Текст книги "Недочитанный роман"

За ужином Ренар больше ел, чем говорил. Дама тоже молчала, но была занята не столько трапезой, сколько наблюдениями за молодым человеком, а он был слишком увлечен, чтобы замечать, как пристально его разглядывают… О чем думала дама, мы умолчим. Скажем только, что мысли ее были легки и приятны, и она даже на время забыла о трагической сущности бытия. Молчание прерывалось лишь незначительными репликами, касающимися еды, да мерным шуршанием маятника.

А ужин был прекрасен. Ренар был восхищен умением повара и отдал должное всем его творениям. Наконец, трапеза стала подходить к завершению, слуга убрал основные блюда и выставил фрукты и десерт.

Ренар посмотрел на даму: она, казалось, была поглощена своими мыслями и смотрела куда-то вдаль, чему-то улыбаясь. Её улыбка была такая приятная и тихая, такая спокойная и умиротворенная… Это была одна из тех улыбок, что запоминаются на всю жизнь, и при воспоминании о них у увидевшего становится тепло на сердце.

Ренар долго молча смотрел на нее, пока не услышал снова тихое шуршание маятника и мерный, какой-то особенный звук каминных часов. Он прислушался к нему, к четкому ритму и сухому, легкому стуку… и подумал о том, как безжалостно разводит людей время. Подумал о том, что люди, созданные друг для друга, часто рождаются, разделенные десятилетиями… или даже веками.

Ренар очень хотел развлечь даму, рассказать ей что-нибудь доброе или веселое, спросить совета или просто поговорить. Но он не решался потревожить ее, ее волшебную улыбку… и потому молча занялся десертом.

Однако десерт был не бесконечен, время шло, а часы в очередной раз напомнили о том, что уже поздно. Ренар медленно перевел взгляд с циферблата на окно… и чуть вздрогнул. «Интересно, как там мой плащ?» – промелькнула мысль почти риторическим вопросом… Но как бы то ни было, а нужно было и честь знать.

Дама проводила его до дверей.

Иногда бывает достаточно мига, чтобы охватить взглядом большие пространства… Ренару хватило секунды, чтобы заметить небольшой бурлящий ручеек у самых ворот. Он шел от крыльца и уходил куда-то в сторону площади. Если быть честным, туда уходила тысяча ручейков, и, вероятно, конечным пунктом их устремлений должна была быть огромная лужа, впрочем, за дальностью расстояния, не видимая для Ренара. Один из ручейков нес на своих волнах какую-то бумажку. Ренар не мог ее рассмотреть, просто белый лоскуток мелькал вдали… Но ему показалось, что это по огромной бурлящей реке, полной водоворотов и течений, несется в открытое море белоснежный парусник… Команда изо всех сил борется со стихией, бесстрашный капитан сам стоит у руля и что-то кричит боцману, матросы пытаются удержать просоленный в морях канат, полощется на ветру парус. Но даже сейчас, в эту тревожную минуту, корабль был прекрасен, и каждый матрос спокоен и отважен, как и его капитан.

Молодой человек шагнул в дверной проем и чихнул. Его плащ, уже высохший и теплый, вдруг показался ему насквозь мокрым…

Дама тяжело вздохнула.

– Что же мне с вами делать?

Ренар понял, в какую неловкую ситуацию он поставил гостеприимную хозяйку… Задумчиво покосившись на ручеек у ворот, он глубокомысленно вздохнул, хотя это более напоминало грустный стон. Молодому человеку показалось, что он еще ощущает тепло камина и помнит уютное кресло рядом с ним… Он отчетливо понимал, что пауза затягивается, но также понимал и то, что решать должна дама. И, кроме того, ему казалось, что он что-то еще не спросил, на что-то еще не ответил…

– Уже поздно… – проговорила дама.

Она посмотрела во двор, на ручейки, потом на Ренара.

– Я не должна этого делать, но… оставайтесь.

Слуга с канделябром в руке тут же закрыл дверь и еле заметно зевнул. Ренар почтительно поклонился.

– Я надеюсь, что я не сильно вас стесняю…

– Стесняете, мсье Ренар… – дама на миг опустила глаза. – Но что же мне остается делать?

Лицо ее было в тени, и она позволила себе взглянуть на Ренара долгим и ласковым взглядом, надеясь, что он его не заметит.

