Текст книги "Психология"

Только что полученные мысли мы можем сейчас сравнить с опытом. Опыт учит, что наши представления затемняются, исчезают, возвращаются снова. О том состоянии, в котором они могли бы находиться, исчезая из сознания, не может ничего сказать никакой опыт, потому что мы имеем опыт лишь постольку, поскольку действительно представляем, и желание наблюдать исчезание собственных представлений было бы равносильным желанию воспринимать свое собственное засыпание. Однако куда не достигает опыт, очень часто можно проникнуть путем умозрения: и мы сейчас только что видели, что наши представления, исчезнув из сознания, превращаются в стремление к представливанию и что, как такое стремление, они продолжаются не уменьшаясь, отчего их представляемое должно снова возвратиться, коль скоро будут побеждены препятствия, которыми они стеснялись.

Насколько мало это заключение могло быть, дано непосредственным опытом, настолько же плодотворным является оно для объяснения феноменов. И здесь оно проливает неожиданный свет на два в высшей степени важных психологических предмета – память и волю.

Что делает для «Я» стремление к представливанию? Пока еще только в самом общем виде надо признать, что посторонние для Я представления должны оставаться, а их объекты исчезать, если должно выступить Я, которое относится к ним и все-таки им противоположно. Однако для того, чтобы понять, что мы ближе подвигаемся к решению, заглянем в §28. Там было выставлено положение: «если представляется несколько объектов, то нечто в них относится к представляющему, именно – их соединение в едином представливании, и то, что из этого далее следует». Теперь можно ближе указать на то, что следует из соединения в едином представливании, именно поскольку оно образует основоположение Я, Не объекты представлений, но живость (Regsamkeit) самого представливания в его задержке является тем, на что можно смотреть как на образующее то, в чем мы познаем самих себя.

Что между многими, друг другу противоположными представлениями задержка должна быть взаимной, что, следовательно, все объекты должны в известной степени затемняться, и что, в такой же точно степени, деятельности представливания должны превращаться в стремления, все это настолько непосредственно ясно, что не нуждается в доказательстве. К тому же внутреннее восприятие ничего не знает о таких представлениях, которые совсем не были бы подвержены затемнению; лучше сказать, нельзя отрицать того, что все известные нам ощущения, мысли, настроения, мотивы, одним словом, все, выступающее в сознании, точно так же вытесняется другим, как и само способно вытеснять другое. Каждый предмет, занимающий дух, не стоит, но колеблется в сознании, колеблется в постоянной опасности быть забытым (хотя бы на мгновение) под влиянием чего-нибудь нового.

Однако понятие взаимной задержки нуждается в некоторых пояснениях. Здесь мы смотрим на представления как на силы, действующие друг против друга. Но подобно тому, как в общей метафизике утверждается, что признак силы не может быть никаким реальным предикатом какой бы то ни было сущности, но что сущности лишь случайно становятся силами, и что они могут стать ими бесконечно многообразными способами, помимо всякого реального многообразия в них самих (ср. «Hauptp. d. Metaph.» §5): точно так же и настоящее рассмотрение представлений показывает, что всякое обнаружение силы для них случайно и возникает в массе, когда они задерживаются. Каждое отдельное представление прежде всего и само по себе существует только благодаря своему объекту, благодаря тому, что представляется, но исключительно благодаря этому, и определяясь как такое и никакое другое. Таким образом, действительно представляя этот предмет, оно, конечно, совсем не является стремлением к представливанию, потому что свойство стремления впервые выступает в задержке привходящим противоположным. И в нем совсем нет никакой деятельности, которая была бы направлена на что-нибудь постороннее и, так сказать, внешнее, потому что, сообразно своему понятию, представление состоит только в порождении и удерживании представляемого им образа; этим оно исчерпывается и, кроме того, в нем ничего нельзя найти. Встречаясь в одном и том же субъекте с другим, противоположным себе, представлением, оно впервые приходит в деятельность, через которую выступает из самого себя. Оно стесняет другое, потому что стесняется другим; а оба они стесняют друг друга в силу возникшей между ними противоположности. Эта противоположность опять-таки не есть какой-нибудь предикат того или другого из них, отдельно взятого, но формальное определение, которое имеет смысл и значение только в отношении к обоим, вместе взятым. Кто слышит тон с, тот слышит его по себе и через себя, а не как нечто противоположное тону d. Равным образом, кто слышит тон d, тот слышит простой звук d, без противоположности его тону с. Но кто слышит оба тона cud, или зараз имеет в сознании оба представления, тот воспринимает не только сумму си d, но, сверх того, и контраст между ними, и его представливание подвержено действию противоположности обоих.

