Текст книги "Приключения вертихвостки"

Глава 8

Утром, лежа в постели, я неожиданно для себя самой созвонились с новым знакомым. Просто так, поболтать. Я здраво рассудила, что, пока Дэвик болтается в больнице, и я временно осталась без поддержки, мне не помешает новая встреча. Да и мужик мне понравился. А почему бы и нет? Эммануил откликнулся на мой звонок так быстро, словно бы ждал, когда я позвоню.

– Привет. Ничего, что спозаранку? – спросила я.

– Нет, что ты. Я уже на работе. Бизнес требует постоянного хозяйского взгляда.

– Послушай, может, я не вовремя. У тебя же с утра наверняка заседания-совещания.

– Нет, нет! Ни в коем случае, – в его голосе вспыхнуло отчаяние, и я поняла, что мужик «попал». Я всегда точно определяю, как ко мне относится противоположный пол по самым микроскопическим черточкам. А тут такая буря чувств! Я удовлетворенно улыбнулась – чего скрывать, Эммануил и меня не оставил равнодушной. Что-то в нем было такое, неординарное, что ли. Я ведь этого добра видела-перевидела. А вот он чем-то мне приглянулся.

– Хорошо, хорошо, – поспешно откликнулась я. – Не волнуйся, мне тоже приятно с тобой разговаривать.

– Правда? – его вопрос прозвучал чуть более поспешно, чем этого требовал обычный этикет, и я снова заулыбалась.

– Правда. А давай сегодня встретимся? – я задала этот вопрос самым невинным тоном, но ток, который пробежал по телефонным волнам прямо ко мне в ухо был похож на средний электрический разряд шаровой молнии. Давно уже никто не отвечал мне с такой радостью:

– Я мог об этом только мечтать. Подожди одну секунду. Я занят! – властный окрик, которым Эмик одарил кого-то рядом с собой, заставил поежиться даже меня. «Ого, – мелькнула в голове одинокая мысль, – а мы и так умеем?» Но тут же солнышко вновь проглянуло: – Зоя, вы еще на проводе? – Зоя? Ах, да! Эта моя дурацкая привычка! Но теперь уже поздно сожалеть об этом. Зоя так Зоя! Надо привыкать!

– Угу. Я думаю, часов в семь в «Папе Карло». Идет?

Я весь день ждала вечера. Я слонялась по дому, и у меня все валилось из рук. Пару раз звонили детективы. Доложить, что все в порядке. Деньги отрабатывают. Я позвонила мисс Марпл. БабМаша, как всегда в благодушном настроении, рассказала мне, что занимается некоторым образованием госпожи Фёклы, поскольку нашла в ее интеллекте большие, зияющие пустотой, дыры.

– Обучение проходит успешно, – констатировала старушка, – жаль, что в театр нельзя выйти. Но, думаю, когда все утрясется, мы что-нибудь придумаем.

Я поблагодарила мою новоявленную родственницу и, бросив телефон на кровать, снова продолжила свое хаотичное движение по квартире. Я так кружила еще часа два, а потом, пытаясь быть с собой честной, наконец взяла себя в руки, сварила крепкий кофе и, сев на кухне, честно призналась самой себе, что заболеваю. Я знала симптомы этой болезни. Она еще никогда не накрывала меня с головой, но по первым признакам ее я уже понимала – я влюбляюсь. Окончательно и бесповоротно. В первого встречного. И зовут его странным именем Эммануил.

Сделав это усилие над собой, я наконец успокоилась. Ну и что здесь страшного? Я не замужем, то есть, абсолютно свободна в принятии решений. Я не глупа – это очевидно. Я не урод – и это более чем очевидно. Но, самое главное, что предмет моего интереса также проявляет ко мне явную симпатию. И это обстоятельство нравилось мне все больше и больше.

Наконец-то стрелка часов начала приближаться к цифре «пять». Я, смакуя каждое свое действие, начала потихоньку собираться. Сделав макияж, я уселась на табуретку перед распахнутым гардеробом и задумалась. Что бы такое мне сегодня надеть? После получасового раздумья я пришла к выводу, что брючки и красивый свитерок еще никого не портили. И нейтрально, и нарядно. Новая куртка, как мне объяснила продавщица, из рыбьей кожи – почти невесомая, чудо какое-то! – дополнила мой вполне респектабельный вид.

