Текст книги "Мертвые страницы. Том I"

Персонал второй поликлиники гулял с размахом. Заведующая Алевтина Ивановна справляла пятидесятилетие на природе, в местечке «Услада». Деревянные домики в сосновом бору да двухэтажный просторный теремок ютились у самого озера, на цветочно-зелёной поляне. Банкетный зал, ансамбль мастеров фольклорной музыки, профессиональные ведущие с двухдневной развлекательной программой для гостей – всё для приятного отдыха.

Несколько комфортабельных автобусов должны доставить в «Усладу» большинство участников мероприятия, следуя по заранее обговоренному маршруту.

Алевтина Ивановна сидела в автобусе, крепко стиснув на коленях пальцы. Удобное серо-голубое кресло со спинкой, как ни ерзай, не помогало женщине расслабиться. Она смотрела в окно, игнорируя ласковый голос завхозихи Савельевны, сидевшей, напротив. Все утешительные слова в этот момент казались Алевтине пустым, глупым звуком. Ведь счастливая замужняя женщина никогда не поймёт, каково это – после десяти лет совместного проживания с любимым мужчиной оказаться вдруг брошенной, как старая калоша на помойку.

Громкая весёлая музыка в салоне автобуса, казалось, усугубляла ситуацию ещё больше. Аля поджимала напомаженные губы и смотрела в окно, пытаясь дышать спокойно. Но в голове снова и снова прокручивалась случившаяся катастрофа, произошедшая буквально пару часов назад.

Алевтина Ивановна пришла домой на два часа раньше обыденного. Сняла туфли, поставила сумочку на комод и сразу же услышала недвусмысленные звуки. Томные женские стоны и хриплый голос… нет, неужели её Сергея? В лицо Алевтины бросилась кровь. В висках застучало. От злости у женщины затряслись руки. Задыхаясь от гнева, Аля направилась в спальню. И дверь будто нарочно оказалась не заперта, чтобы женщина смогла как следует, во всех деталях обозреть нелицеприятную картину. На двуспальной кровати, на её любимых египетских простынях, выделывали пируэты Серёжка и рыжая девка. Пару секунд впавший в ступор разум Алевтины отмечал, что рыжая нахалка оказалась тощей и молодой – полной противоположностью ей самой.

Отдышавшись, женщина, в ярости топнув ногой, заорала:

– Вон! Вон из моего дома!

Точно издеваясь, в ответ нахалка издала ещё один оргазмичный стон, как в непристойных порнофильмах, и возня на кровати прекратилась. Сергей одарил Алевтину затравленным, испуганным взглядом. Рыжая девка с неохотой укрыла простынью грудь, при этом поглядывая на Алю весьма вызывающе. Это стало для женщины уже чересчур. В ушах зазвенело. На виске задёргалась жилка, и стоп кран в мозгу Алевтины, сорвало прямо с крышкой.

– Подлая тварь! Кобель! Шалава! – понесло яростной плотиной слов вперемешку со слезами, угрозами и дикой сердечной болью.

От её бешеного напора любовники опешили и начали сматывать удочки. Что они говорили – Алевтина, не слышала. Она успокоилась, только когда вытолкнула обоих, полураздетыми, за дверь. Следом за изменником полетел неказистый чемодан и спортивная, лежавшая до сих пор на антресолях сумка с наспех заброшенными туда вещами, которые оказались в её поле зрения.

Алевтина плакала навзрыд, прижавшись спиной к двери. Разбитое сердце в груди жалобно трепетало, болезненно прижимаясь к рёбрам крыльями умирающей бабочки.

Сергей еще какое-то время не уходил, стоял за дверью, оправдывался, умолял, извинялся, клялся и что-то просил. Но Алевтине уже было всё равно. Привычный мир женщины был исковеркан и постыдно разбит.

Наконец изменник ушёл. Собравшись с силами, Алевтина щедро накапала на сахар валерьянки. Неожиданно вспомнилась покойная бабушка, единственный для Али родной человек на земле. Вот бы как раньше прижаться к её теплой пышной груди, склонить голову на бабушкино плечо, вдохнуть привычный запах корицы и трав, исходящий от седых волос, и сразу почувствовать себя лучше.

