Текст книги "Сокровище в пелёнках"

– И кем я буду в этой жизни? – накатившая внезапно злость заставила повысить голос.

– Собой, – похлопав меня по плечу, ответила она, – той, которой была рождена.

Старушка взмахнула рукой, и посреди комнаты засеребрился женский образ, в котором не трудно было узнать себя – юбка карандаш, белая блузка, распущенные волнистые волосы, голубые глаза. Но это было ещё не всё. Рядом с первым силуэтом, засеребрился второй… тоже я, но взгляд более надменный, хищная улыбка на губах, волосы собраны в высокую причёску, а грудь стянута корсетом, заканчивающимся пышной юбкой. Эти два образа, замерцав, внезапно наложились друг на друга, становясь единым целым.

– Теперь твоя душа вновь едина, – торжественно произнесла бабуня, но почему-то её слова не вызвали во мне особой радости.

– И что мне теперь делать? – усталость навалилась с новой силой, давя неподъёмным грузом на плечи. Я чувствовала себя потерянной и разбитой. Тело ломило от ночных кроссов по лесу, а душа будто оцепенела, не в силах принять такую реальность.

– Жить, конечно же, а мы тебе поможем, – улыбнулась бабуля.

– Кто, мы?

Вместо ответа она кивнула на дверь, которая тихонько скрипнув, открылась. В проёме стоял… дед, тот самый, который учил меня обращаться с ружьём, объяснял законы природы, который пропал без вести семь лет назад.

Или не пропал..?

Этой дилеммы моё измученное сознание уже выдержать не смогло, отправившись в благодатную тьму, оставив на потом решение всех проблем – и настоящих, и будущих. А в том, что они будут, сомневаться не приходилось. Не зря же бабуня упомянула тот факт, что не каждый мужчина спокойно может жить, если вдруг узнает, что кто-то зачал от него ребёнка без его на то позволения.

И почему мне кажется, она лукавит, говоря о том, что не знает, кто отец ребёнка?

Глава 3

Темнота выпускала из своих объятий постепенно – то рассеиваясь, то снова накрывая непроглядной пеленой. Не знаю, сколько бы в итоге моё сознание блуждало от реальности к забвению и обратно, если бы ни детский плач, заставивший подорваться на месте. Он как маяк вёл меня сквозь тьму, направляя и помогая сбросить сковавшее тело оцепенение.

Как следует проморгавшись, я обнаружила себя сидящей на кровати, рядом с которой к потолку, вернее к несущей деревянной балке, была подвешена плетёная люлька, где возилось моё маленькое сокровище.

Похоже, старшее поколение поработало здесь на славу, пока я находилась в отключке. Но сейчас в доме кроме нас двоих никого не было.

– Иди сюда моё солнышко, – заворковала я, потянувшись к ребёнку, с умилением глядя как малышка, поворачивая голову из стороны в сторону, ищет грудь, открывая и закрывая маленький ротик. – Моя сладенькая, моя кхм… мокренькая.

Кусок простыни, в которую была завёрнута девочка, был мокрым насквозь, пришлось спешно перепеленать, прежде чем приложить к груди, набухшей от молока. Я была так счастлива, что мой организм реагирует на малышку, воспринимая её как своё дитя, что даже не подумала положить себе что-то на колени, и вспомнила об этом лишь к концу кормления, заслышав в очередной раз тихое журчание.

Эх, сюда бы сейчас современные впитывающие подгузники… Но, увы, подобного добра здесь в наличии не было.

– Так я скоро останусь без простыней, а заодно и без сухой одежды, – пробормотала, осторожно переложив малышку на кровать, чтобы поискать, во что её перепеленать в очередной раз.

– Давай, что ли, покажу тебе небольшую хитрость, – голос бабуни прозвучал как гром среди ясного неба и только то, что я была занята поисками, помогло сохранить спокойствие, не подпрыгнув на месте от испуга.

Откуда она взялась, если пару секунд назад её в доме не было?

– Откуда-откуда… от верблюда, – проворчала она, подходя ближе.

– Ты что, читаешь мои мысли? – такому повороту событий я бы даже не удивилась: одним чудом больше, одним меньше… уже не знаешь чего ждать.