Около семи мой автомобиль остановился у «Папы Карло». Эммануил уже ждал меня, и когда я вошла, поднялся мне навстречу с роскошным букетом белых лилий в руках.

– Ого, – только и смогла выдавить я из себя.

– Это вам, – улыбаясь самой обворожительной из мужских улыбок, сказал Эмик.

– Да что вы! Красота какая! – Я не лукавила. Обожаю цветы и красивые ухаживания.

Мы поужинали, и я была как в каком-то волшебном тумане. Эмик рассказывал о себе, о своем бизнесе, о своей жизни. У меня было такое ощущение, что он хочет как можно быстрее посвятить меня во всю свою прошлую и нынешнюю жизнь. За три часа я узнала его так хорошо, словно бы мы были знакомы добрый десяток лет. Он, пожалуй, не рассказал только, какие прививки ему сделали в детском саду, а обо всем остальном я узнала в самых мельчайших подробностях. Но, несмотря на такую вселенскую откровенность, я заметила, что он тщательно обходит все мои вопросы о его родных. Об этом я спрашивала по инерции. Не имея сама в этом смысле ни кола ни двора, я всегда живо интересовалась, как с этим дела обстоят у окружающих.

– Знаешь, я тебе о них как-нибудь в другой раз расскажу, – скромно сказал Эмик. «Ну, ладно, – подумала я, – мало ли в каких отношениях люди бывают со своими ближайшими родственниками. Я всякое видела». И больше ни о чем таком я его не спрашивала.

Мы объелись – в «Папе Карло» оказался потрясающий шеф, – и теперь сидели, лениво откинувшись на удобные диванные подушки.

– Ну, что я все о себе и о себе, – вдруг спохватился Эмик. – А ты мне что-нибудь про себя расскажешь?

Его вопрос застал меня врасплох. Я совсем расслабилась и никак не предполагала мозгового штурма после такого сытного ужина. Расспрашивать про чужих родственников было моим любимым занятием. А вот распространятся о моих собственных я не любила. Но отказаться от взаимной откровенности было как-то неловко, и я решила – будь что будет! – и прибегла к своей сто раз испытанной тактике – многоцветному сверкающему вранью. Ну, а что мне еще оставалось делать? Вывалить ему историю моей жизни? В лицах и красках?

Я врала вдохновенно и цветисто.

– Понимаешь, моя мать – хороший дизайнер, и мне всегда хотелось быть похожей на нее. Поэтому я приехала в Москву, чтобы учиться, и вот сейчас занимаюсь в художественной студии у одного не очень именитого, но очень талантливого художника. – Слово «дизайнер» приплелось мне вдруг, случайно. Я почему-то вспомнила того художника-дизайнера, который оформлял интерьер в моей квартире. И мне показалось, что такая интерпретация моей жизни будет выглядеть в глазах Эмика весьма солидно.

– А твоя мать дизайнер чего? – вдруг спросил Эмик.

– В смысле? – ответила я вопросом на вопрос, чтобы потянуть время.

– В смысле, чего она дизайнер? Одежды, ландшафта или, может, какого-то оригинального модного направления в мебели?

– А, ты об этом! – фальшиво-радостно воскликнула я. – Э-э-э, конечно, ландшафтного дизайна, – брякнула я, не совсем понимая, что это такое. Я недавно где-то слышала это буквосочетание, и теперь лихорадочно пыталась вспомнить, кто и при каких обстоятельствах мне об этом говорил. Брякнула я это практически машинально, потому что ни в мебели, ни, тем более, в дизайне одежды я ничего не смыслила. Вот в их покупке мне не было равных! А, что касается составных частей этих вполне обыкновенных бытовых предметов, то, извините, здесь я была не сильна. И шить я не умела. Совсем. Поэтому приходилось выкручиваться на ходу. Но мне было не привыкать!

