Текст книги "Белорусский предприниматель в обществе и государстве. Историко-социологический анализ"

Изучение кооперации «изнутри» помогает нам сегодня, спустя несколько десятилетий, давать достаточно объективную оценку действиям представителей первой волны тех, кого мы сегодня называем «предпринимателями». Приведенные социологические данные опровергали утверждение о том, что в кооперативы шли «обленившаяся молодежь, стремившаяся к легкой жизни», «бездельники» и «спекулянты». Конечно, высшее образование или работа на ответственной должности сами по себе не являются свидетельством творческой одаренности, интеллекта и высоких моральных качеств. Тем не менее в среднем интеллектуальный уровень и склонность к систематическому труду у таких людей выше; любители легкой наживы не склонны тратить много лет на получение высшего образования. Впечатляет доля руководителей производства и инженерно-технических работников среди организаторов кооперативов. Действительно, кооперативы изначально представлялись как дополнение к соответствующим отраслям государственного предприятия, значит, ими должны были руководить начальники отделов, цехов и т. д. В желании людей уйти в кооперативы просматривались два основных мотива – стремление к самореализации и раскрепощению и стремление повысить свое благосостояние. Никакие преимущества госпредприятий – ни высокие оклады, ни загранкомандировки, свободный график – не превысили в глазах кооператоров главного достоинства их работы – свободно принимать решения и отвечать за них, свободу от сковывающих инициативу правил и подчиненности. Именно такое положение дел развенчивает стереотипы об ИТР как о работниках инертных, в которых убита инициатива и предприимчивость. Своей роли в экономической жизни, перспективам развития кооперативного движения, отношению населения к кооператорам сами кооператоры давали оптимистичные оценки. Наиболее скептически оценивала заслуги кооператоров в производстве и оказании услуг «золотая молодежь» в возрасте до 25 лет. Зато возрастные группы старше 45 лет определили вклад кооперативов выше, чем массив в целом. Возможно, людям старшего возраста важнее было отождествлять себя с общественно полезной деятельностью.

Конечно, с целью извлечь полезные уроки советские экономисты изучали опыт других социалистических стран, в частности Венгрии. Там кооперативное движение прошло четыре этапа. На первом этапе (конец 1940-х – 1950-е гг.) угроза возрождения капитализма определила отношение к мелкотоварному производству как к необходимому и неизбежному «злу», против которого принимаются суровые административные меры и экономический нажим. Результат – резкое сокращение численности мелких товаропроизводителей, дефицит потребительских благ и услуг. падение жизненного уровня. На втором этапе (начало 1960-х – середина 1970-х гг.) постепенно создавались предпосылки для мелкотоварного производства, основанного на индивидуальном труде. Однако «добро», полученное в 1959 г. на июньской Конференции Венгерской социалистической рабочей партии (ВСРП), не нашло поддержки среди руководителей среднего и нижнего звена. Сказывались идеологические стереотипы. Это время пассивного отношения к кооперативной и индивидуально-трудовой деятельности, когда от их услуг в принципе не отказывались, но и серьезных шагов не предпринималось. Третий этап (вторая половина 1970-х – начало 1980-х гг.) характеризовался разнообразием форм общественных отношений, идеологической переориентацией и преодолением взглядов на кооперацию как «угрозу социализму». К этому времени широко распространились нелегальные и полулегальные формы удовлетворения потребностей населения. Они достигли 40,0 % платных услуг, оказываемых государственными учреждениями. И венгерское руководство взяло курс на активную легализацию ИТД. Четвертый этап – начало 1980-х гг. Из документов XII и XIII Съездов ВСРП исчезает упоминание о частной форме собственности, приобретенной своим трудом. Меняется характер выдачи разрешений. До 1 января 1982 г. это делалось по усмотрению местных органов власти, теперь они обязаны выдавать такое разрешение любому желающему. Занятие кооперативной или индивидуальной трудовой деятельностью становится гражданским правом каждого. Целесообразность развития того или иного вида деятельности устанавливает только потребитель, нормой экономической жизни являются конкуренция и предприимчивость. Больше внимания стало уделяться технико-технологическому оснащению кооперативной деятельности и ИТД. Изменилось и общественное мнение: подавляющая часть населения Венгрии стала позитивно относиться к предпринимательской активности[67]67
  Глинкина С. П. Индивидуальная трудовая деятельность (опыт ВНР) // СонИс-1987.-№ 1.-С. 105–113.