– Тут и читать не нужно, у тебя на лбу всё крупным шрифтом написано, – произнесла она, хихикнув. – Ладно, не отвлекаемся, смотри, берём старую, но, естественно, чистую простынь, рвём на квадраты, примерно метр на метр, удаляя швы, затем сворачиваем треугольником, – бабуня ловко продемонстрировала сказанное. – Расстилаем полученный треугольник основание вверх и, соответственно, вершинкой вниз. Перекладываем ребёнка примерно на середину так, чтобы край ткани находился в районе талии. Вершину этого матерчатого треугольника пропускаем между его ножек, оставляя их свободными, и заворачиваем получившийся тряпочный подгузник как конвертик. Таким образом, всё добро, которое тебе скоро преподнесут, останется на нём, не испачкав пелёнку, одеяло, подушку, тебя заодно. В общем, учись, молодая мамочка, а то элементарных вещей не знаешь.

– Спасибо, – старательно всё повторив, улыбнулась я, но тут же нахмурилась. – Так как ты здесь появилась? Я точно знаю, что в доме тебя не было, и дверь входная не открывалась.

– Дина, деточка, – старушка покосилась в мою сторону, ожидая реакции, но я промолчала: хочет так называть, пусть, её дело, и ежу понятно, что нас с Дилайной намеренно назвали похожими именами, чтобы было одинаковое сокращение, – я хранительница рода – не человек, а духовная сущность, способная принимать материальную форму в любом месте, в любое время.

– И сколько тебе лет, духовная сущность? – стало любопытно, так почему бы не спросить.

– Ты вообще в курсе, что подобные вопросы женщинам задавать бестактно? – но получив вместо ответа моё «фи», в виде довольно громкого смешка, подняла глаза к потолку и, с обречённым видом ответила, – больше тысячи лет. И, кстати, прошу не применять ко мне шутки про сыплющийся от старости песок.

– Даже не думала, – равнодушно пожала плечами, перестилая люльку, и укладывая в неё задремавшую кроху, пахнущую молоком, которая уже безраздельно властвовала в моём сердце, размышляя при этом совершенно о другом. – Скажи, если объявится отец ребёнка, он сможет забрать его у меня? Я же вроде как не настоящая мать. Или какие-нибудь местные органы опеки, если таковые имеются?

– А кто-нибудь сможет теперь это доказать? – бабуня ответила серьёзно, без свойственного ей сарказма. – Пойми, вы с Дилайной абсолютно одинаковые – один набор ДНК, цвет глаз, родинки в тех же местах… Шрамов у неё не было, да и у тебя, вроде как, отсутствуют. Характеры, правда, разные – это да, но сейчас душа стала вновь единой, а это значит, что присущие Дилайне черты проявятся и в тебе. Так что если сама не растрепишь, что малышку рожала не ты, ни один маг, каким бы он сильным не был, не сможет уличить тебя в обмане. Даже ваши прославленные врачи, при анализе подтвердят, что на девяносто девять и девять десятых процентов она твоя дочь. Живи, деточка, живи и радуйся, что судьба предоставила тебе этот шанс.

Бабуля исчезла, словно её здесь и не было, оставив меня наедине с собственными мыслями. Коснувшись люльки, в которой спала моя кроха, я поклялась, что никто в целом свете не узнает правды. По крайней мере, лично от меня. С этой минуты и навсегда – я её родная мама. Главное, держаться подальше от тех мест, где раньше жила леди Ди, так, на всякий случай, и всё будет хорошо.

Ласковое солнце заглядывало в окно, пуская по стенам яркие лучи. Желудок упорно напоминал о том, что не мешало бы поесть, но сначала я всё же решила выйти за дверь. Если честно, было страшно: мало ли, что увижу там при свете дня, но рано или поздно я должна это сделать. Если то, что сказала бабуня, было правдой и это не Земля, а Эльтерра, мир, где я когда-то родилась, то здесь мой дом, поэтому нужно обживаться. Найти какое-нибудь дело, чтобы не сидеть на шее у деда сложа руки, и растить дочку.