– Замечательная профессия! Мне всегда нравились дворы моих друзей после того, как там поработают ландшафтные дизайнеры. Эти уютные «альпийские горки», искусственные пруды, фонтанчики со смешными фигурками в саду, разноцветные клумбы! – Эмик на секунду мечтательно прикрыл глаза. – Зоя, так ты же просто клад! Поможешь мне с оформлением моего загородного дома? А то все руки не доходят, а двор там совсем бурьяном зарос.

Ровно за одну минуту я узнала о профессии ландшафтного дизайнера столько, что меня уже можно было принимать на работу консультантом в любую приличную контору по этому профилю. Оказывается, все так просто? Цветочки-лепесточки, клумбочки-фонтаны! Точно! Про эту фигню мне Фёкла что-то такое плела, когда мы с ней в машине ехали в мою прежнюю квартиру. Она, оказывается, собиралась когда-нибудь выучиться на этого самого ландшафтного дизайнера. Ну, сразу после того, как станет звездой мирового подиума под номером один. И, помню, она всю дорогу трещала мне о том, какая это замечательная и, вдобавок, прибыльная профессия! Как я могла забыть? У меня тогда чуть голова не треснула от Фёклиных причитаний. И, глянь-ка, пригодилось!

Я мгновенно сориентировалась.

– Эмик, ну о чем речь, конечно, я тебе обязательно помогу. Ты какой стиль предпочитаешь?

Зря я это сказала.

– Что-нибудь эклектичное, можно сочетание русского фольклора и Прованса.

Ну, говорю же, зря я полезла в дебри. Ни первого, ни второго, ни третьего слова я не могла припомнить. Но природная смекалка всегда меня выручала.

– Хорошо, хорошо. Мы с тобой обязательно обсудим это, когда придет время. А сейчас что-то не хочется об этом говорить. – Эмик тут же со мной согласился. Мы выпили по бокалу красного вина, и он снова решил меня порасспрашивать. Но теперь я уже держала ушки на макушке.

– А что тебе нравится? Я же должен делать тебе какие-нибудь приятные маленькие сюрпризы. – Он опять меня озадачил. Я прекрасно знала, на какие сюрпризы он намекал. «Брюлики», шмотка и прочая дребедень, которую выклянчивают у богатеньких папиков всякие там «миски-модельки». Для меня это было мелко. Давно пройденный этап! Мне хотелось уверенной и окончательной победы. Значит, я должна быть оригинальной и неотразимой! «Нет, уж, милый! Раз ты захотел завоевать необыкновенную девушку, то держись. Я тебе это предоставлю в лучшем виде», – подумала я и снова пошла в атаку.

– Я обожаю классическую музыку, – снова брякнула я, не подумав, уже во второй раз за этот вечер. И тут же прикусила язык. Но было уже поздно.

– Боже мой! Да ты просто ангел! Я тоже обожаю концерты в консерватории. Кто тебе больше всего нравится?

Я сказала первое, что пришло в голову.

– Вивальди, конечно. – Господи, куда я лезу!

Эмик потерял дар речи от восторга. А я сидела и пыталась сообразить, как мне теперь из всего этого выкручиваться. Не придумав ничего путного, я решила, что сегодняшний вечер просто обязан подойти к концу.

– Ой, знаешь, что-то я немного устала. Давай уже разбегаться. – В глазах Эмика радость, освещавшая его лицо весь сегодняшний вечер, погасла, так, словно кто-то повернул выключатель.

– Ты уже домой? – разочарованно протянул он.

– Да, у меня завтра с утра музыка. Гитара. – Что я несу?!

– Так ты берешь уроки музыки? – огонек в глазах Эмика вспыхнул вновь.

– Да. В Москве столько разных возможностей.

– Тебе, наверное, рано вставать, – Эмик вдруг засуетился, и в его голосе зазвучала неподдельная забота. – А я тут расселся. Конечно, конечно. Давай я тебя отвезу, а мой водитель отгонит твою машину, куда ты скажешь.

– Спасибо тебе огромное. Но я не могу принять твое предложение. – Я не хотела никому показывать мое новое жилище, пока ситуация с моими незнакомыми недругами не разрешится полностью. Вдруг меня все же выследили, и я еще впутаю в это дерьмо совершенно постороннего человека!

