Текст книги "Ломоносов"

Академия наук

К сожалению, в годы царствования Анны Иоанновны Академия переживала упадок. Основным занятием большинства академиков было составление гороскопов (в них тогда верили непреложно), изготовление фейерверков (довольно скудной цветовой гаммы) и интриги. Причем порой их конфликты переходили в самые настоящие драки – прямо в стенах Академии.

Академия называлась Российской и Императорской, но руководили ею немцы. Приглашенные из-за границы ученые, хоть и должны были распространять ученость среди русских, этого не делали, а напротив, всеми силами стремились сохранить и охранить свои позиции.

Высшей инстанцией в Академии была Конференция – общее собрание. Ее заседания проходили по понедельникам и пятницам. Президент Академии наук должен был осуществлять общее руководство и быть арбитром в многочисленных спорах между академиками. Первым президентом стал Лаврентий Блюментрост, который довольно быстро отошел от своих обязанностей. Активно он работал только первые два года, а после переложил все бремя административных работ на Иоганна-Даниэля Шумахера, которого русские называли Иваном Даниловичем. То был эльзасский немец, приехавший в Россию в 1714 году по приглашению Петра Первого.

В 1724 году Лаврентий Блюментрост назначил Шумахера секретарем Академии и поручил ему библиотеку и Кунсткамеру. Шумахер проявил себя блестящим администратором, и впоследствии на него было возложено обустройство типографии и прочих учреждений по части художеств и ремесел. Он стал главой академической Канцелярии и отвечал за распределение бюджета, имущество и кадровый состав, ну а фактически некоторое время руководил всей Академией.

Второй президент Академии – барон Иоганн Альбрехт Корф – был назначен на эту должность фаворитом Анны Иоанновны Бироном. Невежественный Бирон недолюбливал прекрасно образованного Корфа и стремился удалить его от двора – но в итоге подобрал для него подходящую должность. Корф с энтузиазмом принялся за работу, и академики восприняли его руководство с радостью. Даниил Бернулли писал Леонарду Эйлеру: «Академии посчастливилось получить директором человека, который сам владеет науками. Хороший генерал должен быть и хорошим солдатом».

Барон Корф взял дело в свои руки и сумел ослабить влияние Шумахера, но полностью обойтись без него не мог, и Шумахер еще долго сохранял в своих руках реальную власть.

При Корфе был учрежден Регламент Академии, определивший статус учреждения, его штат, бюджет, взаимодействие всех его структур. Работа над созданием Регламента шла как раз в то время, когда молодой Ломоносов впервые увидел Петербург.

Приезд в Санкт-Петербург лучших московских студентов состоялся тоже по инициативе Корфа. Основанная при Академии наук гимназия очень долго испытывала недостаток в гимназистах и студентах, особенно русских по происхождению. Корф, желая улучшить подготовку будущих русских ученых, обратился в Сенат с просьбой прислать в Академию наук из Шляхетного корпуса 30 человек «шляхетных юношей добраго нрава и довольныя надежды» для обучения их в семинарии при Академии наук. Но таких юношей в Шляхетном корпусе почему-то не оказалось. Тогда Корф предложил Сенату приказать «из монастырей, гимназий и школ в здешнем государстве, двадцать человек, чрез означенных к тому от Академии людей выбрать, которые столько научились, чтоб они с нынешнего времени у профессоров сея Академии лекции слушать и в вышних науках с пользою происходить могли».

В ответ на это предложение Сенат издал указ, предписывавший «из учеников, кои есть в Москве, в Спасском училищном монастыре, выбрать в науках достойных двадцать человек, и о свидетельстве их наук подписаться ректору и учителям, и выехать в Санкт– Петербург, в Академию наук, дав им ямские подводы и на них прогонные деньги по указу, и в дорогу им на корм – по рассмотрению». Но набралось только двенадцать.

По прибытии в Петербург далеко не все сразу сложилось гладко. Выяснилось, что Михайло недостаточно хорошо знает немецкий язык – а без него с немцами-академиками было общаться затруднительно. Кроме того, Ломоносов плохо знал естественные науки. Но он немедленно начал обучаться при Академии наук у адъюнкта Адодурова и профессора экспериментальной физики Крафта, слушал начальные основания философии и математики, показал склонность к экспериментальной физике, химии и минералогии, упражняясь между тем и в стихосложении. Ломоносов приобрел в академической книжной лавке книгу поэта Василия Тредиаковского «Новый и краткий способ к сложению стихов Российских» и стал самостоятельно по ней заниматься. Принадлежавший Ломоносову экземпляр сохранился: он испещрен множеством пометок на четырех языках.

