Текст книги "Карми"

Глава 12

Однажды Руттул заметил, что учитель Савы садится за обеденный стол подальше от Стенхе.

– Что случилось? – спросил он Саву. – Почему Агнер выполняет такие маневры ? И почему Стенхе такой сердитый?

– А, пустяки, – ответила Сава небрежно. – Они разошлись во взглядах на космогонию.

– Да? А в чем, собственно, дело?

Оказалось, рассказывая Саве об устройстве мира, учитель Агнер заявил, что считает единственно правильной системой канонические взгляды: Экуна – земля, населенная людьми – плавает в океане. Океан находится в сфере, в верхней части которой – первом небе – живет богиня Таоли Ану, Хозяйка Янтарного дворца. Во второй сфере живет лучезарный бог Накоми Нанхо Ванр, небесный государь, владыка всего сущего. В третьей сфере, самой большой, живут бесчисленные боги, духи и демоны; имена многих богов уже никто и не помнит.

– Ладно, – сказал Руттул. – А что утверждает Стенхе? Стенхе отстаивал античную космографическую систему.

Экуну он полагал шаром, носящимся по эллипсу вокруг Накоми Ванра. Для обозначения Экуны и некоторых небесных тел Стенхе пользовался словом «планеты», прочие, как Агнер и настаивал, согласен был называть звездами.

– Любопытно, – сказал Руттул. – Неужели и вправду была в древности такая гипотеза?

– Конечно, – сообщил Стенхе. – Я могу даже назвать две книги, они есть в твоей библиотеке, государь.

– А что такое, по-твоему, звезды? – поинтересовался Руттул, разрезая кусок мяса.

– Древние утверждают, что такие же огненные шары, как и Накоми Ванр, – ответил Стенхе. – Только они расположены далеко.

– Святотатец! – буркнул Агнер.

– Как далеко находятся эти огненные шары? – расспрашивал Руттул, не обращая внимания на негодование учителя Савы.

– Полагаю, не ближе десяти расстояний от Экуны до Накоми Ванра, – ответил Стенхе неуверенно.

– Это все бездоказательные выдумки, государь, – запальчиво вступил в разговор Агнер. – Он ведь не может доказать тебе эту чушь…

– Могу, – ответил Стенхе. – Хотите, рассчитаю ближайшее затмение Таоли? Разве возможен был бы такой расчет, если бы светила небесные крепились к небесной тверди?

– Небесная твердь существует! – воскликнул Агнер. – От нее иногда даже куски отваливаются. Вон однажды такой камень сокрушил остров Маданонис…

– Бред, – отозвался Стенхе. – Камни с неба падать не могут. Там вулкан взорвался. Он уже давно готовился к извержению. Я же бывал там задолго до этого – землю трясло. Камни с неба, скажет тоже…

В камни, падающие с неба, Стенхе не хотел верить совершенно.

– Ты еще скажи, – горячился он, – что солнечные лучи можно прясть, как это делала, по легенде, Нури Авина Лари Ану. Или что можно летать по воздуху, не будучи птицей.

– Мухи летают, – возразила Сава, – а они не птицы. И листья летают, подхваченные ветром. Летал на прошлой неделе воздушный змей, которого запускали мы с Маву. И осенью летают паучки, распуская за собой длинную-длинную нить…

Руттул рассмеялся:

– Что, Стенхе? Неудачно ты выбираешь выражения. А ты, Сава? Похоже, ты целиком на стороне Агнера?

– Почему я должна быть на чьей-то стороне? – удивилась Сава. – Какое мне дело до того, небесная ли твердь над головой или бесчисленные миры? В любом случае это слишком далеко, чтобы как-то меня задевало.

– Очень разумно, – оценил Руттул. – А ты вот, Стенхе, кипятишься. Не к лицу это убеленному сединами хокарэму.

– Даже слишком разумно, – возразил Стенхе. – Иногда госпожа меня в ужас своей разумностью приводит. В ее-то годы…

– Я уже не маленькая!

– Не спорю, – согласился Стенхе. – Но и старой тебя, хвала богам, не назовешь.