Наверное, тут сработала моя природная осторожность. Может, и не совсем природная. Все же уроки Сашка, а позже – пространные отеческие тирады Дэвика дали свои плоды.

Мы распрощались, и я поехала домой. Некоторое количество красного вина сделало меня беспечной и глупой. Мой вам совет – никогда не садитесь за руль в таком состоянии. Кажется, что весь мир у тебя в кармане. Это обман! Но я этого обмана сейчас просто не замечала. По пути в мою голову все время лезли дурацкие мысли, типа: «Врать некрасиво!» или еще что-то в этом роде, и у меня вплоть до самого дома горели уши. Да, врать действительно некрасиво. Но вдруг мне в голову пришла совершенно неожиданная мысль. Я ударила по тормозам, и сразу же где-то сзади меня раздался удесятеренный вечерним эхом визг чьих-то чужих тормозов. Я остановилась посреди дороги, только чудом не став причиной многослойного и очень опасного ДТП. Водители, которые ехали сзади, теперь с грозными и непристойными криками объезжали мою машину. Они для верности, все как один, открывали окна своих авто и показывали в них специально для меня весь набор неприличных водительских жестов. Но мне было все равно!

А остановилась я вот по какой причине. Мне не давала покоя мысль, что буквально на втором свидании с Эмиком я совсем завралась. А это было нехорошо. Сложно поддерживать отношения с приличным человеком, если знакомство с ним начинается вот так, с тотального, беззастенчивого вранья. И сколько я ни думала об этом, мне от этого становилось только хуже. Пока я не вспомнила одну вещь. И мне сразу полегчало. Кто сказал, что я врала? Ведь, помнится, в эпоху Сашка я даже брала уроки французского. И кто сказал, что этим нельзя заняться теперь? Благо, времени у меня навалом. А желание, если нужно, приложится. Сказано – сделано.

И совсем уже в другом настроении, чем всего какой-то час назад, я рванула с места, чем вызвала новую порцию мата и неприличных жестов всех участников вечернего дорожного движения.

Глава 9

Утром я проснулась с мыслью, что ученье – это свет. Напевая что-то бравурное, я быстренько привела себя в порядок и залезла в Интернет. Так, художники, композиторы, поэты, писатели. Их тут было навалом! И все предлагали свои услуги. Я наобум выбрала первый попавшийся телефонный номер и позвонила. Приятный мужской голос поинтересовался, чего это мне понадобилось от него в такую рань.

– Я хочу у вас учиться, – вежливо сказала я, на что получила положительный ответ и приглашение приехать.

Мастерская художника, как водится, находилась где-то под крышей в доме без лифта. Когда я взобралась на нужный этаж, то была вся мокрая, словно на меня только что вылили ведро воды.

– Проходите, девушка, – милый человечек неопределенного возраста с замотанной шелковым шарфом шеей встретил меня около открытой двери, и я попала в рай. Серьезно! Огромные кадки с экзотическими деревьями, причудливых форм и красок растения, цветы, стоявшие здесь вокруг в умопомрачительных количествах, но главное – запах! Здесь пахло раем!

– Раздевайтесь. Сейчас будем пить чай с плюшками, – совсем по-домашнему сказал мне художник. А то, что он художник, было видно с первого взгляда. Испачканные красками пальцы, кисть, заткнутая за ухо. И традиционный бархатный балахон. Такого же неопределенного возраста, как и его хозяин. Когда-то он, видимо, был синим. Это я определила по выглядывавшим из-за отворотов порыжевшего от времени рукава полоскам синего бархата. Художник взял у меня из рук мою куртку и унес ее куда-то вглубь этого сада. Я оглядывалась по сторонам, и все никак не могла поверить, что где-то в недрах мегаполиса, на бог знает каком этаже под крышей старого дома может существовать такая красота.

