Текст книги "Владимир Вениаминович Агеносов. Учитель. Ученый. Человек"

Инна Ли
Эхо друг друга: памяти моего мужа Владимира Вениаминовича

«Печаль моя о том, что встретились мы поздно» – так с давних времен говорят в Китае. Да, мы поздно встретились: больше полувека прожили друг без друга.

Я родилась в Москве во время войны, на год позже Владимира Вениаминовича. Отец Ли Лисань был одним из создателей и руководителей КПК в 1920-е годы, работал в Коминтерне в 1930-е, попал под каток репрессий в начале 1938-го, но выжил. В 1946 году его наконец-то выпустили на родину, и мама Елизавета Павловна, взяв трехлетнюю дочку, т. е. меня, вслед за ним отправилась в Китай. Мама был урожденная дворянка из тамбовско-саратовского рода Кишкиных, но получила советское, комсомольское воспитание, хотя главным для нее всегда были любовь, верность, семья. Когда разразился конфликт между КПК и КПСС на идеологической почве и многие советские женщины уезжали из Китая, бросая мужей, мама, несмотря ни на что, осталась и никогда о том не жалела, даже поплатившись тюрьмой в годы «культурной революции». Дома она создала особую атмосферу теплоты, душевности, «всемирной отзывчивости», свойственную русской интеллигенции, передала русский язык и культуру нам с сестрой и позднее нашим детям. Мы с Лялей, как и мама, стали преподавателями русского языка в Китае.

Весной 1998 года сошлись пути – мой и Володин. В самом начале нового семестра вернулся из научной командировки наш тогдашний директор Чжан Цзяньхуа и с восторгом поделился со мной: «Знаешь, я в Москве такого классного специалиста нашел! А как лектор он просто потрясающий!» Вскоре по Институту русского языка полетела весть: «Профессор Агеносов начинает читать спецкурс по литературе русской эмиграции!» Даже для меня, с детства погруженной в русский язык и литературу, эта тематика была совершенно незнакомой. Я решила заполнить брешь в своем образовании, тем более, раз лектор такой выдающийся. Как сейчас помню, аудитория была набита до отказа – среди слушателей не только студенты, аспиранты, докторанты, но и преподаватели. Кто-то, заметив меня, притащил дополнительный стул. И вот на кафедру поднимается лектор – подтянутый, энергичный, в отлично сшитом синем блейзере. Конечно, не в английском блейзере было дело: выразительность голоса, артистичность, погруженность в тему, яркая и четкая подача материала, новизна и глубина мысли неотрывно притягивали внимание к докладчику. Я прослушала весь курс до конца, хотя никто не вменял мне это в обязанность. Поэтому могу сказать, что тоже считаю себя ученицей профессора Агеносова.

Вот так – в университетской аудитории состоялось наше знакомство 26 лет тому назад. А поженились мы 8 лет спустя. Медленно и раздумчиво шли навстречу друг другу: лектор и слушательница – коллеги по работе – хорошие знакомые – близкие друзья – муж и жена. Мы шаг за шагом прошли все эти стадии. Владимир Вениаминович любил повторять слова Валерии Дмитриевны, жены М.М. Пришвина, которую хорошо знал: «Мы с Михаилом Михайловичем, когда встретились, были не Ромео и Джульетта, а взрослые люди». Мы с Владимиром Вениаминовичем тоже были вполне себе взрослые, каждый со своей личной историей, своим багажом непростых лет, а вот установить душевную близость нам помогло детство. Мы оба выросли в уютной семейной обстановке, на книгах из домашней библиотеки, читая все подряд – порой не по возрасту, но в соответствии с эпохой. В первых классах школы Володя прочитал «Диалектику природы» Ф. Энгельса, а я – «Гражданскую войну в СССР». И школа у нас была одна и та же – советская. И увлечение общее – русская литература. Выяснилось, что нам нравились одни и те же писатели, поэты, и, когда кто-то вспоминал какую-нибудь строчку Маршака, скажем, или Маяковского, другой (или другая) сразу же подхватывал. По мере общения ниточки, которые нас соединяли, укреплялись, множились. Не сразу, но неуклонно росло взаимное доверие, желание глубже поведать о своей жизни, поделиться тем, что носишь в душе. Мы любили беседовать друг с другом, и Владимир Вениаминович раскрывался передо мной все больше и больше.

