Текст книги "Учимся всю жизнь"

Знаем ли мы – что знаем и чего не знаем

Wichtig ist, dass man nicht aufort zu fragen.

Albert Einstein

Как-то в одном журнале мне попался на глаза рисунок. Перед бюстом Сократа стоит задорного вида школьник. За его плечами – ранец с учебниками. Руки за спиной, гордо поднятая голова и взгляд, направленный на надпись на пьедестале бюста. Там написано: «Я знаю, что я ничего не знаю». А из уста школьника вылетают слова: «Сам виноват, дедушка. Надо было учиться!»

Этого школьника придумал автор рисунка. А вот однажды непридуманная девушка оказалась за столом рядом с Эйнштейном. Она не знала, кто сидит рядом с ней, и спросила у своего соседа, чем он занимается. Эйнштейн ответил, что он изучает физику. Девушка изумилась: «Как – до такого возраста? А я уже год назад кончила – всю физику изучила!»

Действительно, школьное образование сейчас построено так, что нередко у школьника создается впечатление, будто наука уже познала все основное о том, как устроен мир, в котором мы живем. Что «научная картина мира» мало отличается от истинной картины мира. Даже досадно: все основное уже известно, и на долю молодого поколения остается только уточнение некоторых деталей, до сих пор как-то еще не уточненных наукой. При таком подходе школа воспитывает «эрудитов-всезнаек». А человечество все больше нуждается в исследователях – в людях, которые не только многое знают, но знают также – сколь многого они не знают и как важно было бы познать это еще незнаемое.

Нередко приходится встречаться с представлением, будто с развитием науки человечество все больше узнает об окружающем нас мире и, тем самым, будто бы все меньше остается в этом мире неизвестного человечеству. Такое представление ложно и опасно – оно демобилизует стремление к поиску. На самом деле с развитием науки область неизвестного не только не уменьшается, но, напротив, увеличивается. Точнее: увеличивается область, о которой человечество уже знает, что она (эта область) еще не изучена. Каждое научное открытие дает ответ на какой-то вопрос, но оно также ведет к возникновению нескольких новых вопросов – еще не имеющих ответа и до этого открытия даже не возникавших в сознании людей. А значит, число вопросов, на которые еще нет научных ответов (но сами вопросы уже четко осознаны человеком!), с развитием науки не убывает, а растет. Попробуем проиллюстрировать и развить эту мысль в виде наглядного образа.

Развивающуюся науку можно представить себе в виде все сильнее и сильнее разгорающегося костра на огромном темном ледяном плато, уходящем вдаль во всех направлениях на необозримое расстояние.

Вокруг костра лед растаял. И по мере разгорания «огня науки» зона оттаявшего льда расширяется. Область растопленного льда – это та часть мира, которая освоена наукой. Назовем ее зоной знания. Это достаточно хорошо познанная человеком часть мира. В ней человек получил ответы на интересующие его вопросы и может активно и целенаправленно использовать свои знания.

Но по мере разгорания костра науки и расширения зоны знания увеличивается и освещенная область вокруг оттаявшей зоны. Это – зона, освещенная светом костра, но еще не согретая его теплом. Лед на ней еще не тает, но глаз человека уже различает, что в этой зоне есть что-то не познанное, контуры которого еще не четки. И у человека, сидящего у костра, возникают различные предположения о том, что делается в этой зоне, возникают вопросы, на которые хочется получить ответы. Человек ищет ответы на возникшие вопросы. Назовем эту зону зоной поиска. И эта зона поиска – в которой уже возникли вопросы, но еще не получены ответы на эти вопросы – увеличивается быстрее, чем зона знания. Так что число вопросов, на которые у науки еще нет ответов, не только не убывает с развитием науки, но возрастает. И возрастает быстрее, чем возрастает число ответов на прежде возникшие вопросы. Каждое открытие в науке, давая ответ на какой-то вопрос, порождает ряд новых вопросов, ранее не возникавших. Так, например, открытие генетического кода в биологии порождает много новых вопросов, связанных с возникновением жизни. Открытие «черных дыр» в астрономии порождает новые вопросы, связанные с развитием Вселенной. Именно об этой стороне развития науки сказано в полушуточном стихотворении С. Я. Маршака:

 
Был этот мир глубокой тьмой окутан.
«Да будет свет!» – и вот явился Ньютон.
Но сатана недолго ждал реванша:
Пришел Эйнштейн – и стало все как раньше.
 

