Текст книги "Николай I"

Рождение Николая

Николай родился в Царском Селе в середине лета – 25 июня, или по новому стилю – 6 июля 1796 года. Роды оказались тяжелыми.

Прежде государыня Екатерина Алексеевна присутствовала при родах своей невестки, а на этот раз изменила традиции: силы и нервы были уже не те. Она явилась посмотреть на новорожденного уже после и осталась довольна: мальчик – богатырь. После этого императрица приказала вынести младенца на балкон царскосельского дворца и показать гуляющим.

«Сегодня в три часа утра мамаша родила большущего мальчика, которого назвали Николаем, – писала Екатерина своему постоянному корреспонденту Гримму. – Голос у него бас, и кричит он удивительно; длиною он аршин без двух вершков, а руки только немного меньше моих. В жизнь мою в первый раз вижу такого великана. Если он будет продолжать, как начал, то братья выйдут перед ним карлики».

Никто не предполагал, что Николай когда-нибудь взойдет на престол, ведь мальчик был лишь третьим по старшинству великим князем, но, несмотря на это, его рождение отмечалось торжественно. В Царском Селе звонили колокола и палили пушки, а в Петербург отправили нарочного с радостным известием.

6 июля там же, в Царском Селе, состоялось крещение младенца. Крещение и миропомазание совершал духовник императрицы Савва Исаев. Восприемниками были великий князь Александр Павлович и великая княжна Александра Павловна. Во время обряда младенца на руках держала статс-дама Ливен, которой помогали два ассистента.

Много лет позднее, конечно, с чужих слов, Николай Павлович так описывал церемонию собственных крестин: «…вся женская прислуга была одета в фижмы и платья с корсетами, не исключая даже кормилицы. Представьте себе странную фигуру простой русской крестьянки из окрестностей Петербурга в фижмах, в высокой прическе, напомаженную, напудренную и затянутую в корсет до удушия. Тем не менее это находили необходимым».

На это событие первый русский поэт Гавриил Державин написал короткую оду, в которой были такие слова:

 
Се ныне дух Господень
На отрока сошел;
Прекрасен, благороден
И, как заря, расцвел
Он в пеленах лучами:
Дитя равняется с царями.
Родителям по крови,
По сану – исполин;
По благости, любови
Полсвета властелин:
Он будет, будет славен,
Душой Екатерине равен.
 

После крещения состоялся благодарственный молебен с коленопреклонением, а затем был произведен троекратный колокольный звон и сделан 101 пушечный выстрел. В тот же день, ближе к вечеру, императрица и великий князь Павел Петрович принимали поздравления от всего двора, после чего был парадный обед на 174 персоны, а позднее – бал, продолжавшийся до 10 часов вечера.

Несколько дней спустя газета «Санкт-Петербургские ведомости» писала: «Минувшего Июня 25 числа в 3 часа по полуночи разрешилась благополучно от бремени в Царском Селе Ее Императорское Высочество Благоверная Государыня Великая Княгиня Мария Федоровна Великим Князем, нареченным на молитве Николаем». Это было непривычное для династии Романовых имя. Ранее никого так не называли. А надо сказать, что для российской царской семьи выбор имени было делом непростым. Были и запретные имена: Иван, Алексей… Иванами русских великих князей не называли из-за страшных воспоминаний о свергнутом Елизаветой Петровной Иоанне VI Антоновиче, проведшем всю свою короткую жизнь в заключении. Алексеями – из-за печальной судьбы сына Петра I, запытанного насмерть родным отцом.

Учитывая своевластие Екатерины II, имя Николай для внука выбрала именно она, а не родители мальчика. Возможно, потому, что святой Николай Чудотворец был весьма почитаем на Руси.

Сам Николай Павлович много лет спустя писал о том времени: «Мне думается, что мое рождение было для Императрицы Екатерины последним счастливым событием: она желала иметь внука, а я, говорят, был большим и здоровым ребенком, так как даже она, благословляя меня, сказала: «Экий богатырь!» Слабое состояние ее здоровья не позволяло ей принимать личного участия в обряде крещения, ввиду чего во время крестин она находилась на хорах Царскосельской Придворной церкви».