Он был многогранным человеком. В этой книге, которую вы держите в руках, о нем рассказывают самые разные люди, каждый со своей стороны. Я не хочу повторять то, что Владимир Вениаминович сам написал о своей жизни, и то, что описывают его друзья и ученики. Просто постараюсь передать, каким он виделся мне, и, может быть, заполнить некоторые пробелы в его мемуаре, дополнить картину его жизненного пути. Хочется, чтобы всем, кто читает эти воспоминания, Владимир Вениаминович запомнился как яркий человек во всей своей сложности и глубине.

Агеносов – это что за фамилия? Ее нередко перевирают. Я сама слышала, как говорили «Агеносян», «Атанесян» или что-то вроде того. Мы с мамой тоже гадали: может, тут какие-то кавказские-закавказские корни? Оказалось, вовсе нет.

Дед Владимира Вениаминовича – Владимир Николаевич Агеносов служил земским врачом в Вятской губернии, бабушка Софья Васильевна, в девичестве Сережникова, выросла в Казани, в семье коллежского асессора. Владимир Николаевич вскоре ушел из семьи, оставив дочь Олю на попечении Софьи Васильевны и ее незамужней сестры Веры. Похожая история повторилась в следующем поколении: Володя с самого рождения оказался на руках у трех женщин.

Больше всего рассказов я слышала о маме – Ольге Владимировне Агеносовой, которую Володя не просто любил, а, можно сказать, боготворил. Мать и сын были связаны сильнейшими эмоциональными и душевными узами. И хотя Ольга Владимировна, профессиональный медик, вплоть до выхода на пенсию была с головой погружена в свою работу, на Володю она оказала глубочайшее влияние. Она была волевым, целеустремленным человеком, преданным своему делу и своим принципам, отзывчивым к людям. Была активной общественницей и, несомненно, хорошим организатором: недаром она долгие годы возглавляла медсанчасть Магнитогорского металлургического комбината, работала заведующей Магнитогорским горздравом, а в годы войны – начальником эвакогоспиталя. Все эти ее качества передались и Володе. Он вспоминал в одном из интервью: «Строго говоря, мама ничему не учила. Я видел, как она себя ведет с людьми, как относится к тем или иным моим поступкам, какие явления жизни считает полезными или вредными. И это было “значимым учительством”». (Из интервью В. Агеносова для журнала «Развитие личности»)

Оля Агеносова с родителями

Своими первыми учителями Володя считал бабушек – бабу Соню и бабу Веру, как он их называл в детстве. Именно они больше всего занимались мальчиком в его ранние годы, тем более что обе бабушки закончили дореволюционную гимназию, дававшую отличное образование, а баба Вера по окончании дополнительного 8-го класса женской гимназии и Казанских высших женских курсов получила к тому же право на учительскую деятельность. Думаю, что образованность и начитанность бабушек сказались на Володе, сделали его настоящим интеллигентом, привили уважение и любовь к книге, к русской литературе еще до поступления в школу. Конечно, очень важную роль сыграла и домашняя библиотека, которую любовно собирала Ольга Владимировна. Переезжая в Москву, она взяла все книги с собой. И когда я переступила порог Володиной квартиры, меня первым делом приветствовали знакомые корешки произведений русских писателей.

Володя с мамой

Володя рос домашним, «книжным» мальчиком. Он рассказывал мне с усмешкой, что наставления бабушек в некотором смысле сыграли для него плохую службу. Обе бабушки были идеалистками и твердо держались правил, выработанных русской интеллигенцией в XIX веке. Они требовали, чтобы Вова говорил правду и только правду и боролся с неправильным поведением других. Став учеником советской школы, он попытался вести себя согласно этим принципам, но кончилось это плачевно. Заметив, например, что кто-то в классе пользуется шпаргалкой или перешептывается на уроке, Вова тут же поднимал руку и громко сообщал об этом учительнице. Он полагал, что раз он действует открыто и честно, значит, такое поведение правильное. Но одноклассники не восприняли его благородных порывов и прозвали Вову «ябедой».

Первое жесткое столкновение прекрасных идеалов с грубой действительностью привело к тому, что Вове расхотелось ходить в школу. Он «заболел», и бабушки надолго уложили его в постель. Самое интересное, что ему удалось провести даже маму-врача, которая водила мнимого больного к лучшим педиатрам города. Ему прописывали лекарства, микстуры, а он тайком выливал их в цветочный горшок, градусник незаметно вытаскивал из-под мышки и прикладывал к горящей лампочке. Температура держалась стойко, но фикус в горшке не выдержал и засох. И вот тогда мама все обнаружила и задала сыну нахлобучку. Тут следует сказать, что «больной» не валялся в кровати без дела. Он аккуратно делал уроки, чтобы не отстать от класса, и, главное, читал с утра до вечера. После длительного перерыва вернулся в школу, начиненный знаниями, подросший, но заодно и намного прибавивший в весе. Это был уже не щупленький мальчик, а пухленький толстячок благодаря тому, что бабушки без конца его кормили любимым лакомством – бутербродами с маслом и медом. Так толстячком Володя и остался на всю жизнь.