Тени в передней играли в какую-то загадочную игру. То они резвились и плясали в обнимку с пятнами света, то утихали на миг, чтобы затем с новой силой начать свой безумный танец, то заполняли собой всю переднюю. Ренар залюбовался дамой: это освещение придавало особую загадочность и таинственность ее лицу, а глаза блестели отраженным пламенем свечей… Вдруг особо шаловливая тень почти полностью укрыла ее от Ренара, и в этот момент она наклонила голову. Лицо ее он видел неотчетливо, но молодому человеку показалось, что дама улыбается ему нежно и ласково. Ренару стало как-то необыкновенно тепло и радостно, так радостно, что он тоже улыбнулся в ответ. Но другая тень, играя, скрыла его лицо, и он не знал, заметила ли это дама…

– Шарль… – обратилась она к слуге. – Постелите господину Ренару в библиотеке. Спокойной ночи, мсье.

Ренар еще раз поклонился и поблагодарил хозяйку за предоставленный приют. Он, правда, немного огорчился, что она не пожелала продолжить беседу. Но она наверняка устала… «Возможно, утром мы еще сможем поговорить», – решил Ренар по пути в библиотеку.

Проведя молодого человека по темному коридору, его спутник открыл дубовую дверь, и они вошли в какую-то залу. Слуга зажег несколько свечей, расставленных таким образом, что они могли осветить почти все помещение, быстро и ловко постелил на диване и покинул гостя.

Оставшись один, Ренар посмотрел вокруг себя и застыл в удивлении. Вся комната от пола до потолка была заставлена книгами. В центре ее громоздился длинный стол, также заваленный стопками книг. Несколько кресел и один огромный диван, на котором ему предстояло спать, стояли возле шкафов. Ренар удивленно оглядывал ровные ряды книг, пытаясь различить названия… Здесь были исторические труды и стихи, старинные книги о ядах и чародействе и новые романы…

Молодой человек вытащил наугад маленький изящный томик в сафьяне с золотым обрезом и сел в кресло. Под тусклым светом свечи он полистал книгу, зацепился глазами за какую-то фразу, странно знакомую… и начал читать.

Он прекрасно помнил, что никогда раньше не держал в руках этой книги, но отчего-то ему все время казалось, что он знает, что будет дальше, на следующей странице. И он читал, чтобы подтвердить свою догадку, и она подтверждалась.

Перед его внутренним взором вставали, сменяя друг друга, яркие картины. Вставали так отчетливо, словно все это уже было даже не прочитано, а увидено однажды…

Эта была книга о далеком прошлом, скрытом мглою веков. О рыцаре, который ехал по лиловеющим вересковым холмам вдоль берега северного моря.

Был хмурый летний день, над морем стоял густой туман. Нет, книга была старинной, и такого описания там не было. Там просто говорилось: «Рыцарь Вулпес ехал по берегу моря. Лицо его было белее тумана. Доспехи его блестели без солнца. На щите его – червленый лис на серебряном поле». Но Ренар до мельчайших подробностей видел этот день, этот берег, этот лиловый вереск, эти прибрежные белесые утесы. И башню, похожую на маяк. Собственно, она и служила маяком. Наверху ее горел огонь, указывающий путь кораблям и приветствовавший заблудившихся в тумане. Он видел, как рыцарь подъехал к башне, как протрубил под ее стенами в свой серебряный рог, как открылись ворота и как встретила рыцаря во дворе прекрасная дама в зеленом платье с длинным поясом, дважды обернутым вокруг ее тонкого стана и спускавшимся до земли. Видел ее медно-рыжие кудри, схваченные золотым обручем, и розу в руке. Видел, как она приказала слугам помочь рыцарю сойти с коня и позаботиться о его боевом друге, как сама накинула ему на плечи красивый короткий плащ, подбитый горностаем, и пригласила к столу. Видел, как горел огонь в огромном камине в середине залы, каменный пол которой устилали зеленые ветки, лилии и ирисы. Видел, как рыцарь вымыл руки в узорном тазу, как расставили большой стол, накрыли его белой скатертью и принесли многочисленные яства. И как Рыжекудрая Дама сама поднесла рыцарю золотой кубок, держа его обеими руками, а он осушил этот кубок до дна, не подозревая о том, что в нем было. И забыл о своей невесте, Светлокосой Эйлин, о ее голубых очах и изогнутых черных бровях, о её полных губах и ямочке на подбородке, и о кольце с сардониксом, которое отдал он ей в знак любви и верности, и о том, куда лежал его путь. Теперь перед ним были другие очи – зеленые, как смарагд, и другие губы, нежные, как лепестки розы.