Младенец рос быстро и был невероятно прожорлив. Ему не хватало грудного молока, пришлось очень рано ввести прикорм. «Великан Николай поминутно просит есть, так что вот уже три дня, как его стали кормить кашкой; это неслыханное дело для ребенка, которому всего неделя. У нянек просто руки опускаются от удивления; если так будет продолжаться, придется к шести неделям отнять его от груди. Он смотрит на всех во все глаза, а голову держит прямо и поворачивает не хуже моего», – писала Екатерина Гримму 5 июля 1796 года.

Однако в памяти Николая не осталось никаких светлых воспоминаний о бабушке Екатерине Великой. Напротив, всю свою жизнь он не был расположен к ней. Возможно, сказывалось влияние матери.

Новорожденному великому князю немедленно назначили свой особый штат. Это были уже упоминавшаяся статс-дама Шарлотта Карловна Ливен и три дамы, исполнявшие обязанности гувернанток: Юлия Федоровна Адлерберг, подполковница Екатерина Синицына и надворная советница Екатерина Панаева. Они находились ночью при детской кроватке, чередуясь между собой в течение всего первого года жизни великого князя, а позднее были в спальне младенца лишь днем, а на ночь с Николаем оставалась его заботливая нянька – шотландка Евгения (Джейн) Васильевна Лайон. В 1794 году ей пришлось быть в восставшей Варшаве. Она была заключена в крепость вместе с другими иностранцами. Возненавидела поляков и часто рассказывала маленькому Николаю об их зверствах. В результате будущий царь привык воспринимать поляков исключительно негативно.

Кормилицу младенцу согласно обычаю взяли из крестьян – звали ее Евфросинья Ершова, и она, служа во дворце, оставалась неграмотной. Даже в ведомости за полученное жалованье за нее расписывались другие. Родные дети этой Евфросиньи – две дочери и сын – считались молочными сестрами и братьями царя.

Состояли при младенце также две камер-юнгферы, две камер-медхен и два камердинера. Сверх того, новорожденному полагались лейб-медик, аптекарь и зубной врач. Есть упоминания, что в покоях находились еще восемь простых лакеев и восемь истопников. Мария Федоровна ежедневно навещала сына, оставаясь в его комнатах минут на десять или на четверть часа. Если на какой-то день был назначен бал, то посещение детских комнат отменялось.

После ухода супруги сына иногда, далеко не каждый день, навещал Павел Петрович – обыкновенно один, и тоже оставался ненадолго. Различие между посещениями отца и матери состояло в том, что Мария Федоровна твердо настаивала на соблюдении этикета, довольно неудобного, а Павел Петрович, напротив, пренебрегал этим. Так, в присутствии великой княгини – будущей императрицы – все дамы и кормилица должны были стоять навытяжку, даже с младенцем на руках, а Павел разрешал кормилице сесть и держать младенца на коленях. Своих младших сыновей – Николая и Михаила – он прозвал «мои барашки» и с удовольствием, хоть и недолго, играл с ними, брал их на руки, обнимал, чего никогда не делала мать. Мария Федоровна с детьми всегда была холодна и суха.