Дочка… Какое же значимое это слово, затрагивающее тончайшие струны женской души. Несмотря на диагноз врача, я всем сердцем верила, что когда-нибудь узнаю – каково это, быть мамой, и судьба преподнесла мне такую возможность, упускать которую, я не собиралась.

Отбросив сомнения, распахнула дверь. Ясное голубое небо ничем не отличалось от привычного земного, впрочем, как и солнце, и ветер, пахнущий луговыми травами. Можно было бы подумать, что я по-прежнему нахожусь в заброшенной деревеньке, куда приехала несколько дней назад, если бы не огромный белокаменный замок, с множеством башен и переходов, возвышающийся на холме.

Насмотревшись на чудо архитектурного строения, из распахнутых ворот которого выходили люди, напоминавшие отсюда муравьёв, я перевела взгляд на двор. Высокая трава застилала всё вокруг густым зелёным ковром, колышущимся на ветру по всему периметру. Навскидку она была мне по пояс, а кое-где и выше, переходя в самый настоящий бурьян. Справа стоял покосившийся сарайчик, с приютившейся к стене поленницей под дырявым навесом, слева шелестели листвой три яблони с крупными, спелыми яблоками, и лишь узкая тропинка, ведущая от крыльца к воротам, говорила о том, что сюда иногда захаживают люди.

Кругом ощущалось запустение, но трудностей я не боялась, ведь у меня теперь есть моё маленькое сокровище, спящее в люльке, ради которого стоило жить.

Урчание в желудке повторно напомнило о том, что неплохо было бы перекусить, прежде чем окунаться с головой в новую жизнь, наполненную трудовыми буднями, и румяные яблочки показались вполне подходящим для этого вариантом.

Я не шла, а буквально плыла по зелёному ковру, раздвигая руками высокую траву, и даже успела пожалеть, что решилась на такой опрометчивый поступок, когда за забором послышался тихий шёпот.

– Да говорю же тебе, здесь никто давно не живёт, хватит трястись как девчонка, – убеждал своего товарища, судя по голосу, подросток, – наберём яблок и пойдём обратно в академию.

– Ага, как же, никто не живёт, я слышал нечто другое, – не поддавался на провокацию тот самый товарищ.

– И что же? – фыркнул первый. – Поделись информацией, может, я чего не знаю.

Да-да, поделись, мне тоже интересно, а то хожу здесь, как у себя дома.

Я даже тихонько подкралась к самому забору, чтобы лучше слышать, забыв о первоначальной цели, чувствуя себя шпионом из фильма.

– Говорят, что когда-то здесь жила самая настоящая ведьма и что ночами её неупокоенная душа бродит по окрестностям в поисках новых жертв. А вчера Эдгар возвращался поздно в академию и сказал, что слышал плач младенца, раздающийся с этой стороны.

– Врёт твой Эдгар, – возмутился зачинщик, – я уже ни в первый раз беру здесь яблоки и никого никогда не видел. И вообще, то была ночь, а сейчас день. Струсил, так и скажи, я сам полезу, но потом не проси: делиться не стану.

Забор был достаточно высокий, пришлось поднять голову, чтобы встретить гостя, так сказать, лицом к лицу. В конце концов, теперь я здесь хозяйка, и обязана защищать вверенные мне предками владения. Правда, защищать особо-то и нечем: я с собой не то, что ружьё, даже палку не взяла, но хоть просто обозначу себя. Да и мальчишки они, не дело ружьём перед ними размахивать.

Над забором показалось веснушчатое лицо, увенчанное рыжими кудрями, с вздёрнутым курносым носом. Всё внимание паренька было сосредоточенно на румяных яблоках, и я его прекрасно понимала: они так и манили, будто говоря: «Съешь меня».

Потянувшись к самому большому, мальчишка перегнулся через забор, но яблоко просто так сдаваться не хотело и, сорвавшись с ветки, упало прямо мне в руки. Сморщив лицо, тот проследил за ним взглядом и… увидел меня.

– Бу… – начала я, но заливистый вопль ударил мощной волной по барабанным перепонкам, не дав договорить слово до конца.

Как назло одежда зацепилась за край забора, но помехой это не стало, поскольку парнишка так рванул, что даже не заметил, как оставил мне на память целый клок добротной ткани.