Конечно, не в том смысле «как раньше», что наука пошла вспять, а в том смысле, что появилось много новых вопросов, на которые еще нет ответов. Человечество узнало, сколь многого оно еще не знает; поняло, сколь многого оно не понимает. Осознание своего незнания – это уже продвижение вперед. Именно это звучит в знаменитом сократовском «я знаю, что я ничего не знаю».

Зона поиска – это та зона, где уже возникли научно поставленные вопросы, где внимание науки направлено на поиски ответов на эти вопросы. Вопросы здесь сформулированы так, что ясно, каким именно экспериментом или наблюдением можно задать этот вопрос Природе и какой из возможных результатов эксперимента (или наблюдения) подтвердит исходную гипотезу исследователя, а какой – отвергнет ее.

Границы между зонами размытые, зоны постепенно переходят одна в другую. И костер науки горит неравномерно. В какие-то периоды он дает не слишком яркое пламя, но много тепла. В эти периоды люди получают много ответов на ранее возникшие вопросы. В эти периоды у некоторых людей возникает иллюзия: «современная наука знает о мире почти все самое существенное». В другие периоды пламя костра выбрасывает вверх высокий яркий язык (как при брошенной в костер большой сосновой ветке). В эти периоды ярко освещается и удаленная окрестность костра – зона поиска в нашем образе. Возникает ощущение: «Боже, сколь многого мы не знаем!» Сократовское ощущение. И хочется подбросить в костер толстые поленья – чтобы и тепло костра дошло до тех мест, недостаточно ясные контуры которых уже различил глаз.

А вокруг этой освещенной зоны поиска – зона темноты, где даже грубые контуры не просматриваются глазом. Как далеко распространяется эта зона, человек не видит. Может быть даже, что она безгранична. В этой зоне нет опоры для постановки человеком различных вопросов, на которые хотелось бы получить ответы с помощью науки. Но человеку все же хочется знать: что там? А разумно, научно поставленных вопросов нет. И тогда возникают мифы, построения, которые человек не может проверить, которые он не может ни доказать, ни опровергнуть. Это зона мифов или зона веры. К науке она отношения не имеет, она лежит за пределами науки. Уменьшается ли зона веры по мере разгорания костра науки и расширения зоны знания и зоны поиска? Я бы затруднился дать на этот вопрос четко положительный ответ. Ведь если эта зона безгранична или даже просто необозримо велика, то невозможно всерьез говорить об ее уменьшении, если какая-то ее небольшая часть переходит в «оттаявшую» и «освещенную» зоны. Зачерпнув в море ведро воды, бессмысленно говорить, что воды в море стало меньше.

Чем же различаются возникающие у человека вопросы в зоне поиска и вопросы в зоне мифов и веры? Первые из них – это научные вопросы, вторые – лежат вне науки.

Научные вопросы можно задать Природе. Планирование естественнонаучного исследования начинается с того, что естествоиспытатель четко формулирует свой вопрос. (Слово «естествоиспытатель» здесь точнее, чем слово «ученый».) Затем следует продумывание того «языка», на котором можно задать этот вопрос Природе, чтобы она поняла и ответила на языке, понятном исследователю. Это и есть планирование эксперимента. А Природа – капризная собеседница. Не на каждый вопрос она готова отвечать. На нечетко поставленный вопрос она может дать столь же нечеткий ответ, допускающий различные толкования. Очень не любит она отвечать на вопросы – как происходит то или иное явление и почему происходит нечто. Природа в своих ответах предпочитает обходиться лаконичным «да» или «нет». Поэтому вопросы, задаваемые Природе, лучше всего задавать в форме: «А не происходит ли это таким-то образом?» или «А не потому ли это происходит, что…?». Иначе говоря, естествоиспытатель, желающий задать Природе вопрос, должен иметь исходную рабочую гипотезу о возможных (с его точки зрения) ответах. Он должен заранее предвидеть возможные результаты задуманного им эксперимента – те результаты, которые подтвердят правильность исходной гипотезы, и те результаты, которые опровергнут правильность гипотезы. Если же быть более точным, то надо было бы сказать не «подтвердят», а «сделают более высоко вероятным». Для увеличения уверенности в правильности (или неправильности) исходной гипотезы нужны дальнейшие эксперименты.

Именно такие научно поставленные вопросы возникают в зоне поиска – в зоне, где видно уже достаточно, чтобы строить гипотезы и искать пути их проверки.