– И на том спасибо!

Спор оставил небесные проблемы и перешел к вопросам мудрости. Агнер стал утверждать, что в истории уже были премудрые, хотя и малолетние государи. Стенхе же язвительно напомнил о регентствах. Получалось, что они с Агнером изучали историю по разным книгам. Послушать их было интересно. Руттул слушал молча. Сава науськивала Агнера на Стенхе. Маву неожиданно пробудился и процитировал на память главу из хроники времен короля Таррау, – Руттул за ним таких талантов раньше не замечал. Глава была прочитана настолько невпопад, что Агнер, глубоко задумавшись, замолчал. Стенхе счел себя победителем и принялся за десерт.

Но спора о космографии Руттул не забыл. А для Савы он имел совершенно необыкновенное продолжение.

Два месяца спустя, когда Руттул позволил себе отдых в горах, в верховьях Ландры, он пригласил Саву поехать с ним на прогулку вокруг озера Праери. Такие прогулки были обычны: Руттул уезжал один, ничуть не боясь нападения. К слову сказать, именно во время такой прогулки его хотели убить двое хокарэмов, только не вышло у них ничего.

Сава приглашению обрадовалась. Правда, она не могла решить, развлекать ли Руттула разговором или помолчать, чтобы не мешать размышлениям, спросить же не хватило смелости, и она, кляня себя за неловкость, гнала свою лошадь вслед за Руттулом.

Руттул оглянулся:

– Что ты скажешь, Сава, если увидишь чудо?

– Чудес не бывает, – засмеялась Сава.

– Хорошо, – согласился Руттул. – Значит, удивляться не будешь?

– Буду, – смеялась Сава. Руттул спешился:

– Что ж, тогда удивляйся.

Руттул, обратившись к озеру, взмахнул руками, подражая чародеям. Сначала Саве показалось, что ничего не происходит. Потом она увидела, что в синеве вод появилось темное пятно. Какой-то предмет, а может и существо, поднимался вверх. Вот плеснули волны, и из воды медленно стал высовываться черный цилиндр примерно десяти саженей в диаметре.

Сава ухватилась за гриву своей лошади.

– А, Сава, я забыл. Спутай-ка лошадей, – обернулся к ней Руттул.

Сава механически, как неживая, выполнила его приказ, то и дело поглядывая на вылезающее из озера чудо.

Цилиндр поднялся из воды, оторвался от глади озера и, как был, торчком, по воздуху плавно двинулся прямо к Руттулу.

Сава закричала.

– Ну что ты, Сава, неужели страшно?

Но Сава не слышала его слов, как не слышала своего крика.

Цилиндр завис над берегом недалеко от Руттула. С хлопком появились у его основания тонкие, ломаные паучьи ножки, уперлись в каменистый грунт, и цилиндр застыл.

– Что скажешь, Сава? Сава ничего не могла сказать.

«Не слишком ли неожиданно для нее такое зрелище?» – подумал Руттул, но Сава вдруг пробудилась от оцепенения.

– Как это называется? – спросила она.

– Глайдер.

– Гладде?

– Глайдер.

– Мне можно подойти к этому… глайдеру?

– Конечно. Зачем же я тебя сюда привел? Иди.

Сава сбежала вниз, к глайдеру, остановилась рядом с ним, опасливо коснулась металлической ноги.

– Какой большой… – зачарованно проговорила она.

– Да нет, – сказал Руттул, подходя. – Он совсем малыш, наш глайдер. Увидела бы ты фотонник…

– Он много больше, этот фо-то-ник?

– Еще бы! – ответил Руттул. – Представь себе иглу в пол-лиги длиной.

– Зачем такая? – удивилась Сава.

– Летать между планетами, – ответил Руттул. – Но глайдер – конек маленький, да резвый. Он когда-то мог летать к звездам.

Сава помолчала.

– А теперь он сломался, и ты не можешь вернуться домой.

– Ого! – воскликнул Руттул. – Вывод быстрый, но верный. Как ты догадалась?

Что тут догадываться? Легко сообразить. Сава пожала плечами:

– Значит, теперь он летать не может? Только так? – Она повела ладонью, изображая полет глайдера над озером.