[Закрыть]. Хотя в конце 1980-х гг. общеэкономическая ситуация в стране была сложной, инфляция достигла колоссальных размеров. Поэтому цены на продукцию и услуги кооперативов в Венгрии оставались высокими.

В венгерском опыте обратим внимание на следующий момент. Из официальных документов исчезло упоминание о частной форме собственности, приобретенной своим трудом. Но и наемный труд не запрещался. Это называлось интеграцией мелкотоварного производства с социалистическим. Однако в результате действия многочисленных экономических рычагов (существование высокого специального налога, лишение многих льгот из-за наемной силы, более строгая система социального обеспечения), а также в силу мелкоремесленного характера производства, в 1983 г. 89,0 % ремесленников вовсе не нанимали рабочих и лишь 4,0 % имели более одного помощника. В среднем на четырех ремесленников в 1983 г. приходился один наемный рабочий. То есть, необходимо было всячески показать, что имелось дело в основном не с частной, а индивидуально-трудовой деятельностью. Тогда предпринимательская активность, вписываясь в советскую идеологию, получала народное одобрение.

Похожая ситуация сложилась и в Советском Союзе, где кооперативы воспринимались неоднозначно. Во-первых, уж очень глубоко укоренилась в советских гражданах психология подозрительного отношения к предприимчивым деловым людям. Роль целенаправленного формирования в народе неприязни к кооперативам с опорой на «антиценности», которые десятилетиями внушались советскому человеку – категорическое осуждение понятий «коммерсант», «предприимчивость», «хозяин» и т. п. – была очень велика. Во-вторых, сказывался негативный первый опыт, который показал, что под видом кооперативов чаще выступали «ловкачи», наживавшиеся на перепродаже товаров и продуктов, приобретенных в эпоху дефицита в магазинах или «из-под прилавка». Например, в канун Нового года, в ряде городов скупались стеариновые свечи, которые затем продавались в десятки раз дороже. Данное явление, а именно спекуляция, отождествлялось у большинства населения с кооперативным движением, что вызывало негативное отношение к кооператорам. И хотя результаты социологических опросов в целом не подтверждали представления о неприятии кооперации населением страны, тем не менее через СМИ народу внушали, что он кооперацию не принимает. Сам по себе эффект подобной пропаганды не мог быть долгосрочным, но если бы и дальше, уже ссылаясь на «глас народа», удалось еще больше ограничить свободу кооперативного движения, поставить его под власть госчиновников, мафии, «взвинтить» цены на кооппродукцию, то сдвиг общественного мнения был бы не минуем. Во всяком случае, в сравнительно менее образованной части общества. Тогда бы общественное осуждение неизбежно перекинулось бы на новые методы хозяйствования, что привело бы к крайне болезненному удару по перестройке в целом. Проводимые в Советском Союзе социологические исследования показывали, что кооперативное движение способствовало формированию нового слоя, не противопоставляющего себя обществу, в котором развивались ценности хозяина, человека, готового напряженно трудиться, рисковать, нести ответственность за свои решения. Кооператоры времен перестройки – это представители наиболее образованной и самостоятельной части общества, со стажем на руководящей работе, не желавшие сотрудничать с административной системой. Они знали себе цену, предполагали у себя немалые возможности и стремились их реализовать. Им хотелось иметь собственное дело, полезное не только для себя, но и для общества.