От валерианки внутри стало пусто, мысли замерли в вязком киселе разбитых надежд и былого счастья. Аля тяжко вздохнула, ощущая горечь во рту, и направилась в душ. Вопреки произошедшему, ей нужно было срочно привести себя в порядок. К чёрту испоганенный изменой собственный юбилей!.. Но подвести приглашённых и потратившихся на мероприятие людей она не могла себе позволить.

Завхозиха зашла за Алей, как договорились, за десять минут до прибытия автобуса. По покрасневшим глазам Алевтины, по лёгкому дрожанью сумочки в руках женщины, старая, но ещё энергичная да умудрённая опытом Савельевна поняла, что дела заведующей поликлиники совсем плохи. Не церемонясь, она спросила, в чём собственно дело.

Аля вздохнула, серебристый автобус показался из-за поворота. Взгляд Савельевны светился искренним участием. И она решилась. Слова поначалу шли туго, потом плотину снесло – и, едва не сорвавшись на хрип, Аля всё рассказала, едва опуская детали. В груди рождался болезненный всхлип.

– Девочка моя, держись, – сочувствующе взяла за руку Алю Савельевна. Ярко-красные ногти на длинных ссохшихся пальцах завхозихи выглядели слишком ярко, но в карих глазах женщины светилась теплота и участие. Аля снова вздохнула, крепко сжав в ответ ладонь завхозихи, принимая негласную поддержку. Наконец автобус поравнялся с остановкой, затормозил.

Перед домом Али заканчивался подбор пассажиров по пути следования. Из окон автобуса любопытными и бездушными манекенами на женщин пристально уставились работники поликлиники, приглашённые на юбилей. Аля нашла в себе силы в ответ выдавить слабую улыбку.

Жара осталась позади, за окном. В салоне автобуса было свежо. Шумели музыка, смех, разговоры и шутки, в которых волей-неволей Алевтина принимала участие. Она сжимала руки в кулаки и притворялась что всё прекрасно, пусть даже понарошку, усилием воли заперев изнутри бушующие эмоции, как и боль.

Вечерело. Два часа дороги, как и город, оказались оставлены позади. Вокруг тёмной зеленью растекался лесной густой лес – преимущественно низкорослые ели и исполины сосны.

Оказавшись за воротами с изящным логотипом местечка «Услада», сквозь окна автобуса можно было разглядеть деревянные домики да блики света от большого костра на поляне, у сделанного на сказочный манер теремка.

Музыку наконец-то выключили, и теперь в салон автобуса настойчиво пробивались напевные и вместе с тем чувственные в своём веселье голоса народного ансамбля под мелодичный и бойкий аккомпанемент балалайки, гармошки, да бубенцов и пронзительных, берущих за душу трелей то ли скрипки, то ли виолончели.

Приезжих разместили в домиках, на две спальни, со всеми удобствами.

Осмотревшись, Алевтина поняла, что тропинка меж сосен раздваивалась, огибая кусты, ведущие к озёрному причалу с лодками. С другой же стороны красовалась поляна с деревянным теремком, пышущим жаром костром и сценой на открытом воздухе. Запахи пищи витали в воздухе. Мошкара прибивалась к траве. Торжественная программа обещала быть насыщенной. С шашлыками да банькой, песнями танцами, конкурсами, катаньем на лодке и купаньем в озерце. Как-никак двое суток с отъездом по домам в воскресение.

Обустроившись, народ скучковался, подтягиваясь к теремку и сцене. Зазывала ведущий, зычным басом перекричав в микрофон музыку, приглашал всех к столам, расположенным в теремке.

Гулянка стала стихать в первом часу ночи. Медленной цепочкой разбредались по домикам гости. Незаметно Алевтина оказалась за столом в одиночестве. Она распробовала весь ассортимент предоставленной алкогольной продукции, начиная от игристого шампанского – заканчивая стопками водки «Немиров». В голове приятно набухла и вытеснила собой все мысли и чувства хмельная вата. Аля зевнула и встала из-за стола, оглядывая полупустой зал. Тихие смешки, беседы, идущие из закоулков устроившихся на маленьких скамейках-диванчиках сотрудников – и в полутьме терема считай, что незнакомцев.

Аля вздохнула. Ансамбль давно разошелся. Пустая сцена нагнетала тоску.

