Текст книги "Эпоха великих открытий. I период: до середины XVI века"

Португальский картограф Николау Канериу (Кавериу?) в 1502–1504 гг. (или в 1502–1506) создал карту мира. На ней дано самое раннее изображение северного и большей части восточного побережья Южной Америки. Непрерывная восточная приморская полоса с несколькими заливами протянута на юг до выступа материка у 41°30′ с. ш.[62]62
  Широта крайнего южного пункта у 41°30′ ю. ш. определена нами следующим образом: расстояние между островом Сан-Томе, расположенным у 0°15′ с. ш., и мысом Доброй Надежды составляет 3,1 см и 34°36′ Конечный пункт находится в 3,7 см от широты Сан-Томе, что отвечает 41°30′.


[Закрыть], что относительно близко положению полуострова Вальдес (42°25′ ю. ш.). Крупный залив на широте мыса Доброй Надежды (34°21′ ю. ш.) соответствует Ла-Плате. Между двумя этими южноамериканскими объектами нанесены три небольших залива – имеются они и на наших картах (с юга на север): Сан-Матиас, Баия-Бланка и Самборомбон (у 36° ю. ш.).

^{Эскиз карты Канериу (1500–1506 гг.)}

Севернее Ла-Платы отмечены два залива – без большой натяжки они могут быть идентифицированы как нынешние лагуны Лагоа-Мирин и Пату с, на протяжении 500 лет неоднократно менявшие очертания. Далее к северу показан незначительный изгиб береговой черты, соответствующей безымянному лукоморью между 28° и 23° ю. ш. современных нам карт.

Сравнительно детальное и относительно верное изображение восточного побережья материка таит в себе загадку. Дело в том, что Куэлью и Веспуччи (мы отмечали это ранее) в 1502 г. дошли до 25° ю. ш., а Фроиш и Лижбоа выявили Ла-Плату (правда, не до вершины) лишь в 1512 г. (см. ниже). Надо также иметь в виду, что кроме официальных плаваний, отчёты о которых не сохранились, были и неофициальные, чьи географические результаты (если они, конечно, имелись) пропали для истории. Перечисленные факты позволяют сделать следующее предположение: Канериу располагал сведениями об экспедиции или экспедициях португальцев, не позднее 1505 г. открывших и положивших на карту южноамериканское взморье между 25° и 41°30′ ю. ш. на протяжении 2500 км (без учёта изгибов) с перечисленными географическими объектами.

Глава 10
РУССКИЕ ПОХОДЫ И ПЛАВАНИЯ КОНЦА XV – НАЧАЛА XVI ВЕКА

^{Иван III}

В общерусской летописи сказано о походе 1496 г. в Каянскую землю (т. е. в шведско-финскую Лапландию) воевод, князей Ивана Ушатого и Петра Фёдоровича Ушатого, что они «…ходили с Северной Двины морем-океаном да через Мурманский Нос». Его иногда неосновательно отождествляют с Нордкапом, но летописец так мог назвать любой мыс к востоку от полуострова Рыбачий, на мурманском берегу, кроме Святого Носа. Всего вероятнее, что русские поднялись от южного побережья Варангер-фьорда вверх по реке Патсйоки до большого озера Инари, по одному из его южных притоков достигли короткого лёгкого волока в бассейне Кемийоки, а по ней спустились к Ботническому заливу. Летописец перечисляет девять рек, где воевали русские. Часть названий искажена до неузнаваемости, но шесть бесспорно отождествляются: Колокол (Каликсэльвен), Торму (Торнионйоки), Кемь (Кемийоки), Овлуй (Оулуйоки), Сиговая (Сийкайоки) и Лименга (Лимингоя). Все они впадают в Ботнический залив между 66° и 64°30′ с. ш. Кто жил на реке Лимингое, «…те били челом за великого князя и с воеводами приехали на Москву [каким путём, не указано]. И князь великий пожаловал [их] и отпустил».