Но сон брал свое… и Ренар заснул, не дочитав до конца первую часть романа.

Пожелав своему гостю спокойной ночи, дама тотчас же прошла в спальню. Она чувствовала себя немного усталой и отчего-то взволнованной. В комнате оглушительно благоухала белая лилия, подаренная Ренаром: она пахла так сладко, так влекуще, так головокружительно… В ней было столько чувственности и одновременно столько чистоты и прелести!

Переодевшись ко сну, дама опустилась на край постели, распустила свои медно-рыжие волосы и долго сидела так. О чем она думала? О том вопросе, который задал ей Ренар? О любви, о трижды прощенном предательстве? Об увядших розах? О странно затянувшемся дожде? Мысли путались у нее в голове… Она погасила свечу и легла, подумав о том, что завтра, наверное, выглянет солнце…

Глава третья

Странно было бы жить в одном городе, пусть и на разных берегах реки, и не встретиться. Первой заговорила об этом, конечно, она… Она вообще не понимала затяжных виртуальных отношений. Написанное слово и слово произнесенное – не одно и то же. А уж то, что из себя на самом деле представляет человек, – вообще отдельный разговор. Поэтому она предложила ему встретиться, и он радостно согласился.

И вот она ждала его в кафе, за столиком возле самого входа, пила мартини и нервничала.

История ее знакомства с Александром и нескольких недель их виртуальных отношений была довольно странной. Она приняла его в «друзья» неохотно и без особого энтузиазма отнеслась сперва к его отвлеченому умничанию и попыткам в два часа ночи выяснить ее мнение по поводу личности Понтия Пилата. Но что-то в его старомодной церемонности цепляло ее, и постепенно она втянулась в диалог, переведя его в менее интеллектуальное русло. Оказалось, что им обоим нравится рисовать, и они стали посылать друг другу рисунки и советоваться по поводу возможностей графического редактора. Иногда их беседы касались поэзии, рыцарской литературы и рыцарства вообще. Александр учился на юридическом факультете, филология не была ему особенно близка, а вот историей Средневековья он действительно увлекался, и это также сблизило их.

Очень быстро они стали друзьями, вели долгие беседы в сети, и несколько раз он помогал ей в поисках источников, когда она работала над статьей для академического журнала. Беседы эти сопровождались своеобразной литературной игрой: зачастую они стилизовали свою речь, словно исполняя роли рыцаря и Прекрасной Дамы, разделенных дальними землями и морями. Истории Гийома де Машо и Перонеллы или Жофре Рюделя и графини Триполитанской казались им странно похожими на современные виртуальные отношения… И, похоже, что они немного заигрались. Бог знает, что они навоображали друг о друге – рыцарь, дама, недомолвки и неуместные откровения…

Странно, но, с волнением ожидая встречи, она вовсе не думала о том, что он разочаруется, увидев вместо Прекрасной Дамы обычную женщину средних лет… Она скорее боялась разочароваться сама. Боялась, что вдребезги разобьется тот образ наивного и прекрасного рыцаря, который мерещился ей за его посланиями.

Александр опаздывал, она злилась и вертела в руках мобильник. Наконец, не выдержала и набрала номер… и впервые услышала его голос. Она резко спросила, ждать ли его. Он извинялся, говорил что-то об электричестве, которое выключилось, когда он брился… и попросил еще десять минут. Она выпила второй мартини и расплатилась.

Когда он, наконец, пришел, первым ее чувством было некоторое облегчение… Он не был так красив, как хотелось бы, но… могло быть и хуже. Ладная фигура, красивые руки, небрежно причесанные темно-каштановые волосы, падающие челкой на лоб, вполне правильные черты лица и – глаза. Удивительно красивые карие глаза с густыми ресницами.

Пожалуй, подвел его только рост… Почему-то в голове у нее сразу всплыли слова «маленький рыцарь». Кажется, так называли пана Володыевского в «Потопе». Впрочем, какое это может иметь значение, она же не любовника выбирает… Просто привычка: в каждом мужчине видеть мужчину, даже если он значительно моложе или старше.

