Текст книги "Мой брат Владимир Высоцкий. У истоков таланта"

Ирочка Мельниченко упомянула бабушкины фамильные драгоценности. Скажу несколько слов об их судьбе, так как история, произошедшая с ними, напоминает блистательное повествование Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев».

Действительно, Ирина Алексеевна была дамой не бедной. Среди ее украшений имелись и очень дорогие вещи: изделия с бриллиантами, сапфирами, изумрудами. Не знаю, из каких соображений, но бабушка на склоне лет поместила их в довольно большую шкатулку и залила парафином. Шкатулка долго хранилась у нас, и я ее очень хорошо помню. В конце 1960-х годов бабушка забирает ее. Затем «сокровища» наследует бабушкин муж Георгий Лукич. Происходит это в 1970 году, после смерти Ирины Алексеевны.

Узнав о бриллиантах, к Георгию Лукичу чуть ли ни каждый день наведывается племянница, живущая где-то в селе под Киевом. Кстати, о ее существовании никто раньше и не подозревал.

В 1982 году Георгий Лукич умирает. Хоронит его на Байковом кладбище в Киеве, рядом с бабушкой, его любимица, соседка по квартире Талочка Мельниченко. Племянница на похороны не приезжает. Да и зачем? Ведь шкатулку предприимчивая, несентиментальная родственница Георгия Лукича заблаговременно забирает себе, и в селе, где она проживает, вырастает огромный роскошный дом.

Надо сказать, что при жизни Ирина Алексеевна щедро одаривала своих невесток. Но отношение к дорогим украшениям, по крайней мере у моих родителей, было очень легкое. Они вспоминали, как в Мукачево выменяли платиновый браслет с бриллиантами на понравившуюся Александре Ивановне импортную шерстяную кофту. Узнав об этом, бабушка грустно заметила: «Наверное, на то и молодость, чтобы совершать глупости…»

Максим Иванович и Евдокия Андреевна Серегины – дедушка и бабушка Владимира Высоцкого по материнской линии.

Они, как вспоминает Нина Максимовна, были потомственными крестьянами. Отец из Тульской губернии, мать – из деревни Утицы, что под Бородино. Совсем юными они приехали на заработки в Москву, где и свела их судьба. Брак оказался счастливым, с крепким, патриархальным укладом: мать, посвятившая себя воспитанию пятерых детей, с малолетства приучаемых к труду, отец – кормилец, опора всего дома. Жили очень дружно, относясь друг к другу с большой любовью и пониманием.

Часто бывали гости, многочисленные племянники и крестники. Максим Иванович всю жизнь проработал, как мы бы теперь выразились, в сфере коммунального хозяйства. А проще – в гостиницах. Нина Максимовна даже помнила их старые названия: «Марсель», «Новомосковская», «Фантазия». Одно из последних мест работы Серегина-старшего – гостиница «Наталис». Она построена одновременно с Виндавским (с 42-го – Ржевским, а ныне Рижским) вокзалом в 1899 году. По-видимому, относилась она к третьеразрядным заведениям, так как в «Путеводителе по Москве» 1917 года читаем:

«К первоклассным гостиницам Москвы принадлежат: “Дюссо” близ Театральной площади, “Славянский базар” на Никольской, “Дрезден” близ Тверской, “Париж” на углу Тверской и Охотного ряда, “Лоскутная” на Тверской. К второклассным принадлежат: “Гранд Отель” на Сретенке, “Европа” против Малого театра, Ечкина на Трубе, бывшая Кокорева на набережной Москвы-реки, “Берлин” на Рождественке. О третьеклассных и так называемых меблированных комнатах мы здесь не говорим: на каждой улице их по нескольку штук…»

Максим Иванович Серегин, дедушка Владимира Высоцкого

Метрика Нины Максимовны Высоцкой (Серегиной)

После Октября трехэтажная «Наталис» превращается в жилой дом. Внизу, на первом этаже, открывается магазин «Моссельпром». Жилье в этом доме прежде всего получают бывшие служащие гостиницы. Получил комнату на последнем этаже и Максим Иванович Серегин, где он и поселился со своей семьей.