В 1499 г. трое московских воевод возглавили большой (более 4000 человек) поход в «Сибирскую землю». «Послал великий князь Петра Фёдоровича Ушатого да поддал ему [дал в помощь] детей боярских – вологжан. А пошли до Пинежского Волочка реками 2000 вёрст, а тут сождались [соединились] с двинянами, да с пинежанами, да с важанами. А пошли со Ильина дня [20 июля] Колодою рекою [Кулоем] 150 верст с Оленьего брода, на многие реки ходили и пришли в Печору-реку до Усташа-града». Князь Ушатый от Вологды сплыл по Сухоне до Северной Двины и по ней до устья Пинеги, по этой реке поднялся до места, где она сближается с верховьем Кулоя – до Пинежского волока и спустился по Кулою к Мезенской губе Белого моря. Затем его путь шёл вверх по Мезени и Пезе до её истоков, где она сближается с верхней Цильмой. По Цильме князь спустился до Печоры, а по ней поднялся до Усташа-города. (Вероятно, он стоял близ устья Щугер, у 64° с. ш., где кончается судоходная часть Печоры.)

Там он ждал, пока не подошли отряды князя Семёна Фёдоровича Курбского и Василия Ивановича Гаврилова-Бражника. «Да тут осеновали [провели осень] и город зарубили [построили]. А с Печоры-реки воеводы пошли на Введеньев день [21 ноября; пешие воины двигались на лыжах]… А от Печоры воеводы шли до Камени две недели. И тут прошли… через Камень щелью [ущельем], а Камени в облаках не видать, а коли ветрено, так облака раздирает, а длина его от моря до моря. От Камени шли неделю до первого городка Ляпина[63]63
  Вогульское селение на реке Ляпин (бассейн нижней Оби).


[Закрыть]; всего до тех мест вёрст шли 4650… А от Ляпина шли воеводы на оленях, а рать на собаках. Русские заняли более 40 городков и взяли в плен 58 князьков.

И пришли к Москве… все на Велик день [на Пасху, т. е. весной 1501 г.] к государю». Они открыли самую высокую часть Урала и первые определили его истинное направление: фразу «а длина его от моря до моря» можно толковать только так, что Камень (Уральский хребет) тянется от Студёного моря к морю Хвалисскому (Каспийскому), т. е. с севера на юг. В самом деле, воеводы шли на восток через ущелье в высоких горах и вышли на реку Ляпин, в верховьях которой к северу от их пути поднимаются высочайшие вершины Урала. Кроме того, русские в XV в. не делили Студёное море на два различных бассейна, которые они могли бы считать отдельными морями, как это делаем мы. Нельзя, следовательно, думать, что «от моря до моря» значит от западного (Баренцева) к восточному (Карскому) морю. Но самое убедительное доказательство в пользу того, что именно в это время русские открыли истинное направление Камня, даёт карта австрийского посла Зигмунда Герберштейна, составленная по русским источникам первой четверти XVI в. На ней впервые показаны «горы, называемые Земным Поясом», которые протягиваются с севера на юг между Печорой и Обью.

Итак, русские к концу XV в. открыли не только всю Северную и Северо-Восточную Европу, но и Полярный, Приполярный и Северный Урал, т. е. большую часть Каменного Пояса, и перевалили его в нескольких местах. Московские владения передвинулись за Камень, который с того времени начали показывать на картах как меридиональный хребет. Русские проникли на Иртыш и в низовья Оби и, следовательно, положили начало открытию огромной Западно-Сибирской равнины. Великий князь Василий III Иванович впервые внёс в свой титул земли Обдорскую и Кондинскую – территорию по нижнему течению Оби и по Конде, нижнему притоку Иртыша.

Московский дипломат Григорий Истома в 1496 г. был направлен послом в Данию[64]64
  Рассказ Истомы о посольстве с сильными искажениями изложил Герберштейн, посетивший Москву в 1517 и 1523 гг. Ниже приводятся не вызывающие сомнений извлечения из его записей (см. «Записки о московитских делах». СПб.; 1908).


