуха, он добирает глазами. Так и зыркает, так и зыркает… Это он останется или другой, ленивый такой?

– А тугоухого как зовут? – поинтересовался Руттул. – Стенхе?

– Наутхо, по-моему. Стенхе – другой, любезный такой, степенный господин. Он же не хокарэм.

– Хокарэм, – сказал Руттул. – Будь с ними поосторожнее, – предупредил он. – Они, конечно, не оборотни, как молва говорит, но люди опасные.

…Среди ночи Савири проснулась, завозилась в постели, осторожно высвобождая подол рубашки из-под няньки, спящей в ногах широченной кровати. Та не проснулась, лишь пробормотала что-то сонно и перевернулась на другой бок.

Девочка выбралась из-за полога, окружающего кровать шелестящей стеной. В просторной спальне было темно, душно и совсем не тихо. Сонное дыхание, храп, постанывания – ведь полтора десятка человек, почти вся принцессина свита, спали сейчас в этой комнате.

Маленькая королевна пересекла комнату, пробираясь к дверям. Там, у порога, спал на ковре из волчьих шкур Маву. Девочка присела на корточки около него, шепнула почти неслышно: «Маву, проснись…» Он проснулся тотчас же и не шевелясь скосил глаза на свою маленькую госпожу.

– Маву, мне страшно, давай походим.

– Разбудим всех, – так же тихо возразил он. – Суматоха начнется.

– А мы в коридоре походим.

Тогда он встал, поднял маленькую госпожу на руки и поставил на ковер, чтобы ножки ее не застыли, скользнул к кровати, каким-то чудом отыскал башмачки и теплую шаль, вернулся к принцессе и, присев, надел башмачки на холодные ножки.

Дверь открылась легко, без скрипа. Они вышли в темноту коридора и пошли туда, где полоской лунного света угадывалось окно. Окно было широкое, оно выходило во внутренний дворик и было открыто. Девочка пожелала вылезти через него во двор. Маву осторожно выглянул – дворик был пуст.

Тогда Маву легко спрыгнул во двор. Маленькая принцесса, сопя, полезла через подоконник. Маву принял ее на руки и опустил на землю.

Во дворе черными громадами высились деревья, журчал маленький фонтанчик, и девочка сразу же бросилась к нему – плескаться. Она забыла страх и рассмеялась. Почти тотчас послышались шаги по каменным плитам. Маву настороженно выступил вперед.

Входившего во двор человека разглядеть было трудно, только черный силуэт.

– Кто тут? – тихо, но властным, твердым голосом спросил вошедший, и Маву узнал голос Руттула.

Руттул, спокойный и уверенный, ждал ответа.

– Прошу прощения, сиятельный принц, – заговорил Маву, чуть кланяясь, чтоб не сочли за невежу. – Маленькой госпоже не спится.

Руттул шагнул вперед и разглядел за плотной фигурой Маву закутанную в шаль девочку.

– Госпоже что-то не нравится? – спросил Руттул, глядя на нее с высоты своего роста.

Девочка вспомнила вдруг, что она принцесса, дочь короля, и, выпустив из рук полу хокарэмской куртки, выступила навстречу Руттулу. Ей все еще было страшно, но внушенные с пеленок слова о королевском достоинстве заслонили трепет перед страшным человеком, в доме которого ей теперь придется жить. Она сказала:

– Пусть Маву объяснит.

Маву призадумался только на мгновение.

– Душно, – проговорил он. – В покоях спит много людей, и дышать нечем совершенно. А госпожа не привыкла ночевать с такой многочисленной свитой.

– Да, – подтвердила маленькая принцесса. – И становится страшно-страшно.

– Чего ж тебе бояться, госпожа? – ответил Руттул, и по голосу было заметно, что он усмехается. – Мой дом охраняется очень хорошо.

– А я тебя боюсь, – призналась девочка.

– Я такой страшный?