Замлевшие ноги отказывались двигаться. Может, стоило поискать Савельевну? Но пожилая, хоть всё ещё с охотой озорничавшая, бабенка куда-то давным-давно запропастилась. «Сама виновата. Нечего было отваживать подругу и уходить в себя», попрекнула себя Алевтина и икнула. «Теперь вот и до домика некому довести». С усилием женщина встала, в очередной раз, отмечая, как же сильно затекли ноги.

На улице стрекотали кузнечики. В лесу кипела ночная жизнь из затаённых в траве и меж веток хвои стрёкотов, писка и шелеста, буянивших насекомых, жучков и липнувшей к лицу назойливой мошкары.

Ветерок приятно освежил потное лицо. В небе серебрились огоньки-звёзды. Аля, наслаждаясь прогулкой, оставила позади теремок и сцену. Фонарики, в виде редких факелов на столбах по обе стороны вытоптанной в траве тропинки, в глухой час едва тлели, напоминая угольки в печи. Сосны вокруг устремляли вверх колючие разлапистые макушки. Жалостливо проухала сова. Тишина. На Алю снова накатила тоска. В глазах женщины помимо воли набухли росинки-слезы. Она прошла ещё чуть-чуть, ощущая сковавшую всё тело усталость. За кустами серебрилась вода, отражая ночное небо.

Значит, она свернула не туда и вместо рядов гостевых домиков пришла к озеру. Спокойные воды озера манили подойти ближе, и, упёршись рукой о сосновый ствол, Аля решила на передышку.

Женщина сняла пиджак и, постелив его на песчаной кромке, уселась. Посмотрев вверх на звёзды, она окинула взглядом свои короткие пальцы на руках без обручального кольца. Всхлип резанул грудь, брызнули слезы. Она закрыла лицо руками и разревелась. Холодный ветерок овеял сыростью – и вдруг Алевтина осознала, что больше здесь не одна. Отняла от лица руки, шмыгнула потёкшим носом. Рядом, кутаясь в белый платок, сидела женщина – и что-то такое знакомое и такое родное виделось Алевтине в её облике…

– Поплачь лапушка Аля, поплачь, и всё пройдёт, – нежно проворковала незнакомка.

– Бабушка? – неверяще пискнула женщина, чувствуя, как с неожиданно нагрянувшей радостью внутри ужом ворочается страх. Разом Алевтине вспомнилось, что покойники чудятся перед смертью.

– Бабушка, это и взаправду ты? – хрипло спросила Аля, внимательно разглядывая, женщину. Незнакомка кивнула и сняла платок с головы. Её тёмные волосы были заплетены в косы вокруг головы, как было всегда, сколько Аля помнила свою бабушку.

«А может быть, всё это мне просто снится?» – мягко коснулась сознания женщины успокаивающая мысль. В раздумьях она покачала головой. Хмельная голова совсем отказывалась соображать. Цепляться за пришедшую мысль о собственном сне Алевтине было гораздо проще, чем размышлять о реальности происходящего.

Белый платок, как по волшебству, оказался на плечах Алевтины. Мягкий и тёплый, он одуряющее-пряно пах травами.

– Сегодня особая ночь, Аля, ночь, когда сокровенные желания в правильном месте обретают силу, – уставилась в её глаза бабушка, и женщина поняла, что, разговаривая с ней, она совсем не размыкает губ.

«Уж точно сон, – окончательно убедилась в том Аля. – Ведь так не бывает, верно?» Она с облегчением вздохнула.

– Пойдём. Пока не рассвело, ты ещё успеешь воздать своим обидчикам по заслугам. Коль действительно сокровенно хочешь того.

Холодная иголка страха кольнула Алевтину между ребёр. Пристальный взгляд бабушки превратился в чёрную, засасывающую в себя топь. Взгляд жёг, раскалённой кочергой вороша её сокровенные мысли, возвращая боль, обиду и ярость. В лицо женщины бросилась кровь. Былое смущение и неловкость, едва поколебавшись, исчезли. Рука Алевтины как-то сама собой оказалась в сухой ладони бабушки.

Аля совсем не помнила, как поднялась, не помнила, как шла рядом с бабушкой и что при этом думала. Женщина знала лишь, что сейчас ей спокойно, а в голове разлилась до одури приятная тишина.