Кончина Екатерины

Планировалось, что воспитанием царственного младенца будет заниматься сама государыня, как это было с ее старшими внуками. Екатерина II даже разработала собственную методику, вобравшую все достижения передовой педагогики XVIII века. Называлась она «Наставление о сохранении здоровья великих князей». Там говорилось, что детское платье должно быть как можно проще и легче, что пища должна быть простой, а «буде кушать захотят между обедом и ужином, давать им кусок хлеба». Спать мальчики должны «не мягко», под легкими одеялами. Слезы она ненавидела и категорически запрещала воспитателям потворствовать этой слабости, пространно и обстоятельно объясняя свой запрет: «…дети обыкновенно плачут от упрямства, либо от болезни, но должно запрещать всякие слезы. В болезни – следует употреблять необходимые средства для ее облегчения, не обращая внимания на слезы и стараясь внушить детям, что плач их не уменьшает, а усиливает болезнь и что лучше преодолевать ее бодростью духа и терпением». «Каждый человек подвержен голоду, жажде, усталости, боли от недугов и ран и потому должен переносить их терпеливо. Помощь в таких случаях необходима, но надлежит подавать ее хладнокровно, без торопливости», – философски размышляла Екатерина. Учителям предписывалось не запрещать детям купаться, когда хотят, и гулять не по дорожкам, а по полям и буеракам: пусть карабкаются, падают, разбивают коленки, поднимаются. Великим князьям дозволялось держать животных – собак, кошек, голубей. По мнению Екатерины, это прививало им «сострадание ко всякой твари…». «Главное достоинство наставления детей состоять должно в любви к ближнему (не делай другому, чего не хочешь, чтобы тебе сделано было), в общем благоволении к роду человеческому, в доброжелательстве ко всем людям, в ласковом и снисходительном обращении со всеми…» – писала она.

Кажется, Николая ждало прекрасное детство! Бабушка каждый день навещала внука и играла с ним, планируя, как будет воспитывать «богатыря»… Но внезапно все изменилось.

Очень скоро торжества по случаю рождения царственного отпрыска сменились трауром: в ноябре в возрасте 67 лет императрица Екатерина Великая скончалась. Утром поднялась, чувствуя себя хорошо, как обычно выпила кофе и отправилась в уборную, где задержалась непривычно долго. Когда камеристка Перекусихина и камердинер Зотов вошли в помещение, то обнаружили царицу без сознания. Изо рта у нее шла пена, лицо покраснело, императрица страшно хрипела. Нога оказалась вывихнута. Все приближенные Екатерины были уже людьми немолодыми, и у них не хватило сил сразу перенести императрицу на кровать, поэтому больную поначалу уложили на матрас, постеленный на полу.

Послали за ее личным врачом Роджерсоном.

– В мозгу порвалась жила, – констатировал он.

Современные доктора формулируют немного иначе: разрыв аневризмы либо закупорка артерии оторвавшимся тромбом.

Роджерсон сделал все, что мог: поставил к ногам горчичники и пустил кровь, чтобы снизить давление, но эти действия не возымели никакого результата. Быстро развивался паралич. Императрицу даже не удалось причастить – глотать она не могла, а изо рта шла обильная пена. Вечером началась агония.

Послали в Гатчину за великим князем.

Надо сказать, что отношения Павла Петровича и его матери-императрицы складывались далеко не лучшим образом. Однажды уже не юный наследник престола оказался даже втянутым в заговор против собственной матушки, но отделался лишь строгим внушением. Так что теперь, узнав о смертельной болезни Екатерины, Павел ничуть не огорчился и немедленно отправился в Петербург. Явившись в ее комнаты, он равнодушно прошел мимо постели умирающей в кабинет, где поспешил опечатать все документы. Даже не дождавшись кончины матери, принялся распоряжаться…

Потом состоялись пышные похороны. Пышные и одновременно шокирующие: Павел велел эксгумировать прах своего отца, императора Петра Федоровича, погибшего на мызе в Ропше «при невыясненных обстоятельствах» после дворцового переворота в 1763 году, и приказал перезахоронить его рядом с Екатериной в Петропавловском соборе. Видимо, желая отомстить екатерининским придворным, он даже приказал открыть гроб Петра Федоровича, в котором оказался только «прах от костей, который он приказал целовать», – ужасалась графиня Головина.

Царствование Павла I

Новый император принялся все менять. «Первые должности при дворе были замещены другими лицами, – сокрушалась Прасковья Голицына. – Мановением жезла он разрушил все, что обеспечивало в продолжение тридцати четырех лет одно из наиболее славных царствований».