[Закрыть]. Путь из Москвы через Новгород на запад «отрезала» война со шведами, и посольство двинулось северным маршрутом. Из устья Северной Двины на четырёх судах они следовали сначала вдоль Зимнего берега. «Здесь перед нами тянулись высокие и крутые горы…» – первое упоминание о Беломорско-Кулойском плато, высотой до 216 м. Пройдя Горло Белого моря, «…мы поплыли, придерживаясь [мурманского] берега с левой стороны и… подошли к народам Финлаппии [Лапландии]… Затем, оставив землю лопи и проплыв 80 миль, мы достигли Нордпода [Норботтен], области, подвластной шведскому королю…». Несомненно, на пути туда, а не следуя вдоль неё, суда, «миновав излучистый берег», подошли к мысу Святой Нос (68°08′ с. ш.) – «огромной скале… выдающейся в море», затем – «к утёсистой горе… Семес» – вероятно, это один из группы Семи Островов (68°48′ с. ш.).

После длинного перехода в северо-западном направлении суда вошли в Мотовский залив, ограждённый с севера полуостровом Рыбачий. Истома называет его по заливу: «…мы подошли к другому огромному мысу по имени Мотка, он похож на полуостров и… так далеко вдался в море, что его едва можно обойти в восемь дней. Поэтому мы… перенесли свои суда и груз через перешеек в полмили шириной. Потом мы проплыли в землю дикой лопи к месту, называемому Дронт [местоположение спорно]. Здесь, оставив лодьи, мы дальнейший путь проделали по суше на санях. В этой стране мы видели стада оленей, как у нас быков… Лопари обыкновенно запрягают оленей в сани, сделанные наподобие рыбачьей лодки…» Русские якобы добрались на санях с оленьей упряжкой «до города Берген, лежащего в горах, а оттуда – уже на лошадях – завершили путешествие в Данию…».

Глава 11
ПОРТУГАЛЬСКАЯ ЭКСПАНСИЯ В ЮЖНОЙ АЗИИ И НАЧАЛО КОЛОНИЗАЦИИ АФРИКИ

2 мая 1500 г. португальская эскадра Педру Алвариш-Кабрала, включающая 11 кораблей, отошла от новооткрытого «острова Вера-Круш» (Бразилия) и направилась на восток-юго-восток. Без инцидентов она пересекла Атлантический океан в пределах 20°–40° ю. ш. – Кабрал первым в истории мореплавания преодолел Южную Атлантику по широте и выяснил, что по линии маршрута никаких земель нет. Неподалёку от мыса Доброй Надежды во время бури, налетевшей 29 мая, погибли четыре судна со всеми людьми, включая корабль Бартоломеу Диаша. Только шесть (о судьбе седьмого под командой Диогу Диаша, брата Бартоломеу, см. ниже) довёл Кабрал до Малинди, а оттуда с помощью опытных лоцманов-арабов к середине сентября 1500 г. – до Каликута.

Однако под давлением арабских купцов и духовенства местные жители отказались торговать с португальцами, напали на тех, кто поселился на берегу, и убили около 50 человек. Кабрал ответил бомбардировкой беззащитного города и сжёг десяток арабских судов, но у него было слишком мало сил, чтобы подчинить себе Каликут. Тогда он обратился к правителям соседних портовых городов Кочин и Каннанур и предложил им начать торговлю с португальцами. Соседи враждебно относились к Каликуту и продали чужестранцам бо́льшое количество пряностей, ароматических веществ, лёгких местных тканей, лекарственных растений и т. д.

В середине января 1501 г. Кабрал двинулся в обратный путь. У Мозамбика один из кораблей по небрежности капитана сел на мель и дал течь. Люди и большая часть груза были спасены, а пришедшее в полную негодность судно сожжено. У юго-восточного побережья Африки одно судно отделилось во время бури и первым вернулось в Лиссабон. В конце июня 1501 г. где-то в Атлантике Кабралу удалось собрать остальные четыре корабля, а у Островов Зелёного Мыса к ним присоединился и Диогу Диаш. Все они прибыли в Португалию в конце июля 1501 г. Несмотря на потерю шести судов, ценность доставленного груза была так велика, что продажа его вдвойне покрыла все расходы на экспедицию. Однако Кабрала, может быть именно из-за его удачи, больше никогда не направляли в Индию.