Домик прятался в диких взъерошенных кустах и меж тройки, сросшихся меж собой сосен. Неказистый и кривоногий, скорее и не домик вовсе, а лачуга. Издали было видно, что грязное окно изнутри освещает огарок свечи.

Бабушка довела её до крыльца, с которого прямо в лицо Алевтины с кваканьем плюхнулась лягушка.

Вторая ступенька прогнила насквозь. Аля едва не провалилась, вскрикнув: меж досок размытым хвостатым пятном проскочил то ли уж, то ли жирная гадюка.

– Бабушка? – прошептала Аля, отчего-то опасаясь оглянуться.

Дверь лачуги распахнулась, дохнув в лицо женщины тлёном и гнилью прелой листвы да прогорклых грибов. Вспыхнула свеча на окошке, на мгновение вытурив из углов все тени. Вторя ей, шваркнуло в открытой печи. Ярко-красным разгорелись угли, разбрызгивая по щербатому полу искорки. Кто-то визгливо засмеялся за печью. Чёрный хвост стукнул по деревянному полу и вновь скрылся под кособоким столом со съехавшей до пола скатертью.

Паутина коснулась лица женщины, и мохнатое паучье тельце лапками гадливо пощекотало кожу, карабкаясь вверх, цепляясь за волосы. Мурашки, как резвые муравьи, пробежали по коже, вздыбив вслед тонкие волоски. Аля вздрогнула и завизжала, а затем, прикусив дрожащую губу, на секунду закрыла глаза, пытаясь смахнуть с головы паука – и неведомо как оказалась сидящей на табуретке. Свеча на подоконнике трепетала, точно на сквозняке, и в хате снова стало темно. За печкой проказливо зашуршало. Со спины потянуло холодком. Аля зябко повела плечами. Моргнула. Напротив, неё сидела бабушка с раздутым мешком на коленях. В мешке что-то бесшумно двигалось и ворочалось, точно вот-вот собираясь выбраться на свободу. От мешка невозможно было отвести взгляда.

– Бабушка? – растерянно произнесла Алевтина. Руки женщины сжались, вцепившись в юбку на коленях.

– Выбирай. Что же ты медлишь? Рассвет близко, – крякнула в ответ бабушка.

Мешок враз оказался у Алевтины на коленях. Оттуда воняло прелостью, мокрым мехом и мускусным запахом зверя. Волосы на затылке Али зашевелились. Бабушка проказливо улыбалась. Что-то не так было с её зубами.

– Я… – запнулась Аля, и её руки помимо воли скользнули во влажную тьму мешка.

На глазах тут же выступили слёзы, мочевой пузырь сжался от страха. Пальцы Алевтины коснулись чего-то сухого, шевелящегося, гладкого и неожиданного волосатого. Затем хваткая теплота с жадностью обвила её ладонь, расползаясь на запястье. Бабушка довольно ухнула, точно сова. Её глаза торжествующе блеснули красным, как угольки в печи. С неимоверным усилием Алевтина вытянула руку из мешка, не глядя, на то, что само прицепилось к пальцам.

Бабушка ухмылялась, и зубы в её щербатой улыбке были как сосульки, такие же прозрачно-острые и длинные. Волна хлёсткой паники затмила всё, и Аля заорала. Крик прояснил её сознание, сбрасывая пелену с глаз. Теперь перед Алевтиной сидела вовсе не её бабушка. А кто-то другой – злобный, пугающий, враждебный…

Колкие слова незнакомки резали по-живому, просачиваясь в уши Али льдистой крошкой ужаса и боли. «За взятый грех свой скоро цену узнаешь, тогда и заплатишь!» – взвизгнуло, и что-то разбилось. Свеча потухла. Мрак – вязкий и паточный, тут же затопил собой всё пространство – безжалостно душа. Губ Алевтины ласково коснулось нечто меховое, когтистое, жаркое, царапнуло, поскреблось внутрь рта – и женщина вырвалась из сна.

…Едва что-то различая вокруг, Аля жадно хватала ртом воздух, точно выброшенная на берег рыба. Наконец предметы вокруг вновь обрели чёткость очертаний. Сердце медленно успокаивалось, как становилось ровным и сбивчивое дыхание. Алевтина лежала в постели, сбросив съёрзанное одеяло на пол. Вдох. Выдох. Тишина и покой. Свет из окна резал глаза. В горле сушило. Губы чесались. «Уф, какой же жуткий, кошмарный сон…»

Всё бы вроде теперь хорошо, но… Вот только началась головная боль.