– Почему, не только. Прошу в глайдер, сударыня.

– Куда? – не поняла Сава, глядя в открытый люк в основании глайдера. – Тут нет лесенки.

– А и не нужно, – засмеялся Руттул, подталкивая ее под люк. Сава, потеряв вес, влетела в тесноватую кабину глайдера и ударилась руками о потолок. Руттул, вплывший вслед за ней, поймал ее, беспомощно болтающую руками и ногами, отбуксировал к стенке и помог уцепиться за нее.

– Каково? – спросил он.

В ответ послышались только междометия.

– Ты попробуй двигаться, как в воде, – посоветовал Руттул. – Ты же нырять умеешь…

Но отцепиться от стены Сава не решалась.

Руттул мановением руки закрыл люк, включил экраны и повел подготовку к старту.

Сава смотрела во все глаза; когда глайдер ринулся вверх, в облака, – ахнула восхищенно; когда же небо стало темнеть прямо на глазах, когда появились звезды, Сава, не помня как, отцепилась от стены и поплыла по кабине.

– Не мешай, – оттолкнул ее Руттул.

Сава зависла около него и завороженно глядела на голубеющий шар на экране.

– Она и вправду круглая, как Стенхе говорил, – пробормотала Сава.

– Красивая, правда? Сава неожиданно заметила:

– Ты говоришь так, будто сам ее создал.

– Нет, разумеется, – рассмеялся Руттул. – Но я думал, тебе понравится это зрелище.

Он ожидал восторгов или, наоборот, страхов. Сава же, хотя и была потрясена, смотрела на все трезвыми глазами. Рассудочность в ее возрасте?

Руттул оглянулся на Саву. А для нее померкли звезды, потому что на аспидно-черном небе появилось ослепительное солнце.

– А Хаби ты в глайдере возил? – спросила вдруг она.

– Нет, конечно.

– Почему «конечно»?

Руттул полагал, что это совершенно понятно. Зачем смущать Хаби такими чудесами? Она все равно поймет их неправильно. Другое дело – Сава. Воспитание, которое она получила, позволяет думать, что она отнесется ко всему этому, как к вполне вероятному.

– Почему я? – осведомилась Сава.

– Кому же еще? Ты моя наследница. Кому еще я могу оставить глайдер?

– Ты собрался умирать?

– Нет, но всякое может случиться. Сава огляделась:

– А ты можешь как-нибудь сообщить своим родичам, где ты?

– А я и сообщил давно, – ответил Руттул. – Только мое сообщение до них еще не скоро дойдет. Если они и явятся выручать меня, то это будет еще через добрый десяток лет.

– Это долго… – протянула Сава.

– Это очень быстро, – улыбнулся Руттул. – Ты и не заметишь, как годы пройдут. Надо только не ждать, а жить. И я хочу тебя на всякий случай научить управлять глайдером. Сейчас, когда в нем работают только гравиторы, это очень просто, не надо даже делать расчетов.

Он сдвинул рукав костюма и показал Саве металлическую цепочку, браслетом опоясывающую его запястье. На другом запястье цепочка казалась точно такой же, но, как оказалось, предназначена была совсем для другого. Цепочка с левой руки была «рабочим ключом», инструментом для управления глайдером. На правой же руке – силовой захват; этим силовым захватом Руттул в свое время справился с хокарэмами.

– Он такой сильный? – с любопытством разглядывая поблескивающую вещицу, спросила Сава.

– Потом, когда вернемся, я тебе покажу, каково его действие, – пообещал Руттул. – Не в глайдере же все крушить.

– А мне ты дашь попробовать?

– Увы, нет, – покачал головой Руттул – браслеты, оказалось, снять невозможно. Для этого существует специальный аппарат, да только в глайдере его, конечно, нет.

– Как же ты собираешься меня учить? – резонно спросила Сава. – Ведь меня глайдер слушаться не будет.

Руттул оторвался от управления – теперь это было можно: глайдер кружил вокруг планеты по орбите.