Улепётывали они, судя по звуку, без оглядки.

– И дня здесь не пробыла, а уже пугаешь местных студиозов, – раздавшееся за спиной знакомое ворчание уже не вызвало ни капли страха, похоже, потихоньку привыкаю. – Бу… додумалась…

– Я хотела спросить «будешь», но мне и рта раскрыть не дали, – отмахнулась я и, потерев отвоёванный фрукт о футболку, надкусила румяный бочок. – М-м-м, какая вкуснятина. Кстати, это не ты ли та ведьма, что бродит здесь ночами в поисках очередной жертвы? – хитро прищурив глаз, наслаждаясь невероятно-сочным вкусом яблока, уточнила я. – Уж больно подозрительным кажется рассказ мальчишки.

– Ну, а что ты хотела, – расплылась в улыбке бабуня, – если бы я старательно не поддерживала слухи, за двадцать пять лет, прошедшие с твоего рождения,  здесь бы от дома ничего не осталось: растащили бы давно по брёвнышку, а так, целёхонький стоит, живи на здоровье. Так что не забудь сказать спасибо.

– Скажу, потом, когда-нибудь – направляясь к дому, ответила я, – если за мной не придут, чтобы сжечь на костре из-за твоих слухов.

– Глупости, – отмахнулась старушка, – ведьм здесь уважают, хотя и побаиваются тоже. Да и какая из тебя ведьма? Ты совсем из другого теста сделана.

– Ладно, поживём-увидим, – философски подняв палец кверху, заявила я, – а пока… Может, поможешь мне? Объяснишь хотя бы как печку зажечь, где воды взять ну, и так, по мелочам…

– Эх, говорила я мужикам, что нельзя тебя было в город увозить, но они же упёртые как бараны, что дед, что твой папаша, – на последнем слове наши взгляды встретились, но хранительница тут же отвела глаза в сторону.

– Бабунь, а если женщины нашего рода скрывают своих избранников, то кто был тот, кого все эти годы я считала своим отцом?

– Хороший вопрос, – вздохнула она. – Идём, будем дела делать, и заодно поговорим, а то ведь кроха твоя скоро проснётся, не забывай. Кстати, как её назовёшь? Без имени уже седьмой день живёт ребёнок.

Остановившись на полпути, обернулась к старушке.

– Как без имени? Я думала, леди Ди её уже назвала, но всё как-то не получалось спросить: то одно, то другое, – удивилась, даже забыв про яблоко, оставшееся недоеденным.

– Я бы знала, – пожала та плечами, снова поникнув, как, впрочем, каждый раз, когда разговор касался моего двойника, – так что подумай.

– Ты любила её? – вопрос казался риторическим, но стоило его озвучить, и я пожалела, что вообще открыла рот: бабуня сникла окончательно.

– Зачем спрашиваешь, если и так знаешь ответ? – проворчала она, но заметив, как я поджала губы, кивнула. – Понимаешь, я не так часто принимала материальный облик за всё-то время, пока являюсь хранителем рода. Когда ощущаешь солнце на своём лице, вдыхаешь аромат луговых трав, забываешь, что тебя давно уже нет. За последнюю четверть века я настолько привыкла быть человеком, общаясь с тобой и Дилайной, что стала воспринимать происходящее со стороны бабушки, а не бестелесной сущности, ровно относящейся ко всем представителям рода. Вы стали для меня как связующий мост с настоящей жизнью. Понимаешь? Заняли место в моём сердце. И вот теперь одной из вас нет… Да, я вижу её черты в тебе, улавливаю изменения в твоём характере, подтверждающие, что душа снова стала единой, но…

– Но боль так и не проходит, засев где-то глубоко внутри, – закончила за неё.

– Именно, – подтвердила она, но тут же тряхнув головой, сердито добавила, – пора приниматься за дела, нечего сопли распускать. Я знала, что так будет, шла к этому многие годы, и должна радоваться, что план удался…

– Ты меня пытаешься убедить, или себя? – остановившись у порога, уточнила я.

– Обеих сразу, – вздохнув, признала она. – Говорят, что время лечит, посмотрим.