Главным увлечением отца Нины Максимовны стала история. И во время пеших прогулок – а они бывали подчас нешуточными: от Земляного вала до Сокола, где жили друзья, – он рассказывал ребятишкам о достопримечательностях Москвы, о событиях, с ними связанных.

Евдокия Андреевна Серегина с детьми. Слева направо: дочь друзей Серегиных Вера Крич, сестра Нины Максимовны Надежда (сидит), сестра Раиса (стоит), брат Сергей, Евдокия Андреевна (сидит) с будущей матерью поэта на руках. 1912 г.

Сеня и Алеша Высоцкие – отец и дядя поэта. Киев. Фотография 1923 г.

Как и полагалось, все дети были крещеными. Этот документ из Центрального исторического архива г. Москвы о принятии христианства новорожденной Ниночкой Серегиной мы имеем благодаря Ирине Фещенко, члену Союза Возрождения Родословных Традиций.

Уточню, что Семен Владимирович родился 17 июня 1916 года (в паспорте он указывает 1915 год, для поступления в училище). Алексей Владимирович появился на свет 18 июля 1919 года.

Я не случайно подчеркиваю даты. Именно 18 июля в дом, где родился мой отец, попадает снаряд. Киев тогда, в водовороте Гражданской войны, с боями переходит из рук в руки. Рада, гетман Скоропадский, Директория, войска Щорса… Папа считал, что спасло их с Ириной Алексеевной, число «18», которое раскладывается на «1» и «8» и в сумме дает «9» – божественное начало.

Красавица Евгения Гольденберг впоследствии стала актрисой

Яков Гольденберг стал одним из первых распространителей ранних песен Владимира Высоцкого

Гуля Королева. Москва. 1941 г. Москва

Няня-хохлушка восхищается внешностью старшего из братьев Высоцких: «Вот Сэмэн – такий, як лялька! А ты, – кивок в сторону папы, – тьфу!» Еще бы! Неприлизанный, вихрастый, озорной – не нравился.

Они оба пишут стихи в альбом своей подружки, красавицы Жени Гольденберг. (Кстати, с Женей и ее родным братом Яшей, «Янкелем-Дуделем», а впоследствии и с мужем Жени – Беном Нордом, Семен и Алексей сохранят близкие отношения до последних дней.)

Стихи юных «поэтов» очень разнятся, как разнятся и их характеры. Сеня Высоцкий сочиняет следующие строки:

На память от С. В. Жене

Дорогая Женя, ангел мой,

не ищи ты друга, я друг верный твой

30/1/1927 года.

Или другое послание:

На память.

Дарю тебе котенка, прошу его ласкать,

пусть он тебя научит,

как масло и сыр таскать.

Жене от Сени Высоцкого.

14/III/1927 года.

Алешу Высоцкого интересует иное, и он выводит не по-детски обобщенное, глубокое:

Писал поэт, имени нет,

Месяц и число снегом замело.

1927 год.

Будучи малышом с большой фантазией, папа как-то искромсал бабушкино синее бархатное платье и сшил себе курточку. Ирина Алексеевна возвращается с работы домой и видит своего сыночка, разгуливающим в чем-то, что раньше являлось гордостью ее гардероба. Видно, бабушкино лицо не предвещало ничего хорошего, и папа от страха стал карабкаться по водосточной трубе дома наверх. Достигнув головокружительной высоты, он замер. Теперь ужаснуться настал черед бабушки.

– Бобочка, спускайся вниз, смотри, какую я тебе плюшечку купила, ах, какая вкусная! – ласково уговаривала она паршивца, а сама думала: «Только спустись – я тебе задам на орехи!»

Но когда герой очутился на земле, весь гнев Ирины Алексеевны прошел: долго сердиться она не умела.

Итак, фотография 1923 года. Пока еще благополучная семья, детство, утопающее в родительской любви и достатке. Огромная квартира, по которой папа с восторгом, пугая домочадцев, катается на велосипеде. Это много позже будет развод Ирины Алексеевны и Семена Владимировича. Попеременная жизнь то в Киеве у мамы, то в Москве у отца. (Не правда ли, это перекликается с Володиной детской судьбой.) Потом будет и голод 1933 года. Будет трудное, в отличие от целеустремленного Семена, мужание младшего сына – бесшабашного смельчака и романтика Алексея Высоцкого, «Графа длинного» – одного из предводителей киевской озорной молодежи 1930-х годов. Запомнился рассказанный папой эпизод того времени.