Оказалось, для подобных Саве учеников существует так называемый «стажерский ключ», волшебная палочка – как сразу обозвала его Сава. Руттул показывал, как им действовать, и Сава на лету схватывала новую науку. Тут Руттулу пришлось удивиться ее памяти: Сава без ошибок повторяла названия, а уж назначение приборов запоминала сразу. Правда, в теорию Руттул не вдавался – управлять глайдером можно и без этого; верно говорил когда-то Жикайо, что и медведя можно натренировать для полетов.

Одного урока было достаточно, чтобы Сава научилась выполнять несложные маневры в пространстве; поручить же ей посадку Руттул не решился. Он посадил глайдер сам, открыл люк, сказал: «Ну, вперед, только поосторожнее на выходе» .

Сава уверенно поплыла в люк, но вскрик показал, что выход ей не удался. Руттул ловко выпрыгнул из глайдера и увидел, что Сава, потирая плечо, растерянно сидит на камнях.

– Больно ?

Сава помотала головой.

– Ничего, в следующий раз будешь половчей. Глайдер, повинуясь Руттулу, опять исчез в озере, а Сава и

Руттул вернулись в лагерь.

Сава то и дело оглядывалась на Руттула; сияющие ее взгляды заметил Стенхе – и предположения его были очень далеки от истины. Мысли Маву пошли в том же направлении; правда, он ничего не сказал ни Саве, ни Руттулу, но поговорил с Хаби. Хаби не показала вида, что встревожена, но попозже подошла к молодой принцессе.

Сава сначала не поняла, о чем Хаби говорит:

– Что, что?

– Господин… по-настоящему стал твоим мужем?

Сава уставилась на Хаби во все глаза, потом до нее дошло, и она покраснела густо-густо, даже в потемках было заметно.

Застенчивость перехватила ей горло, она отрицательно замотала головой.

– Нет, Хаби, нет, нет, – проговорила Сава, когда смогла справиться с голосом. – Почему ты решила так?

– Ты сегодня совсем другая, госпожа, – сказала Хаби. – Мы говорили с Маву, и он подумал…

– Ах, это Маву! – закричала Сава. Она вскочила и побежала разыскивать младшего хокарэма.

Маву решил сперва, когда Сава набросилась на него с кулаками, что у нее просто приступ желания поучиться драке; он легко отбросил ее и, встав над ней, поучающе изложил, в чем заключается ее ошибка при нападении. Игры такого рода были обычны; неудивительно, что Маву принял ее негодование за учебную атаку.

– Маву! – закричала Сава, вставая. – Я не шучу. Я хочу побить тебя, клянусь небом!

– Да за что?

– Зачем ты язык распускаешь?

– Я? – удивился Маву.

– А кто, кто Хаби нанаушничал?

– Что ж тут такого? – невинно спросил Маву. – Дела женские, обыкновенные…

Сава еще раз наскочила на него с кулаками. Маву захватил ее руки, повернул девочку от себя, не давая ударить ногами.

– Не суй свой нос в чужие дела, – прошипела Сава, пытаясь лягаться.

Маву, оттолкнув ее, отпрыгнул сам.

– Ну виноват, – улыбался он. – Бывает… Но даже в расстроенных чувствах, дорогая моя госпожа, нельзя бросаться на врага очертя голову.

Сава топнула ногой.

– Ну что ты с ним поделаешь, – сказала она подошедшему Стенхе. – Выдумывает всякую чепуху и болтает…

– Отрезать ему язык? – предложил Стенхе с улыбкой.

– Эй-эй! – обеспокоенно прикрикнул Маву. Улыбки улыбками, а Стенхе и в самом деле может такое сделать.

– Да нет, Стенхе, – запротестовала Сава. – Кто ж тогда со мной песни распевать будет?

Руттул довольно серьезно относился к пению. В раннем детстве голосок у принцессы был несильный, да и побаливало частенько горло от постоянных зимних сквозняков. Руттул же подыскал хорошего учителя пения – выписал из Нависсо, и тот хотя и не довел Савин голос до совершенства, все же сумел его укрепить. Для чего это было нужно Руттулу? Руттул полагал, что люди, наделенные властью, должны говорить не только красноречиво, но и хорошо поставленным голосом, четко и правильно.