Но человек – существо весьма любознательное, и ему хочется знать, что делается и в третьей, самой удаленной и не освещенной костром науки зоне. И он пытается сказать себе что-то о том, что же там такое. Но эти высказывания не являются научными гипотезами и не могут послужить основой для плодотворного диалога Человека с Природой, так как на их основании не может быть поставлен эксперимент, который либо подтвердит, либо опровергнет их. Это не научные гипотезы, а мифы. Они относятся не к области знания, а к области веры. Именно в этом смысле к области веры, а не знания, относится идея о наличии разумного верховного существа, управляющего миром. Невозможно представить себе такой эксперимент, результат которого опроверг бы эту идею: любой результат может быть истолкован так: «значит, это существо хочет, чтобы было именно так». А принципиальная (априорная) невозможность опровергнуть некоторое утверждение означает и принципиальную невозможность подтвердить его. Динамичность научной гипотезы, понимание ее незаконченности, поиск путей ее проверки и уточнения отличают научную гипотезу от мифа, характеризующегося статичностью, уверенностью в его правильности и отсутствием поиска путей проверки.

Итак, в зоне, не освещенной светом науки, не возникает научных гипотез и поиска ответов, какая из гипотез верна. Это – зона мифов, зона веры. Зона, лежащая вне науки. И возникающие у человека идеи о том, что творится в этой зоне, лежат вне науки: они не могут быть ни подтверждены, ни опровергнуты научным экспериментом. Они могут удовлетворять желание любознательного человека поразмыслить и пофантазировать о том, что делается в зоне, лежащей за пределами освещенной наукой части мира. Но все это за пределами науки.

Из самой отдаленной, не освещенной костром науки зоны человек не получает сколько-нибудь различимых сигналов. И он активно заполняет недостаток информации о том, что творится в этой недоступной его чувствам зоне. Когда молчит «рецепторная составляющая» системы восприятия, включается ее «активная составляющая». Ви́дение сменяется виде́ниями, зрение – призраками. Как в сумерках.

Работа активной составляющей сенсорных систем формируется культурой, в которой живет человек, его личной судьбой, его воспоминаниями и ожиданиями, прогнозами, идеалами и опасениями, надеждами и страхами. Они могут иметь очень личный, специфический для данной личности характер. Иногда у душевнобольного человека они принимают характер бреда, галлюцинаций. Но и в этом случае они порождаются окружающей данного человека культурной средой. Недаром содержание бреда различно в разные эпохи, а в одну и ту же эпоху – у людей, принадлежащих к разным культурным слоям. Так, например, сейчас практически не встречается бред одержимостью «нечистой силой». И соответственно, чаще встречается бред влияния с помощью излучения, бред «вытягивания мыслей» больного с помощью каких-то хитрых электронных приборов. (Подробнее об этом можно прочитать в статье автора «Физиология активности в сенсорной сфере – восприятие, иллюзии, галлюцинации», опубликованной в «Независимом психиатрическом журнале», 1997, № 4, с. 27–31.)

Если сформированные человеком образы, заполняющие зону мифов, таковы, что оказываются созвучными другим людям той же культуры, соответствуют их готовности принять эти образы, они, эти образы, распространяются и становятся образами в сознании широкого круга людей этой культуры. Тогда эти образы – продукты определенной культуры – уже сами становятся существенной частью данной культуры, активно влияющими на жизнь людей, формирующими взгляды следующих поколений, иногда направляющими их жизнь, влияющими на судьбы этих людей, а порой и целых народов. Большую роль они играют в формировании этических и эстетических ценностей культуры. По мере того как удается сделать тот или иной вопрос из зоны веры и мифов объектом научного исследования, он переходит в зону поиска: зона поиска расширяется за счет зоны веры и мифов.

Эрудит – это человек, в поле внимания которого лежит в основном зона знания. Исследователь, естество испытатель – это человек, в чьем центре внимания лежат вопросы, ответов на которые он не знает. Но вопросы эти – научные, то есть такие, которые можно задать Природе и получить ответ. Это и делает исследователь. Область его деятельности – зона поиска. Исследователи расширяют наши знания за счет зоны поиска. А те немногие, которым удается преобразовать вопросы из зоны веры и мифов в научно поставленные вопросы, – это научные гении. Они расширяют зону поиска за счет зоны веры и мифов, они ставят научные вопросы там, где прежде их невозможно было поставить.

Расширение зон – необходимая для науки вещь. А насколько такое расширение окажется возможным, зависит от познавательных возможностей человека и от времени, которое «отпущено» человечеству, способному к познанию.