Противоположность двух представлений может быть различной степени… Задержки, как непосредственные следствия противоположностей, подобно им, также должны различаться по степеням. Следовательно, то, что представления становятся силами, имеет свою меру, хотя и изменяемую меру, потому что величины противоположности допускают изменение.

Наряду с этим отделением величины мы сейчас узнаем еще другое, как возможное. Следствием задержки являются затемнение объекта и превращение представливания в стремление к представливанию. Если известная степень противоположности может произвести полное затемнение объекта, то меньшая противоположность будет иметь своим следствием только частное затемнение. Следовательно, это частное затемнение допускает еще некоторую степень представливания. Значит, представливание объекта также имеет степень, что подтверждается и опытом.

Но очевидно, что нет нужды принимать, будто известное представливание для того, чтобы быть более слабым сравнительно с другим, сначала должно потерпеть частное затемнение: и без всякой задержки, с самого начала, оно может быть слабее или напряженнее (stärkeres)[65]65
  Однако здесь указывается только логическая возможность различных степеней напряженности и противоположности. Реальная возможность вытекает из общих метафизических рассуждений о случайных воззрениях на сущности и о сочетании их, как условиях нарушения и самосохранения.


[Закрыть]. Это опять-таки вполне известно в опыте; мы всем нашим ощущениям (Auffassungen) с самого начала приписываем какую-нибудь степень.

Если теперь это определение величины мы свяжем с вышеприведенным, т. е. различие представлений по их напряженности – с величиною их противоположности друг другу, то из этого должно явствовать, как будут велики в каждом случае затемнение, задержка, стремление и еще оставшееся действительное представливание. Здесь вычисление находит пригодную для себя материю.

Затемнение представлений, в особенности если оно последовательно проходит через различные степени, имеет так много сходного с движением, что совсем нечего удивляться, если теория законов затемнения и противоположного ему освещения, или обратного выступания представлений в сознание, в общем построятся подобно теории законов движения тел. По крайней мере язык должен отсюда заимствовать свои выражения, если только понапрасну не должен быть придуман новый и поэтому непонятный язык.

Прежде всего и здесь мы найдем то различие между статикой и механикой, которое господствует в учении о пространственных силах; потому что равновесие, в противоположность еще продолжающемуся движению вследствие перевеса одних сил над другими, есть то, что прежде всего излагается и легче всего определяется и в действующих друг против друга представлениях. Вышеупомянутый вопрос о том, насколько будет велико, при данной напряженности и данной противоположности нескольких представлений, затемнение каждого из них, – очевидно, вопрос статический; потому что здесь отыскивается такая задержка каждого представления, при которой происходило бы удовлетворение противоположности, и при которой силы не могли бы более направляться друг против друга. Однако если такое задержанное состояние каждого представления наступает не сразу, но постепенно, то возникает еще совершенно другое исследование, именно – с какою скоростью (будет ли она равномерной или нет) происходит затемнение, и в какое время оно заканчивается. Этот последний вопрос, без сомнения, сейчас же признается за вопрос механический.