– Не знаю, – отвечала девочка храбро. – И Маву не знает. – Она оглянулась на Маву.

Маву не стал ни опровергать, ни подтверждать слова своей маленькой госпожи.

– О тебе разное говорят, господин, – сказал он вольно. – Тебя боятся не только дети.

– Тогда не буду надоедать тебе своим присутствием, госпожа, – сказал Руттул, обращаясь к девочке. Он повернулся и пошел прочь, но его остановил голос принцессы:

– Ты не обиделся?

– Нет, – отозвался Руттул. Он сделал еще несколько шагов, но потом остановился и окликнул Маву.

– Да, господин, – выпрямился хокарэм.

– Пусть Стенхе зайдет ко мне утром.

– Слушаю, господин. – Маву замешкался. – Прошу прощения, а в какое время?

– Безразлично.

Стенхе пришел к кабинету Руттула за два часа до полудня.

– Тебя вызывали? – вырос перед Стенхе долговязый секретарь.

– Вызывали, – отозвался Стенхе благодушно. – Спроси господина, мне погодить или же он примет сейчас?

– Непременно спрошу, – улыбнулся секретарь, памятуя об указании Руттула держаться с майярцами как можно любезнее. – Твое имя, сударь?

Стенхе назвался. Секретарь скрылся за дубовыми дверями и тут же появился опять.

– Входи, – пригласил он и добавил тихо: – Принца называй государь.

Стенхе кивнул и прошел в кабинет. Руттул стоял у широкого окна рядом с пюпитром, на котором лежала толстая книга.

Стенхе остановился у дверей и низко поклонился.

– Здравствуй, Стенхе, – сказал Руттул, с интересом рассматривая хокарэма. – Ты не успел приехать, а уже обворожил госпожу Хаби.

«Надеюсь, он позвал меня не для этого, – подумал Стенхе. – Ох, отошлет меня в Майяр. Правда, я ему не соперник» .

– Хаби очень довольна, что останетесь вы с Маву, – продолжал Руттул. – Вы ей оба понравились. Ну, Маву еще молод, а с тобой мне надо поговорить.

– Мое дело обеспечивать безопасность принцессы, – сказал Стенхе. – Разве что-то ей угрожает, государь?

– Да нет, – ответил Руттул. – Что ей здесь может угрожать? Я хочу поговорить о ее удобствах.

– Боюсь, об этом надо говорить с ее управляющим, – поклонился Стенхе. – Я этим не занимаюсь.

– Если б мне был нужен этот ключник, – проговорил Руттул твердо, – я бы позвал его. Нет, мне нужен ты. Скажи, тебе нравится, как устроена принцесса?

– Нет, государь, – ответил Стенхе. – Но в этом нет вины твоих слуг или, боже упаси, госпожи Хаби.

– Да, – усмехнулся Руттул. – Я рад, что у тебя такой же взгляд на усердие вашего управляющего. Следование обычаям, конечно, дело похвальное, но нельзя же превращать, пусть даже большую, спальню в постоялый двор. Разве в других комнатах мало места?

Стенхе, выражая согласие, поклонился.

– Насколько я понимаю, наибольший вес из всей свиты имеет твое слово, – продолжал Руттул. – Нельзя ли все устроить по-другому?

– Я отошлю этого дурака в Майяр вместе с остальной свитой, – сказал Стенхе. – Здесь останется всего несколько человек. Но недельку придется потерпеть, государь.

Стенхе уже освоился, понял, как разговаривать с Руттулом. Он и раньше знал, что разговор с ним будет прост, что сургарский принц мягок с низшими, не позволяет себе подавлять их превосходством; если есть время, Руттул терпеливо выслушивает даже косноязычную речь, слушатель он идеальный. Но что можно чувствовать себя в беседе с Руттулом свободно, что можно позволить себе шутить – этого Стенхе не слыхал раньше. Странным образом сочетал Руттул дистанцию между собой и собеседником и благожелательность, с которой вел разговор, никому и в голову не пришло бы фамильярничать, в то время как и замыкаться в себе тоже желания не возникало.