Мальчик вырос

Бабушки ушли из жизни довольно рано, и главным учителем, лучшим другом стала мама. Вместе с ней в детские и юношеские годы Володя ездил на отдых в Москву, в Крым, совершил незабываемое путешествие на теплоходе по Енисею. Мама была для него авторитетом и примером во многом. Однако к концу школы повзрослевший Володя пошел наперекор матери, желавшей увидеть в нем продолжателя своей профессии. Медицина Володю не привлекала, он мечтал о журналистике. Серебряный медалист, он по праву рассчитывал на учебу в столице, но Ольгу Владимировну страшило расставание с сыном. Откликнувшись сердцем на переживания матери, Володя принял промежуточное решение: поступил на филфак Магнитогорского педагогического института.

Со своей стороны, Ольга Владимировна вовремя поняла, что сын уже сформировался как личность. Она всегда гордилась им, его успехами, верила в него и не стала давить, навязывать свою волю. Одобрила его поступление в целевую аспирантуру МГПИ им. Ленина, а позднее и переход на работу в ВКШ. Когда Магнитогорский пединститут заартачился, не желая терять перспективного молодого специалиста, Ольга Владимировна подняла все свои связи, помогая Володе добиться желаемого. Дошла до первого секретаря Челябинского обкома ВЛКСМ В.П. Поляничко, с которым была знакома по партийным конференциям. (В 1990-е годы он имел ранг вице-премьера Правительства РФ, в 1993 году погиб в результате теракта). Поляничко подписал письмо первому секретарю Левобережного райкома КПСС (к этому району относился Магнитогорский пединститут). Вот текст этого письма:

Челябинский ОК ВЛКСМ по поручению ЦК ВЛКСМ ходатайствует о снятии с партийного учета и переводе на работу в Высшую комсомольскую школу при ЦК ВЛКСМ и. о. доцента кафедры литературы Магнитогорского пединститута Агеносова В.В., т. к. он имеет опыт комсомольской работы, столь необходимой в подготовке руководящих комсомольских кадров.

Учитывая, что перевод т. Агеносова проводится в учебное время, обком ВЛКСМ договорился с ректоратом ВКШ при ЦК ВЛКСМ, что в случае необходимости т. Агеносову будет разрешено в 1971 году выехать в Магнитогорск для чтения курса советской литературы на стационаре.

Таким образом, все магнитогорские барьеры были сняты. Проводив Володю, Ольга Владимировна сама стала готовиться к отъезду. Мать и сын не хотели расставаться и договорились: как только появятся жилищные условия, они воссоединятся в Москве.

В квартире на Вешняковской

Так и случилось. Ольга Владимировна, персональная пенсионерка, вложила все свои накопления в приобретение в 1971 году кооперативной квартиры на Вешняковской улице, а Володя при выборе квартиры учел все пожелания матери. Преодолев в одиночку трудности переезда, Ольга Владимировна рассталась с Магниткой, к которой прикипела душой, со своими старыми друзьями и привычной обстановкой. Но все ее мысли были о сыне, и сын не обманул ее надежд.

После смерти матери, перебирая ее вещи, Володя нашел адресованное ему письмо:

Мой горячо любимый Володя!

Вот ты и остался один.

Будь мужественным и иди по намеченному пути. Помни, что моя мечта была видеть тебя доктором наук, профессором, и это в твоих силах и возможностях, если не разменяешься на мелочи.

Будь честен и правдив всю жизнь, как подобает коммунисту, но не теряй чувства меры и такта в своей правоте.

Будешь жениться, присмотрись хорошенько к вкусам, взглядам, привычкам. Жить надо с товарищем, а не с красивым лицом.

Заведи хороших друзей.

Целую тебя много-много раз.

Не забывай меня и бабушек. Они тебя тоже очень любили.

Мама

Когда мы с Владимиром Вениаминовичем познакомились, Ольги Владимировны давно уже не было в живых (она ушла в конце декабря 1987 года), но я оценила сыновнюю любовь, которую он неизменно носил в душе. А вот кто был отец Володи? Это долго оставалось для меня загадкой.