Последний день пребывания Владимира и Варвары Королевых в Москве. С Александрой Высоцкой. 1963 г.

Нина Максимовна Высоцкая, жена Семена Владимировича Высоцкого. Середина 1930-х гг.

… В новом долгожданном костюме юный Алексей идет по Крещатику. Навстречу – приятель:

– Слушай! Какой костюм! Дай на пару дней поносить. Я как раз с девушкой познакомился.

Конечно же, папа дал. А через некоторое время друзья ему доложили: арендатор костюма разгуливает по Киеву и на вопрос, где достал, небрежно отвечает: «Так, у одного лопуха выдурил!»

Увлечение боксом очень пригодилось Алексею, когда он проучил нахала. Но именно за такие разборки младший брат Владимира Семеновича Исаак Соломонович не счел возможным рекомендовать Алексея Владимировича, курсанта-первокурсника Подольского артиллерийского училища, для вступления в партию. Зато в Семене Исаак Соломонович души не чаял.

Но Алексей связан не только, на теперешнем слэнге, с «крутой» молодежью. Он лучший друг Гули Королевой, в дальнейшем героини Отечественной войны, и ее будущего мужа, Алеши Пятакова. Оба Алексея любят искусство и, бывая в Москве, первым делом посещают музеи. «Я считал, что неплохо разбираюсь в истории живописи. Но Алешка Пятаков, – вспоминал мой отец, – у каждой картины сообщал такие интереснейшие подробности, что оставалось снять шляпу перед его эрудицией. В нем это закладывалось с детства: матерью-дворянкой, отцом, известным политическим и государственным деятелем, расстрелянным в 1937 году с клеймом «врага народа». Потом из-за отца сажают и Алешу Пятакова, и Гуля, оставив с матерью маленького сынишку, уходит в 1941 году на фронт. Она погибнет в 1943 году на подступах к Сталинграду. И эту полную трагизма главу для книги Елены Ильиной «Четвертая высота» напишет спустя много лет Алексей Высоцкий. С отцом Гули Владимиром Даниловичем, человеком редчайшей доброты, ума, и его женой Варварой Ивановной Алексей сохранит дружбу на всю жизнь.

Семен Владимирович Высоцкий

А в начале 1960-х годов в квартиру в Сивцевом Вражке, где жил Владимир Данилович, главный режиссер Московского драматического камерного театра, в юности – актер, игравший и друживший с Вахтанговым, папа приведет и Володю. Я помню лишь то, как Владимир Данилович, такой мягкий, такой добрый, такой свой, вырезал мне из черной бумаги разных забавных человечков настолько виртуозно, что казалось, они сейчас оживут. И я, пока папа, Владимир Данилович и Володя беседовали, была полностью поглощена игрой. К сожалению, больше о том дне моя память ничего не сохранила. А вскоре Владимир Данилович и Варвара Ивановна переехали в Минск.

Сергей Максимович Серегин (10.06.1904 – 04.03.1964)

Поразительные люди… Одно воспоминание о которых надолго согревает сердце.

Они встретились в 1935 году. Она – будущая мать знаменитого поэта, а тогда Ниночка Серегина, очаровательная, с точеной (ей не раз предлагали быть натурщицей) фигуркой переводчица из «Интуриста», и он, Семен Высоцкий – студент политехникума связи. История повторилась. Мою бабушку, Ирину Алексеевну Бронштейн, с ее будущим мужем Владимиром Высоцким познакомил брат. И Нину Максимовну с любовью всей ее жизни также знакомит брат, однокурсник Семена Владимировича – Владимир Серегин.

Слева направо: Александра и Владимир Серегины с детьми Ларисой и Всеволодом

Ниночка Серегина – умна, начитанна и романтична. Она ведет дневник, записывая в него все мало-мальски значимые события. После встречи с Семеном она выводит такие строки: «На этой улице, где еще, быть может, бродят тени великих людей прошлого, я увидела мальчика с удивительными, синими глазами…»

Дневник так и остался лежать открытым на столе. На другой день Семен прочел о себе красивые эпитеты и, весьма польщенный, дословно передал их папе.