Павел приказал вырвать из всех печатных изданий лист с Манифестом 1762 года о восшествии Екатерины на престол. Отправил в ссылку Дашкову, но оставил при дворе последнего фаворита матери Платона Зубова и даже пил с ним шампанское, приговаривая: «Кто старое помянет…». Велел спешно отозвать войска, посланные завоевывать Персию – причем так быстро, что командовавший ими Валериан Зубов чуть было не попал в плен. Павел вернул из ссылки Радищева, освободил Новикова, сидевшего в Шлиссельбургской крепости, и польского патриота Тадеуша Костюшко, который содержался в нижнем этаже Мраморного дворца в Петербурге. Последний «отблагодарил» его, немедленно сбежав во Францию, чтобы там снова возглавить борьбу против России.

Франция оставалась проблемой! В 1798 году была создана Вторая антифранцузская коалиция в составе Австрии, Османской империи, Великобритании и Неаполитанского королевства. Военные силы России участвовали в военных действиях на море (в союзе с Османским флотом) и на суше (совместно с Австрией). В 1799 году состоялись знаменитые итальянский и швейцарский походы Суворова.

Армия стала особой заботой нового императора. Он часто устраивал проверки, придираясь к каждой мелочи: к слишком тихо отданной команде, к чуть сбившемуся шагу, плохо сидящему парику. Провинившегося ожидало наказание шпицрутенами. Иногда Павел Петрович по несколько раз заставлял проходить неудачно парадировавшую гвардию. По окончании парада император свертывал знамя собственноручно.

Николай помнил, что порой его – совсем маленького – отец брал с собой на парады, но не сажал рядом с собой в седло, а ставил мальчика себе на ногу, продетую в стремя. В сентябре 1801 года Николая впервые посадили на верховую лошадь. Тогда ему только-только минуло пять лет. Впрочем, на публичных мероприятиях Николай стал появляться еще раньше, уже в год и четыре месяца. Малютку привели на бал, и он «танцевал» со своей сестричкой – великой княжной Анной Павловной, которая была старше его на год.

Великих князей очень рано стали возить в театр и на придворные маскарады. Театр Николаю очень понравился, он полюбил его на всю жизнь. А вот маскарады показались дикой забавой: мальчика так сильно напугали люди в масках, что государыне пришлось крепко держать его за руку.

Маленьким Николай вообще часто пугался, особенно пушечных выстрелов. Он кидался ничком на кровать, закрывал голову подушкой… Несколько раз он описывает, как из-за этого его младенцем уносили с важных мероприятий. Подобное было недопустимо. Сын императора, пусть даже третий по счету, не имел права ничего бояться. И тем более он не должен был бояться собственной армии. Когда Николай почему-то испугался пикета Конной гвардии, стоявшей на карауле у покоев императрицы, император взял сына на руки и заставил мальчика перецеловать весь караул.

Практически с рождения, с пеленок царские дети приписывались к тому или иному полку и считались командирами. Совсем маленькими они уже носили мундирчики. Одежда Николая, судя по спискам расходов, была преимущественно красного цвета.

Николай писал, что император «удостоил зачислить» полугодовалого сына в Конную гвардию, а его братьев – во 2-й и 3-й гвардейские полки. Но спустя два с половиной года царь поменял свое решение, переведя двадцатилетнего Константина в Конную гвардию, а малолетнему Николаю отдал 3-й гвардейский полк. Это событие врезалось в память будущему императору. Он писал: «В Павловске я ожидал однажды отца в нижней комнате, и когда он возвращался, то я вышел навстречу к калитке малого сада у балкона; он же, отворив калитку и сняв шляпу, сказал: «Поздравляю, Николаша, с новым полком: я тебя перевел из Конной гвардии в Измайловский полк, в обмен с братом». Я об этом упоминаю лишь для того, чтобы показать, насколько то, что льстит или оскорбляет, оставляет в раннем возрасте глубокое впечатление – мне в то время было едва три года!»

В 1808 году великий князь Николай Павлович – двенадцатилетний мальчик – был произведен в генералы и получил право носить первые эполеты.

Запомнил маленький Николай и то, как ему вместе с сестрой привили оспу. Это было «событие в то время необычайное, совершенно незнакомое в домашнем обиходе», – замечает Николай Павлович. «Оспа у меня была слабая, у сестры же была сильнее, хотя мало оставила следов», – вспоминал он.