Устранить недомогание не помог ни аспирин, ни холодный душ. Почистив зубы и прополоскав рот, Алевтина обнаружила в раковине кровь. Десны при соприкосновении с языком и зубной щёткой слегка саднили. Ногти на руках оказались сломанными, а ладони грязными.

В зеркале женщина не узнавала себя: там отражалось бледное и всклокоченное нечто с вытаращенными глазами, под которыми явственно синели круги. «Так что же произошло вчера?» Она наморщила лоб, сосредоточившись, нахмурилась и ничего конкретного не припомнила, кроме того, что пила. Много пила.

На дисплее смартфона, вытащенного из недр сумочки, Аля отметила, что уже девять часов утра. Там же мигало множество пропущенных сообщений от Сергея. Не просматривая ни единого из них, подстегиваемая всплеском злости, Аля, как мазохистка, удалила все сообщения и в придачу стёрла номер изменника. Также вычеркнула кобеля из списка друзей в соцсетях. Затем шумно выдохнула.

Заварила кофе. Открыла окно, вдохнув утреннюю свежесть соснового бора. Вскоре одиночество и тишина растворились в грянувшем жужжании мух, щебете и курлыканье птиц и едва слышных, музыкальных звуках разогревающегося ансамбля.

– Уже проснулась? – зевая, вошла на кухню, извечная сова Савельевна и приветливо улыбнулась.

Аля неожиданно улыбнулась в ответ.

– В одиннадцать начнутся мероприятия. Хотя общий завтрак здесь, если верить программке, с семи до десяти утра, – отметила завхозиха.

– Прогуляемся? – неожиданно предложила Аля. На душе женщины было тяжко и муторно, точно она и не спала вовсе. Хотелось пройтись, отвлечься от отпечатка сна и, возможно, что-то вспомнить, попивая крепкий кофе с чем угодно сладким вприкуску.

– Не, я лучше ещё часик посплю. Совсем не выспалась, всю ночь какие-то страсти виделись, даже не помню, как ты пришла, – заявила завхозиха.

– Я вот тоже не выспалась, и чувство странное на душе, как кошки скребут. Пойду, что ли, сладкую булку съем и кофе попью. Фигуру-то уже беречь не для кого, – откровенно призналась Аля.

На что Савельевна понимающе хмыкнула, но промолчала и пошла в спальню.

Алевтина переоделась, чуток подкрасилась и, приложив волевое усилие, вышла из дома, понимая, что если она позволит себе чуток похандрить, то с концами утонет в жалости к себе, окончательно и бесповоротно разваливаясь на части. И вряд ли она потом снова вот так просто сможет встать на ноги.

Плохое настроение рассосалось к обеду. Этому способствовала обильная еда, винные тосты, конкурсы, катанье на лодке, а вечером была банька, после которой Але враз показалось, что в её жизни снова всё хорошо. После баньки и вкусного ужина спалось женщине действительно крепко и сладко. И, главное, больше никакие кошмарные сны не донимали.

Возвращаясь на автобусе домой, Алевтина нащупала в сумке что-то неопределенное: маленькое, едва тёплое и гладкое. Сразу же отдёрнула руку. Вздрогнула. По спине пробежал холодок. Где-то внутри сверкнула искорка смутного узнавания: не раскрывая себя, проскользнула и тут же погасла.

«Это же просто смешно и глупо, балда истеричная!»

Аля пыталась убедить себя снова прикоснуться к находке и вытащить её из сумки, но так и не смогла.

На сиденье рядом похрапывала Савельевна. Женщине не хотелось будить её, чтобы поделиться очередным психическим бзиком и попросить завхозиху достать из сумки неопознанный предмет, а затем с облегчением посмеяться с ней на пару из-за собственных чудачеств.

…В квартире Алевтине всё напоминало об изменнике. Целая полка мужской косметики в ванне. Носки на полотенцесушителе. Дорогостоящие витамины в холодильнике. Забавные ушастые тапки-зайчики, её взбалмошный подарок Сергею на день святого Валентина. И просто огромное количество стильной одежды в общей гардеробной, которой было даже больше, чем тряпок самой Алевтины.