– Как вас зовут? – услышала я. Наверное, человек спрашивал меня об этом уже второй или третий раз, потому что я словно бы выключилась из существующей действительности, разглядывая окружавшие меня чудеса. Вон, за кадкой с пальмой мольберт, обшарпанный стул со стеклянной банкой, из которой торчит целый пучок кисточек пушистыми хвостиками вверх. Ну, да, наверное, чтобы не помялись! Я разглядывала все это экзотическое великолепие, пока художник не тронул меня за плечо.

– А? Меня? – спохватилась я. – Я… Зоя.

Да, пусть уж будет Зоя. На всякий случай.

– А я Фёдор Филиппович. Зоинька, вы какой чай предпочитаете?

– Любой вкусный.

– Замечательный ответ! – похвалил меня художник, и я заулыбалась в ответ на его открытую и какую-то по-детски радостную улыбку.

Пока он разливал чай, в комнате царила тишина. Он жестом пригласил меня присесть на низенький диванчик, несуразно торчавший посреди горшков с цветами. Рядом с диванчиком примостился крохотный колченогий столик. Под одной из его ножек лежала стопка книг. «Императорский Рим в лицах» прочитала я на верхней обложке.

– Вы не смотрите, что я императоров под столик подложил. Я их всех очень люблю. Но чай я люблю тоже. А столик шатается, и я думаю, императоры не обидятся. Как думаете? – Его вопрос поставил меня в тупик неожиданностью темы. И неординарным отношением к жизни. А чего еще я ожидала в таком замечательно-необыкновенном месте?

– Думаю, вы правы, – сказала я светски-нейтрально.

– Зоинька, что вы хотите? Я готов вас выслушать, – сказал Федор Филиппович, присаживаясь на табуретку напротив меня. Черт побери! Классный дядька, а я тут со своими глупостями. Только человека отвлекаю. Но он словно бы угадал мои мысли.

– Знаете, у меня как раз свободное время образовалось – я только что заказ сдал, и сразу как-то скучно стало. Я не люблю без работы сидеть. А тут ваш звонок. Вот, думаю, в добрый час человек звонит. Если бы вчера, то пришлось бы вам отказать.

А может, и правда, все к лучшему. Я осмелела.

– Вы знаете, я не хочу лукавить, а скажу как есть. Я похвасталась, что беру уроки у художника и что моя мама хороший ландшафтный дизайнер. Но ни того, ни другого у меня нет. А надо чтобы было. Хоть что-то. А то один человек меня не поймет.

Я выпалила все это одним махом и теперь сидела пунцовая и напряженная. Человечек вздохнул и улыбнулся своей приятной доброй улыбкой.

– Любовь. Что ж, бывает.

Как он угадал? Я вся, с головы до ног, залилась красной краской, теперь, если бы меня раздеть, то я, наверное, напоминала бы свежесваренного рака. Художник подложил мне еще одну плюшку взамен съеденной и сказал:

– Нет ничего невозможного. И вы будете рисовать. – Я сразу как-то успокоилась и съела подряд целых три плюшки. Так начались мои художественные будни.

Учителя музыки я разыскала на следующий день. Когда я выходила от Федора Филипповича, вся перемазанная красками и льняным маслом, то мне на глаза попалось объявление, сиротливо болтавшееся на фонарном столбе. Там значилось следующее: «Даю уроки игры на гитаре. Бездарностям двойной тариф». Заинтересовавшись таким нетривиальным текстом, я сразу позвонила по указанному в объявлении номеру. Мы договорились, что я буду посещать учителя музыки два раза в неделю, и платить ему втрое против указанной им суммы. Мне был нужен результат. Учитель мне его гарантировал. Мне это понравилось – просто и по-деловому.

Две недели я моталась от художника к гитаристу и обратно. Художник объяснял мне азы светотени, основы графики и работы пастельными мелками. Мы рисовали шары и кубы, я обзавелась целым набором разнокалиберных карандашей, красок и кисточек. Я скупила половину художественного салона. А гитарист был мной очень доволен. Теперь вместо ночных клубов и вечерних посиделок с коктейлями в гламурных, насквозь прокуренных кафе я усердно разучивала аккорды и гаммы. Сначала у меня невыносимо болели руки. Но на третьей неделе этих добровольных пыток я вдруг ощутила, что струны уже не так больно врезаются в мои бедные нежные подушечки пальцев. А кисти и карандаши тоже понемногу перестали выпадать из моих совершенно неприспособленных для этого рук. Федор Филиппович только посмеивался, наблюдая за взрывами нетерпения и разных других эмоций, которые иногда доводили меня почти до бешенства. Я терпеть не могла неудач, а здесь они сыпались на меня словно из рога изобилия! И каждый раз, ласково приговаривая: «Ничего, ничего, не боги горшки обжигают», вновь и вновь он терпеливо вкладывал мне в руку следующий остро заточенный карандаш.