Тредиаковский

Василий Кириллович Тредиаковский считается одним из ведущих поэтов времен императрицы Анны Иоанновны и основоположником силлабо-тонической системы стихосложения.

Он родился в семье приходского священника, получил духовное образование и должен был пойти по стопам родителя. Священнику полагается жениться – и отец нашел сыну невесту. Но за день до свадьбы Василий сбежал в Москву и так же, как впоследствии Ломоносов, поступил в Славяно-греко-латинскую академию. В ее стенах он и создал свои первые литературные опусы.

В 1726 году Тредиаковский оставил родину и уехал учиться за границу. Нуждаясь в деньгах, он пешком дошел до Парижа, где поступил в Сорбонну.

В 1730 году, когда Ломоносов ушел из Холмогор в Москву, Тредиаковский как раз вернулся в Россию. Первой его книгой, наделавшей много шума, был стихотворный перевод романа Поля Тальмана «Езда в остров любви». Это была новая для России галантная любовная лирика.

В 1732 году поэта приняли на службу в Петербургскую академию наук. Он активно занимался переводами: издал девятитомную «Древнюю историю» и шестнадцатитомную «Римскую историю» Шарля Роллена. Но одновременно сочинял торжественные речи и оды, восхваляющие императрицу и ее придворных – на бракосочетания, на победы, на тезоименитства… По легенде, при поднесении императрице Анне Иоанновне собственных од Василий Кириллович должен был от самых дверей зала до трона ползти на коленях…

В 1735 году Тредиаковский издал «Новый и краткий способ к сложению российских стихов», где впервые ввел понятие стихотворной стопы, а на ее основе – понятия ямба и хорея.

Надо заметить, что создание стихов в XVI – начале XVII в. в России строилось на силлабической системе, при которой в стихе не были упорядочены ударения и фиксировалось только количество слогов.

Такое стихосложение распространено преимущественно в языках, где ударение в слове всегда лежит на определенном слоге (например, на последнем – во французском языке, на предпоследнем – в польском), а неударные слоги слабо редуцируются. Так как русские поэты первоначально писали стихи на польском (как старшая сестра Петра Первого царевна Софья), то именно эту схему пытались применить и к русскому языку. Но неудачно!

Противоположностью является тоническое стихосложение, основанное на равном числе ударных слогов в строке, при этом число безударных слогов в строке более или менее свободно. Примером тонического стиха являются былины.

Тредиаковский предложил силлабо-тоническую систему, в которой ударные и безударные слоги чередуются в определенном порядке, неизменном для всех строк стихотворения. И это было новаторство!

Хотя Тредиаковский, несомненно, внес значительный вклад в развитие русской поэзии, его язык был далек от совершенства. Стихи его были тяжеловесны и лишены музыкальности. Порой, чтобы достичь нужного размера, он вставлял ненужные слова или лишние слоги. Такой прием Ломоносов называл «затычкой». Тредиаковский ввел в русский язык словечко «императрикс», сократив на латинский манер привычное всем «императрица», не укладывавшееся по размеру. В тот раз Василий Кириллович был даже вызван в Тайную канцелярию для объяснений, но словечко прижилось, и его потом использовали многие стихотворцы, вплоть до Николая Гумилева [23]23
  «…И я с напудренною косою шел представляться императрикс…»


[Закрыть].

Годы спустя Ломоносов продолжил и развил идеи Тредиаковского, в 1739 году написав свое «Письмо о правилах российского стихотворства». Именно Ломоносов, опираясь на работу Тредиаковского, создал стройную систему русского стихосложения.

Покровительство Феофана Прокопо́вича

Архиепископ Феофан Прокопович был одним из самых активных сподвижников Петра Великого. Он был невероятно талантливым человеком: политиком, богословом, писателем, поэтом, математиком, публицистом… Он был ректором Киевской академии, первым вице-президентом Святейшего Синода и по смерти Стефана Яворского фактически руководил им.