Почему же в Советском Союзе кооперация так и не получила должного развития, угаснув с остатками НЭПа в 1930-е гг. и скукожившись в 1990-е гг.? Такая ситуация объяснялась и тем, что, во-первых, значительная часть кооперативов действительно работала не на потребительский рынок, а на государственные предприятия («директорские кооперативы»). Кроме гарантированного снабжения сырьем и оборудованием этому способствовали и существовавшие нормативные акты, побуждавшие, а иногда и прямо требовавшие создавать кооперативы именно при предприятиях. Во-вторых, существовавший у предприятий избыток безналичных денег, от которых они были рады избавиться через дополнительную (кооперативную) продукцию. Эти два обстоятельства реально отрывали кооперативы от потребительского рынка. Кроме того, рост дефицита товаров повседневного спроса совпал с оживлением работы кооперативов. В том числе и этот момент облегчил создание «образа врага». В-третьих, ценности нового предпринимательского слоя противостояли удобному для начальства конгломерату из потерявших реальное содержание идеологических штампов и развивающегося под их прикрытием иждивенческого сознания. Разумеется, такими людьми легче управлять прежними методами. А людьми с ценностями свободного и ответственного производителя подобным образом управлять сложно. В этом и заключалась основная опасность «нового социального слоя» под названием «предприниматель». В-четвертых, факторы идеологического характера продолжали оказывать (и до сих пор это делают) большое влияние на формирование общественного мнения по отношению к кооперативным предприятиям и кооперативному движению, их роли в развитии отечественной экономики. Истоки идеологической заморозки идей кооперации следует искать в 1920-х гг. Работу В. И. Ленина «О кооперации», написанную 4–6 января 1923 г., его приемники опубликовали только в конце мая. В этой статье Ленин, критиковавший до Октябрьской революции ограниченность «кооперативного социализма», представил разработки положения о социализме как обществе «цивилизованных кооператоров». А перед этим в партийные организации на местах было разослано письмо Политбюро о том, как надо относиться к ленинскому наследию конца 1922 – начала 1923 г. В письме утверждалось, что статья «О кооперации» написана больным человеком, и лишь тогда она была опубликована незначительным тиражом. Так, неприятие кооперации как особой формы организации труда стало результатом в том числе и незнания ее истинной сути.

В бывших республиках Советского Союза кооперация сопровождалась негативными явлениями, как экономического, так и социального характера (о них мы уже писали выше), что также отрицательно повлияло на ее «имидж». Легализацию кооперации и ИТД в СССР представляли как движение от неорганизованных и полулегальных форм применения труда к современным, культурным, включенным в единую систему организации. Данное решение рассматривалось как смелый и решительный шаг вперед, однако оно имело преходящий характер. Кооперация так и не была реабилитирована как постоянная форма хозяйственных отношений. Введение в перестроечную экономику рыночных, в том числе и кооперативных элементов продолжало носить вынужденный характер, а сохранение административно-командных – принципиальный и стратегический. Сами кооператоры и представители органов власти, регулировавшие кооперативную деятельность, главным препятствием на пути развития кооперативного движения считали не неприязнь населения, а саму экономическую систему, отторгавшую независимое предпринимательство. Видя в государственном принуждении к труду более совершенную форму организации труда, чем кооперация, противники кооперации ставили трудовую повинность, политическое принуждение к труду выше, чем экономические методы стимулирования производственной деятельности. Однако кооперация как форма организации труда и управления производством наиболее соответствует психологии хозяйственного творчества, социальным потребностям человека. Вывод напрашивается один – под воздействием именно «перестроечной» государственной политики складывалось неприятие населением кооперативов. Ведь развитие кооперативного движения привело к расшатыванию советской системы ценообразования, централизованного материально-технического снабжения и т. п. Кроме того, между государственным хозяйством и кооперацией возникла конкуренция за трудовые ресурсы, в которой кооперация выигрывала. В Беларуси «закат» советского кооперативного движения ознаменовал переход к новым формам и способам экономической реализации частной хозяйственной инициативы вместе с обретением республикой независимости.

Глава 2
Личность предпринимателя

2.1. Личность предпринимателя на Западе: от экономической выгоды к социальной ответственности

Предприниматель является катализатором перемен. Он никогда не живет прошлым, лишь иногда – настоящим и практически всегда – будущим.

Майкл Э. Гербер

Знания и профессиональные навыки предпринимателя определяют результативность деятельности, уровень благосостояния и степень социальной защищенности как его самого, так и других вовлеченных в данный процесс участников. Это обстоятельство актуализирует постоянную необходимость комплексного исследования роли и возможностей предпринимательства в качестве стратегического фактора развития производства. Данный подход обусловливает важность изучения феномена предпринимательства в контексте не только экономических и политических, но и социокультурных перемен в деятельности общества, а также соответствующих изменений в массовой и научной формах сознания. В XVII–XVIII вв., когда в Западной Европе начал складываться тип рыночных отношений, адекватный индустриальному производству, характеризующемуся рациональностью и высокой эффективностью хозяйства, возникла необходимость в определенном типе людей, выполняющих инновационную функцию, т. е. предпринимателей.