Приведенные примеры могли бы в общем уяснить сходство механики духа с механикой тел. Однако ради сходства нельзя упускать из внимания и различия. Здесь мы не имеем никакого пространственного сложения и разложения сил; мы не имеем никакого угла, следовательно, никакого синуса и косинуса, и никакого кругового движения, мы не имеем никакого бесконечного пространства, но все движение представлений заключается между двумя устойчивыми пунктами – своим вполне задержанным и вполне не задержанным состоянием; наконец, мы не имеем никакого постоянного поступания движимого, а, следовательно, и никакого ускорения, подобного тому, которое встречается в механике тел, потому что каждое мгновенное движение представления является непосредственным результатом влекущих сил. Напротив, мы имеем здесь множество совсем других основных понятий, которых не знает механика тел и которых она не знала бы даже тогда, если бы, стремясь к аналогии механики духа, захотели исследовать взаимные стеснения множества эластичных тел (потому что их еще, скорее всего, можно было бы сравнить с представлениями). Вместо тяжести, которая давит тела книзу, здесь мы имеем естественное и постоянное стремление всех представлений вверх, для того, чтобы возвратиться к своему не задержанному состоянию; однако, это – скорее, сходство, чем различие, потому что оно указывает на то обычное влечение по определенному направлению, которое в каждое мгновение действует настолько, насколько позволяют обстоятельства.

Второй отдел
Основные черты статики духа

Противоположность двух представлений бывает полной, или возможно большей, если одно из них должно быть задержано целиком, для того чтобы другое оставалось не задержанным. Правда, этот случай никогда не наступает, потому что представление задерживается только сопротивляясь, и его сопротивление всегда должно вносить известную задержку в противоположное представление. Но можно принять фикцию, что вся сила противоположности, т. е. все принуждение к погружению, падает только на одно из двух: тогда самое большее, что может произойти, – это полное погружение последнего, или полное затемнение представляемого им, при превращении всей его деятельности в простое стремление против противоположного. Более, чем погружаться, оно не может, и было бы бессмысленным стараться представить себе количество действительного представливания опустившимся ниже нуля, т. е. отрицательным.

Но противоположность можно мыслить меньшей. Вследствие этого одно представление могло бы оставаться совершенно не задержанным, если бы от другого задерживалась только определенная дробь, т. е., собственно говоря, если бы другое задерживалось только в определенной степени.

Различие между полной и меньшей противоположностью не зависит от напряженности представлений. Пусть одно = а, другое = Ь, где а и b обозначают числа, с помощью которых сравниваются напряженности обоих. Противоположность же=т, где т обозначает дробь, или самое большее, единицу. Тогда, при полной противоположности (для которой т= i) как а должно совсем погружаться, если b должно оставаться не задержанным, точно так же и b должно совсем погружаться, чтобы оставалось не задержанным а потому что задерживающее должно совершенно удалиться, если для противоположного должна исчезнуть всякая задержка и возвратиться полная свобода… При меньшей противоположности должно погружаться mb, если должно оставаться не задержанным а, или должно погружаться та, если должно оставаться не задержанным Ъ, потому что чем более дано задерживающего, тем более должно его исчезать, если противоположное должно оставаться нетронутым. Если бы b состояло из бесконечно многих малых частей, то каждой из них надо было бы приписать свойство образовывать противоположность относительно а, хотя и в степени ш; но, вместе с числом частей, в b умножилось бы и это противоположение, находя, поэтому, свое выражение в произведении mb.

Предположение полной противоположности облегчит последующие исследования. Поэтому мы и начинаем с него.

Очевидно, что при полной противоположности и при двух представлениях а и b, суммой задержки должно быть или а или b… Сумму задержки должно мыслить возможно меньшей, потому что естественным состоянием представлений является не задержанное, и все они, конечно, насколько можно, приближаются к этому состоянию. Следовательно, если а – более напряженное, а Ь — более слабое представление, то сумма задержки по величине равняется не а, но Ь.