Так прошел еще месяц. Вечерами я иногда звонила Эмику, мы болтали с ним минут пятнадцать-двадцать, и потом я просто отключалась. Вместе с телефоном. Мой организм, не привыкший к организованному и упорному труду, просто отказывался повиноваться. Но я была упряма. И организм наконец сдался.

Через полтора месяца я самостоятельно нарисовала пастелью свой первый приличный рисунок, и Федор Филиппович решил – пора! – и познакомил меня со своим приятелем, настоящим ландшафтным дизайнером. Теперь они вдвоем занимались моим обучением и воспитанием. Удивительная вещь! Через два месяца таких занятий я привыкла к этому бешеному, но жутко интересному ритму жизни.

Как-то Федор Филиппович объявил мне, что завтра мы идем на выставку.

– Куда? – не поняла я.

– Завтра в Пушкинском выставка. Привозят Дали. Я с утра очередь займу, а как буду рядом со входом, позвоню. Ты телефон не отключай и будь наготове. Не пожалеешь!

И я не пожалела! Теперь я понимала, что такое «волшебная сила искусства»! Краски, эти простые разноцветные кусочки пасты, могли сделать человека счастливым, а мир – совсем другим. Незнакомая для меня иностранная фамилия «Дали» через два часа хождения по залам музея стала мне ближе родной матери. Вот это была фантазия у этого иностранного дядьки! Такое понапридумывать! Так мало того, еще и нарисовать! А его усы, тоненькие и лихо закрученные кверху, привели меня в полный восторг. Он напоминал мне Сашка.

Я внимательно прослушала лекцию музейного гида о жизни замечательного художника Дали и с удивлением узнала, что у него была русская жена. Ух, ты! И тут мы впереди планеты всей! И он ее просто обожал! Молодец, Дали! После этого я его по-настоящему зауважала.

Я вернулась домой в полном восторге. Сидя в прихожей на крохотном стульчике, я задумалась. Башмак, который я снимала перед этим, теперь одиноко валялся рядом со мной, а его брат-близнец все еще пребывал на моей левой ноге. Но сейчас это было не важно. Я поняла, что на свете помимо клубов с их вечно клубящимися ночными испарениями существует какая-то другая жизнь. Тоже красивая, но совсем другая. В этой случайно приоткрывшейся мне жизни не было громких звуков. Там правила тишина. И эта тишина могла подчинить себе человека почище любого громкого звука. И музыка там была другого свойства. Она тоже звучала по-другому. Вроде бы и громко, но от нее не было никакой усталости. Совсем наоборот! После этой музыки хотелось встать, разбежаться и полететь. Высоко-высоко.

Я помню, что после ночных клубов я под утро просто вползала в свою квартиру, полумертвая и совершенно оглохшая от бешеного ритма ревущих и скачущих децибелов. И потом валялась в постели до вечера с головной болью.

А здесь этого не было. Только неземная тихая радость.

Я понемногу, незаметно для самой себя, влюблялась в эту другую, непривычную для меня жизнь. Там было спокойно и как-то уютно, что ли. Гораздо уютнее, чем в моей прошлой жизни. И виной этому странному моему состоянию были краски и звуки. Такие вроде бы мелочи! Никогда бы не подумала, что они могут так много значить.

Учитель музыки не мог нарадоваться на мои успехи и на свой гонорар. Отрабатывая каждую скормленную ему копейку, он выжимал из меня последние соки. И через три месяца я вполне сносно могла сбацать на гитаре небольшую детскую пьеску для второго класса музыкальной школы. Я гордилась собой безмерно.