Со Средних веков в научном сознании западного общества усиливается исследовательский интерес к характеристикам личности предпринимателя. Но неопределенность многих понятий из сферы предпринимательской деятельности как новой формы хозяйствования не позволяла давать точный и исчерпывающий портрет предпринимательства как социально-экономического феномена. Так, к крупным средневековым предпринимателям относились лица, выполнявшие подряды на строительство государственных и культурных учреждений. Откуп налоговых сборов – другого рода крупный предпринимательский подряд. Фигуры средневекового предпринимательства форматом поменьше – это в основном ремесленники, торговцы, авантюристы и первые биржевые спекулянты. С нынешней точки зрения этих людей сложно отнести к «чистому» предпринимательскому типу. Если говорить о средневековой экономике, то предпринимательство не играло в ней той роли, которую оно выполняет в современном мире. Базовые потребности большей части населения удовлетворялись в условиях натурального хозяйства. Что касается высших слоев общества, то предметы роскоши им поставляли крупные купцы, которые, достигнув финансового благополучия, часто оставляли хозяйственное поприще. Процесс обогащения в то время еще не стал системной предпринимательской практикой.

По мере достижения институциональной стабильности и юридической защищенности западное предпринимательство все более специализировалось и одновременно обретало цивилизованный облик, что, в свою очередь, способствовало активному изучению теоретической и практической сторон предпринимательской деятельности многими классиками социально-экономической мысли. Одно из первых научных определений предпринимателя принадлежит ирландскому банкиру и купцу Ричарду Кантильону (Richard Cantillon, 1680–1734), который в своей единственной книге «Очерк об общей природе торговли», опубликованной на французском языке в Лондоне в 1755 г. (до этого времени материалы существовали только в рукописном варианте), определял его как хозяйствующего субъекта, добровольно принимающего на себя обязанность несения различных рисков в процессе экономической деятельности. Р. Кантильон сформулировал тезис, согласно которому расхождения между спросом и предложением на рынке дают возможность отдельным субъектам рыночных отношений (фр. entrepreneur – посредник) покупать товары дешевле и продавать их дороже. Р. Кантильон считал землю основным источником богатства, признавал (как впоследствии и Φ. Кенэ) важную роль земельных собственников в обеспечении доходов населения, пытался решить проблему реализации общественного продукта. И Кантильон, и Кенэ отождествляли прибавочную стоимость с земельной рентой. По мнению Кантильона, предприниматель может быть торговцем или землевладельцем, но в равной степени он может быть и капиталистом, использующим чужой труд; во всех случаях, однако, предпринимательская роль остается непосредственно за тем, кто принимает решения в условиях неопределенности[68]68
  См.: Дроздов В. В. Франсуа Кенэ. – М.: Экономика, 1988. – 126 с.


[Закрыть].

Можно ли здесь говорить о некоей ответственности постсредневекового или раннебуржуазного предпринимателя? На наш взгляд, да. Аристотель считал ответственность одним из проявлений свободы, а свободу – одним из условий ответственности: человек вправе принимать решения и совершать действия согласно своим мнениям и предпочтениям, но он должен отвечать за их последствия и не может перекладывать вину за негативные результаты своих решений и действий на других. У раннебуржуазного предпринимателя была ответственность перед партнерами, однако существовала проблема в долженствовании ответа за свои поступки. Торговцы, авантюристы и первые биржевые спекулянты тому пример.

Эту точку зрения разделял и другой известный экономист – шотландский политэконом Адам Смит (Adam Smith, 1723–1790). Он определял предпринимателя как собственника капитала, который ради реализации какой-то коммерческой идеи и получения прибыли идет на экономический риск. На наш взгляд, это ответственность уже и перед государством, поскольку экономические риски бывают и внутренние и внешние. В определении А. Смита содержатся три основные составляющие деятельности предпринимателя: прибыль – как цель деятельности, коммерческая идея – как способ ее достижения, риск – как неизбежное негативное условие всего процесса. В своей фундаментальной работе «Исследование о природе и причинах богатства народов» (1776) Адам Смит определил человека как автономного индивида, движимого двумя мотивами – своекорыстным интересом и склонностью к обмену. А. Смит ратовал за свободное перемещение экономических сил (фактор, без которого предпринимательство было бы серьезно ограничено), которое обеспечивает достижение благосостояния человека и общества.