«Аи да Руттул! – восхитился Стенхе. – Как он меня… Умеет!»

– Так, – улыбнулся Руттул. – С этим вопросом покончили. А теперь скажи, как бы ты отнесся к тому, что я собираюсь поселить принцессу не в Тавине, а в низовьях Вэнгэ?

– Тавин, говорят, место здоровое, – задумчиво сказал Стенхе.

– Но все-таки это город, и довольно большой город, – возразил Руттул. – И здесь бывают и холера, и оспа, и другие поветрия…

– В загородном имении, конечно, лучше будет, – закончил его мысль Стенхе.

Они улыбнулись друг другу. Положительно, они понимали один другого с полуслова. «О-ой, друг мой Стенхе, – подумал хокарэм. – Что же дальше будет?»

– Вероятно, ты захочешь заранее осмотреть все сам, – проговорил Руттул. – Но это, я думаю, чуть позже, когда утрясется отъезд свиты в Майяр.

Стенхе поклонился.

– А теперь, – голос Руттула стал почти неуловимо тверже,. Стенхе насторожился, – теперь объясни, почему Высочайшему Союзу захотелось выдать за меня эту девочку? Я пригляделся к ней: не хромая, не горбатая, не дурочка… В чем же дело? Какой в ней изъян? Я хочу знать заранее. Если она больна, нужно попробовать ее лечить.

Стенхе помолчал. «Вот оно, главное, ради чего Руттул вызвал меня. Вот тут уж не пошутишь…»

– Я полагаю, государь, – сказал он наконец, – что никакого особенного лечения ей не нужно. Здоровая жизнь в деревне, простые развлечения, хорошая пища, купания – и все будет в порядке, – изложил он. – Не думаю, чтобы какой-нибудь лекарь предложил лекарство лучше этого.

– А все-таки в чем дело?

– Амулет. Всего лишь амулет.

– Я думал, хокарэмы не верят в силу амулетов, – заметил Руттул.

– Вообще-то да, – подтвердил Стенхе. – Но это какая-то чертовщина объявилась, других слов не подберу. Не представляю, какие руки могли его изготовить.

– Что же это такое? – заинтересовался Руттул.

– О, на первый взгляд это совершенно невинная вещь. Всего-навсего нитка грошовых бус…

– Бусины похожи на янтарь? – живо откликнулся Руттул. – И между собой соединены железными шариками?

– Верно… – удивленно подтвердил Стенхе.

– Где же они? – нетерпеливо спросил Руттул.

– Так это твои бусы, государь, – медленно проговорил Стенхе. – Ах, пресвятые небеса, как я не додумался? Странные бусы – странный человек… – пробормотал он будто про себя.

– Где они? – повторил Руттул настойчиво.

– Прости, государь, но я их выбросил, – сокрушенно сообщил Стенхе.

– Как «выбросил»?

– Они показались мне очень опасными, – объяснил Стенхе. – Я решил, что их нужно уничтожить. Я очень сожалею, государь…

– Куда же ты их выбросил? Их можно отыскать?

– Боюсь, что нет, государь. Я перебрал несколько способов, и лучшим мне показалось бросить амулет в подземный поток в Иэрторверовой пещере. Вода утянула их в глубь горы, государь…

Руттул молчал. Потом он усмехнулся чему-то, кивнул:

– Может, так и лучше. Бусы эти довольно опасны, и надо уметь ими пользоваться.

Стенхе поклонился.

– Иди, – сказал Руттул. – Если маленькой госпоже что понадобится, приходи, не стесняйся.

Стенхе повторил поклон, на этот раз глубже, отступил в поклоне и вышел. Он миновал секретаря, вышел в коридор и коснулся ладонью кошеля, в котором лежал амулет.

Может быть, как раз его не хватало Руттулу, чтобы стать правителем всего Майяра?