Эти успехи вдохновили меня на следующий подвиг. Я решила возобновить уроки французского, которые совсем забросила еще до смерти Сашка. Француженка – чистокровная! – которую для меня нашел неутомимый Сашок, согласилась снова заниматься со мной и даже не обижалась на меня за то, что я покинула ее так внезапно полгода назад. Француженку звали Изольда Феоктистовна – вполне приличное имя для пожилой дамы с наружностью состарившейся тургеневской девушки. Она вся была оттуда, из той безвозвратно ушедшей эпохи, и французский знала получше русского. Я полагаю, что она на нем думала. И за это я была готова простить ей все, даже ее непроизносимое имя.

На уроках французского я взяла такой темп, что моя Изольда просто диву давалась.

– Милочка, вы проявляете похвальное рвение к языкам! Я вами очень довольна, – ворковала она мне, так же как и гитарист, получая очередную повышенную порцию зелененьких денег и пряча их куда-то в складки своей необъятной крепдешиновой блузы. Но я и без нее знала, что успехи во французском у меня фантастические. Вот что значит тяга к знаниям! Через месяц я уже свободно болтала с Изольдой на всякие мелкобытовые темы. Мы обе хохотали над смешными французскими анекдотами и были похожи на двух сбежавших с урока благородных девиц из Смольного института. Я видела их в сериале по телеку. И они мне страшно понравились, такие все чопорные и скромные. С виду. А на самом деле они мне здорово напоминали меня саму, и я даже одно время им сильно подражала. Каждая из этих девиц на поверку была той еще штучкой!

Но долго притворяться я никогда не умела. Мне это надоело, и я снова стала самой собой. Так было намного удобнее!

Наш телефонный роман с Эмиком пребывал в той стадии, когда уже не видеть друг друга становилось достаточно сложно. Наконец, через два с половиной месяца моих мытарств, я снова была готова ко встрече с ним. Теперь я точно знала, что такое ландшафтный дизайн, сносно болтала по-французски и неплохо играла на гитаре. Так что все было честно.

В семь часов вечера к «Папе Карло» мы с Эмиком подъехали в одну и ту же минуту. Не сговариваясь. То, что было написано на его лице, наверное, было точной копией того, что изображалось на моей собственной физиономии.

Любовь – штука коварная. Еще вчера ты мило и непринужденно болтаешь с кем угодно, а уже через пару дней, подхватив, как грипп, любовный вирус, ты в присутствии предмета своей любви заикаешься и не можешь связать двух слов.

Слава богу, что мы с Эмиком заразились этим вирусом практически одновременно. Потому что он, как и я, тоже краснел, бледнел и заикался.

– Вот, это тебе, – сказал он и выронил букет орхидей прямо на кафельный пол. – Ой, прости, – он кинулся подбирать цветы, но не рассчитал, и, ударившись носом о мое колено, Эмик окончательно сконфузился.

У меня было стойкое ощущение, что я выгляжу сейчас так же нелепо. Пытаясь начать разговор, я все время давилась собственными словами, и ничего кроме «м-м-да», «ой» и «привет» я так и не смогла из себя извлечь, хотя рада была Эмику чрезвычайно.

Мы поужинали почти в полном молчании. Каждый раз, когда наши взгляды встречались, между нами пробегал незнакомый мне раньше разряд электрического тока. Он был не похож на все, что мне довелось испытывать раньше. Этот разряд был наполнен любовной истомой, и меня от этого слегка потряхивало. Это было приятно, но требовало значительных душевных усилий.

Наконец, с трудом осилив полбокала шампанского, Эмик осторожно прикоснулся к моей руке и жалобным голосом спросил:

– Может, прогуляемся?

Я облегченно кивнула. Эта накаленная атмосфера предвкушения чего-то необыкновенно приятного все же меня немного утомила.

– Давай сядем в мою машину, а мой охранник сядет в твою. И он отведет ее, куда ты скажешь, – предложил Эмик.

– Да бог с ней, с машиной, – ответила я. – Потом заберу. Куда она денется.

Эмик покачал головой, словно китайский болванчик, соглашаясь со мной. Для верности он добавил:

– Конечно, конечно. Как скажешь. – И мы пошли в его машину.