Он был, по-видимому, очень раздосадован своим опозданием и ее нескрываемым недовольством и чувствовал себя не в своей тарелке. Вспомнив психологию, она предложила ему сесть не напротив, а рядом с собой на диванчике, но разговор все равно не очень клеился. Он заказал кофе, они посидели немного, чувствуя какую-то натянутость, а потом она предложила пойти в парк, и там почему-то все вдруг стало просто и легко…

Ни он, ни она не могли потом вспомнить, о чем говорили в этот день, то гуляя по аллеям среди задумчивых статуй, то сидя на зеленых скамейках, отнимая друг у друга фотоаппарат и бесконечно нажимая на спуск. Сперва, конечно, об Алине; потом о нем, о его учебе и работе ночным охранником (мужчина должен работать); о ее преподавании в университете, об искусстве; о вечной любви; о том, как разумно и по плану сложится его жизнь. И еще о том, какими странными стали женщины: они хотят делать карьеру и вовсе не спешат создать семью и детей. Из-за этого он ссорится с Алиной. Он хочет поскорее жениться и завести детей, но у нее другие планы: она так честолюбива. И еще о том, что женщины и мужчины говорят на разных языках и без словаря бывает просто не обойтись.

Потом он пытался читать ей стихи, но она тут же остудила его пыл парой язвительных замечаний, и он впервые в жизни принял критику и даже не обиделся. И все это время они фотографировали друг друга одним аппаратом, словно желая сохранить каждый миг этой странной встречи.

Спустя четыре часа, несмотря на свой романтический восторг, он проголодался, и она повела его обедать. По дороге он вспомнил, что не расплатился за кофе, и они пошли в то же самое кафе, в каком встретились, и долго пытались выяснить у официанток, кому же он должен. И снова сидели рядом. Какой-то жучок из сада заполз ей за вырез блузки, и Александр, слегка краснея, помог ей извлечь его оттуда. А потом они вышли и отправились кружить по набережным…

Прощались они в переулке напротив ее балкона, на другой стороне улицы… Он взял ее руку и поднес к губам, как в старинном романе. Странно, но получилось совершенно естественно. Она улыбнулась и пошла через дорогу к своей парадной, а он заторопился по переулку к автобусной остановке. Когда она открывала дверь, он был уже довольно далеко, на углу. Она посмотрела в его сторону… Он стоял и смотрел на неё, но, заметив ее взгляд, смешался и сделал вид, что у него зазвонил телефон.

Дома муж уже начал за нее волноваться. Только тогда она поняла, что прогуляла восемь часов… и почувствовала, как болят спина и ноги. Не девочка ведь, в конце концов.

Она приняла ванну и попросила мужа сделать ей массаж.

Уже третий день, вместо того, чтобы вникать в роман Кретьена, она рисовала эту картинку. Вечер. Дождь. Дом в пустом переулке. Засыпанная палым листом подворотня, сквозь которую видны двор с облетающим деревцем и рыжая кошка, обходящая лужу. Горящий фонарь, два мотылька, кружащих вокруг него, и двое людей, прощающихся возле парадной… Девушка в длинном сиреневом платье и шляпке с вуалью, подхваченной порывом ветра, и молодой человек в двух шагах от нее. Они как будто только что расцепили руки. Ветер готов разметать их, унести девушку, как видение… и над ними высоко в воздухе парит черный зонтик. Она уже придумала для нее название – «Осеннее прощание».

Ей было грустно… невыносимо грустно. Август катился к концу. Скоро должна была приехать уехавшая на каникулы в Англию Алина… Кончатся отпуска, закрутится жизнь… А она уже так привыкла к тому, что каждый вечер, открывая свою страничку, находила письмо Александра с его неизменным «Добрый вечер» и лукавым смайликом.

Как трудно будет отвыкнуть…

Однажды она написала ему это… «Как трудно будет отвыкнуть». «Зачем отвыкать?» – спросил он…

– Вы начнете учиться, приедет Алина, приедут ваши друзья… Вам станет не до меня. Да и я не смогу сидеть по ночам… у меня занятия в университете и много работы.

– Но я буду и днем. Вернее, вечером. Поверьте, для вас я всегда найду время.

– Ладно, не будем загадывать. Жизненный опыт привел к тому, что, сближаясь с кем-то, я моментально начинаю думать о неизбежности конца… Я знаю все, что вы мне захотите возразить, Александр. Наверное, так нельзя. Но наступать по сто раз на одни и те же грабли тоже неприятно.