Любимый мужчина в соцсетях, в отличие от простенькой на лицо, склонной к полноте, пусть и успешной в карьере Алевтины, получал сотни лайков и хвастал множеством подписчиков в том же треклятом инстаграмме11
  (действия данной организации запрещены на территории РФ)


[Закрыть]. Красивый сорокалетний мужчина имел отменный спрос на рынке невест. Вот молодая рыжая вертихвостка и увела мужика из семьи после десяти лет совместной жизни. «А что ты хотела?» – хмыкнула Аля, разглядывая своё тело в белье в зеркале гардеробной. Раздавшиеся, как у утки, бёдра, подступающий климакс, целлюлит, и никакие диеты и таблетки не помогали уже держать ненавистное тело в узде.

В расстроенных чувствах женщина пошла и на кухню и вытащила из бара отличную бутылку коньяка. Щедро плеснула в стакан, открыла коробку бельгийского шоколада, который просто обожала.

«Вот и повод порадовать себя появился», – вздохнула, гакнула коньяк, бросила в рот маленькую шоколадку – и что-то нарочно радостно напевая во весь голос, начала собирать дорогие вещи сожителя, злорадно бросая их в мешки для мусора. Управилась далеко за полночь и сразу умиротворённо заснула. На работу по изменившемуся осеннему графику Алевтине было к половине одиннадцатого.

Утром, точно нашкодивший кот, в квартиру нахально заявился изменник. Аля и запамятовала, что не отобрала его ключ. «И чего проныра не заявился раньше? Неужто думал, что из-за расстройства я сорву намеченный корпоратив и останусь горевать дома? Значит, совсем плохо меня Сергей узнал за десять лет совместной жизни».

С утра энергия у Алевтины всегда била ключом, а вот теперь от злости даже покалывало в руках. В груди зрел даже не крик, а лютый ор, но Аля сдерживала порыв до поры…

Женщина прокралась босиком по паркету прямо в гостиную и сразу устроила нахалу разнос, пока Сергей, с сумкой в руках, опешив, глядел на пустые полки общей гардеробной. Подлец уже успел открыть и разворошить ящики с её бижутерией!..

Раз. Аля топнула пухлой ногой. Два. Рявкнула так, что окна зазвенели. Три – рассмеялась резко, злобно, даже сама чуток собственного смеха испугалась, но в какой же кайф ей было видеть его позеленевшее, ошалевшее лицо. Смех просто душил, булькал, распирал, и Алевтина смеялась, наблюдая, как пятится задом этот накачанный шкаф, что-то лепеча себе под нос, – и вдруг замирает на месте, с мольбой умоляя её одуматься.

Аля кашлянула и высказала ему всё, что накипело, – как ножом отрезала. Сергей скривился, а она с огромным трудом удержалась от удара в его холёную морду, хотя ударить сейчас могла – и, главное, очень того хотела. Вдруг до отвращения к себе стало так бывшего жалко! Ведь она действительно любила этого бесхребетного подлеца, сильно любила.

Кривовато улыбаясь, Алевтина направилась к застывшему столбом Сергею, намертво вцепившемуся в свою сумку, и потребовала ключ от квартиры. Затем, практически вытолкав его на площадку, захлопнула дверь и отправилась на кухню, по пути схватив свою дорожную сумку, намереваясь вытряхнуть на стол, то от чего вздрагивала вчера в автобусе.

«Сейчас посмеюсь над собой, глупышкой. Ха-ха». Она перевернула сумочку вверх дном и потрясла над столом. Ключи от работы, кошелёк, косметичка, записная книжка, разбросанные скрепки и чеки. И всё. Она потрясла сумку ещё раз, выпала смятая пластинка жвачки. «Нет, ну хватит. Это глупо». Вдохнув, Алевтина пошарила рукой в сумке, открыла все потайные кармашки, обнаружив грозившую вот-вот порваться подкладку. Итак, Того, что было там вчера, сейчас внутри сумки не оказалось. Пару минут женщина тупо пялилась в окно, на пустую детскую площадку и проезжающие мимо остановки машины. «Хватит. Я просто перепила. И точка!» – приказала себе успокоиться Алевтина и всхлипнула, затем шмыгнула носом и включила кофеварку. Кофе и шоколадка теперь, очевидно, для неё наилучший способ поднять себе настроение.