Талантливый финансист и один из богатейших людей своего времени в Англии, последователь и одновременно оппонент Адама Смита, экономист Давид Рикардо (David Ricardo, 1772–1823) считал, что «экономический человек» – это лицо, наделенное эгоизмом и стремящееся ко все большему накоплению богатства. Ему чужды такие качества, как нравственность, культурные ценности. Можно сказать, что Д. Рикардо в чем-то следовал средневековой католической теологии, которая утверждала, что «делание денег» подлежит моральному осуждению, поэтому ему сложно было устанавливать стандарты нравственной мотивации поведения «экономического человека»[69]69
  См.: People [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.peoples.ru/science/economy. – Дата доступа: 05.04.2010.


[Закрыть]. Д. Рикардо утверждал, что ценность продуктов определяется количеством труда, необходимого для их производства, и разработал теорию распределения, объясняющую, как эта ценность разделяется между различными классами общества. Мы усматриваем в этом первое научное обоснование зависимости эффективности хозяйственной деятельности не от первоначальной величины капитала и не от предзаданных условий той или иной сферы деятельности, а в первую очередь от степени трудовой активности производящего субъекта, от его персонального вклада в сам процесс производства продуктов.

И поскольку во главу угла ставится категория труда, то тем самым актуализируется тема социальной справедливости в распределении благ для наиболее активной части населения, куда входят и предприниматели. Вообще история естественноправовых идей чрезвычайно богата и не поддается осмыслению в кратком экскурсе. Необходимо отметить динамику ключевых идей раннебуржуазных юридических и политических представлений о социальной ответственности. Так, если у античных авторов принцип естественного права выводился из закона, который служит гарантией справедливости, то в Новое время естественное право, например, для Спинозы – то же самое, что естественная сила, и каждая вещь имеет столько права, сколько в ней заключается естественных сил. То же касается человека, который благодаря «праву», данному природой, может нарушить договор, если имеет для этого достаточно сил. Очевидно, что принцип естественного права оправдывает справедливость силы, но силы, ограниченной разумом и разумными законами. Долгое время носителем ответственности в человеческих сообществах была в основном элитная часть общества – жрецы, военачальники, монархи. По мере увеличения населения ответственность начинает выступать основным условием социального взаимодействия между индивидами. Итак, справедливость во времена становления раннекапиталистических отношений связывается с силой, распределением власти. Поэтому буржуазные мыслители были озабочены тем, как осуществить разделение власти, перенести ответственность с монархических структур на парламентские формы.

Основатель экономической школы физиократов французский экономист Франсуа Кенэ (Franois Quesnay, 1694–1774) рассматривал экономическую жизнь как естественный процесс, имеющий свои внутренние закономерности. Во главе государства Кенэ ставит незыблемую абсолютную власть, которая, по его мнению, одна может осуществить и сохранить порядок, основанный на свободном преследовании разумного интереса; только абсолютный монарх не заражен личным интересом, только он один может дать народу познание естественных законов, быть его верховным жрецом, по сути, ничего не делая. Ф. Кенэ был настолько тверд в своих убеждениях, что не скрывал их и всегда отстаивал. Известен анекдот о его беседе с наследником престола об обязанностях монарха. Дофин утверждал, что эти обязанности очень обременительны. Кенэ с ним не соглашался. Тогда дофин спросил: «А что бы вы делали, если бы вы были королем?» Мудрый Кенэ ответил: «Я не делал бы ничего»[70]70
  Дроздов В. В. Франсуа Кенэ. – С. 36.


[Закрыть].

В основу общественной организации Кенэ кладет разделение общества на три класса: производительный класс, состоящий из земледельцев и создающий чистый доход, за счет которого содержатся все классы; класс «бесплодный», не создающий ничего нового, а только перерабатывающий добытое первым классом в другую форму, более пригодную для удовлетворения потребностей; класс собственников, ничего не создающий и не перерабатывающий, а только пользующийся чистым доходом[71]71
  См.: Кенэ Ф. Избранные экономические произведения: пер. с фр. – М.: Соцэкгиз, 1960.-551с.