– Увы, не лечит, лишь притупляет боль.

– Ты про отца? – сев на верхний порожек, спросила бабуня.

– Да. Но отец ли он мне?

– Отец, кровь от крови, плоть от плоти, – развеяла мои сомнения старушка. – Пришлось подключить его к делу вместе с дедом, рассказать всё, но он был хорошим человеком, понимающим, и как только узнал об отцовстве, просто расцвёл от счастья и вызвался сам растить тебя. С чего ты вообще решила, что он не родной?

– Подслушала один разговор, – скривилась, как от зубной боли, не желая вспоминать о предательстве, – бывшего жениха Марка и его любовницы Елены.

– Марка, говоришь, – задумчиво протянула та, – и Елены.

– Знакомые имена? – сразу подобралась я, будто охотничья собака, почуявшая след.

– Не то, чтобы знакомые… в общем, нужно подумать, – уклончиво ответила бабуня. – И вообще… кто воду собирался греть? Пелёнки стирать? Есть готовить? Поднимай попу, пора за работу.

Последующие полтора часа я училась рубить дрова, растапливать небольшую печурку, отыскавшуюся во дворе  в густой траве, неподалёку от дома.

– Летом здесь готовят еду, греют воду, – разъясняла старушка, – в доме будет слишком жарко, если использовать большую печь, да и тяги может не хватать по тёплой погоде, а нам дым в комнате не нужен. Здесь же, если сделать навес, и поставить магическую защиту от мух-комаров, станет вполне комфортно.

– Магическую защиту? А ты сможешь? – спросила, следуя по пятам и подмечая, что к чему.

– Я – нет, а вот ты, если постараешься, сможешь… когда-нибудь, – последнее было добавлено с усмешкой, но к её манере общения я уже привыкла, и не обижалась, вернее, старалась не обижаться, но иногда бабулечка превосходила в ехидстве даже саму себя.

Там же, неподалёку от уличной печи, нашёлся и ветхий колодец, с ледяной родниковой водой.

– Сруб нужен новый, – констатировала старушка, осторожно обходя по кругу ветхую конструкцию, – иначе развалится окончательно и засыплет ключи.

– Тут всё нужно новое, – пришла моя очередь ворчать, – куда не плюнь, всё сыплется и разваливается. Как тут вообще дед жил всё это время? Или он тут не жил?

– Не жил. Как вернулся с Земли семь лет назад, из-за того, что начал терять свой дар, устроился работать в магическую академию, – бабуля махнула рукой в сторону белокаменного замка, – нашёл там себе повариху, так и с концами. Любовь  у него, видите ли, на старости лет. Седина в бороду… Тьфу… Но ты и сама справишься, – беспечно отмахнулась родственница, – если никто не помешает.

– А есть тот, кто может помешать? – иногда меня так злили её недомолвки, что готова была зубами скрежетать.

– Есть…

– Ба-а-а… – взвыла я, так и не дождавшись продолжения. – Знаешь такую пословицу: «Предупреждён – значит вооружён?».

– Даже если будешь предупреждена, с этим человеком ты не справишься точно, – глухо ответила она, – так что живи, а я постараюсь, тебя оградить от нежелательных элементов.

– Успокоила, – фыркнула, понимая, что больше не вытяну из неё ни слова. – Эх, нет бы, чтобы сразу всё рассказать, разложить по полочкам.

– И смотреть, как ты будешь шарахаться от каждой тени или падать в обмороки от нервного истощения? Нет, уж. Так и молоко может пропасть, а тебе дитятку кормить надобно. Здесь, в этой глуши, ты в безопасности, поверь.

Верить хотелось, но после её слов глубоко в подсознании засела тревога, от которой никак не удавалось избавиться. Мысли опять вернулись к отцу малышки. Другого варианта, кого следует опасаться, у меня пока не было. Интересно, кого леди Ди выбрала в кандидаты? Если судить по амбициозно-отвратительному характеру, доставшемуся ей при разделении души, то кого-то очень влиятельного и опасного. Не самый лучший выбор, особенно для меня.