Высокую прибыль дала также экспедиция главного судьи Лиссабона Жуана да Новы, посланного за пряностями в Кочин. Флотилия из четырёх судов вышла из Лиссабона 5 марта 1501 г. и на пути в Индию в тропической полосе натолкнулась на остров Вознесения. Близ Каликута португальцы подверглись нападению множества арабских судёнышек, блокировавших выход из бухты. Морской бой длился от рассвета 16 декабря 1501 г. до глубокой ночи. Нова вышел победителем, не имея потерь, забрал в Кочине груз пряностей и лёг на обратный курс. В тропической Южной Атлантике 22 мая 1502 г. он открыл необитаемый остров Св. Елены.

Начальником новой большой экспедиции, снаряжённой после возвращения Кабрала, был назначен Васко да Гама. Часть флотилии (15 судов) оставила Португалию в феврале 1502 г. В Мозамбикском проливе одно судно потерпело крушение, команда спаслась. По выходе из пролива Гама подошёл к городу Килва (близ 9° ю. ш.), вероломно заманил на свой корабль его правителя и под угрозой смерти обязал платить ежегодную дань португальскому королю. В Килве к Гаме присоединились три позднее вышедших судна (два других отстали во время шторма и самостоятельно дошли до малабарского берега).

За экватором Гама, вероятно, с целью разведки пошёл, не удаляясь далеко от суши, вдоль берегов Аравии и Северо-Западной Индии до Камбейского залива, а оттуда повернул на юг. Люди Гамы заболели цингой, многие умерли; на острове Анджадип были высажены 300 больных. У Каннанура корабли Гамы напали на арабское судно, идущее из Джидды (гавань Мекки) в Каликут с ценным грузом и 400 пассажирами, главным образом паломниками. Разграбив судно, Гама приказал матросам запереть в трюме команду и пассажиров, среди которых было много стариков, женщин и детей, а бомбардирам – поджечь судно. Несчастные вырвались из трюма и стали тушить огонь; Гама приказал стрелять по ним и снова поджечь судно.

Четыре дня продолжалась эта бойня: португальцы не решались подойти к судну и взять его на абордаж, так как гибнущие люди швыряли на палубы атакующих кораблей горящие бревна и доски. Обожжённые, полуобезумевшие мученики кидались в воду и тонули. «После столь продолжительной борьбы, – говорит очевидец-португалец, – адмирал поджёг это судно с великой жестокостью и без малейшей жалости, и оно сгорело со всеми, кто был на борту». Сняли с судна по приказу Гамы только 20 мальчиков. Их отослали в Лиссабон, крестили, и все они стали монахами.

С правителем Каннанура Гама заключил союз и в конце октября двинул флотилию против Каликута. Начал он с того, что повесил на реях 38 рыбаков, предлагавших португальцам рыбу, и бомбардировал город. Ночью он приказал снять трупы, отрубить головы, руки и ноги, свалить туловища в лодку и бросить в воду; к лодке прикрепил письмо, в котором предупреждал о такой же судьбе для всех в случае сопротивления. Прилив вынес лодку и обрубки трупов на берег. На следующий день Гама опять бомбардировал город, разграбил и сжёг подходившее к нему грузовое судно. Семь кораблей он оставил для блокады Каликута, отослал в Каннанур за пряностями два других, а с остальными пошёл за тем же грузом в Кочин.

После двух «победоносных» стычек у Каликута с арабскими судами Гама в феврале 1503 г. двинулся обратно в Португалию, куда и прибыл в октябре 1503 г. с грузом пряностей огромной ценности. После этого успеха его пенсия и другие доходы были значительно увеличены, позднее он получил графский титул, но на много лет его отстранили от всякой деятельности. Только в 1524 г. он был назначен вице-королём Индии, отправился туда в апреле, достиг Гоа, перешёл затем в Кочин и там умер в конце 1524 г. Между тем в Индийском океане осталась часть флотилии Гамы под командой его дяди Висенти Судре. В 1503 г. он крейсировал близ Аденского залива и перехватывал арабские суда, идущие из Красного моря к берегам Индии, подрывая таким образом египетско-индийскую торговлю.