Нина Максимовна хорошо знала прошлое Москвы. В самом деле, на 1-й Мещанской, ведущей свое начало еще с XVII века, жили необыкновенные личности: сподвижник Петра I Яков Брюс, издатель знаменитого «Московского телеграфа» Николай Полевой, прославленный сыщик конца XIX века Андрей Смолин, которого все уважительно называли «сухаревским губернатором», поэт и ученый – Валерий Брюсов.

Обо всем этом она рассказывала Семену Высоцкому, а он дополнял повествование неизвестными фактами, демонстрируя не меньшую эрудицию.

Блестяще образованный, веселый, остроумный, он забрасывал ее смешными анекдотами и историями, в зависимости от изображаемого персонажа забавно менял тембр голоса, манеру произношения слов. Играл на рояле, пел для нее Вертинского. А его красивые с поволокой глаза все глубже и глубже проникали ей в душу. Им хорошо было вдвоем. Они ходили в театр, оперетту, а в 1937 году поженились.

Копии этих документов из Подольского архива Министерства обороны Российской Федерации предоставлены Ларисой Симаковой.

1938 год стал счастливым для Нины Максимовны и Семена Владимировича: у них родился сын. Первый внук Ирины Алексеевны Высоцкой. И она спешит выслать ему из Киева прелестное приданое, в котором и сфотографировали крошечного пухлощекого Вовочку.

По какой-то необъяснимой случайности этот снимок сделан, как сообщает давняя надпись, выведенная на обороте рукой Нины Максимовны, 25 июля 1938 года. Жизнь и смерть всегда рядом… Или как скажет Владимир в стихотворении «Мой Гамлет»: ««В рожденье смерть проглядывает косо…»

Существовало две копии этого снимка. Первая – Нины Максимовны – затеряется. До нас дойдет экземпляр, подаренный Ниной Максимовной своей подруге, которую она полушутя называла «крестной» Вовочки. Пройдет немало лет, прежде чем «крестная» отдаст этот снимок с символической надписью обратно Нине Максимовне.

Семен начинал на практике осваивать профессию связиста, профессию, которой он будет предан всю жизнь. И Алексей был, лейтенантом, выпускником Подольского артиллерийского училища, за короткий срок службы уже успевшим стать командиром батареи 265 корпусного артполка. До начала Великой Отечественной всего два месяца… «Алексей у нас дослужится до генерала, – вполне серьезно утверждал Владимир Семенович. – Ты, Семен, будешь у него под началом».

Но вышло все иначе…

Этот общительный симпатяга, любимец жильцов квартиры на Первой Мещанской, уже выступает с собственными «концертами». Читает стихи, а их, несмотря на юный возраст, он знает немало. Буквально через считаные дни Нину Максимовну с малышом ждет эвакуация на Урал. Суровое, тяжелое время. Работа на заводе, которая будет занимать у молодой матери по двенадцать часов в сутки. Лесозаготовки. Зимой пятидесятиградусные морозы, огромной силы ветры – суховеи. А потом – вновь военная Москва. Жизнь впроголодь… Ненасытные буржуйки, дающие так мало тепла…

Вову сфотографировали перед отъездом на Урал. И Нина Максимовна отдает квитанцию на получение снимка свекру. Правда, надежды на сохранность мало – кто знает, что ждет их завтра… Но – первое, что вручает ей при встрече в 1943 году педантичный, сверхобязательный Владимир Семенович, – фотография ее сына. Так благодаря ему она и дошла до нас…

Первые дни войны. Вове три года. Июнь 1941 г.

Дядя Леша и тетя Шура, как их называл Володя, встретились в первые месяцы войны. В дивизион, которым командовал Алексей Высоцкий, была назначена военфельдшером кубанская казачка – Александра Таран. Ее как медика призвали через две недели после начала войны. В это время она проходила практику в Джанкое. Мамина повестка не сохранилась. Но чудом уцелел этот бесценный документ у отца моего мужа, Михаила Григорьевича Шелепанова, замечательного отважного хирурга, спасшего во время Великой Отечественной не одну солдатскую жизнь…

Владимир Семенович (сидит) с сыновьями Алексеем и Семеном. Апрель 1941 г. Москва

Над проливом – небо черное от «мессеров». Мать, со слезами глядя на дочь, которую видит, быть может, в последний раз, тоскливо просит:

– Шурочка, останься…

Та с упреком восклицает:

– Мамочка, но меня же призвали!