Пожалуй, с течением времени Сава и стала так говорить, но большим удовольствием, чем петь, было для нее подражание различным майярским говорам; Руттул не возражал, а Стенхе не ленился указывать Саве на особенности произношения людей из различных местностей. Он и сам был мастер подражать разным наречиям, однако говорил обычно с глуховатым гортуским акцентом, но с обилием книжных выражений. Петь же он почти не умел: хотя и не перевирал мелодию, пел он настолько своеобразно, что слушать его было одно мучение.

– Так с кем я буду петь, Стенхе? – повторила Сава.

– Подумаешь, – смеялся Стенхе. – Я тебе таких певунов на грос дюжину куплю.

– Таких, как я, ты и одного на грос не купишь, – ухмыльнулся Маву. – Такие, как я, не часто встречаются.

– Ну, Маву, ты слишком высоко себя ценишь, – возразила Сава, ибо грос, а правильнее, гроссери – это миллион эрау, сумма по майярским понятиям немалая. Состояние принцев Горту оценивалось в четыре гроса, Верховного короля – в полтора, Пайра – в два с третью.

– Каждый человек стоит столько, за сколько его можно купить, – покачал головой Стенхе. – Маву гроса, пожалуй, стоит. А как ты думаешь?

– Ты противоречишь себе, Стенхе, – воскликнула Сава. – Как же понимать твои слова?

– Слова – ветер, – объяснил Стенхе. – Дела – камень. Но не кажется ли тебе, госпожа, что пора уже отправляться спать?

И в самом деле было уже поздно; раскинутый на берегу озера лагерь уж угомонился, костры догорали, люди укладывались спать – кто в шатрах, кто под открытым небом.

Для Савы, конечно, тоже был приготовлен шатер, но она предпочитала спать на свежем воздухе. Руттул не возражал, а Стенхе также ничего дурного в том не видел: он ложился спать недалеко от нее, постоянно готовый оградить ее от любых врагов.

В эту ночь Сава спала плохо; не то чтобы снились кошмары, но пережитое за день то и дело напоминало о себе: яркое солнце пылало на черном небе, затмевая звезды, голубая, в полосах облаков плыла планета, и казалось Саве, что они с Руттулом летят среди черноты – просто летят, без всякого глайдера, а навстречу им выдвигается громадный, в две лиги, фотонник. Сава и представляла его обыкновенной иглой, только очень большой, даже с ушком, и обрывок какой-то полупрозрачной ткани, продетый в это ушко, белесым шлейфом заслонял небо. «Они нашли Руттула», – поняла Сава, и невыносимая тоска сжала ей сердце. От этой тоски она и проснулась.

Сава открыла глаза и увидела над собой ночное небо; почти в зените висела луна, светила она ярко, но где ей было до высокого космического солнца?

Кутая плечи пуховым одеялом, Сава села. Тут же зашевелился Стенхе:

– Что-нибудь случилось?

– Нет, нет, Стенхе, просто не спится, – поспешно сказала Сава.

– С чего бы это? – проворчал Стенхе, переворачиваясь на Другой бок. – Я в твои годы спал как убитый, не замечал ночи…

Сава по звездам определила, что до рассвета уж почти ничего не осталось; она снова устроилась в постели, – так, глядя в небо, могло даже показаться, что она опять в глайдере. И воспоминание приятно согрело душу: Руттул обещал, что и сегодня будет учить ее управлять глайдером. Сава припомнила, как она вчера сама заставляла глайдер кувыркаться… И звезды казались совсем близкими.

…Оказывается, Сава все-таки опять уснула. Утром разбудил ее обычный шум просыпающегося лагеря, запах дыма от разводимых костров и самое главное – свет.

– Вставай, – послышался голос Маву. – Сколько спать можно?

– Еще немножечко, – попросила Сава. Вылезать из-под теплых одеял совсем не хотелось.

– Ладно, – отозвался Маву. – Стенхе сейчас на озере, когда возвращаться будет – встанешь.