Одним из наиболее известных португальских навигаторов конца XV – начала XVI в. был Дуарти Пашеку Пирейра, участник плаваний Диогу Азанбужи (см. В. И. Магидович. Открытия древних и средневековых народов), Кабрала и Албукерки. С его именем ряд португальских историко-географов связывает сомнительное открытие на юго-западе Атлантики около 1494 г. очень крупного массива суши с многочисленными прибрежными островами (никаких подробностей плавания не сохранилось). А вот заслуги Пирейры в обследовании береговой черты Африки бесспорны: между 1506 и 1508 гг. он создал практическое руководство по навигации у побережья Африки от Гибралтара до Эфиопии, использовав главным образом собственные наблюдения и в меньшей мере данные других мореходов. До нашего времени дошла часть работы, обрывающаяся на характеристике реки Риу-ду-Инфанти (Хрут-Фис, у 27° в. д.). Начинает Пирейра с мыса Джебель-Муса (36° с. ш., 5°25′ з. д.), отмечает мыс Спартель и указывает, что далее к югу хорошие якорные стоянки отсутствуют, а море изобилует опасными рифами. За устьем реки Лараш появляются лагуны, а южнее встают скалистые обрывы. После перечисления устьев ряда небольших рек, в том числе Бу-Регрег (нами даются современные названия), он называет более значительные – Умм-эр-Рбия и Тенсифт. За мысом Гир, по Пирейре, расположен гористый участок – здесь к океану подходит западное окончание Атласа; затем вновь продолжается низменная страна с заливом Агадир и рекой Масса, простирающаяся до мыса Буждур. К востоку на значительном расстоянии от побережья он отметил горы – западные отроги Антиатласа. «Мыс… очень опасен, т. к. рифы отходят от него в море более чем на 4–5 лиг» (22–28 км)[65]65
  Цит. здесь и далее из уже упоминавшейся нами работы Д. П. Пирейры «Эсмеральдо де Ситу Орбис» (Лондон, 1937; на англ. яз.).


[Закрыть]. Южнее Пирейра упоминает два маленьких заливчика и бухты Рио-де-Оро и Синтра (названа в честь её первооткрывателя Гонсалу да Синтра); за ней «очень плохой и опасный мыс Барбас», а затем Кап-Блан. «У этого мыса начинаются очень опасные мели Арген [бухта Леврие], простирающиеся на 20 лиг [111 км] в ширину». Вся страна от мыса Буждур до Арген и 50 лиг [280 км] далее практически пустыня, очень редко заселённая…» До реки Сенегал побережье изобилует мелкими бухтами и скалистыми мысами, поэтому выделяемые Пирейрой пункты нельзя отождествить с современными названиями.

Далее к югу отмечены мыс Зелёный (Альмади), дельта реки Салум и эстуарий реки Гамбия – «большой залив, который… имеет выдающийся в море полуостров». Побережье низменное, покрытое лесами, в море множество рифов и мелей. За эстуарием Казаманс он обратил внимание на поток Жеба: «Это не такая крупная река, как Сенегал и Гамбия: своё название она получила от большого устья [эстуария]… с пятью или шестью островами, называемыми… Буам [Бижагош]». Мели от её устья, по данным Пирейры, протягиваются в море почти на 200 км. Далее за устьями ряда мелких рек расположен мыс Верга. Берег между ним и Жебой очень низменный и с трудом определяемый; в море полно рифов. Здесь, как показал Пирейра, имеется залив с небольшим архипелагом (острова Лос); действительно, близ города Конакри океан незначительно вдаётся в сушу. «На побережье напротив этих островов очень высокий горный хребет» – плато Фута-Джаллон.