Если же бросить взгляд на разделение суммы задержки, то сейчас же выяснится, что хотя более напряженное представление должно иметь перевес, однако невозможно, чтобы оно задерживало большую величину, чем та, которой равно представление слабейшее, и что это последнее остается совершенно тем же самым, хотя бы более напряженное постоянно возрастало. Если, например, а= 10, b= 1, то хотя, конечно, Сбудет задержано почти целиком, однако более целого b не могло бы быть погружено даже и в том случае, если бы а было равно не 10, но 100. Ведь, того, что противоположно а, дано не более, как только Ь. Следовательно, при увеличивании самого напряженного из представлений сумма задержки не возрастает. Напротив, если а=10, Ь= 2, то, конечно, противоположного станет более, потому что, между тем, как b от 1 возрастает до 2, а должно сопротивляться более напряженной силе, чем прежде, и поэтому-то оно более превращается в стремление; что же касается Ь, то, сравнительно, теперь оно не так уже сильно страдает, как прежде.

Так как сумма задержки не может быть больше Ь, равно как не может быть и меньше b (потому что при полной противоположности b совершенно сопротивляется а): то она, конечно, = Ь.

Подобного рода определение, при предположении полной противоположности, очень легко распространяется с двух представлений на любое количество их. Если, кроме а, самого напряженного, даны еще Ь, с, d… п, то сумма задержки = b + с + d +…+ п, потому что b и остальные вполне противоположны а; следовательно, сумма задержки не может быть менее их суммы; но она не может быть и больше, потому что если бы все они были стеснены, то самое напряженное оставалось бы совершенно не задержанным. Если бы, напротив, мы попытались представить себе не задержанным Ь, то сумма задержанного = а + с + d +…+ п.

Известно, что каждое представление тем лучше сопротивляется возникающей между несколькими представлениями противоположности, чем оно напряженнее. Следовательно, оно страдает обратно пропорционально своей напряженности.

Пусть даны два представления а и Ь, как действующие в сознании друг против друга и находящиеся в полной противоположности. Тогда, как указано выше, сумма задержки равняется слабейшему, или = Ь; отношение задержки = b: а. Следовательно, можно заключить: как сумма чисел отношения относится к каждому отдельному числу отношения, точно так же и делимое (сумма задержки) относится к каждой части, или

В обратно пропорционально а; следовательно

остаток от

и остаток от

Эти остатки, конечно, не отдельные куски представлений а и Ь, но степени еще оставшейся живости представлений, после того как вычисленная выше часть действительного представливания была уничтожена задержкой и превратилась в одно лишь стремление к представливанию.

Пусть теперь будут даны три представления, именно а, Ь, с, из которых а—самое напряженное, а с—самое слабое. Тогда сумма задержки = Ь + с; отношение задержки  или bc, ac, ab; и пропорции:

Откуда остатки

Легко видеть, что это может быть продолжено для четырех представлений и более.

Теперь несколько вычислений на числах. Прежде всего, для двух представлений.

Если а = 1, Ь=1, то остаток

Если а = 2, Ь=1, то остаток

Если а = 10, Ь=1, то остаток

Если а = 11, Ь=10, то остаток

Очевидно, что остатки различаются гораздо больше, чем сами представления. Однако остаток от b никогда не может стать = 0, потому что даже если а = ∞, то количество, выражаемое формулою , будет бесконечно малым.

Теперь для трех представлений.

а= 1, Ь=1, с= 1, остаток от а = ⅓, от Ь = ⅓, от с = ⅓,

а=2, Ь=1, с= 1, остаток от а=⁸/₅, от Ь = ⅕, отс = ⅕.

Если бы здесь вместо b и с было бы дано одно представление, равное по своей напряженности b + с, то от него получился бы тот же остаток, что и от а, т. е. остаток каждого был бы = 1.