Расширение зоны знания и зоны поиска не поведет к исчезновению зоны мифов. Но содержание мифов будет меняться. А вера в то, что научное познание сможет прояснить много нового в еще не познанной части мира, является стимулом для дальнейшего развития науки. Подробнее на этом я остановился в статье «Активность и заполнение информационного дефицита» (журнал «Вопросы философии», 2005, № 4, с. 86–92).

Образ с костром для большей наглядности представлен здесь нарочито уплощенно с возможностью удаления от «центра» только по плоскости, в двух измерениях. Реальная ситуация, естественно, многомерна. В ней, по меньшей мере, необходимо принимать в расчет четыре измерения – трехмерное пространство и время (с удалением от «центра» в двух направлениях – в прошлое и в будущее).

Зона знания и зона поиска у разных людей и в разные эпохи имеют различные размеры. Они составляют сферу актуальной среды данного человека или данной группы людей. Под актуальной средой человека мы понимаем здесь те области и свойства среды, о которых человек получает информацию и которые активно использует в своей деятельности.

Для человечества по мере развития науки сфера актуальной среды расширяется.

У людей «близоруких» она меньше. И порой они не видят почти ничего дальше зоны знания – зоны уже добытых знаний. Им кажется, что все в мире ясно и освоено наукой, что наука в основном завершена, что современная им научная картина мира почти полностью соответствует истинной и полной объективной картине мира.

Более «дальнозоркие» люди видят и зону поиска, видят множество еще не решенных вопросов.

Очень «дальнозорким» людям удается рассмотреть и что-то в самой «удаленной» части мира. Этим счастливцам удается даже в неясных контурах, воспринимаемых органами чувств, разглядеть умственным взором то, что потом (!) оказывается реальностью. Так, Лобачевский «разглядел» неевклидову геометрию. Многим казалось, что это плод фантазии, может быть, даже больной фантазии, но по мере расширения зоны знания и зоны поиска стало ясно, что неевклидова геометрия описывает реальность. Ту реальность, которая прежде оставалась в темной, невидимой человеку зоне. Наука не подошла к своему концу. Ей предстоит еще много открытий – в том числе и фундаментальных. И процесс этот не имеет конца.

Один из вопросов, на которые у человечества еще нет ответа (хотя вопрос этот давно волнует умы): есть ли во Вселенной очаги цивилизации, разума еще где-нибудь, кроме нашей маленькой планеты Земля. Попытки найти ответ на этот вопрос предпринимались и пока не дали положительного результата.

Ответить на данный вопрос теоретически невозможно. Дело в том, что развитие сложных систем, в том числе жизни и разума, тесно связано со свойствами микромира. На самых ранних этапах развития нашей Вселенной возникли определенные константы – так называемые фундаментальные физические постоянные. К ним относятся скорость света в вакууме, постоянная Планка, гравитационная постоянная, константы четырех фундаментальных взаимодействий, масса и заряд протона и электрона и еще ряд констант. Каковы эти фундаментальные физические константы на Земле, установлено экспериментально. Но мы не знаем, те же ли значения имеют эти константы в других, удаленных от нас уголках Вселенной. Не знаем и того, неизменны ли эти константы во времени (в космических масштабах времени). Между тем было установлено, что даже небольшое (на 10–15 %) изменение хотя бы одной из этих констант привело бы к невозможности образования атомных ядер, самих атомов, звезд и галактик – а стало быть, и к развитию разумной жизни в известной нам форме. (Несколько подробнее об этом – в статье И. М. Фейгенберга и Р. Е. Ровинского «Информационная модель будущего как программа развития» в журнале «Вопросы философии», 2000, № 5, с. 76–87.) Таким образом, теоретически, исходя из общих соображений, невозможно ответить на вопрос о существовании внеземных очагов цивилизации. Искать ответ на этот вопрос можно только «экспериментально» – пытаясь уловить какие-то сигналы, посылаемые разумными существами из других миров (если они есть), и отправляя в космические просторы некие сигналы, которые предполагаемые разумные существа могли бы получить, понять и ответить сигналами, которые могли бы получить и распознать мы.

Такие попытки были предприняты и пока положительного результата не дали.

Хочу здесь обратить внимание на одну из трудностей, стоящих на пути установления контактов с внеземными цивилизациями.

Человеческой цивилизации не больше 10 тысяч лет, то есть сто веков, сто столетий. И только меньше ста лет назад стало возможным пытаться посылать или принимать сигналы, чтобы связаться с предполагаемыми внеземными цивилизациями.