Дела спорились. Несмотря на ветхий сруб колодца, воду набрать удалось, впрочем, как и растопить печку. За сараем отыскался мыльный корень, который здесь используют для хозяйственных нужд, так что даже пелёнки выстирать успела, не до кристальной белизны, конечно, но главное, что чистые.

Протянув найденные в сундуке верёвки между яблонь, и развесив бельё на просушку – благо ветер стих, а то ведь прищепки найти так и не удалось, – я возвращалась к дому, когда калитка, скрипнув, известила о госте.

Глава 4

Время пролетело незаметно, в повседневных делах и заботах. Судя по солнцу, уже давно перевалило за полдень, а я так и не присела, и даже не поела, поэтому настроение, надо признать, опустилось к отметке «ниже среднего».

Непривычные к грубому труду руки побаливали от появившихся мозолей, а ноги гудели от беготни, причём, вполне обоснованной – то дров наколи, то воду принеси, то постирать не забудь, то развесь бельё. А ведь я ещё не убирала, не готовила есть… И как раньше женщины всё успевали? Даже не представляю. Но, судя по объёму предстоящей работы, у меня ещё всё впереди.

– Доброго дня, хозяюшка, – здоровенный детина, едва протиснувшийся в покосившуюся калитку, выглядел угрожающе – пудовые кулаки, широченные плечи, рост под два метра, и всклоченная борода, с застрявшими в ней сухими листьями, которая, как заключительный штрих, могла бы запросто дополнить картину «Разбойник с большой дороги», если бы не открытая, немного щербатая улыбка, и задорный блеск по детски ярких голубых глаз.

– И тебе не хворать, – пробормотала я, закончив осматривать парня с ног до головы. Инстинкт самосохранения подрёмывал на закоулках сознания, не подавая никакого сигнала, а это значило, что бояться мне не стоит, по крайней мере, пока…

– Мы тут с вашим дедом Захарием ходили на охоту, в общем, вот, – гость скинул заплечный мешок и вытащил свёрток из листьев лопуха, в которые была завёрнута пара куропаток, – он просил передать вам к обеду. Сам же наведается в гости вечером. Вы… это… если надо чем помочь по мужской части… в смысле гвоздь прибить, или починить что, не стесняйтесь, обращайтесь, мы с женой по соседству живём.

Хотела тут же пожаловаться на старый колодец, но вспомнила одну немаловажную деталь – платить за работу мне было нечем.

– Буду иметь в виду, большое спасибо, – поблагодарила парня, подходя ближе, чтобы забрать дичь, – и за гостинец от деда тоже.

– Да не за что, – беспечно пожал тот плечами, передав свёрток из рук в руки, но уходить не торопился, переминаясь с ноги на ногу.

– Что-то ещё? – поторопила я его, поскольку в любую минуту мог раздаться призывный плач моей крохи, а я ещё не всё успела сделать из запланированного.

– Вы не могли бы посмотреть мою жену? Надиль на сносях и очень волнуется, говорит, что движений малыша почти не чувствует. Раньше он то и дело пинал её в бока, а теперь затих.

– Мне что сделать? – удивлённо заморгав, решила переспросить на всякий случай, вдруг не правильно поняла.

– Ну, вы же знахарка. Или, как там по правильному, по научному..? Целительница, вот, – смутился он. – Можете людей лечить, и всякое такое.

– Это кто ж тебе такое сказал? – удивилась ещё больше.

– Так дед ваш и сказал, – совсем стушевался парень, того и гляди ножкой начнёт шаркать, – я ему пожаловался, что так и так мол, а он: «Сил у меня маловато, не увижу что к чему, вот Динка моя, другое дело, она сможет, если захочет, конечно».

– Дед ошибся, я ничего подобного не умею, – разозлилась на старика.

Да как он мог? Зачем выдумывать такое, обнадёживать человека? Целительница… Вот же, старый хрыч.

– Вы, это, если думаете, что я не смогу отплатить ваши труды, что у меня нет денег – это не так. Я хороший плотник, и в долгу не останусь, – глаза парня потемнели, будто заледенели и за добродушием прорезался стальной характер. – Вы подумайте, а я вечером загляну.

Не дав время ответить, тот шмыгнул за калитку, прикрыв за собой дверь.