[Закрыть]. В рамках данной классификации Кенэ не различал предпринимателей и наемных рабочих. Это нашло свое выражение в том, что лидер физиократов счел возможным утверждать, что все представители «бесплодного» класса, в том числе предприниматели, получают заработную плату (по сути – получают вознаграждение за «адаптивный» труд).

Французский экономист и государственный деятель Анн Робер Жак Тюрго (Anne Robert Jacques Turgot, baron de lAulne, 1727–1781), как и Φ. Кенэ, полагал, что заработную плату получают предприниматели и в земледелии, и в промышленности как вознаграждение за свой труд. Но если Кенэ сводил весь доход предпринимателя-капиталиста к зарплате, то Тюрго увидел в этом доходе прибыль, заключающую в себе вознаграждение за заботы, труд, искусство и риск предпринимателя, а также процент на вложенный капитал[72]72
  См.: Захер Я. М. Тюрго. – М.: Госиздат, б. г. – 76 с; Тюрго Анн Роббер Жак. Избранные экономические произведения. – М.: Соцэкгиз, 1961. – 198 с.


[Закрыть].

Мы это можем интерпретировать следующим образом. Кенэ предложил «линейную» модель объяснения вознаграждения предпринимателя, когда больший (повседневный, ординарный) труд приносит пропорционально большую заработную плату. Эта модель, по сути, не отличается от обычной системы наемного труда: есть фиксированная выработка – есть условленная зарплата. Если выдаешь две нормы выработки – получаешь удвоенное вознаграждение. Тюрго же сделал шаг вперед. И это был шаг в направлении качественного преобразования модели: от «линейной» к «экспоненциальной». Ее суть в том, что каждое приращение «в заботе, труде, искусстве и риске…» предпринимателя обусловливает «геометрически пропорциональное» увеличение вознаграждения за предпринятые усилия. И это представляется социально справедливым. Наемный рабочий у станка, сделавший две нормы, рискует лишь тем, что может недополучить от работодателя пропорционально соответствующее вознаграждение. Но он не вкладывает в производство свои денежные средства. Предприниматель, который рискнул и произвел в два раза больше продукта, чем смог потребить рынок, может не только ничего не заработать (с учетом уже понесенных издержек), но даже и «уйти в минус». В своей классически изначальной форме эта «плата за риск» была сформулирована еще А. Смитом (в «Исследовании о природе и причинах богатства народов»), который говорил, что «в профессии, в которой на одного удачника приходится 20 терпящих неудачу, этот один должен выиграть все то, что должны были бы получить все 20 неудачников». Это так, но в чем же отличия в трактовках Тюрго и Смита? Смит трактовал «рисковое качество» сферы деятельности как объективно сложившуюся «заданность». Есть правила игры. Они вот такие. Да, риск! Принимаешь правила – принимаешь как желаемые бонусы, так и возможные последствия. Это игра схожа с моментальной лотереей. Вытянул «счастливый билетик» – получи вознаграждение! Нет – не обижайся, знал, на что шел. А у Тюрго, в отличие от Смита, просматривается постепенное возвышение роли субъекта не только в выборе условий, но и в степени влияния на сами эти условия.

В XVII–XVIII вв. в Западной Европе и Северной Америке начал складываться тип рыночных отношений развитой формы, который был адекватен индустриальному производству, характеризующемуся рациональностью и высокой эффективностью хозяйства. По всем канонам его следует называть рациональным («цивилизованным») рынком. Установка на простое «купи-продай» – это еще не рациональное рыночное хозяйство; рациональное рыночное хозяйство есть нечто гораздо более сложное и трудное. Кроме рыночных структур здесь необходим определенный тип людей, так называемая критическая масса предпринимателей, выполняющих инновационную функцию. Огромное значение в данном случае имеют традиции, ценности, привычки людей, их жизненный этос, т. е. исторически сформировавшиеся характеристики людей.

Первым документом «духа капитализма» или «капиталистической культуры» являются «Советы молодому торговцу» (1748) идеолога североамериканского капитализма Бенджамина Франклина (Benjamin Franklin, 1706–1790). В его известных тезисах «время – деньги», «кредит – деньги», «деньги по природе своей плодоносны и способны порождать новые деньги» обнаруживаются черты «американского образа жизни». Капитализм – это «философия скупости», «культ наживы и потребительства», «корысть и стяжательство». По мнению авторов этих эпитетов, они изобличают тлетворность капиталистического духа, которому соответствует античеловеческая формула «из человека делаются деньги».