Сава потянулась сладко, потом опять свернулась в комочек; спать ей уже не хотелось, но потянуть время в теплой постели Сава любила. Она снова уставилась на небо. Небо после вчерашних приключений неизбежно притягивало ее, и она стала следить за гонимыми ветром голубыми облаками, и вдруг показалось ей, что ранее незыблемая земля поплыла куда-то в сторону, выскальзывая из-под спины, и Сава закричала и вскочила, потому что испугалась этого головокружительного движения.

– Ты что? – поймал ее в объятия Маву. – Змея?

– Нет, нет, – лепетала Сава, прижимаясь к его груди. Он показался ей надежнее и устойчивее, чем побежавшая вдруг под ногами почва. Внезапный испуг вылился слезами. Маву оглянулся, оторвал Саву от земли, опустил в постель, торопливо схватил платье:

– Ну-ка одевайся, живо!

Сава послушно сунула в рукава руки, утерла слезы. Маву одернул подол платья и сказал, берясь за башмаки:

– Что с тобой, госпожа?

– Причудилось…

– С утра? – удивился Маву. – Чудно… Сава всхлипнула:

– Как я испугалась, Маву, как я испугалась… Маву неловко погладил ее по голове:

– Ну что ты, милая. Я думал, у тебя сердце волчье, а оно у тебя человеческое.

– Плохо иметь человеческое сердце? – спросила Сава.

– Хорошо, – ответил Маву. – Вообще всякое сердце хорошо по-своему. Ты успокоилась?

Сава кивнула.

– Пойдешь купаться?

– Нет. Я к Руттулу.

– Ладно, – сказал Маву. – Или тебя проводить?

– Не надо. – Сава поднялась на ноги и пошла к шатру Руттула.

– Я видел трогательную сцену, – услышал Маву голос Стенхе. – Ты что же это вытворяешь, ублюдок?

Маву посмотрел: Сава далеко, ей уже ничего не будет слышно. Тогда он повернулся к Стенхе:

– Ты можешь поверить, что я ни в чем не виноват?

– Трудно поверить, – ответил Стенхе. – Я ведь твой нрав знаю.

– Она испугалась чего-то спросонья, – объяснил Маву.

– Это еще не повод прижимать ее к себе, – возразил Стенхе. – Ты что, без объятий не мог обойтись?

– Мог, – ответил Маву. – Но только она не могла. А ты если так беспокоишься о моем благонравии, то сказал бы ей, чтоб она передо мной голышом не ходила.

– Ну и голышом, – хмуро сказал Стенхе. – Ну и что с того?

– Я все-таки не каменный, – пояснил Маву.

– Жеребец, – дал свое определение Стенхе. – Я, кажется, не таким был в молодости.

– Да уж,, – согласился Маву и в глаза Стенхе припомнил:

«Сердце волчье, рыбья кровь, —

Подскажите, кто таков…»

Стенхе этого неуклюжего стишка давно не слыхал, с юности; услыхать его снова от смазливого молокососа было очень обидно.

– Ладно, – сказал он. – Разберемся в замке Ралло.

– Из-за дразнилки? – поднял брови Маву.

– Из-за госпожи, – ответил Стенхе. – Ведь при виде хокарэми у тебя грешные мысли не возникают?

– Возникают, – отозвался Маву. – Правда, не тогда, когда они, полуголые, фехтуют. В остальное же время они мне больше нравятся, чем обыкновенные женщины. Только я у них, увы, любовью не пользуюсь.

– Не смей у меня заглядываться на Саву, – предупредил Стенхе.

– Я не заглядываюсь, – отмел обвинение Маву. – Она же принцесса – не про нашу честь. Но только порой уж очень на хокарэми похожа. Я бы на месте Руттула не мешкал.

Хлоп! Маву замечтался и не успел парировать оплеуху, хотя вообще-то у Стенхе реакция немного хуже. Маву приложил к щеке ладонь.

– Изумительно, – пробормотал он, глядя с вызовом. – Будем драться или подождем до Ралло?

– Ты не хокарэм, – тихо сказал Стенхе. – Ты не хокарэм.