– Лежат грабли на пути одного человека. Этим путем он ходит каждый день. Наступив несколько раз, он знает о свойствах граблей и заранее опасается их… Но ведь можно просто поднять и убрать их с дороги! Может, и тут стоит не опасаться, а найти другое решение? Не надо бояться чего-то заранее… Страх гложет душу, а ведь он может быть беспричинным. Вы беспокоились по поводу встречи, но ведь она вам понравилась, разве нет? Теперь вы боитесь другого…

– Да, мне страшно. Вы мне очень дороги, мой милый рыцарь. Я знаю, что нельзя в этом признаваться. Но я это говорю.

– Спасибо вам за это. Но вы ведь знаете, что я не воспользуюсь этим… Ведь вы мне тоже очень дороги.

– Спасибо и вам, Александр. Что бы ни случилось дальше – я вам благодарна за все. Но уже поздно… Прощайте, мой милый мальчик.

– Я бы не сказал, что я мальчик… Но «милый» мне нравится.

– Хорошо, пусть будет просто – «мой милый». Кстати, так я не обращалась и не обращаюсь ни к кому, кроме вас. Только не вздумайте воображать о себе бог знает что!

Они стояли в саду возле заднего крыльца ее дома и все никак не могли проститься. В этот день приезжал из дальней поездки ее муж, и она должна была вернуться домой пораньше.

– Спасибо вам, мсье Ренар. Что бы ни случилось дальше – я вам благодарна за все. Но уже поздно… Прощайте, мой милый мальчик.

– Я бы не сказал, что я мальчик… Но «милый» мне нравится.

– Хорошо, пусть будет просто – «мой милый». Кстати, так я не обращалась и не обращаюсь ни к кому, кроме вас.

Дама медленно подняла на Ренара глаза, в которых он увидел сразу все: слезы, улыбку, страх и нежность. Она хотела еще что-то сказать… Но почему-то не могла.

И он тоже молчал, он тоже хотел что-то сказать, что-то сделать, но чувства словно мешали ему, и единственное, что он все-таки смог – это улыбнуться.

Она протянула ему обе руки.

– Друг мой… – голос ее прервался, и она никак не могла совладать с ним.

Ему казалось, он одновременно и знает, и не знает все, что ему скажут. Он чувствовал руки дамы в своих, тепло ее тела под тонкой перчаткой… Он хотел слушать, и хотел сам говорить, но казалось, что в этом нет нужды. Ведь все уже говорят их души.

– Надеюсь, ваш муж не стоит с ружьем у окна, – наконец сказал он шутливо.

– А вы боитесь?

– Не боюсь. Даже если пуля попадет в сердце, оно не перестанет биться ради… ради некоторых людей…

Дама казалась слишком взволнованной, чтобы что-то ответить. Руки, которые Ренар все еще продолжал держать в своих, не решаясь ни поцеловать, ни отпустить, дрожали, а грудь вздымалась.

– Пожалуй, вам пора, мсье Ренар… – сказала она наконец.

Но глаза ее говорили иное.

– А может быть, погуляем еще по саду?.. – сказал он, глядя на нее с надеждой.

– Как хотите… – обреченно отозвалась она и попыталась освободить руки.

С явным сожалением отпуская их, он спросил:

– А разве вы не хотите?

– Я не очень хорошая собеседница сегодня, мсье Ренар, – ответила она, явно разочарованная тем, что он ее отпустил. – Но если вас это устраивает…

– Вы чем-то расстроены?

– О нет, нет, совсем напротив, – возразила она и несмело улыбнулась.

– Вы ведь знаете, что можете рассказать мне всё…

Она покачала головой.

– Вам? Вам, мсье Ренар, я как раз могу рассказать далеко не всё.

– И все же мне кажется, что вы чем-то глубоко расстроены…

– Конечно, – лукаво засмеялась она. – Тем, что вы отпустили мои руки. Ужасный вы человек!

– Я не ужасный… Я хороший.

– Да, вы хороший… Вы слишком хороший. Я вас боюсь.

– Не бойтесь… Неужели вы думаете, что я могу причинить вам зло?

– Вы не понимаете, мсье Ренар… Вы слишком хороший… И то, что вы появились в моей жизни, – слишком хорошо. Так не бывает.

– Но я же есть.

– Я боюсь очнуться.

– Вы разве спите? Не ищите везде смысл!

– Глупый маль… эм… мужчина…