И при трех представлениях остаток от b не может стать = 0; иначе bbc + abb– асс должно было бы = 0, чего не может быть, так как b не должно быть меньше с, т. е. или abb>acc или abb= асс, так что положительное всегда имеет перевес.

Напротив, остаток от с, конечно, может стать = 0.

При настоящих исследованиях, общие формулы могут иметь своею целью не что иное, как обозрение всего поля возможности, или, точнее, следствий возможных предположений.

Так как принято говорить о вступлении представлений в сознание, то порогом сознания (Schwelle des Bewusstseins) я называю ту границу, которую, по-видимому, переступает представление, переходя из состояния полной задержки к некоторой степени представливания. Вычисление порога есть сокращенное выражение вычисления тех условий, при которых представление способно произвести еще только бесконечно малую степень действительного представливания, и при которых, следовательно, оно стоит прямо на этой границе. Так как мы говорим о восхождении и погружении представлений, то я называю представление находящимся ниже порога, если у него не хватает силы выполнить вышеупомянутые условия. Хотя состояние, в котором оно тогда находится, всегда равняется полной задержке, однако оно может быть более или менее ниже порога, смотря по тому, более или менее не хватает ему напряженности и более или менее надо к нему прибавить, чтобы оно достигло порога. Точно так же представление бывает над порогом, поскольку оно достигает известной степени действительного представливания.

Если речь идет о тех условиях, при которых представление стоит прямо на пороге в состоянии равновесия, то этот порог мы называем статическим. Ниже будут указаны и механические пороги, которые стоят в зависимости от законов движения представлений. Под статическими порогами находятся некоторые, которые зависят от соединений и слияний нескольких представлений: в отличие от них, те, которые определяются только напряженностью и противоположностью простых представлений, называются общими порогами. Первый вид общих порогов является при полной противоположности.

Уже в §4 было указано, что надо понимать под выражением: «факты сознания». В §18 была речь о различии между тем, что происходит в сознании, и тем, что сознается. К этому различению вынуждает недостаток языка, в основе которого лежит недостаток психологических воззрений. Именно многие представливание и самонаблюдение этого представливания считают нераздельными, или даже совершенно смешивают одно с другим. Поэтому выражение «сознание» имеет два смысла, смотря по тому, обозначает ли оно все действительное представливание (т. е. восхождение некоторых представлений за порог, поднятие их над совершенно задержанным состоянием), или же наблюдение этого представливания как нашего, связь его с Я. Здесь мы везде употребляем слово «сознание» в его первом смысле; для второго же мы воспользуемся выражением: «сознавать вещь».

Правда, этим еще не решается вопрос о так называемых бессознательных представлениях, или, как мы выразились бы, о тех представлениях, которые находятся в сознании, хотя и не сознаются. Но, во-первых, если принять во внимание все предшествующее, то ясно, что мы гораздо ранее откроем те законы, по которым представления выступают в сознании, чем те, по которым Я может быть понято как представляющее. Самонаблюдение, без сомнения, есть нечто несравненно более запутанное, чем простое восхождение за порог; и поэтому в исследовании первое совсем должно быть отделено от второго. Во-вторых, мы нуждаемся в каком-нибудь имени для совокупности одновременно происходящего представливания; и для этого едва ли можно найти более подходящее слово, чем «сознание». Оно так важно потому, что для каждого представления, содержащегося в нем в определенный момент времени, оно образует сферу действия, между тем как все одновременно действующие представления тем или другим способом взаимно аффицируются и, вместе взятые, порождают только что данное состояние духа. Впрочем, если бы показалось, что, говоря о несознаваемых нами представлениях в сознании, мы искажаем словоупотребление, то надо вспомнить, что даже в самой обычной речи выражением «он – без сознания» обозначается состояние, весьма отличающееся от того, к которому в большинстве случаев приближается поэт или мыслитель, когда, забывшись, он углубляется в свой художественный или научный предмет.