Неделя завертелась колесом. Аля утопла в делах. Коррекция графика работы, стопки больничных, вопросы по льготам и разборы по потраченным поликлиникой средствам Она даже чуток похудела. Но даже взятая на дом работа совсем не спасала женщину от бессонницы и от кошмарных, наполненных чем-то тревожным и тягостным снов.

Аля, пересилив себя, записалась на фитнес, подбив на это дело Савельевну, лишь бы не сидеть в одиночестве в пустой квартире и то и дело что-то просто хомячить, даже не чувствуя вкуса блюд. Впрочем, фитнес помогал слабо, и в который раз, далеко за полночь добавляя в успокаивающий чай коньяк, она понимала, что взбадривающий фитнес пора бросать, подобрав что-то другое, например: пешие прогулки, бассейн, теннис. «И как ни крути, пора тебе, Алька, пойти к старому знакомому и взять рецепт на снотворное. А то и до нервного срыва на почве хронического недосыпа недалеко ехать осталось».

В выходные Аля поняла, что с ней что-то не так. Дождь за окном настраивал на сонный лад, и, решив отложить все дела – и просто расслабиться, она принимала ванну, устроив голову на специальную воздушную подушку. Бархатная пена с запахом ванили грозила вырваться за бортики ванны, воду пора было выключать, но она вдруг перестала чувствовать своё тело и запаниковала. Лицо обдало жаром. Бросило в пот, Аля задыхалась, но вдыхаемый воздух казался ей прелым и душным. Воздуха было так мало, как если бы в одночасье оказаться в плёночном парнике, только если целлофан прилегает вплотную к лицу… «Что происходит?!» Страх крутил в клубок мысли. «Бери себя в руки, Аля. Думай. Ааа!» Мысленный вопль крушил все потуги сообразить, что происходит. Алевтина беспомощно дёргалась как рыба на крючке, открывая и закрывая рот, – и вдруг поняла, что и лицо немеет. «Нет. Нет. Нет!..» Кожа лица горела. Едкий пот разъедал в глаза. Она набрала максимальное количество воздуха, намереваясь кричать. Пуф. Хлопнуло с придыханием, и с кожи точно что-то стекло, что-то тёплое гладкое, живое… Тело снова стало её. Руки женщины тут же упёрлись в борта ванны. Подушка потеряла крепления и съехала в воду. Губ Али коснулась остывшая, отдающая солью вода. Алевтина проснулась. От страха колотило так сильно, что аж зубы заклацали.

Она наспех выбралась из остывшей воды с остатками пузырчатых комков пены, липнувших к ногам и краям пушистого полотенца. В голове пульсировала тупая боль. «Может быть, я заболела? Может быть, просто переборщила с принятым успокоительным на неделе? Может, что-то из таблеток, выпитых после полуночи, всё же запила спиртным и просто об этом забыла?»

Что-то тёплое коснулось кожи пятки, стоящей на прорезиненном коврике, скрипнуло, болезненно впиваясь в кожу.

– Ай! – она отдёрнула ногу, едва не упав.

На пару секунд замерла на месте. На коврике лежала фигурка. Странная, не поддающаяся определению фигурка. Точно чёрт дёрнул Алю поднять её. Тёплая, гладкая, глиняная, а ведь сперва женщина подумала, что фигурка пластмассовая. «Что же это такое?» С виду похоже на кувшин с растянутым брюхом, вот только горловина узкая и открытая, а по краям не то трещинки в глине зияют, не то сомкнутые, недобро прищуренные щели глаз. Стоило Але вдохнуть, как внезапно нахлынула жуть. Липкими пальчиками озноба холодок страха шаловливо и цепко пробежался по столбу позвоночника, вызывая дрожь во всём теле.

– Брр, жутенькая, – сказала Алевтина, подумав: откуда у нее могла взяться такая хренотень? И вдруг вспомнила о пропаже из сумки. Неужели виноват Сергей? Положил фигурку на коврик специально. Аля покачала головой. Бред. Он вообще не мог знать о фигурке.