Ну, дед, ну, удружил. Мало на мою голову свалилось забот и неприятностей, а он ещё такие слухи распространяет. Зачем?

– Мальчик прав, – произнесла бабуля, появившаяся рядом из ниоткуда, – ты целительница, только ещё сама пока об этом не знаешь.

– Тот самый семейный дар? – фыркнула я, воспринимая её слова скорее как насмешку, а не как истину в последней инстанции.

– Тот, о котором могут знать посторонние, ведь шило в мешке не утаишь, и выход энергии давать придётся, чтобы не сгореть от её избытка, – ответ прозвучал без тени обычного ехидства, – рано или поздно дар всё равно себя проявит, так что будь готова.

– А есть тот, о котором не могут знать посторонние? – смеяться расхотелось окончательно, почему-то в память врезались именно эти слова, подтверждение или опровержение которых хотелось услышать прямо здесь и сейчас.

– Есть, – ответила бабуня, недовольно поджав губы, словно я пытаюсь выведать у неё секреты не про себя, а про кого-то другого, – ты можешь усиливать любой артефакт, любое заклинание, любой талант, проявившийся у человека, любую разновидность магической силы, делая её носителя практически неуязвимым, и если об этом кто-то узнает…

Старушка многозначительно замолчала, но и так не трудно было догадаться о том, что произносить вслух она не стала – если об этом кто-то узнает, столь же амбициозный, как мой бывший женишок, проблем не оберёшься. Проверено на личном опыте.

Положив свёрток на порог, я повернулась к бабуне, смерив её тяжёлым взглядом.

– Чего я ещё не знаю, что напрямую касается меня? – уперев руки в бока, спросила я.

– Много чего, – скопировав мою позу один в один, фыркнула та, – например, как обработать тушку куропатки, как сшить распашонку для малышки, как приготовить тот или иной отвар, или… почему, например, у твоей соседки малыш в утробе стал менее активным. Тебе как, вывалить всё сразу, на твою бедную головушку? Или, может, как и прежде выдавать информацию порционно? Уверена, что смогла бы всё нормально переварить и при этом не сойти с ума, если бы я начала рассказывать тебе сходу?

– Нет, не уверена, – пришлось признать, что старушка права: расскажи она мне всё в первую же встречу – одним обмороком я бы не отделалась, запросто могла и умом тронуться.

– Запомни, внучка, торопыги долго не живут, в нашем с тобой случае размеренность – залог успеха и долгожительства, а так же обычного женского счастья, без которого и жизнь не мила.

– Извини, просто столько новостей каждый день узнаю, что голова кругом, – покаялась я, чувствуя себя неуютно, ведь она действительно заботится обо мне, учит уму разуму, а я тут со своими претензиями.

– Да ладно, чего уж, молодая ты ещё, неопытная, многого не знаешь, о ещё большем даже не догадываешься, – растаяла старушка, улыбнувшись. – А Данилке не отказывай, посмотри его жену. Он мастер на все руки, и сруб на колодец тебе в благодарность сделает, и навес на дровянике подлатает. Пока своим мужиком не разживёшься.

– Хватит с меня мужиков, от одного ещё не отошла, – отмахнулась я, – а насчёт этого Данилы… Что я могу сказать его жене, если ничего в этом не понимаю? И уж точно никакой целительской магией не обладаю… по крайней мере пока.

– Да всё там у неё нормально, малец в утробе вырос крупным, места стало мало, вот они и затих перед родами, так обычно и бывает, – разъясняла мне бабуня, – а когда положишь руку на живот, закрой глаза и попробуй внутренним взором увидеть.

– Чего, органы? – ужаснулась я, от одной только мысли, что придётся всё это изучать, стало дурно.

– Проблему, горе моё луковое, если она есть, – рассмеялась бабуня. – Когда у человека всё хорошо, и у тебя на душе будет светло и радостно, а когда проблемы – муторно и горько. Сначала научишься диагностировать, а затем уже и лечением попробуем заняться. А пока… поставь воду греться, доведи её до кипения, положи куропаток в тазик и полей их. И так с любой дичью. Водоплавающих нужно держать в горячей воде подольше, минуты три-четыре, периодически переворачивая с брюшка на спинку, чтобы тушка ошпарилась вся целиком, и под крыльями, кстати, тоже, а этой мелюзге и полминуты нормально будет.