Алексей и Александра Высоцкие. 1943 г.

Алексей Владимирович, всегда во всех профессиях отдававший приоритет мужчинам, узнав о назначении к нему недавней выпускницы техникума, в присутствии подчиненных обронил: «Ну вот, только дамочек мне здесь не хватало!»

Маме тотчас передали его слова. Проходит день, другой – военфельдшер Таран остается в медчасти. Пришлось Алексею Владимировичу самому идти за своей подчиненной. Так они впервые встретились. И эта встреча решила их судьбу.

И хоть то было тяжелое время, про такие браки говорят, что они вершатся на небесах.

А затем страшное лето 1942 года. Александра везет очередную партию раненых из санитарной части в станицу Курчанская. Там располагался военно-полевой госпиталь. Многие километры по вспаханной снарядами степи. Некогда золотистой, теперь – уродливо-черной. Сколько ребят она еще успеет доставить сюда. Вытащенных с передовой, отвоеванных у смерти. Наконец показался госпиталь. Взвизгнули тормоза, машина остановилась. Вот уже бегут санитары с носилками. И вдруг – ужасающий грохот, дым. Груда развалин, сотни исчезнувших с лица земли человеческих жизней. В следующую секунду в глаза ударяет ослепительное пламя. И провал… Потом во время операции врачи удивлялись: «Где ее только черти носили!» Столь многочисленны были ранения, осколки, засевшие в теле, глазах. Медленное выздоровление… Она хандрит: «Как же теперь…» Мудрый старик-хирург искренне, даже чуть зло укоряет ее: «Чого плакаты? Божо стильки дав. Яка лялька!»

Повестка Михаила Григорьевича Шелепанова

И все эти месяцы она числилась в списках убитых, в свою очередь считая погибшим мужа. На имя дедушки в Москву она посылает на всякий случай открытку, в которой деликатно интересуется: «…Пишет ли Вам сын?» Это послание обнаружит Семен Владимирович, тогда – старший лейтенант связи, адъютант начальника Главного Управления связи Красной Армии, с сентября 1942 года по август 1943 года служивший в Москве при Генштабе. Узнав о «воскрешении» невестки, он немедленно сообщает об этом брату, всячески маскируя и разбивая шифром послание: «Твоя жена жива. Находится Ростов. Станиславского, 188».

Алексей Высоцкий в 1942 году – майор, командир дивизиона. Весть о гибели жены потрясла его. Понятие «собственная жизнь» перестало существовать. Он придумывает и осуществляет с помощью своих ближайших друзей, Лени Долгинского и Саши Плоткина, самые отчаянные операции. Словно ищет смерти. За взятие станицы Анастасиевская, превращенной гитлеровцами в крупный опорный пункт сопротивления «Голубая линия», Алексея Владимировича могли отдать под трибунал (операция была настолько рискованна, что он не согласовал ее с командиром полка), а могли присвоить звание Героя. Григорий Львович Гутин, командир полка*, понял и оценил мужество подчиненного: «Леша, Героя дать не могу. Скажут, мол, еврей еврея награждает!» Дали первый из трех последующих орденов Красного знамени. И вновь дерзкие операции Алексея Высоцкого и его друзей против врага. Жизнь, где погасло самое главное для него чувство – любовь. Внезапно бездну горя и отчаяния разрывает телефонограмма брата, что Шура жива. Жива!..

Мой свекор, военный хирург Михаил Григорьевич Шелепанов

Военный билет Александры Ивановны Высоцкой

Вместе с Сашей Плоткиным он мчится к Гутину.

– Все ясно, – подытожил командир полка короткий разговор. – Плоткин заменит вас: до Ростова и обратно достаточно трех суток… Как, машина у вас надежная? Пожалуй, возьмите трофейный “Опель”.

– Спасибо! – горячо поблагодарил Алексей. – Я вам обязан половиной жизни.

– Половиками не принимаем, – пробасил Гутин. – Счастливого пути.»