«Нужно от неё избавиться. Неважно, как она оказалась в сумке. Немедленно это сделаю!» – решила Алевтина. Она накинула халат, выскочила на кухню, открыла окно и, размахнувшись, швырнула фигурку прямо с седьмого этажа на дорогу, в поток машин, колёса которых (она на это надеялась) мигом измельчат вещицу в глиняную труху.

Избавившись от фигурки, Аля сразу почувствовала неимоверное облегчение и даже улыбнулась. И только поставила на разожженную конфорку плиты чайник, как окно с грохотом распахнулось. Ворвавшийся ветер растрепал Але волосы, залез под полы халата, ледяным языком обжёг кожу, потушил конфорку. Окно злорадно скрипнуло. Сердце в груди женщины ухнуло вниз и замерло в тревоге. Тук-тук. Тук. В висках забился пульс. К щекам прилила кровь.

Дурное предчувствие не удалось прогнать ни чаем, ни конфетами, ни персиковым ликером. Алю снова знобило, и тревожно-болезненное состояние всё ухудшалось: женщина не могла найти себе места ни в кресле, ни у телевизора, а ложиться спать она боялась. Так и мерила шагами пол, пока взгляд не зацепился на радио-телефоне, лежавшем на коридорном комоде. В голову тут же пришла хорошая идея пригласить Савельевну в гости. Алевтина взяла телефонную трубку и, покопавшись в карте памяти, набрала домашний номер завхозихи. Долгие гудки мгновенно оборвали всё её настроение, и Алевтина, снова померив шагами комнату, вдруг отчаянно захотела на воздух. Оделась, взяла сумку и вышла на улицу, торопливо шагая, куда ноги идут, стараясь расслабиться и ни о чём не думать. Так и зашла в зоомагазин. Куда ни посмотри – везде стеллажи да клетки с хомячками, кроликами, попугайчиками, а молчаливые рыбки в прозрачных, без единого листочка водорослей аквариумах вызывали разве что жалость.

Покупатели столпились в основном у кассы, затарившись кормом для своих питомцев. А возле аквариумов и клеток на стеллажах топтались малые детки, пытаясь руками добраться до зверюшек. Толстуха в розовом пальто, с разодетой собачкой на руках недовольно переваливалась с ноги на ногу и всё вздыхала и поглядывала то на очередь, то по сторонам. Над верхней губой женщины зависла крупная капля пота. Подмышкой, стальной хваткой, была зажата тонкая сумочка, возможно – кошелек. Посмотрев на Алю, толстуха недовольно поджала губы, погладив по голове свою собаку, которая вдруг оскалила зубы и тявкнула. Аля скрылась за прилавком. Прийти в себя не удавалось.

Запах в магазине всё больше раздражал Алевтину: едкий и специфический, казалось, он замещает собой весь воздух. Аля огляделась, чувствуя явный дискомфорт, от которого тут же бросило в пот. Женщина уже намеревалась уходить, недоумевая, что же здесь забыла, как услышала жалобное мяуканье. Голова повернулась на звук. Сердце защемило от непонятной тоски. Губы разошлись в улыбке, Аля вспомнила о своём давнишнем желании завести кошку, но как назло у Сергея оказалась аллергия на шерсть, поэтому про всех пушистых животных пришлось сразу забыть. А тут как накатило. Она развернулась от выхода и направилась вглубь магазина, где можно было выбрать щенка, или котёнка, а также, если никто из имеющихся в наличии животных ей не понравится, то заказать из каталога.

Ершистый беленький котёнок сразу привлёк её внимание. Аля было собралась попросить у зависшей в телефоне низенькой консультантки показать его, но что-то вдруг остановило. Котенок посмотрел прямо на неё и неожиданно зашипел, вздыбив пушистую шёрстку. В расширенных глазах животного застыл страх.

Аля опешила, сглотнула ставшую вязкой слюну и сделала шаг в сторону к клетке со щенками. Все котята тут же зашипели, а щенки заскулили и затявкали. Волосы на голове Алевтины зашевелились и встали дыбом. Консультантка, наконец, оторвалась от телефона. Ещё один шаг назад, затем ещё один, к полке с домиками для животных, и Аля свернула в прямой коридор, побежав к выходу, чувствуя, как задыхается.