Конечно, события раннего детства лишь отрывочно остались в памяти мальчика. Николай помнил, как шведский король, посетивший Россию, подарил ему фарфоровую тарелку с фруктами из бисквита – то есть неглазурованного фарфора. Помнил штандарты кавалеров Мальтийской гвардии – серебряных орлов, держащих малиновую полосу материи с серебряным крестом ордена Святого Иоанна. Помнил свадьбу своей сестры Александры, выходившей замуж за эрцгерцога Австрийского. То, как молодая и очень красивая великая княгиня Елизавета, будущая императрица, возила его на шлейфе своего платья. Помнил желтые сапоги гусар венгерской дворянской гвардии и католических священников в белых одеяниях, которые показались мальчику очень страшными.

Помнил он и знаменитого полководца Александра Васильевича Суворова. Николай находился в Зимнем дворце, в библиотеке матери, где увидел «оригинальную фигуру, всю увешанную орденами, которых я не знал». Это был Суворов, награжденный не только русскими орденами, но и многими иностранными, вот почему они были Николаю незнакомы. Мальчик, не смутившись, подошел к Суворову и стал задавать ему вопросы. Опустившись перед великим князем на колени, старик «имел терпение все показать и объяснить». «Я видел его потом несколько раз во дворе дворца на парадах, следующим за моим отцом, который шел во главе Конной гвардии», – добавляет Николай.

Детские комнаты

XVIII век внес значительные изменения в представления о том, каким должно быть детство. К концу века считалось обязательным, чтобы в зажиточных семьях у подрастающего поколения были свои комнаты. И, конечно, в императорской семье на убранстве этих комнат не экономили, хотя излишняя роскошь тоже порицалась.

Летом, когда двор пребывал в Царском Селе, детские комнаты располагались во флигеле, впоследствии занятом знаменитым Лицеем. Зимой императорская семья жила в Петербурге, в Зимнем дворце. У дворца первоначально было семь подъездов, один из которых назывался «детским», но он получил свое наименование позже, в 1840-е годы. А на рубеже XVIII–XIX веков вход в детские комнаты осуществлялся через Салтыковский подъезд. Это главный подъезд западного фасада, обращенного к Адмиралтейству. Сейчас здесь расположен сквер с фонтаном. Подъезд был назван в честь светлейшего князя, фельдмаршала Салтыкова, воспитателя старших великих князей – Александра и Константина. Ему были выделены покои на третьем этаже в западной части дворца.

Детские покои состояли из большой прихожей, зала с балконом посередине и антресолей в глубине. Внутри антресолей было полукруглое окно, которое выходило в сам зал. Николай Павлович вспоминал: «Зал этот был оштукатурен, и в нем находились только античные позолоченные стулья да занавеси из малиновой камки, так как он предназначался, в сущности, для игр; комната эта, пока я не научился ходить, была обтянута в нижней части стен так же, как и самый пол, стегаными шерстяными подушками зеленого цвета; позднее эти подушки были сняты. Стены были покрыты белой камкой[3]3
  Шелковая цветная ткань с вытканными узорами.


[Закрыть] с большими разводами и изображениями зверей, стулья – с позолотой, обитые такой же материей; в глубине стоял такой же диван с маленьким полукруглым столом маркетри[4]4
  Вид мозаики из фигурных пластинок шпона.


[Закрыть]; две громадные круглые печи занимали два угла, а между окнами помещался стол белого мрамора с позолоченными ножками. Затем следовала спальня, в глубине которой находился альков; эта часть помещения, украшенная колоннами из искусственного мрамора, была приурочена к помещению в ней кровати, но там я не спал, так как находили, что было слишком жарко от двух печей, занимавших оба угла…»

В некоторых детских комнатах стены украшали прекрасные фрески в античном стиле, а пол был паркетным, «великолепного рисунка», сделанный «из пальмового, розового, красного, черного и другого дерева, в некоторых местах сильно попорченный ружейными прикладами и эспонтонами[5]5
  Колющее древковое холодное оружие.


[Закрыть] моих старших братьев», – сообщает нам Николай Павлович.