В.Э. Дымшиц в годы работы на Магнитострое

Когда китайские друзья задавали вопрос об отце (китайцы любят расспрашивать о родителях), Владимир Вениаминович просто уходил от ответа и говорил, что мама воспитывала его одна. Я чувствовала какую-то недосказанность, его внутреннее смущение, и только через несколько лет он неожиданно признался: «Хочешь знать, кто мой отец? Это Дымшиц». Я хоть и выросла в Китае, но родители выписывали на дом газету «Правда», и память сохранила фамилию Дымшиц в первом ряду известных государственных деятелей СССР. Значит, вон оно как!

Володя рассказал, что Ольга Владимировна считалась одной из самых ярких женщин Магнитки, за ней многие ухаживали, но она держалась неприступно, пока в 1939 году в Магнитогорск не приехал Вениамин Эммануилович Дымшиц, чтобы занять пост управляющего трестом «Магнитострой». Он был молод (родился в 1910 году), энергичен, полон энтузиазма, отлично справлялся с тяжелой ответственностью, неизмеримо выросшей в годы войны. Неудивительно, что эти два нестандартных человека, две ярких личности полюбили друг друга. Это не была тайная любовь – оба были свободны, не женаты. Володя говорил, что они часто появлялись вместе, ходили в театр, на концерты, на торжественные собрания. Весь город знал об их отношениях. (Меня, кстати, нисколько не удивила и не покоробила неформальность отношений между Володиными родителями, ведь и мои родители, живя в то же самое время в СССР, не расписывались в ЗАГСе). Когда мы с Володей в 2017 году осматривали музей истории Магнитостроя, сопровождавшая нас сотрудница прямо спросила: «Вы ведь сын Дымшица?» По словам Володи, когда его отца отзывали из Магнитогорска, он предлагал Ольге Владимировне ехать вместе, но она отказалась. Перед тем Дымшиц познакомил ее со своей матерью, однако женщины друг другу не понравились, и мать Дымшица резко выступила против этого брака. А, на мой взгляд, Ольгу Владимировну, которая была старше Дымшица на шесть лет, могли смущать еще разница в возрасте и перспектива стать просто женой ответработника, потерять себя как самоценную личность. Она хотела быть самой собой и сына воспитывала только для себя, отказавшись от материальной помощи со стороны отца.

Володя всего несколько раз в жизни общался с отцом, но считал, что именно из-за него ему долго не разрешали выезд за границу, особенно в капстраны. Это ему казалось несправедливым и обидным. Тем не менее, отец принял участие и помог в поворотный момент его жизни.

В начале 1970 года Володя защитил в Москве кандидатскую диссертацию. Встал вопрос, куда двигаться дальше. Дымшиц пригласил сына к себе. Правда, не домой (у него давно уже была другая семья), а в Орликов переулок, в свой рабочий кабинет председателя Госснаба СССР. Для Володи это было совершенной неожиданностью. Разговор был долгим. Отец расспрашивал о его жизни, о планах, угощал импортным коньяком. Володя признался, что хотел бы остаться в Москве. Выходил из кабинета, как в тумане, – то ли от коньяка, то ли от психологического напряжения. Следствием этой беседы был тот самый телефонный звонок секретаря ЦК ВЛКСМ А.Х. Везирова, о котором Володя упомянул в своих воспоминаниях. Абдурахман Халилович позднее рассказал мне, что Дымшиц, хотя был старше по возрасту и по чину, лично приехал к нему и попросил позаботиться о своем сыне. Везиров постарался выполнить доверительную просьбу старшего товарища, к которому относился с большим уважением. Отсюда начинается история перехода Владимира Вениаминовича на работу в ВКШ, ставшей одним из ярких периодов его жизни и подарившей ему много верных друзей. А с Везировым у него на всю жизнь завязались теплые душевные отношения. Володя называл Везирова своим «вторым отцом». Может быть, так он хотел заполнить лакуну в своем сердце?

И заключительный аккорд. Однажды мы с Володей посетили Новодевичье кладбище, где похоронены родственники моей мамы, шли, разглядывая памятники, и вдруг дорожка сама собой привела нас к могиле, где было вырезано имя «В.Э. Дымшиц». Постояли молча. Это было прощание.