Представим себе аналогами землян маленьких зверьков, живущих в подземной норке, вырытой на широком пространстве. Но наружу, на это пространство, наши зверьки выходить не умели. Вся их жизнь протекала в норке, которую ее обитатели обустраивали, улучшали, но наружу не выглядывали. О том, что находится снаружи, наши зверьки только гадали, создавали красивые мифы и передавали их из поколения в поколение. Так прожили зверьки сто лет. (Один год в нашей метафоре соответствует одному столетию в истории человечества.) И вот через сто лет они научились выходить из своей норки и с ее краев оглядывать открывшиеся взору просторы. Есть ли в этих просторах еще и другие норки с подобными им самим разумными существами? Не подадут ли эти «соседи» какие-то знаки? Но если эти соседи подобны нашим зверькам и тоже только через сто лет после своего появления могут вылезти из своих норок и подать сигналы вовне, то как мала вероятность того, что эти коротенькие периоды для обитателей их норки и для обитателей нашей норки совпадут по времени. Если для нас это время возможности уловить их сигналы меньше одной сотой времени существования нашей культуры и для них время послать сигналы вовне меньше одной сотой времени существования их культуры, то вероятность случайного сов падения этих периодов во времени меньше одной десятитысячной. И у наших зверьков создается впечатление, что в их окружении нет других очагов цивилизации: сигналы соседей если и посылались, то не тогда, когда могли быть приняты.

Но наши зверьки, выйдя на край своей норки, решили не только ловить возможные сигналы соседей, но и посылать им свои сигналы – в надежде получить ответ. Однако здесь возникает еще одна трудность. Сигналы распространяются не мгновенно – не быстрее скорости света. А возможные очаги цивилизации во Вселенной («норки») расположены далеко друг от друга – на расстоянии многих тысяч световых лет. Стало быть, если и придут ответы на эти сигналы, то это будет нескоро: если очаги цивилизации отстоят друг от друга на N тысяч световых лет, то ответ придет не раньше, чем через 2N тысяч лет. Будет ли кому принять этот ответ? Ведь и цивилизации не вечны.

* * *

Из сказанного вытекают и некоторые педагогические соображения.

Мне приходилось порой говорить с не очень опытными молодыми педагогами, которые считают невозможным, недопустимым ответить «не знаю» на вопрос ученика. Такое поведение кажется мне глубоко ошибочным. Оно ведет к воспитанию у учеников психологии «эрудита-всезнайки» – человека, который знает (или воображает, что знает) ответы на все известные ему вопросы. О существовании других вопросов, на которые он не знает ответов, он и не подозревает. Человек же должен знать, что́ именно он знает, а чего не знает. И должен быть всегда в поиске новых знаний – ответов на вопросы, вставшие перед ним, но еще не имеющие ответов. Такого человека невозможно воспитать, если только лишь загружать его память ответами на задаваемые им вопросы и ответами на вопросы, которые даже и не возникли в его сознании. Замечательно сказал об этом поэт Владимир Лифшиц:

 
На каждый вопрос вручили ответ.
Все видя, не видите вы ни зги.
Стали матрицами газет
Ваши безропотные мозги.
……………………………
 
 
Набором истин кормя из рук,
Уменье мыслить украли у вас.
 

Ответ педагога «не знаю» может носить различный характер. Иногда он означает, что именно он, этот педагог, не знает ответа. Ведь никакой человек не может знать все. И если ученику что-то интересно, то ему стоит подсказать, где можно найти ответ на интересующий его вопрос – в каких книгах, справочниках, с кем из интересных людей стоит поговорить. Но бывает и другое «не знаю». Педагог не знает ответа, но знает, что и в книгах найти ответ не удастся, и ни у кого из возможных собеседников ответа не найти. Если и в этой ситуации у ученика не пропадает желание получить ответ, то задать свой вопрос он может только Природе. Не словами, а продуманным исследованием.

И может быть, кто-то из учеников станет в будущем исследовать строение и историю Вселенной, а кто-то другой – обстановку в узком окружении своего коллектива. Но любой из них будет человеком творческим, активным, а не «винтиком» в сложной и непонятной ему самому машине.

* * *

По мере развития науки растет объем наших знаний об окружающем нас мире. Но с каждым новым открытием науки появляется ряд новых вопросов, до того не возникавших перед человечеством. Так что количество вопросов, которые уже возникли перед человечеством, но на которые еще не найдено ответа, не только не убывает с развитием науки, но все время растет. При обучении школьников и студентов очень важно не только вооружить их знаниями, добытыми наукой, но и обратить их внимание на те вопросы, которые уже возникли перед человечеством и ответы на которые еще не получены, но тем не менее уже ясно, что они нужны людям.