«Спали мы на железных кроватях, которые были окружены обычной занавеской; – продолжал свое описание император, – занавески эти так же, как и покрышки кроватей, были из белого канифаса[6]6
  Устаревшее название льняной прочной, рельефной, полосатой ткани.


[Закрыть] и держались на железных треугольниках таким образом, что ребенку, стоя в кровати, едва представлялось возможным из нее выглядывать; два громадных валика из белой тафты лежали по обоим концам кроватей. Два волосяных матраса, обтянутых холстом, и третий матрас, обтянутый кожей, да две подушки, набитые перьями, составляли самую постель; одеяло летом было из канифаса, а зимою ватное из белой тафты. Полагался также белый бумажный ночной колпак, которого мы, однако, никогда не надевали, ненавидя его уже в те времена. Ночной костюм, кроме длинной рубашки, наподобие женской, состоял из платья с полудлинными рукавами, застегивавшегося на спине и доходившего до шеи».

Раннее детство Николай проводил в играх со своим младшим братом Михаилом и сестрами. Других детей к великим князьям долгое время не пускали, а общества сверстников юному Николаю явно недоставало! Когда в 1799 году Николай на лестнице увидел сына своей придворной дамы, госпожи Адлерберг, то он кинулся к мальчику, схватил его за руку и хотел вести в детскую, чтобы показать ему свои игрушки, коих было очень много, и вместе играть. Однако это простое и естественное детское желание противоречило придворному этикету: Володенька Адлерберг был ниже великого князя по положению, и их дружба могла не понравится строгой Марии Федоровне. Ситуацию спасла мисс Ливен: она вмешалась и, взяв на себя ответственность, отвела обоих мальчиков в игровую комнату. Надо сказать, что между мальчиками завязалась крепкая дружба, которую они пронесли через всю жизнь.

Но в какие игры играли тогда маленькие великие князья? Что хотел показать юный Николай маленькому Володе?

В дворцовых документах упоминаются: фортепиано красного дерева, гармоника, деревянное ружье, маленькие литавры, деревянные шпаги, несколько механических игрушек – автоматонов, сделанных братом мисс Лайон, который их самостоятельно вытачивал и налаживал. Были среди игрушек фигурки солдат и гвардейцев, а один раз Павел подарил сыну пачку гравюр с изображением русских солдат в старой форме.

Николай и Михаил любили играть в часовых – они часами стояли в карауле друг перед другом. Строили крепости, причем Николай на прогулках сооружал из земли целые редуты.

Для забавы великого князя служили и комнатные животные: пара канареек и маленькая собачка. Надо сказать, что животных Николай очень любил и никогда не проявлял к ним жестокости, равно как и его младший брат. Лишь раз мальчики, играя во дворе, из любопытства разрубили пополам дождевого червя. Когда однажды Николай и Михаил увидели, как в парке какой-то крестьянский мальчик бьет старую лошадь, они тотчас вмешались и запретили ему так поступать. Повзрослев, Николай держал в своих комнатах собак, которых очень любил.

Были в детской и книги, но в основном французские: журналы для детей, журналы для юношества, жеманные рассказы Антуанетты Дезульер и пасторали Жан-Пьера Клари де Флориана. А из русских книг поначалу была только Псалтырь. Потом один из воспитателей – генерал Федор Исаевич Ахвердов – принес великим князьям четырехтомник «Золотое зеркало для детей, содержащее в себе сто небольших повестей для образования разума и сердца в юношестве». Это был лучший образец детской литературы того времени, основанный на немецком оригинале Иоахима Кампе.

Иногда царских детей вывозили в город на прогулку. «Наш выезд представлял из себя позолоченную шестиместную карету, которой предшествовали два гвардейских гусара; позднее впереди ехали два вестовых в сопровождении конюшенного офицера с вестовым; два лакея – сзади за каретой. В праздничные дни карета была в семь стекол, т. е. вся прозрачная, кроме спинки. Две англичанки с детьми на коленях занимали заднее сиденье, две дежурные дамы помещались против них», – вспоминал император.