Володя, родившийся и выросший в Магнитогорске, дважды по своей воле уезжал из родного города: в первый раз в 1966 году, чтобы поступить в аспирантуру МГПИ им. Ленина (ныне МПГУ), и во второй раз в 1970 году, чтобы, будучи и.о. доцентом кафедры литературы Магнитогорского пединститута, многообещающим комсомольским работником, перейти на работу в ВКШ. Как я уже говорила, отпускали его неохотно, ставили препоны, но Володя всегда умел добиваться поставленной цели. В стенах Магнитогорского педа осталась обида: как же так – бросить все ради столицы? Но Володю прельщали не блага московской жизни, а более открытая и насыщенная атмосфера столицы, где кипели идеи, сталкивалось новое со старым, создавая питательную среду для интеллектуальной мысли. Размышляя о своем выборе, Володя как-то сказал мне: «Если бы я остался в Магнитке, то, наверно, стал бы деканом или даже проректором института, но в научном и педагогическом плане не добился бы того, что сделал в Москве».

В прокатном цехе Магнитки, 2017

Я твердо могу сказать: Володя не изменял родной Магнитке – она всегда была с ним в его душе и памяти. Прожив более полувека в Москве, он никогда не говорил «я москвич», а только – «я уралец», «я из Магнитки». Он с радостью участвовал в мероприятиях южноуральского землячества, следил за его деятельностью, дружил с его руководителем Александром Владимировичем Валовым. Вынашивая идею книги о матери, решил, что книга должна быть издана в Магнитогорске в серии «Судьбою связаны с Уралом», той же самой, где вышла книга о Дымшице. Володя, конечно, мог бы и сам стать автором, но он хотел, чтобы об Ольге Владимировне написали земляки. Радовался, когда за это дело взялась краевед, журналистка Надежда Карпова, передал ей все необходимые материалы, в том числе письма матери, которые многие читатели оценили как самую интересную часть книги. Презентация книги «Агеносова Ольга Владимировна: Две столицы – одна судьба» прошла в Москве, в Доме национальностей, благодаря поддержке южноуральского землячества. Для Володи это было очень значимое событие.

Помнится, много лет назад в Пекине мы оба увлеклись программой Google Earth, и Володя «повез» меня в виртуальное путешествие в Магнитогорск. Трепетно вглядывался в очертания города, берегов реки Урал, поселка Березки. С сожалением отметил большую впадину на месте бывшей Магнит-горы. И высказал свое заветное желание: «Надо нам туда съездить». Поездка состоялась в начале 2017 года, когда Владимира Вениаминовича наградили Народной премией «Светлое прошлое» от Фонда Олега Митяева. Премия присуждается челябинцам, проживающим за пределами родных мест, за выдающиеся заслуги в разных сферах деятельности.

Это было неожиданное радостное событие. Мы вдвоем отправились сначала в Челябинск, где проходило торжественное награждение знаменитых земляков, а потом на малую родину, в Магнитогорск. Володя был счастлив посетить места своего детства и юности, родную школу № 41, где его встречали директор и учителя. И еще приехал с ним повидаться один из его первых студентов, выпускник Магнитогорского педа, директорствовавший в школе соседнего городка. Встреча была очень теплой. Володя сел в одном из классов за парту, поднял руку и снова почувствовал себя школьником.

Снова за партой

Мы ходили по улицам Березок, и Владимир Вениаминович в который раз делился воспоминаниями, теперь уже предметно. Показывал когда-то элитные, а ныне заметно обветшавшие коттеджи, в которых жили друзья его детства, угол перекрестка, где они в юности собирались по вечерам. Конечно же, мы в первую очередь подошли к дому № 12 на улице Репина. Володя надеялся войти внутрь, но калитка была заперта, никто не открывал, и он смог взглянуть на родные пенаты только сквозь щелочку в ограде. Огорчило и состояние местного Клуба горняков, в который он мальчишкой бегал в кино, а ныне увидел лежащим в развалинах. Но ММК продолжал жить и наполнять жизнью город. Володе очень хотелось показать мне комбинат, которым он, как и все магнитогорцы, привык гордиться. Я мало верила, что затея удастся, но он добился приема у самого директора комбината, и нас, как почетных гостей, провели по цехам и по музею.

Но, конечно, самой большой радостью были встречи с друзьями школьных лет. Игорь Рудаков, живущий в Челябинске, пришел в гостиницу, присутствовал на награждении. Сергей Скороходов возил на своей машине по Магнитогорску, неотлучно находился при Володе все эти дни. Трогательной была встреча с Володей и Аней Кузиными, к которым мы приехали на дом. Немолодые люди, забыв о возрасте и недугах, на этот вечер снова стали мальчишками и девчонками, погрузившись в мир детства.