Прокопович по праву считался одним из самых образованных людей России. Родившись в Киеве в семье мелкого торговца, он обучался в Киево‐Могилянской академии; совершенствовал свои знания во Львове, а затем, приняв униатство [24]24
  Церковное движение, направленное на объединение католической церкви с восточными православными церквями при условии признания последними главенства главы Римской католической церкви, вероисповедания и вероучения униатов.


[Закрыть], отправился в путешествие по Европе. Прокопович посещал университеты в Лейпциге, Халле, Йене, слушал лекции самых знаменитых профессоров, участвовал в диспутах. Сам римский папа предлагал ему должность, но Феофан предпочел вернуться в Россию.

Вернувшись в православие, он стал преподавать в Киево‐Могилянской академии, составив руководства по многим предметам.

Петр I, узнав о способном, прогрессивно мыслящем ученом, вызвал Прокоповича в Петербург для участия в реформе церкви. Так Феофан стал главным помощником Петра Великого в делах духовного управления. Он остался жить в новой столице и выстроил себе обширное подворье на левом берегу реки Карповки.

При жизни Петра Великого позиции Феофана Прокоповича были несокрушимы. Но после смерти императора враги попытались с ним расправиться. И тут проявились другие качества Прокоповича: его склонность к интригам и мстительность. Он был среди тех, кто помог Анне Иоанновне стать самодержавной императрицей, и тем заслужил ее любовь. Пользуясь поддержкой государыни, которой он умело манипулировал, Прокопович расправился со своими врагами, многие из которых оказались в застенках Тайной канцелярии, на плахе или в ссылке в Архангелогородской губернии, как, к примеру епископ Феодосий, отправленный в холодную сырую келью в подземелье Николо-Корельского монастыря и умерший там как простой «чернец Феодос». О его печальной судьбе Ломоносов не мог не знать.

Несмотря на то, что Феофан Прокопович, безусловно, был верующим человеком, он признавал материальность мира и значимость естественных наук. Он отрицательно относился к суевериям и был сторонником просвещения. Свои мысли он изложил в трактатах «Поэтика» и «Риторика». Именно в «Риторике» Феофана Прокоповича Ломоносов впоследствии почерпнет свою идею о высоком и низком стилях в русском языке.

Однако к моменту переезда Ломоносова в Петербург Прокопович был уже немолод: ему исполнилось 55 лет. Это был преклонный возраст по меркам середины XVIII века, немногие доживали до него. Но ум Прокоповича до самого конца был по-прежнему ясен и остер!

Он умер в сентябре того же 1736 года в своем поместье на реке Карповке. А в начале октября этого же года Михаил Ломоносов сел на корабль, отправляющийся в Германию.

Глава четвертая
В Германии

Марбургский университет

Паспорт, выданный Михаилу Ломоносову Марбургским университетом 13 мая 1741 года

И.М. Бернигерот. Портрет Христиана фон Вольфа. Ок. 1754

Библиотека Академии наук при Петре Первом

Поездка в Германию

Весной 1736 года Президент Петербургской академии наук Корф обратился в Кабинет министров – высший правящий орган при Анне Иоанновне – с предложением послать несколько способных молодых людей, знающих латинский и немецкий языки, в Фрейберг, в Саксонию, для обучения их там у «ученого горного физика» Генкеля химии и горному делу. Советник саксонского правительства Иоганн Фридрих Генкель был выдающимся ученым – врачом, минералогом, металлургом и химиком. Вышло и получило известность несколько его научных трудов по горному делу и медицине.

Кабинет министров отнесся к предложению Корфа с вниманием и потребовал от Академии наук сведений, сколько имеется учеников, знающих эти языки, и «из каких они чинов». Корф в ответ послал министрам список таких учеников, в котором наряду с другими значился и «Михайло Ломоносов, крестьянский сын из Архангелогородской губернии, Двиницкого уезда, Куростровской волости, двадцати двух лет» [25]25
  На самом деле Ломоносову исполнилось уже 24 года, но он сбавил себе пару лет, по всей видимости, чтобы соответствовать критериям отбора.


[Закрыть]. И это несмотря на то, что молодой человек обучался в Академии лишь пару месяцев!

В числе других были названы «Густав Ульрих Райзер, советника Берг-коллегии сын», который «рожден в Москве и имеет от роду семнадцать лет» и «Дмитрий Виноградов, попович из Суздаля, шестнадцати лет».