Проповедь Б. Франклина действительно выражает не просто свод правил житейского поведения, которым можно не следовать и это не рассматривается как нарушение морального долга. В ней излагается определенная этическая система, запечатлевающая идеал Америки – «кредитоспособный добропорядочный человек, долг которого рассматривать приумножение своего капитала как самоцель»[73]73
  Вебер M. Избранные произведения: пер. с нем. – М.: Прогресс, 1990. -С. 73.


[Закрыть]. М. Вебер, сравнивая учение Б. Франклина с другими суждениями о предпринимательстве и капитале, показал, что речь идет не о персональном избытке предпринимательской энергии, а об этически окрашенной норме, которая регулирует уклад жизни. Не «я буду зарабатывать и умножать деньги, и все равно, что об этом думают другие», но «зарабатывание денег – мой долг, в этом – моя добродетель и источник моей гордости и уважения ко мне со стороны сограждан» – примерно так отличается этически индифферентное стремление к богатству, которое часто встречается в любой культурной среде, от свойственного капиталистическому этосу понимания накопления богатства как долга.

Классик французской экономической мысли Жан-Батист Сэй (Jean-Baptiste Say, 1767–1832) писал: «Современная Англия обязана своими несметными богатствами не столько своим ученым, хотя она насчитывает у себя многих весьма выдающихся деятелей этого рода, сколько замечательному таланту своих предпринимателей в практическом деле производства»[74]74
  Марков И. Г. Ж.-Б. Сэй: его жизнь, деятельность и учение. – М.; Л.: Московский рабочий, 1929. – С. 90.


[Закрыть]. Предприниматель, т. е. «лицо, которое берется на свой счет и риск и в свою пользу произвести какой-нибудь продукт»[75]75
  Там же. – С. 88.


[Закрыть], становится у Сэя центральной фигурой хозяйственного и промышленного прогресса. Предприниматель – это всегда активный, образованный и «смелый деловой человек»[76]76
  Там же.


[Закрыть], умеющий налаживать производство, использовать новые изобретения, расширять рынки и приобретать все новые богатства. Во втором издании «Трактата политической экономии, или Простого изложения способа, которым образуются, распределяются и потребляются богатства» Сэй делает акцент на важности фигуры предпринимателя. «Значительное влияние на распределение богатств оказывает способность индустриальных предпринимателей. В одной и той же отрасли промышленности предприниматель умный, деятельный, человек знаний и порядка, приобретает богатство, между тем как другой, не одаренный такими качествами или натолкнувшийся на слишком неблагоприятные обстоятельства, разоряется»[77]77
  Там же. – С. 87.


[Закрыть].

Кстати, спустя почти 100 лет после выхода в свет «Трактата политической экономии…» Сэя Йозеф Алоиз Шумпетер (Joseph Alois Schumpeter, 1883–1950), крупнейший австрийский и американский экономист XX в., социолог и историк экономической мысли, воссоздал культ предпринимателя. В его книге «Теория хозяйственного развития» предприниматель выводится как основной двигатель экономического развития и хозяйственного процесса[78]78
  См.: Шумпетер И. Теория экономического развития (исследование предпринимательской прибыли, капитала, кредита, процента и цикла конъюнктуры). – М.: Прогресс, 1982.-454 с.


[Закрыть]. Причем Шумпетер нигде не оговаривается и не указывает, что его предприниматель является реконструированным предпринимателем Ж.-Б. Сэя.

Выдающийся немецкий философ, экономист, политический журналист и общественный деятель Карл Генрих Маркс (Karl Heinrich Marx, 1818–1883) сконцентрировал свои усилия на разработке социально-экономических и политических проблем. Его теория эксплуатации, основанная на том, что весь доход естественным образом и по справедливости принадлежит рабочим, до сих пор считается одной из влиятельных экономических теорий. Правда, в исследованиях К. Маркса просматривается нарастание интереса именно к организационно-творческим компонентам предпринимательства и вообще к условиям массового и непрерывного социального творчества. Однако в политической и идейной борьбе XIX – начала XX в. и в дальнейшем первостепенное значение получили злободневные выводы о сугубо капиталистической, частнособственнической эксплуататорской природе предпринимательства. Впоследствии такая акцентировка была «канонизирована».