Юго-восточнее находится устье «довольно крупной реки» – в действительности это глубокая бухта с устьями нескольких потоков, включая Рокелле. За островами Банана «берег образует крупный залив [бухта И ори], в него впадает много рек». (На гористом полуострове между этими двумя бухтами в конце XVIII в. возник Фритаун, столица государства Сьерра-Леоне.) Низменный берег далее пересечён рядом рек и речек (в том числе Комоэ и Вольта, самой крупной из них) и имеет несколько мысов (главный – Пальмас). Затем идёт «река Лагуо» – имеется в виду лагуна Лагос, на берегах которой расположен одноимённый порт (до 1992 г. столица Нигерии).

К востоку от неё отмечена дельта Нигера с её южной оконечностью мысом Палм. От этого пункта характеристика побережья становится значительно менее детальной. Пирейра дал описание острова Биоко[66]66
  Пирейра охарактеризовал также острова Сан-Томе и Принсипи, лежащие юго-западнее.


[Закрыть] и «реки Камерун» (залив Камерун), расположенных в вершине залива Бонни. Далее к югу он отметил «реку Габон, текущую издалека и выносящую в море большое количество пресной воды». В действительности это сравнительно узкая и длинная (100 км) одноимённая бухта, в вершину которой впадает незначительная речка. Затем упомянут мыс Лопес, «находящийся точно на экваторе» (истинное положение 0°40′ ю. ш.).

Южнее мыса Сент-Катерин упомянута глубокая бухта (лагуна Ндого, 29°30′ ю. ш.) и сразу же эстуарий Конго; в глубине указаны горы (Хрустальные), а далее к югу за плоским побережьем, покрытым лесом, – бухта Бенго, близ Луанды. Весьма протяжённый (800 км) отрезок взморья ещё южнее совершенно не охарактеризован. Близ 16° ю. ш. Пирейра отметил четыре бухточки, в том числе Душ-Тигриш (у 16°20′ ю. ш.). Берега к югу – «пустыня [Намиб], не содержащая ничего кроме песка» – с мысами Фрио и Падран (Кросс), а также несколько бухт, включая Уолфиш-Бей, Консепшен и Людериц. За 32° ю. ш. Пирейра обратил внимание на скалистую вершину, возвышающуюся в отдалении от взморья, – это, вероятно, северная оконечность меридиональных гор Улифантсрифирберге. Южнее он упоминает сравнительно крупную и опасную из-за множества рифов бухту Сент-Хелина, описывает мыс Доброй Надежды, отмечает мыс Агульяс и ряд заливов, включая Мосселбай, Плеттенберхбай, «похожий на заболоченное озеро», Сент-Франсис и Алгоа. Он знает о высоких скалистых горах (Оутениква), которые протягиваются на значительное расстояние неподалёку от побережья и являются частью Капских гор, состоящих из серии хребтов широтного направления. На реке Инфанти, как мы уже указывали, работа обрывается.

По мнению английского картографа У. Морриса, проанализировавшего данные Пирейры, приводимые им широты отличаются от истинных не более чем на 40′. Положение же береговой линии материка, нанесённой по его пеленгам и широтным замерам, на отдельных участках по-разному соответствует подлинной: от Гибралтара до мыса Кантин (32°30′ с. ш.) они явно расходятся, от этого пункта до 6° ю. ш. согласуются прекрасно, южнее – до 19° ю. ш. она всё больше и больше отклоняется к западу и на широте мыса Доброй Надежды проходит примерно в 4° к западу.

Труд Пирейры не даёт, конечно, чёткого представления об особенностях африканского побережья Атлантики, да и расстояния между пунктами весьма неравномерны (от 10 до 150 км, в среднем 65 км). И всё же эта первая опись весьма протяжённой (порядка 13 тыс. км) береговой черты с очень скупыми, но тоже первыми замечаниями о рельефе некоторых приморских районов (например, плато Фута-Джаллон, пустыня Намиб и Капские горы). Из других заслуг Пирейры отметим две: в Индии, командуя гарнизоном порта Кочин, он создал первую группу наёмных солдат из местных жителей (сипаев); ему же принадлежит пионерное краткое описание пингвинов, «населяющих» бухту Мосселбай.