Русские студенты должны были изучить: физику, основания химии, физическую географию, описание окаменелостей, минералы, механику, гидравлику, гидротехнику, плавильное искусство, маркшейдерское искусство, рисование, иностранные языки.

Химическая лаборатория профессора Генкеля находилась во Фрейбурге-им-Брайсгау – одном из старейших и прекраснейших городов Германии, где с XV века действовал университет. Но после переписки Российской Академии с Генкелем подготовку студентов сочли недостаточной и поначалу отправили их на два года в Марбург – еще один старинный город Германии, университет которого был основан ландграфом Филиппом Великодушным в 1527 году, «с тем чтобы они там усвоили себе начальные основания металлургии, химии и прочих, относящихся сюда наук». На дорожные расходы для поездки каждому студенту выдали по 300 рублей. Эти деньги позволили Ломоносову вернуть старый долг – односельчанину Федору Пятухину, который еще в Москве одолжил ему семь рублей.

Кроме денег Ломоносов и его товарищи получили строжайшие указания во всех местах во время своего пребывания за границей «показывать пристойные нравы и поступки, также и о продолжении своих наук наилучше стараться», а «положивши основание в теории», не пренебрегать практикой, заниматься иностранными языками, чтобы «свободно говорить и писать могли», и каждые полгода представлять отчеты о своих успехах. Кроме того, они получили от Корфа рекомендательное письмо к ректору Марбургского университета Христиану фон Вольфу, который был энциклопедически образованным человеком и великолепным педагогом, почетным членом нескольких Академий, в том числе и Санкт-Петербургской. Философ, юрист и математик, он славился четкостью формулировок, тщательностью и педантичностью научного анализа и был последователем великого Готфрида Вильгельма Лейбница.

Лейбниц, которого считают завершителем старой средневековой философии и предтечей немецкой классической философии, был логиком, математиком, механиком, физиком, юристом, историком, дипломатом… Он основал Берлинскую Академию наук, был членом Лондонского Королевского общества и Французской Академии наук. Лейбниц создал философскую систему, получившую название монадологии. Согласно ей монада – то есть «единица» по-гречески – это простая сущность, не имеющая частей, нечто вроде атома.

Христиан фон Вольф считался непревзойденный оратором и преподавателем. В Марбург ехали отовсюду, чтобы послушать его лекции по всеобщей математике, алгебре, астрономии, оптике, механике, военной и гражданской архитектуре, логике, метафизике, нравственной философии, политике, естественному и международному праву, географии, хронологии, которые он читал не на латыни, как было принято, а на немецком языке. Именно под руководством Вольфа Ломоносов сформировался как ученый.

Марбург

В архивах сохранился текст «Распоряжения» Корфа от 7 августа 1736 года о выдаче паспорта студентам для поездки за границу, где говорится, что они будут добираться в Германию, в Любек, «водным путем на корабле, именуемом «Ферботот»». Отчалить он должен был из Кронштадта, но отправление дважды откладывалось из-за штормовой погоды. Один раз уже отчалив, корабль вынужден был вернуться, чтобы переждать шторм.

В итоге студенты добрались до Марбурга только через месяц. Лишь в начале ноября появились они в Марбургском университете, а в середине месяца зачислены были в число студентов.

Вольф отнесся к просьбам Корфа с огромным вниманием и ответственностью. Понимая, что незнакомым с европейскими обычаями россиянам будет сложно сразу влиться в общий поток, он читал им отдельные лекции, давал консультации, проверял их знания и отмечал успехи. Об этих успехах Вольф регулярно докладывал Корфу, делая акцент на том, что россияне с усердием изучают арифметику, геометрию и немецкий язык, овладевают теоретической механикой. Вольф предлагал также, чтобы студенты занимались «техническим рисованием», поскольку это необходимо для занятия механикой. Писал он и о том, что студенты будут заниматься физикой и проводить опыты. Однажды он упомянул, что русские делают успехи не только в науках, но и в том, что касается поведения в обществе, с энтузиазмом усваивают европейский этикет и светские манеры. Но экономный Корф, подсчитав затраты, не разделил восторга немецкого профессора, посчитав расходы чрезмерными. Сохранился первый студенческий отчет о расходах, где у Ломоносова значится: «…В Петербурге и по пути до Любека истрачено 100 руб.», «От Любека до Марбурга – 37 талеров, костюм – 50 тал., учитель фехтования на первый месяц – 5 тал., учитель рисования – 4 тал., учитель французского языка – 9 тал., учитель танцев (за 5 месяцев) – 60 тал., парик, стирка, обувь, чулки – 28 тал., книги – 60 тал.» [26]26
  Цит. по: Холодюк А. Марбургские страницы жизни Ломоносова.