– Зачем? – не поняла я.

– Затем, что дичь нужно ощипать сначала, а после ошпаривания пёрышки будут отделяться с лёгкостью. Или ты думала, что я буду разделывать дедов гостинец?

– И за что мне… такое счастье? – покосившись сначала на рябеньких куропаток, похожих на маленьких курочек, а потом на бабуню, закончила совсем ни тем, чем хотела изначально.

– Ничего, деточка, мы, женщины, сильные – справишься.

– Справлюсь, куда я денусь, выбора-то всё равно нет, – вздохнула я. – Кстати, а если в этом мире есть магия, так может, и волшебные палочки имеются? Махнёшь, например, такой, и у тебя вместо дичи – готовое блюдо, и пол помытый, и пелёнки постираны.

– Сказок что ли насмотрелась в своём мире? – рассмеялась старушка, но всё же ответила. – Палочек нет, но с помощью магии можно и посуду мыть, и дичь ощипывать… – я уже успела обрадоваться, но в бочку с мёдом мне тут же подлили ложку дёгтя, – когда знаешь досконально процесс и можешь воспроизвести его в голове. В общем, учиться всему надо, но если ты захочешь, то сможешь запросто делать и это, и даже что-то более сложное. Времени у тебя много, так что не переживай: маги живут дольше обычных людей, а сильные маги, дольше обычных магов. Сумбурно, но думаю, смысл ты поняла.

– Поняла, – кивнула, принимаясь за работу.

Не скажу, что мне легко далась разделка куропаток, тем более я с детства трепетно относилась к животным, но когда стоит выбор – либо приготовить дичь, поесть и молоко станет более питательным, более полезным для малышки, либо завертеть носом, отказавшись из-за принципов, и оставить ребёнка голодным, любая нормальная мать выберет всё-таки первое.

Пока готовила суп, думала о том, как бы назвать свою кроху. В мыслях было несколько вариантов, но сделать выбор оказалось сложно. Можно назвать Дариной – дарованная судьбой, а можно Златой – пушок на голове моей крохи был как раз золотистого цвета. Мила – тоже интересный вариант, ведь малышка, и правда, очень миленькая… В общем, надо хорошенько подумать, ведь имя даётся один раз и на всю жизнь.

Обедала я уже с полузакрытыми глазами, засыпая буквально на ходу, мечтая лишь о том, что вот сейчас поем, помою тарелку и прилягу хотя бы на минуту. Да, размечталась… Стоило положить ложку в опустевшую тарелку, как моё маленькое сокровища завозилось в люльке, а спустя минуту призывно закряхтела. И всё снова завертелось по кругу – купание, пеленание, кормление… Купала в деревянной лохани, перед этим проверив температуру воды локтем, по совету бабули, а не ладонью.

– Наши ладони постепенно теряют чувствительность, привыкая и к горячему, и к холодному, а вот локоть – другое дело, он как водный термометр, который всегда при тебе. Если твоему локтю комфортно, значит, и нашей детке будет хорошо. А теперь, заверни её в чистую пелёнку и опускай осторожно в воду.

– В пелёнку-то зачем? – удивилась я.

– Чтобы кроха постепенно привыкала к купанию, – терпеливо объясняла она, – если опустишь её в воду без пелёнки, она испугается, вытянется в струнку, начнёт плакать, и последующие купания могут превратиться в настоящий кошмар с воплями и истериками, а так ты создаёшь среду, похожую на ту, которая была в материнской утробе. В подсознание ребёнка ещё остались воспоминания, и он будет воспринимать процесс купания как нечто естественное, и радоваться ему, полюбит воду. Кстати, в следующий раз нужно заварить немного череды, и добавить в воду перед купанием, – вещала она, но увидев мои округлившиеся глаза, поспешила разъяснить, – это травка такая, её семена похожи на рогатую бычью голову. Она оказывает противомикробный и противовоспалительный эффект, как раз то, что нужно, чтобы избежать потнички у ребёнка.