…Ростов. Нужная улица Взволнованный Алексей нажимает кнопку звонка. Открывает хозяйка, женщина лет сорока. Рядом с ней ее дочь. Да, действительно, у них живет такая девушка… Где она сейчас? Ушла в город за пайком, который выдают военнослужащим.

Александра Ивановна Высоцкая. 1941 г.

Открытка, посланная Владимиром Семеновичем-старшим Алексею и Александре Высоцким

…Он ищет ее глазами в огромной очереди. Наконец находит. Она… Сквозь фальшь одежды с чужого плеча прорывается природная грация, красота.

– Шура!!!

Высокая стройная фигурка качнулась, словно готова была упасть. Стремительно обернулась. И… столько веры и неверия, столько счастья и боли было в этом крике, что всколыхнулась вся очередь.

– Леша!!! – и тут же голос гаснет. – Вот видишь, – указывает на пустой рукав, – что со мной…

– И только?!!

И только. Жива! Жива!

И вот она вновь рядом с мужем, на фронте. До последнего дня войны…

Это любовь. Настоящая. Которая ушла только со смертью моих родителей. И даже не ушла, так как я верю в бессмертие души, а перешла в иное качество. Вместе с ними…

Я эту историю впервые услышала, когда была совсем маленькой, лет пяти-шести, в Киеве. Мама рассказывала ее Наталье Ивановне, очень близкому нашей семье человеку, бабушкиной помощнице. Потом присутствовала, когда с неистовой жадностью расспрашивал о мамином «воскрешении» Володя. Теперь понимаю: он как большой художник увидел сюжет потрясающей самоотверженной любви. А как молодой мужчина – пример, который заставит его искать свою половину. Ту, что за ним и в огонь, и в воду. И в лице Марины он обретет ее…

И никто из близких, кроме Саши, Володи и меня, не знал, что всю войну за Александрой Ивановной ходило дело «СМЕРШа». В 41-м, сразу после ее назначения в дивизион, к Алексею Владимировичу на переправе в Керчи подошла местная жительница Ольга Зотт. «А вы знаете, что Таран – дочь врага народа? Его расстреляли. Они даже фамилию поменяли – стали Тарановыми». Высоцкий поблагодарил бдительную гражданку за содействие и, вернувшись в часть, вызвал Александру Ивановну. Спросил, верны ли сведения фискалки. «Да, это правда», – ответила мама. И тогда Алексей Владимирович, едва знавший своего военфельдшера, посоветовал: «Запомните. Об этом никогда и никому – ни слова».

Чудовищный приказ № 00447 наркома внутренних дел Ежова… В результате – с 1936 по 1938 год 700 тысяч арестованных с перспективой расстрела или ссылки. Дедушку и бабушку Александры Ивановны как изменников Родины по решению «тройки» вывели во двор в Тамани и расстреляли. Отца, мать и четверых детей сослали в Омскую область. Они рыли землянки, голодали. Тайком вернулись в Керчь. И – вскоре донос. Расстреливают отца.

Александра Высоцкая и Марлен Матвеев. 1943 г.

Дом, в котором жили Высоцкие в Мукачево. Этюд Н. Ергалкина

Дело «СМЕРШа» нашло Александру Ивановну лишь в 51-м в Мукачево. Папу вызвал начальник политотдела бригады и показал папку: «Вот, на Александру Ивановну пришло…»

После того как Алексей Владимирович просмотрел гнусные листки, Ермаков (к сожалению, не помню его имени) бросил их в горящую печку…

Семену Владимировичу я рассказала об этом лишь в 97-м. Он оторопел: «Почему же Леша меня не посвятил?»

Ответила: «Не хотел вас расстраивать».

Как Семен Владимирович помог папе вновь обрести маму во время войны, так и мне он помог один раз спасти моего мужа, Александра Шелепанова. В 92-м Саше поставили диагноз инфаркт в нашей районной поликлинике. Соответственно и лечили. Саше становилось все хуже. Я плача обратилась за помощью к дяде. Он растерялся: «Если бы Саша был военным, мы бы его в Бурденко. А так – не знаю, что и делать… Хотя постой…» Семен Владимирович подключил Иосифа Кобзона. Тот – врачей из 15-й Градской. И через месяц – Саша на ногах. Всегда буду благодарна за это дяде Сене, Иосифу Давыдовичу, врачам…

Тридцать пять лет длилось счастье моих родителей. Их военный подвиг и неподвластные времени чувства друг к другу вдохновили писательницу Евгению Евдокимову на прекрасный рассказ «Алексей и Александра», опубликованный в 1975 году в сборнике «Данко» (М., «Молодая гвардия»).