Потом все было как в хорошем дорогом американском кино. В машине мы набросились друг на друга, словно два изголодавшихся лесных зверя.

– Поехали ко мне, – только и смог прошептать Эмик, в перерывах между нашими очень длительными поцелуями.

– Угу, – промычала я, стараясь сильно не отвлекать его от этого приятного процесса.

Когда я очнулась, был четвертый час утра. Я отправилась на поиски туалета. Квартира у Эмика была грандиозная. Я шла по длинному незнакомому коридору и периодически ощупывала стенку, чтобы найти хоть какой-нибудь выключатель. Внезапно у меня в носу защекотало – видимо, пылинка или что-то вроде, и я громко, оглушительно чихнула. В этой кромешной тишине и темноте мой «чих» прозвучал, как взрыв атомной бомбы. Но – о, чудо! – вдруг в коридоре сам собой вспыхнул свет. Я расхохоталась! Вот, дура! В квартирах такого класса не бывает выключателей. Или они бывают, но с наворотами. Здесь, видимо, свет включался «на звук». Я хлопнула в ладоши, и свет погас. Я снова хлопнула, и свет снова включился. «Пещера Аладдина», – подумала я и без труда добралась до туалета.

«Удобства» были роскошные. А какие они еще могут быть в двухэтажном пентхаусе?

Когда я вернулась в спальню, Эмик спал беспробудным сном вполне довольного жизнью человека. Мне расхотелось спать, и я решила немного побродить по незнакомому мне, но столь прекрасному во всех смыслах помещению. И еще меня начало одолевать нормальное чувство голода. Я давно уже заметила, что после отличного секса второй насущной необходимостью для человека является вкусная еда. Я отправилась по второму кругу – на поиски кухни. Проходя уже четвертую комнату, по пути я зажигала свет негромкими хлопками – чтобы не разбудить хозяина, и сама себе напоминала добрую волшебницу. Я не боялась, что Эмик проснется и укорит меня за мою самовольную экскурсию. Судя по всему, мы оба втюрились друг в друга как восьмиклассники. А влюбленным прощается все. И это чувство приятно согревало меня изнутри. Я понимала, что меня любят по-настоящему, но я также понимала, что и мне этот человек с каждым часом становился все ближе и дороже. Наверное, это и есть настоящая любовь. Я не имела никакого опыта в этом деле, и это меня немного смущало. Но, здраво рассудив, я решила выпустить на волю мои чувства и посмотреть, что из этого выйдет. И я просто взяла и выбросила из головы все ненужные страхи.

Путешествие по квартире привело меня в обширный зал с камином. Перед камином стояли низкие, обитые золотым шелком диваны. Я опустилась на один из них. Шелк приятно холодил кожу. «Какая красота – жить в такой удобной и большой квартире», – подумала я, разглядывая комнату. Я много раз бывала в подобных квартирах, но впервые я ощущала, что этот дом – живой. Он обволакивал меня так, словно бы я была здесь хозяйкой. Наверное, отношения между людьми как-то влияют на отношение к людям неодушевленных предметов, которыми эти люди владеют. Чем же еще я могла объяснить такое теплое чувство к месту, куда я попала первый раз в своей жизни?

На камине стояло множество фотографий в блестящих металлических рамках. «А ну-ка, поинтересуемся, что там такое», – решила я и направилась прямиком к семейным фотографиям. Но, не дойдя двух шагов до камина, я остолбенела. С одной из фотографий, вставленных в большую, богато украшенную рамку, на меня смотрело лицо Сашка. Я стояла, как соляной столп, не в силах вымолвить ни слова, не в силах даже думать. Все мысли как-то вдруг улетучились из моей головы. Я не знаю, сколько прошло времени, но я все стояла и стояла, глядя в лицо Сашка. Сбоку фотографии, по диагонали, была прикреплена черная ленточка.

– Это мой отец, – голос раздался за моей спиной и, хотя интонация его была грустной, и Эмик говорил совсем не громко, я вздрогнула, словно у меня за спиной разорвался артиллерийский снаряд.