[Закрыть].

В ответ от Корфа поступил строгий выговор: «Учителей танцевания и фехтования… больше не держать, и вообще не тратить деньги на наряды и пустое щегольство…», а кроме того «остерегаться делать долги, а довольствоваться теми тремя стами рублей, которые назначены в год…» [27]27
  Там же.


[Закрыть].

Однако по факту деньги на дополнительные расходы все же Ломоносов получил. И деньги немалые – 200 рублей.

Сохранилось письмо Ломоносова Корфу, написанное в сентябре 1737 года по-немецки, где он изысканно благодарит патрона за материальную помощь: «… я навек посвящаю Вам свое признательное сердце, которое на всю жизнь сохранит в благоговейной памяти Ваше неоценимое благоволение…». К письму Ломоносов приложил собственноручную копию гравюры из руководства по рисовальному искусству, дабы показать, что не теряет времени зря.

По требованию Академии наук каждый из отправленных за границу студентов должен был «присылать всегда по прошествии полугода в Академию наук известия, каким наукам и языкам он обучается; также и нечто из своих трудов в свидетельство прилежания». Первой отосланной Ломоносовым самостоятельной работой был трактат «О превращении твердого тела в жидкое». Работа выстроена по четкому плану, в котором присутствуют пункты: «определение», «пояснение», «доказательство», «лемма» [28]28
  Доказанное утверждение, полезное не само по себе, а для доказательства других утверждений.


[Закрыть]. Так было принято в том веке, и именно так Ломоносов будет выстраивать все свои научные труды.

Эта работа написана еще на основе метафизических представлений, распространенных в научном мире начала XVIII века. Так, Ломоносов объясняет плавление металлов движением некой «предсуществующей жидкости», незримо в металлах присутствующей, и называет жидкостью – огонь: ведь на огне металлы плавятся, значит, растворяются, значит, огонь – жидкость. Таковы были научные представления того времени: огонь рассматривали как самостоятельную стихию [29]29
  Согласно современным представлениям огонь – это выделение тепловой энергии в результате интенсивного процесса окисления.


[Закрыть], а «предсуществующая жидкость» по представлениям того времени была флюидом – так называли гипотетические, фантастические вещества, незримо присутствующие в материи и порождающие физические явления. Так, к примеру флюид-теплород определял температуру тел. Его приток в тело должен вызывать его нагрев, убыль – охлаждение. Количество теплорода во всех тепловых процессах должно оставаться неизменным. Теория теплорода объясняла многие известные на тот момент времени тепловые явления и была признана большинством ученых. Потребуется много лет, чтобы Ломоносов сумел эти архаичные представления опровергнуть.

Сердитые письма Корфа с указаниями не делать лишних трат были вовсе не безосновательны. Вольф жаловался на русских студентов: «Деньги, привезенные ими с собой, они прокутили, не заплатив того, что следовало, а потом, добыв себе кредит, наделали долгов», а также сетовал, что молодые люди «через меру предавались разгульной жизни и были пристрастны к женскому полу» [30]30
  Цит. по: Холодюк А. Указ. соч.


[Закрыть].

Очевидно, что Ломоносов с товарищами быстро влились в студенческую среду, которая скромностью нравов не отличалась. Все трое охотно принимали участие в кутежах, делая все новые и новые долги. Михайло быстро привык по немецкому обычаю с самого утра пить пиво вместо безалкогольного русского кваса. Его завтрак обычно состоял из нескольких селедок – самой дешевой пищи – и доброй порции пива. На еде он экономил, зато вечерами транжирил деньги на кутежи. А Корф, рассматривая отчеты студентов, сокрушался, что «…Собственно на необходимое пропитание и занятия израсходовано очень мало, но много истрачено и промотано на разные прихоти», и просил Вольфа надзирать за молодыми людьми, «строго следить за их образом жизни», «настоятельно понуждать их к тому, чтобы они бросили свою распутную жизнь».