Сколько раз я была свидетельницей глубоких признаний в любви и уважении к моим родителям со стороны Володи.

Алексей Владимирович Высоцкий. Москва. 1940 г.

И никогда они не звучали напыщенно, быть может, благодаря лишь его особой, мягкой шутливости, которая сообщала происходящему простоту и естественность. А в 80-м, как последний аккорд этих чувств, как эстафета, взятая у мужа, прозвучали такие короткие, но значимые слова Марины Влади, обращенные к Александре Высоцкой: «Я вас очень… очень люблю и бесконечно уважаю…» Тогда мы поминали ушедшего от нас Володю.

В 43-м Алексея Высоцкого направляют в высшую офицерскую школу на отделение начальников штабов тяжелых бригад. Пользуясь случаем, он передает отцу написанное на вырванных из блокнота страничках послание. Владимир Семенович сохранил его, и после смерти дедушки оно вместе с другими документами попало к нам… Короткие строки блестяще демонстрируют характер Алексея Высоцкого. Стремление учиться да и вообще все делать только отлично. Всегда, при любых обстоятельствах думать о других. В данном случае – о тех, кто так же как и он, на короткое время оставляет фронт, чтобы, овладев новыми знаниями. продолжать громить врага. Приведу это письмо:

03.01.43

Дорогой отец!

Попал в группу, о существовании которой даже не подозревал, одним словом, очень доволен. Преподаватели прекрасные, командование также.

Допустил большую ошибку: не подумал о бумаге и т. д.

Убедительно прошу приготовить:

1. Бумагу (тетради, листки) как можно больше (любой).

2. Табак, желательно несколько пачек папирос.

3. Чернила.

Приеду 16-го, прошу тебя особенно в отношении бумаги.

Можно ли будет через тебя достать бумаги на 15–20 человек в каком-либо учреждении за наличный расчет? Одним словом, как-либо. Если – да, изумительно. В противном случае – хотя бы для меня.

Без бумаги учеба здесь немыслима. Тем более, если желаешь усвоить все отлично.

Еще раз прошу тебя подумать об этом и сделать. Я знаю, что для тебя нет ничего невозможного. Ты себе не представляешь, как я доволен, я никогда не полагал, что так получится.

Жму крепко руку, целую.

Алексей.

P. S. Как дела с пропиской и паспортом Шуры?

И строки, обращенные к жене:

Родная!.. Как себя чувствуешь?

Наверно тоскуешь?

Я прекрасно понимаю твое состояние, но сейчас тебе придется запастись терпением. Эти три месяца будут очень серьёзными и напряженными, я решил использовать это время до предела. В Москву ездить не смогу, ибо хочу отдать все время учебе, чтобы не ударить в грязь лицом. Убежден, что ты меня поняла… (см. фото).

Алексей и Семен Высоцкие. Семен в кителе Алексея. Снимок предназначен для родителей. Германия. 1945 г.

Конец войны. Германия. Какое счастье для родителей. Оба сына, доблестно сражавшихся за Родину, живы… Ирина Алексеевна так и не снимает с груди до конца своих дней заветную кожаную ладанку с молитвой о здравии ее дорогих мальчиков, надетую в первые дни Великой Отечественной…

В этот период отношения между братьями были особенно теплыми и искренними. Семен Владимирович с гордостью представлял брата сослуживцам «Мой брат – Алексей Высоцкий, герой-артиллерист…»

В дальнейшем, когда военная карьера моего отца оборвется, восторга со стороны старшего брата по отношению к младшему заметно поубавится.

В конце мая 45-го Семен Высоцкий случайно оказался в пути в одном купе с прославленным полководцем, генералом армии Иваном Ефимовичем Петровым. Естественно, говорили о войне. Оказалось, что майор – старший брат того самого Высоцкого. При прощании Петров просит передать Алексею небольшое письмо. Особенно важны здесь слова: «…весьма рекомендую пойти на учебу». Это серьезное подтверждение того, что Алексей Владимирович был незаурядным офицером.

27 мая 1945 года.

Генерал армии И. Е. Петров.

Дорогой тов. Высоцкий!

Ваш брат передал мне от Вас привет. Взаимно шлю привет и пожелания дальнейших успехов. Теперь можно считать, что немцы полностью платят “крупной монетой” за все те муки и страдания, что причинили они нам.

Желаю еще доброго здоровья и весьма рекомендую пойти на учебу.

Будьте здоровы. Жму вашу руку.

Ив. Петров.

…Их знакомство состоялось в самые трудные первые дни войны. Во время героической обороны Одессы, летом 41-го. Не стану пересказывать эту встречу. Приведу лишь короткий отрывок из документальной повести Алексея Высоцкого «И пусть наступит утро». Поясню, что Сергей Березин – имя, фигурирующее во многих произведениях отца, – псевдоним самого Алексея Высоцкого.

Березин обернулся и увидел крупное лицо уже немолодого человека с седыми висками и в пенсне.

Это еще кто? – удивился Сергей, с любопытством рассматривая рослого бойца в выцветшей гимнастерке. – Неужели и такой возраст призвали?

– Вы куда, товарищ?

Красноармеец, по-видимому, не расслышав вопроса, вынул из кармана платок; тяжело дыша, он протер лицо и пенсне.

– Артиллерист? – вместо ответа сказал он, внимательно посмотрев на Березина. – Покажи-ка мне, где противник?

На «ты»! Вот чудак, сразу видно, штатский.

– Вы осторожнее, – сказал Сергей, – противник рядом… Возьмите бинокль, восьмикратное увеличение, трофейный, все видно как на ладони.

– А кто командует вашим полком? – спросил “приписных”, как мысленно окрестил его Березин, и, осмотрев позиции гитлеровцев, возвратил лейтенанту бинокль.

– Богданов! Майор Богданов, – поправился лейтенант.

– А., Богданов. Где же он сам?

– На своем НП, рядом с нами. – Сергей отрезал ломоть от арбуза, принесенного на копну вездесущим Прониным, и протянул его красноармейцу. – Попробуйте.

Гость молча взял, но, откусив, сделал гримасу:

– Недозрелый

– Вместо воды, – рассмеялся Сергей, – привыкнете. – Он улыбнулся красноармейцу и спросил: – А вы что, по призыву?

– Ж-ж-ж-и-их… – просвистели над их головами пулии.

– Ого! – пригнул голову “приписник”. – Так и убить могут.

– Запросто, – подтвердил Березин. – Война, знаете, дело серьезное.

– Да ну? – В этом возгласе Сергею послышалась ирония.

Впереди, где были позиции чапаевцев, вдруг разорвалось сразу несколько мин., и скоро все поле заволокло дымом.

– Атаку готовят, – сказал лейтенант, прислушиваясь к приближающемуся шипению летевших мин.

– Ты думаешь? – поднял бинокль “приписник”.

– Уверен! – буркнул Сергей. “Еще на «ты» называет меня, а видит же, что лейтенант…” – Танки, – вдруг всполошился он.

– Вижу, – спокойно подтвердил собеседник. – Как только выйдут из лощины, дай огонька.

Ого! – подумал Сергей, – уже приказывает!”

– Простите, а кто вы? – официальным тоном спросил Сергей

– Я? Петров!

– Какой Петров? – переспросил лейтенант.

– Командир Чапаевской дивизии генерал Петров.

У Березина округлились глаза.

– Да ты погоди, не прыгай. Ложись. – Генерал рывком прижал к скирде лейтенанта, пытавшегося вскочить и отдать ему честь. – Убьют…

Об этом маленьком инциденте Сергей решил не докладывать Богданову, а подробности боя командиру полка пересказал сам Петров, вернувшийся через час из боевых порядков своей дивизии.

– Спасибо, – сказал он Богданову. – Мои орлы очень довольны. Они видели. Первый же снаряд разорвался над головами гитлеровцев. А те шли колоннами, как на параде, со знаменами… Ну и дали же ваши им жару! У тебя все батареи так стреляют?

– Лейтенант Березин, тот, что вел огонь, – самый молодой из командиров батарей